Ближайшие дни работаю без выходных. Думала, это поможет не думать о нашем с Зейном разговоре и о том, что я обещала Джастину выслушать его.

Как оказалось, я могу думать об этих парнях даже тогда, когда валюсь с ног от усталости. Вселенная сузилась до треугольника, в котором я застряла словно бильярдный шар, ожидая первого удара.

Я не звонила родителям. Просто не могу обсуждать что-то, кроме хлёстких слов Зейна: «Не могу так с ним поступить». А это не то, что я могу обсудить с мамой.

Бибер продолжает оставлять цветы на пороге несколько раз в день. Туристы останавливаются у дома, чтобы сфотографировать бесконечные вазоны, которые Петра расставляет у калитки.

Я благодарна ему за то, что он не показывается на глаза и дает время подумать. Это работает. Каждый раз ищу силуэт парня на пляже и расстраиваюсь, если не нахожу.

Изучив множество сайтов о знаменитостях, я узнала их с Селеной историю. Последняя новость о ней была связана с новым парнем. Именно в тот момент, Джастин отвез меня в путешествие и заказал снимки. Странно, но я не чувствую ревности. Хотя должна. Разве не так?

Разве я не должна ощущать злость, ненавидеть и искать в лице девушки недостатки? Ощущаю лишь одно — понимание. Я знаю причину, по которой Бибер сделал это: отчаяние и безнадежность, примешанные бочкой глупости.

До сих пор ощущаю досаду. Она не становится легче, хотя и размывает границы. Разочарование – медленный яд, и чтобы справиться с ним не хватит жизни.

Подхожу к кромке воды. Сегодня она облизывает песок в замедленном ритме. Словно морю трудно дышать. Словно оно чувствует мое настроение и изнуряющую духоту. Выглядит красиво, особенно когда отсвет заката отражается в притянутых волной ракушках.

Захожу в воду и делаю вдох. Медленный, чтобы стать одним целым с красотой вокруг. Плыву от берега, пока суетливый шум пляжа не смазывается и кажется далеким.

Ныряю под толщу, стараясь опуститься как можно ниже. Соленая вода выталкивает тело наружу. Мне нравится эта борьба. Знаю: это наша игра. Наши взаимные чувства.

Выныриваю, и море ласково обволакивает плечи. Сложно представить, как я могла жить без него раньше.

Выбравшись на берег, укутываюсь в полотенце и открываю пачку овсяного печенья, чтобы подождать закат. Рядом раздается мучительное кряхтение, и я оборачиваюсь на звук.

Джастин пытается расположиться рядом, но выражение лица говорит о том, что он терпит невероятные муки.

– Нужно было принять горячую ванну после практики, – говорю я, усмехнувшись.

– Пусть это будет моим наказанием, – просит он.

– Я не злюсь. Вряд-ли мое прощение вообще имеет смысл.

– Чувствую себя идиотом, – вздыхает Джастин.

– Добро пожаловать в наш клуб, – хмыкаю я, предлагая ему печенье.

— Ты правда не злишься? — спрашивает он, опуская руку внутрь упаковки.

— Нет, — отвечаю я, повернувшись к парню лицом, — Хотела бы я злиться, но испытываю другие чувства. Гораздо хуже.

— Мне так жаль... — повторяет он.

Почувствовав возможность перекусить, к нам подлетает чайка. Судя по серым крапинкам на перьях — подросший птенец. Отламываю бисквит и бросаю в сторону.

Птица сьедает лакомство, направляется в сторону Джастина, и тот двигается ближе ко мне, явно нервничая от ее напористости.

— Не люблю чаек, — объясняет он, стараясь отбросить крошки как можно дальше от себя.

— Почему? — интересуюсь я.

— Мы с мамой ходили на пирс, чтобы покормить их, — отвечает он, — А однажды у нас кончился хлеб. Стая напала на меня и гнала до самой парковки.

Тихо смеюсь, стараясь бросить печенье как можно дальше, но ветер отбрасывает его в нашу сторону. Птицы, движимые необъяснимым чутьем, подлетают со всех сторон и окружают нас. Касаюсь руки Джастина, чтобы он помог мне подняться.

— Пойдём отсюда, — говорю я, — Чем дольше я держу дистанцию, тем вероятнее, что ты забудешь, в чем виноват.