Северус Снейп презирал свой пост директора почти каждый день, и сегодняшний — не был исключением. За все годы преподавания он ни разу не задумывался о том, что в конечном итоге займет место Дамблдора — он всегда думал, что Минерва с ее раздутым чувством справедливости и самодовольства будет идеальной заменой, когда Дамблдор наконец упадет замертво.

Но занял это место Северус, и самое худшее было, что он директор сотни гормонально отсталых тупиц. Он даже больше не мог преподавать. Если бы кто-то сказал Северусу Снейпу, что ему будет не хватать обучения идиотов, бегающих по этому месту, он бы нахмурился и быстро изобрел какое-нибудь полезное заклинание, чтобы превратить мерзавца в гигантского червяка. Затем выжал бы зеленую слизь из упомянутого червяка и использовал бы ее для чего-нибудь полезного, например, для рябинового отвара.

Но, увы, это было не так. Он вызвал своего господина, и всё потому, что дочь Темного Лорда, очевидно, узнала о предстоящей пирушке. Темный Лорд подумал, что это неплохая идея…

Северус раздраженно покачал головой.

Иногда он вправду ненавидел людей.

Во вспышке зеленого пламени Темный Лорд вошел в кабинет директора, выглядя безупречно, но раздраженный тем, что его вызвали.

— Надеюсь, это важно, Северус, — Темный Лорд недовольно зашипел.

— Смотря, что для вас «важно», милорд, — Северус бесстрастно протянул, даже не вздрогнув, когда глаза его Лорда вспыхнули красным от такой наглости.

— Возможно, я был неосмотрителен, Северус? Сколько времени прошло с тех пор, как я как следует использовал на тебе «круцио»?

Это заставило Северуса слегка ухмыльнуться.

— В последний раз после того, как вы вернулись, милорд, и поняли, что с вашей дочерью обращались не так почтительно, как она того заслуживала.

Волдеморт сел в кресло напротив директорского стола и бросил суровый взгляд на своего верного последователя.

— Ты наказываешь меня, Северус?

— Я бы ни за что не признался в этом, милорд. С другой стороны… ваша дочь, кажется, чем-то расстроена. Младший мистер Малфой получил письмо, и я только предполагаю, что оно было от Люциуса — возможно, о предстоящей пирушке? Я уверен, что Гермиона чувствует себя немного, скажем так… — Северус махнул рукой в воздухе, как будто отмахивался от чего-то незначительного.

Глаза Волдеморта сердито уставились на Северуса.

— И что же она сделала? Подожгла Большой зал?

Это заставило Северуса почти улыбнуться, из-за чего Волдеморт посмотрел на своего последователя в шоке.

— Без палочковая безмолвная магия сожгла письмо Драко. Я могу добавить лишь то, что это было довольно впечатляюще.

Сложив руки на груди, Волдеморт ухмыльнулся.

— Она очень сильная… особенно когда злится.

— Может быть, вы решите пригласить ее на эти выходные? Полагаю, зная Гермиону, она удивится тому, почему вы не поделились с ней своими планами.

Откинув голову назад, Темный Лорд издал стон, и глаза Северуса вспыхнули от разочарования его Лорда.

— Быть отцом труднее, чем я себе представлял. Я скучаю по тем дням, когда я мог просто убивать и пытать, не беспокоясь о чувствах моей дочери, — Темный Лорд прошипел слово «чувствах» так, будто он встретил незнакомца с неизлечимой Драконьей оспой — отвращение лилось через край.

— Не уверен, что я лучше всех подхожу для такого разговора, милорд. Я ненавижу детей. Это недисциплинированные негодяи, которые тратят мое время, жалуясь на самые непрестанные и нелепые вещи. Жаль, что нет какого-то одеяла «империус», которое можно было бы накрыть весь Хогвартс. Это сделало бы мою работу более терпимой.

Волдеморт усмехнулся Северусу, зная, что тот, по крайней мере, отчасти серьезен в своих предположениях.

— Значит, моя дочь?

— По-видимому, у нее что-то похожее на истерику, если взгляд, который она послала мне сегодня утром, был каким-то признаком. Я счел благоразумным связаться с вами, поскольку я предпочту столкнуться с «круцио», чем с тем, что она могла бы придумать в своем коварном маленьком уме.

Услышав это, Волдеморт громко рассмеялся.

