«Все думают, что Юнги - холодный и грубый, а Чимин - задорный и весёлый, но это не так. Юнги на самом деле очень общительный и весёлый, а Чимин обычно собран и частенько хмурится» © Ким Намджун.

Они все носят маски, и Чимин успел смириться с тем, что играть приходится везде и всегда. Плохой мальчик, играющий хорошего, который на сцене притворяется плохим. Никто не знает, что на сцене - подлинник, то, что скрыто ото всех, потому что так приказано свыше. Фанатки текут, слюнями исходятся, мечтая о таком бэд бое, а после видят милую улыбку вкупе с раскрасневшимися щеками и верещат ещё громче, потому что Чимин такой очаровательный пирожочек. А Чимину хочется выкинуть что-нибудь на глазах у всех, вытворить какую-нибудь глупость, даже если она будет грубой и неуместной, как средний палец, показанный камере сразу после привычного «арми - лучшие, я люблю вас». Чимин никого не любит, Чимин просто наслаждается чужим вниманием, потому что так должно. Богу оказывают внимание и думают, что он любит в ответ, но если бы было так, то в мире всё было бы иначе. Чимин не считает себя богом, но придерживается той же позиции - благосклонно принимает чужое внимание, ничего не обещая взамен.

Юнги носит маску, с которой до сих пор смириться не может, но из-за этого она лишь сильнее липнет к кукольному лицу. Юнги в жизни простой и весёлый, болтливый, честный и общительный. Быть холодным и отстранённым, ворчливым и придирчивым, немногословным и дерзким ему не нравится, играть эту роль нет желания, но это самое нежелание и даёт положительный результат. Мин кривится от неприязни ко всему этому театру, а ведущая принимает его реакцию на счёт глупых шуток Намджуна. И пусть всё не так, как есть на самом деле, но маска создаётся из таких вот мелочей, и разукрашенная дамочка морщит нос и спрашивает у Юнги, почему он такой недовольный. А Юнги хочет послать её в далёкое эротическое и показать средний палец, потому что «не почему».

- Держи себя в руках.

Намджун шепчет на ухо незаметно, улыбается тепло, а в глазах полыхает пламя. Ким сколько угодно может казаться лапочкой, но по сути своей он демо-версия домашнего тирана с неполным набором функций. Строгий, бдительный, всё и всех контролирующий, следящий за каждым шагом своих «подопечных», потому что иначе нельзя. Раз ослабишь контроль и всё, на шею сядут. Кто-то сказал бы, что всё это глупости, но Намджун так не считает. В конце концов, за чужие косяки больше всех огребает он, а свою шкурку на растерзание отдавать не хочется, в крови мазохизм не гуляет. Поэтому он наловчился улавливать перемены чужого настроения ещё на подходе, чтобы пресекать всё на корню.

- Не думаю, что залезть в штаны прямо здесь будет хорошей идеей.

Юнги просто устал, а потому маска становится родной, раздражение закипает в крови, а сарказм выделяется вместе со слюной, собираясь на кончике языка. Намджун улыбается ведущей, а сам под столом больно сжимает чужое колено, после переводя недобрый взгляд на матернувшегося под нос от боли Юнги.

- Как залезешь, так и вылезешь. Успокойся, я сказал.

Мин с трудом, но отдирает чужие пальцы от настрадавшейся конечности и прищуривается злобно. Намджун всё ещё смотрит тяжело, но слышит хмыканье Тэхёна и отвлекается, тут же натягивая на себя улыбку, потому что все присутствующие пялятся на них с Юнги. Тишина не воцарилась, нет, но любопытная ведущая так сильно перегнулась через стол, что её грудь почти вывалилась из топа на стол. На всё это действо смотрит флегматично Чонгук, который через секунду что-то шепчет Тэхёну на ухо, отчего тот округляет глаза сначала, а после давится воздухом, краснеет до ушей, и те, кто его хорошо знают, прекрасно понимают, что он готов заржать гиеной на всё здание. 

