Странный сон заставляет резко открыть глаза. Еще более странно то, что я моментально забываю, что мне снилось. Оглядываю комнату, которую вижу первый раз. Не помню, как оказалась в кровати. Но точно помню, что отрубилась на полу в гостиной. В попытке сделать Зейну приятное. Ртом.

— Черт, — протяжно стону я и накрываю лицо подушкой, — Когда я успела стать такой жалкой?

Слышу скрип двери и тихие шаги.

— Держи, — говорит Зейн, заметив, что я не сплю.

Поворачиваюсь на звук голоса. Надеюсь, он не предлагает завершить то, что мне не удалось вечером. Я не чувствую себя плохо (если не относить к этому безграничный стыд), но испытываю невероятную жажду. Пить — это буквально все, что мне нужно от жизни.

Зейн знает об этом. В руках парня стакан, наполненный водой. Хватаю его, выпиваю до дна и вытираю губы.

— Я хотела показать тебе... — начинаю я, заметив его укоризненный взгляд.

Не могу подобрать слов и глубоко вздыхаю. Сомневаюсь, что смогу объяснить.

— Не знаю, что на меня нашло.

— Я понял, что ты хотела показать, — говорит он, — Но прежде, чем сделать это еще раз, поинтересуйся насколько сильно тебя может вынести. Иногда травка — это не просто травка.

— Спасибо, что напомнил о том, что следующего раза не избежать.

— Это проблема? — спокойно интересуется он, приподняв бровь.

— Нет! — отвечаю я с наигранным равнодушием, — Ты взрослый человек и можешь делать, что угодно. Я не твоя мамочка. Хочешь убивать себя — вперед!

Он молчит и смотрит в окно, занимающее половину стены. Только сейчас замечаю, какой отсюда открывается вид. Абсолютно пустое побережье, усыпанное ярко-желтым песком. Ни души. Не верю, что это возможно в разгар лета.

— Мы будто одни во Вселенной, — тихо говорю я.

— Слишком высокий берег. На пляж можно попасть только по дороге, ведущей к дому. Туристы о ней не знают. Местные бывают здесь только в сбор оливок, не считая двух рыбаков. Они приезжают до рассвета, чтобы развезти улов к открытию рынка.

— Романтично, — говорю я, и Зейн оборачивается.

Перестаю дышать, когда он подходит ко мне и берет за подбородок, заставляя встретиться взглядом.

— Знаю, тебе это неприятно, — говорит он, глядя меня прямо в глаза, — Я не готов расстаться со своими привычками. Но очень стараюсь, чтобы это случилось как можно скорее. Можешь выложить все претензии. Прямо сейчас. Это лучше, чем держать их при себе и совершать необдуманные поступки, о которых будешь жалеть.

— Начинать день с претензий — это так похоже на нас, — резко отвечаю я.

— И все же...

— Чего тебе не хватает, Зейн? Разве не видишь, что это разрушает тебя?

— Есть вещи, которые я не могу просто выключить при помощи долбаной кнопки, Хейли!

— Ты тянешь себя вниз, — настаиваю я, — Почему?

Некоторое время он молчит. В его глаза сомнение. Словно он хочет что-то сказать, но не может сделать шаг к откровению.

— Они видят меня сильным, как думаешь? — внезапно интересуется он, — Каким ты видела меня, когда мы встретились?

— Равнодушным. Высокомерным. Не способным думать ни о чем другом, кроме тусовок с полуголыми девушками. И да, я видела тебя сильным. Но это была не та сила, которую я хотела бы видеть. Безразличие — вот что было написано на твоем лице!

— Знаешь, почему я перестал выходить на сцену? Когда я был в группе, на меня смотрели миллионы глаз, и они ждали одного — безупречности. Они хотели харизматичного парня, который никогда не ломается. Но я был сломлен. Моя жизнь казалась мне полем битвы, где я нес поражение каждый день. Притворялся, что все хорошо. Я улыбался под объективы камер, улыбался на гребаных концертах, презентациях и интервью, пока внутри меня разрасталась тревога. Сначала я не понимал, что это значит. Потом – стало поздно. Я не хотел видеть людей. Я не мог их видеть. Каждая секунда жизни сопровождалась необъяснимым ощущением опасности, и оно нарастало до тех пор, пока я окончательно не слетел с катушек. Я пытаюсь найти выход, Хейли, но не могу.

Судорожно вздыхаю. Черт, я понятия не имела, что все так серьезно.

— Ты не должен был скрывать это, — шепчу я, — Это не делает тебя слабым.

— Это делает меня слабым, Хейли, — хмыкает он, — Я борюсь, но это стало частью меня с которой я научился жить. Теперь, когда мы поговорили об этом, я хочу, чтобы ты приняла решение.

Его признание раскалывает меня на две половинки. Одна из них желает прижать парня к себе, не отпускать ни на шаг и сделать все возможное, чтобы он почувствовал себя в безопасности. Другая — пытается выбраться из комнаты, в которой нет ни окон, ни дверей и кончается воздух.

— Ты не должен бороться с этим в одиночку, — отвечаю я.

— Ты не должна быть в роли спасательного круга. Это не твоя проблема. Я лишь хочу, чтобы ты дала мне шанс разобраться с этим. Самостоятельно.

— Хорошо, — соглашаюсь я, опустив голову на колени, — У нас должен быть шанс, Зейн.

На самом деле это уже почти конец. И если вы думаете, что он будет счастливым... Хм... возможно.