— Возможно, ты и прав. Когда мы разговаривали в последний раз, я дал понять, что включу ее в свои планы.

— Пока мы говорим, у нее урок зельеварения. Может, мне послать за ней, чтобы она пришла сюда?

Волдеморт махнул рукой в знак согласия, поэтому Северус взял кусок пергамента, написал послание и бросил «лакус статим», отправив профессору Слизнорту. Пергамент исчез, и через десять минут раздался стук в дверь.

— Войдите, — протянул Северус, наблюдая, как Гермиона открыла дверь, ее глаза расширились, когда она увидела своего отца, сидящего здесь, выглядящего одновременно раздраженным и удивленным своей дочерью.

— Входи, моя дорогая, — Волдеморт махнул рукой, чтобы дверь закрылась, когда Гермиона нерешительно вошла в кабинет.

— Это было быстро, — Гермиона старалась не говорить раздраженно, но судя по мрачным взглядам Северуса и ее отца, она не совсем справилась с этим.

— Сядь, — прошипел Волдеморт своей дочери и жестом велел Северусу выйти из комнаты.

После того как директор ушел, Гермиона и ее отец несколько мгновений смотрели друг на друга, пока Волдеморт не вздохнул и раздраженно не ущипнул себя за переносицу.

— Говори, дочь. У тебя явно что-то на уме, если Северус из всех людей счел необходимым вызвать меня сюда.

Гермиона раздраженно скрестила руки на груди.

— Вы обещали мне, что будете держать меня в курсе ваших планов, и всё же я услышала от мамы, что вы устраиваете пирушку в эти выходные?

Волдеморт зашипел в отчаянии.

— Да, это так, и я не стану оскорблять твой интеллект, объясняя почему. Однако я скажу тебе то же самое, что и твоей матери. Я не очень хороший волшебник и никогда им не стану. То, что случилось с тобой, непростительно. Если бы я не забыл твоих маггловских опекунов. Я мог бы убить их за то, что они не позаботились о тебе должным образом.

Гермиона встала, ее волосы потрескивали от гнева, заставляя Волдеморта внутренне усмехнуться демонстрации силы его дочери.

Она не боялась.

— Эти двое были единственными людьми в моей жизни, которым было не наплевать на меня в течение многих лет! — руки Гермионы сжались по бокам, когда ее магия мощно излучалась вокруг нее.

— Ты думаешь, что мне на тебя наплевать? — голос Волдеморта был опасно низким, когда он посмотрел на свою дочь глазами, пылающими красным от эмоций.

Она тут же немного сдулась, посмотрела на отца и покачала головой.

— Я не то имела в виду, отец. Я знаю, что вы любите… по-своему.

— Ты расстроена из-за своей матери и, как следствие, злишься на меня.

Ее глаза расширились от удивления, когда отец сделал точный вывод.

Да, она злилась.

Злилась на сложившуюся ситуацию и не знала, как ее исправить.

Усевшись на стул, Гермиона бросила на отца взгляд, которого он ни разу не видел у нее — это был страх?

От этой мысли ему стало не по себе.

— Да, я злюсь, но и боюсь тоже. Я не хочу потерять маму, особенно когда она только что вернулась. И как я должна относиться ко всему этому?

Волдеморт вздохнул и наклонился вперед, глядя на свою дочь, которая пыталась взять под контроль свои эмоции.

— Гермиона, я не знаю, что тебе сказать по этому поводу. Но я вижу, что и Марлин, и я были неосторожны, надо было сесть и обсудить это с вами сразу, как только мне стало известно. Однако я должен поблагодарить тебя, — при этих словах ее глаза удивленно расширились, — твоя мать, скорее всего, не сказала бы мне, если бы не рассказала тебе о своем положении. Я оказал Марлин медвежью услугу, причем неосознанно. Как ты знаешь, мы с твоей матерью пара, и я сам это обнаружил уже после того, как сделал свои крестражи. Я знаю, что Марлин поделилась с тобой о раскаянии, и она права в своем предположении, что мой выбор не оставил этой эмоций в моей жизни. Я сожалею об этом… но немного иначе. Ты и твоя мать очень важны для меня. Мой гнев на трудности, с которыми ты столкнулась, связан с моим чувством ответственности, когда дело касается тебя. Ты моя дочь — моя наследница, — если я не отомщу за те обиды, которые навечно нанесены тебе, как я могу обеспечить твою безопасность от тех, кто может попытаться причинить тебе вред? Или даже попытаться использовать тебя, чтобы добраться до меня?