- О чём вы там шепчетесь? - интересуется ведущая и кокетливо подмигивает Мону.

Юнги прямо чувствует, что это его момент истины, что вот сейчас он как ляпнет что-нибудь, и пусть Намджун его потом хоть на дыбе растягивает. От лёгкого трепета где-то внутри губы пересыхают, и парень облизывает их, уже готовясь ляпнуть завуалированную, а, может быть, и нет, гадость, но его опережают.

- Нуна, у тебя лифчик торчит, - «шепчет» во весь голос Чонгук. - Розовый. Такой вульгарный цвет. 

Женщина краснеет до ушей, инстинктивно и совершенно по-дурацки прикрывая грудь руками, будто совсем голая. Чонгук распахивает глаза пошире, хлопает ресницами и прячется за привычной маской невинности, складывая губки бантиком. Тэхён икает и стекает почти полностью под стол, поскуливая и размазывая слёзы молчаливой смехо-истерики по щекам. Хосок подливает масла в огонь, заявляя, что ничего и не вульгарный это цвет, ему, Хоупу, очень даже нравится на девушках розовое бельё. Ведущая дёргается, глаза ошарашено выпучивает, на что Хоуп пожимает плечами и тянется к бутылке с водой. Чимин смеётся громко и заливисто, из-за чего глаз совсем становится не видно, и это даже могло бы быть милым, если бы он не приговаривал «лифчик торчит, блять, розовый» и не стучал ладонью по ляжке сидящего рядом Сокджина. Сокджин, собственно, в долгу не остался и на очередной шлепок отвесил донсену подзатыльник, припечатывая суровое «прекрати, твою мать, или я тебе глаза на жопу натяну». 

- О чём, о чём, - подаёт голос Юнги, выдерживая паузу для большего эффекта, но не сдерживая ехидную ухмылку. - Меня попросили держать себя в руках. Кругом одни извращенцы.

У Тэхёна, кажется, приступ эпилепсии, но достоверно ничего неизвестно, ведь Ким стёк полностью под стол, что-то бормоча, посмеиваясь и похихикивая уже оттуда. Хосок давится водой, выплёвывая её на сидящего напротив него Чонгука, который мигом меняет маску невинности на маску киллера и сжимает карандаш в руках до лёгкого хруста древесины. Карандаш длинный, тонкий и остро заточенный. Для того чтобы быть воткнутым в чужой глаз, подойдёт идеально. Но не судьба, ведь в это самое время Тэхён решает, что ляжка макнэ слишком аппетитная, чтобы удержаться и не укусить. Студия наполняется матом младшенького, карандаш в его руке ломается, а Ви сворачивается в клубочек у ног Чимина, скуля от боли в отбитых рёбрах, ведь Чонгук пнул хоть и на автомате, но всё равно от души.

А после слышится грудное рычание, и в помещении разом воцаряется тишина. Эйфория от маленького незапланированного бунта мигом испаряется, и мемберы переводят наполняющиеся осознанием надвигающихся проблем взгляды на лидера. Намджун улыбается. Улыбается и отпускает край стола. Кажется, на том остались вмятины.

***

- Хён, тебе не кажется, что мы похожи на шлюх при сутенёре Намджуне-хёне? - на грани с шелестом листвы интересуется Чонгук у Тэхёна.

- Кажется. Но мы хотя бы элитные, - так же тихо отзывается Тэхён.

Наверное, это действительно не нормально, когда во время отдыха у тебя забирают паспорт, не отпуская в гости к родителям и заставляя драить общежитие, но спорить с Намджуном никто не решился. Все осознавали свою вину, понимая, что после устроенного ими представления на шоу у группы были огромные проблемы, которые в который раз решил быстро и качественно Намджун. Это была всего лишь запись, никакого прямого эфира, но у ведущей наверняка после произошедшего травма на всю жизнь и появившаяся ненависть к розовому цвету. Как лидер объяснялся с менеджерами, чтобы о произошедшем не стало известно директору, никто не знает, но наверняка Ким пообещал лично превратить жизнь каждого мембера в адскую муку.