— Тогда почему бы вам не сказать мне? Почему бы не предоставить мне выбор? Вы даже не спросили меня, хочу ли я присутствовать на этих пирушках! Вы хотели сделать этот выбор за меня! Я не какая-нибудь увядающая фиалка, которую нужно защищать от зла этого мира! Я видела всё, отец! Я столкнулась с ненавистниками и мучителями и поднялась дальше! Почему вы ищите для меня убежище? Я этого не хотела и не просила! Неужели вы мне не доверяете?

Гермиона почувствовала, как к глазам подступают слезы, но мужественно сдержала их.

— Ты не доверяешь мне, дочь моя?

Гермиона отшатнулась в шоке, как будто ее ударили.

— Я… что?

Волдеморт усмехнулся собственной плоти и крови.

— Ты, мое дорогое дитя, думаешь, что я не знаю, как работает твой блестящий ум — всегда планировать на десять шагов вперед. Неужели ты всерьез думаешь, что я не знаю о Дарах Смерти? Неужели ты думала, что мне не приходило в голову, что ты убила Альбуса Дамблдора из-за определенной цели? Неужели я так мало значу в твоих глазах, что считаешь, будто я не знаю значения этого кольца на твоем пальце?

Лицо Гермионы побледнело от шока, когда она посмотрела на отца и увидела правду в его словах.

— Почему вы ничего не сказали?

Волдеморт усмехнулся, наслаждаясь выражением шока на лице своего собственного ребенка.

— Потому что мне было очень любопытно, что ты задумала. Я хотел посмотреть, сможешь ли ты найти их всех. Я полагаю, у тебя нет мантии, но рискну предположить — ты знаешь, где она, — или, по крайней мере, у кого она может быть?

Она ошеломленно кивнула, а отец лишь улыбнулся, заметив ее смущение.

— Ну, я подозреваю, что каковы бы ни были твои первоначальные мотивы или обстоятельства — они изменились, не так ли?

Она снова кивнула, слишком ошеломленная, чтобы говорить.

Волдеморт встал, подошел к дочери и легонько поцеловал ее в макушку.

— Я ожидаю, что ты придешь в субботу с Драко, — подняв ее лицо так, чтобы мог заглянуть ей в глаза, он строго посмотрел на свою дочь. — Если бы ты была кем-то другим, я бы никогда не позволил себе таких уступок и действовал бы соответственно. Но ты моя дочь, Гермиона… плоть от плоти моей. Ты дала мне свою преданность, и я ценю тебя превыше всех остальных. Помнишь наш первый разговор о доверии и верности?

Она кивнула.

— Вы сказали мне, что верность — это трудное понятие, но доверие еще более редкое и ценное.

— А ты помнишь, что сказала в ответ?

— Преданность трудно найти, а доверие легко потерять.

Волдеморт кивнул.

— Ты также сказала, что «действия говорят громче слов».

— Так и есть.

— И что же, по-твоему, показали мне твои действия, моя дорогая?

Гермиона опустила голову, и слеза скатилась по ее щеке, но отец снова поднял ее голову, когда она посмотрела ему в глаза… глаза, которые сейчас были не красными, а темно-зелеными, как лес.

— Что я недостаточно доверяю вам и не честна с вами.

— Да, и это отчасти моя вина. Если бы ты не была так поглощена самосохранением в течение стольких лет, у нас бы не было этого разговора. Как я могу винить тебя за то, что я частично ответственен, и как я могу, как отец, ругать тебя за черты, которые я извлек из этих последних лет? Может быть, я и темный волшебник, но мне хотелось бы думать, что я не лицемер, по крайней мере, когда речь заходит о тебе.

Гермиона рассмеялась и встала, крепко обняв отца. К его чести, он позволил себе эту уступку, нежно обняв ее и вернув ей любовь, пусть даже ненадолго.

— Увидимся в субботу.

— Конечно, отец, и спасибо, что пришли поговорить со мной.

— Не за что, Гермиона.

Темный Лорд ушел тем же путем, что и пришел, и Гермиона осталась поражена тем, каким слизеринцем на самом деле был ее отец.