Уборка.

Для кого-то это слово страшное, для кого-то - не очень, но парни были убиты, когда Намджун заявил, что у них есть время, пока его не будет, чтобы навести в их доме порядок. И всё бы ничего, если бы не устроенный за последнюю неделю бардак, хотя это ещё мягко сказано. Просто слишком плотный график, просто нет времени даже на то, чтобы умыться нормально. Добивало и то, что чётких временных рамок не было обозначено, ведь Намджун вместо подробностей одарил всех взглядом демона и ушёл, очень аккуратно закрыв за собой дверь. Тихо, как будто спокойно, но от этого холодок даже у Сокджина по спине прошёлся.

- Я буду вещи стирать, - заявил Чонгук.

- Хрен бы там, - отозвался Хосок.

- Ага, опять залипнешь и уснёшь, - добавил Юнги.

- Значит, меняемся привычными обязанностями. Рандом? - предложил Тэхён.

В итоге больше всего повезло Чимину, которому выпала стирка. С этим не было никаких проблем, ведь достаточно было сгрести горы высящейся на кроватях и стульях каждого парня одежды, разделить всё это на цвета и партии и запихнуть в барабан стиральной машины. Тот был вместительным, а потому в три захода Чимин планировал справиться. Плюсом было и то, что пока машина стирала, можно было бездельничать. Пак успел посидеть в мобильнике, выпить чаю, мельком глянуть в телевизоре серию какой-то мыльной дорамы, а после постигнуть дзен, сидя на полу возле стиральной машины и смотря в её нутро, где за прозрачной пластиковой дверцей крутилась одежда. Что-то в этом было, как и в мерном негромком гудении техники, которое усыпляло. Разом навалилась вся усталость, и парень решил пойти подремать. Вот только не вышло.

Когда человек находится в одиночестве, он расслабляется и перестаёт задумываться о том, как выглядит. Чимин воочию лицезрел это каждый раз, когда закрывалась дверь их общежития, позволяя стянуть маски. Кто-то менялся не сильно, кто-то - кардинально, как сам Чимин, который первым делом отвешивал макнэ люлей за все насмешки и издевательства, которыми тот разбрасывался там, за дверями, перед камерами и незнакомыми людьми. Впрочем, в последнее время Чонгук язык держал за зубами, редко позволяя себе колкости, ведь однажды они с Чимином серьёзно поссорились. Драки не было, но Пак вылил на младшего столько яда, пройдясь по всем болезненным точкам, что Чон не выдержал и расплакался. Утешал его Тэхён, который после почти две недели с Паком не разговаривал. Чимину, впрочем, было наплевать. С какой стати его поливать дерьмом можно, а ему самому - нельзя? 

- Не смей больше так поступать. Ты прекрасно знаешь, как много у него комплексов по поводу своего возраста, детской внешности и прочего дерьма, - уже намного позже «приказал» Тэхён.

- Да мне похуй, - ответил Чимин.

Вот и поговорили.

Такое случалось постоянно, этого просто невозможно было избежать, когда семь людей с разными, но относительно тяжёлыми характерами заперты в одном помещении. Да, они сдружились, да, они привыкли друг к другу, но это не значит, что они стали семьёй или чем-то вроде того. Они - то, на чём агентство зарабатывает не малые деньги. Не меньше, но и не намного больше.

- Вау.

Выдох сам рвётся с губ, потому что первое, что видит Чимин, зайдя в свою комнату, это чужой зад. Небольшой, упругий, затянутый в мягкие ярко-оранжевые штаны. И вроде бы ничего такого, задница как задница, но из-за яркого цвета взгляд отвести не получается. Штаны на резинке, но та, видимо, ослабла, потому что ткань сползла слишком низко, оголяя едва заметные ямочки на пояснице. Кромки белья, которая должна бы торчать, не видно, и Чимин невольно сглатывает тяжело, потому что мысль о том, что под этой вырвиглазного цвета тряпкой лишь горячая мягкая кожа, кажется почему-то очень волнительной. Это странно, ведь в закоулках подсознания Чимин понимает, что задница, скорее всего, принадлежит кому-то из парней. Взгляд уже скользит выше, чтобы узнать её обладателя, но в это время хозяин зада встаёт на носочки, видимо, тянется к чему-то, и футболка задирается ещё выше, оголяя больше светлой кожи. Такая в общежитии только у одного человека, и Чимин удивлённо вскидывает взгляд, выгибая брови.

Это действительно Юнги. Юнги, одетый в яркие штаны и свободную белую футболку. Парень стоит на стуле на носочках и увлечённо вытирает пыль на верхних полках стеллажа. Он в наушниках, откуда льётся что-то динамичное, и запоздало Чимин понимает, что Мин пританцовывает. Со спины не видно выражения его лица, но судя по тому, что вскоре чужие бёдра начинают выписывать восьмёрку, настроение у брюнета не такое уж и плохое. А ведь громче всех недовольствовал в начале.

Закрыв за собой дверь, Чимин опирается об неё спиной и скрещивает руки на груди, ухмыляясь. На то, чтобы достать телефон и включить запись, уходит буквально пара секунд. Вскоре устройство записывает столь редкое зрелище. Раздумывая о том, стоит ли поделиться ценными кадрами с фанатами в твиттере или зажилить восьмое чудо света себе, Пак не сразу замечает, как вновь принимается пялиться на чужую задницу. Довольно завораживающее зрелище, почти такое же, как и крутящийся барабан стиральной машины, только всё немного иначе. Эстетики что ли больше.

Мин всё ещё не заметил, что уже не один. Трек сменяется, а сам парень выпрямляется, ерошит волосы и выдыхает шумно. Чимин тут же прерывает запись, убирая телефон в карман, но Юнги так и не поворачивается, лишь возится какое-то время с тряпками, а после наклоняется, отставляя зад, и принимается дальше что-то там протирать. Какое-то время всё спокойно, но когда Чимин в очередной раз решает дать о себе знать, чужой зад вновь приходит в движение. Теперь всё как-то смешно и неловко, в голове крутятся воспоминания об Америке и обучению поппингу. Чимин представляет, как бы это получилось у Юнги, и не может сдержать смешка. Наверняка так же, как и сейчас. Вроде бы и капля сексуальности имеется, а всё равно хочется ударить по чужим ягодицам и попросить перестать позориться.

Шум в коридоре отвлекает, и Чимин решается. Подходит ближе и шлёпает по чужой ягодице, после тут же хватаясь за крепкие бёдра. Юнги ожидаемо дёргает, разворачивается резко с распахнутыми широко глазами. По нему видно, как грязные ругательства застревают в горле, а после бледная кожа стремительно наливается краской. Чимин улыбается широко, ехидно, и запрокидывает голову, смотря в чужие глаза и упираясь подбородком в мягкий живот, который под касанием тут же напрягся.

- Хён, оказывается, любит потрясти задницей, да? Мило, - скалится Пак, с удовольствием наблюдая за зарождающейся в чужих глазах злостью.

Доводить Юнги - кинк Чимина. Юнги за своей маской настоящая плюшка. Он как будто включает в себя всё то, что остальные играют на публику. Заботливый, весёлый, смешливый и стеснительный. Мин обожает, когда его хвалят, но при этом всегда алеет кончиками ушей. Он ненавидит чужие насмешки над собой, пресекая их обычно на корню, но Чимин - неприступная скала. Пак с лёгкостью улавливает момент, чтобы вытворить какую-нибудь гадость, а после сбежать с места преступления, слушая вслед проклятия. Почему ему так это доставляет? Возможно потому, что хотя на словах Юнги - тот, кто заботится о Чимине, по факту он его постоянно игнорирует. Для любящего всеобщее внимание, привыкшего к нему, Пака это просто в голове не укладывается, а потому он и творит всякие непотребства. Как сейчас.

- Отпусти, гадёныш, - шипит Юнги, дёргается и вырывается.

- А если нет? - скалится Чимин и сжимает чужие бёдра сильнее.

Стул под Мином раскачивается сильно, резинка штанов из-за всей этой ситуации сползает всё ниже, а щёки Юнги уже свекольно-красные. Его глаза пылают, меж тёмными прядями волос разве что крошечные молнии не мелькают, и Чимин смеётся громко, заливисто.

- Будешь обзываться, выложу заснятое в твиттер. Весело будет, - премило улыбается Пак.

Это становится последней каплей для Мина. Не хватало ему ещё жертвой малолетнего шантажиста становиться. Вот только стул от происходящего тоже устал, скользя по ламинату в сторону. Юнги теряет опору, падает вперёд с громким криком, вот только Чимин всё ещё перед ним, а потому успевает поймать чужую лёгкую тушку. Его плечо врезается в чужой живот, уши тут же улавливают громкий болезненный скулёж. Не придумав ничего лучше, Чимин подходит к ближайшей постели и опрокидывает на неё Юнги. Тот подпрыгивает на пружинящем матрасе, хочет подняться, но нависнувший над ним Чимин не позволяет сдвинуться.

- Убери свои грабли!

Юнги шипит рассерженной кошкой, которой на хвост наступили, и Чимин усмехается, отрицательно качая головой. В голове что-то клинит при виде раскрасневшегося лица, небольших аккуратных губ и пылающих огнём глаз. Растрёпанная чёлка прилипла к покрытому испариной лбу, один наушник выпал, наполняя тишину музыкой, и Чимин начинает наклоняться вперёд. Злость из чужих глаз испаряется, сменяясь растерянностью и простым испугом. Юнги губы буквой «о» растерянно приоткрывает, отчего те становятся в десять раз соблазнительнее, и Пак вообще не понимает, какого чёрта собирается вытворить, как дверь резко распахивается.

- Ой...

Чонгук из рук бутылочку со средством для чистки зеркал роняет, хлопает глазами часто-часто, а после стремительно заливается краской.

- Извините... Я пойду.

Дверь за ним закрывается, слышится громкое «Тэхён-хён!» и топот ног. Чимин прекрасно знает, как всё выглядело со стороны, скалится ехидно, а после ойкает и падает с кровати, отправленный на пол ударом чужого колена в живот. Юнги подрывается с места со слегка истеричным «мелкий, стой!» и выбегает следом за макнэ. Дверь хлопает повторно, и Чимин поднимается на ноги, направляясь к выходу. Грядущее представление он ни за что не пропустит.

- Что здесь происходит?

Раздражённый голос Намджуна слышится из коридора, и Пак резко заворачивает в ванную, где стиральная машина как раз достирала. Зрелище зрелищем, а огрести от лидера за безделье не хочется. Когда Намджун врывается в ванную, Чимин с невинным лицом встряхивает влажную одежду, заботливо складывая в стопочки, чтобы развесить после сушиться. На подозрительный взгляд лидера, который уже выслушал лепет Чонгука, Пак лишь мило улыбается и спрашивает, не надо ли простирнуть заодно и ту одежду, которая красуется на чужом теле. 

- Пак Чимин, я слежу за тобой, - цедит в ответ Намджун и покидает ванную.

Тут же вся милость с лица Чимина сползает, и парень ухмыляется. Судя по тишине в общежитии, огребли все, кроме него. Эта мысль вытесняется воспоминаниями о раскрасневшемся Юнги, замершем под ним в постели напуганным кроликом, а внизу живота тянет предательски. Встряхивая головой, Чимин откидывает лишние мысли в сторону и старается игнорировать то, с каким упорством они лезут обратно ему в голову. Смущать Юнги, конечно, безумно весело и не надоест никогда, но переходить границу всё же не стоит. 

«Really, really, really», - крутится в голове прилипчивый припев, а перед глазами маленькая упругая задница в ярко-оранжевых штанах, покачивающаяся из стороны в сторону.

А может быть и стоит. В конце концов, это тоже может оказаться очень даже весело.

|∞|