Юнги теряется, когда Чимин неожиданно появляется на пороге студии и смотрит на него так, будто Мин в чём-то виноват. Помявшись на одном месте, Чимин всё же проходит внутрь и решительно направляется к парню вместо того, чтобы сесть на диван. Через пару секунд Юнги ощущает тяжесть на коленях и тёплый нос, уткнувшийся куда-то под подбородок. Чимин беспокойно вздыхает, обнимает за плечи и зарывается лицом в шею, притираясь мягкой щекой и тихо фыркая.

- Чиминни?

- Замолчи. Предатель.

Юнги ничего не говорит, но лишь потому, что ошарашен обвинением. Он перебирает в памяти все варианты, подходящие под тему «обманул своего доверчивого моти», и даже смотрит на часы, отмечая, что обещал вернуться в общежитие к десяти вечера, а на часах лишь начало девятого. У него ещё масса законного времени, которое можно потратить на свои дела. Проматывает в памяти Юнги и свои обещания за последний месяц. Он клялся Чимину куда-то сходить или съездить вместе? Они должны были провести вечер пятницы за просмотром дурацкой комедии? У них какая-то годовщина, о которой он забыл?

- Ты ведь знаешь, что, что бы я ни натворил, я сожалею? - на всякий случай уточняет Юнги, и Чимин фыркает.

- Ты предатель, Юнги-хён. Ты говорил, что твоё умение петь - тайна, и об этом знаю только я. А теперь в альбоме есть песня, где ты мурчишь в микрофон, и это удар в спину.

Юнги негромко смеётся и обнимает насупившегося младшего, которому подобное поведение давно не по возрасту, но Мин находит это (не)много очаровательным и (не)много милым. Приподняв чужое лицо за подбородок, Юнги мягко целует сначала в висок, после в щёку и в уголок губ, что тут же растягиваются в улыбке.

- Если бы ты, болтливый пирожок, не трепался на каждом углу о том, что у нас с тобой есть «Большая Тайна», Тэхён с Чонгуком не задались бы целью выяснить правду и не стали бы за нами следить. Если бы они за нами не следили, то не услышали бы, как я напеваю тебе на ухо, чтобы ты быстрее уснул, и я мог отнести тебя в спальню. Эти засранцы продали бесценную информацию Сокджину за еду, а тот за эту же еду продал её Намджуну, зажавшему меня в угол. Нам нужно было что-то необычное для этого альбома, ведь он закрывает долгую и сложную историю, целую эпоху. Намджун посчитал, что трек в моём исполнении будет этим самым «необычным».

- Действительно необычно, - нехотя соглашается Чимин и пристраивает голову на чужом плече, прикрывая глаза и довольно улыбаясь, почувствовав зарывшиеся в волосы пальцы. - Ты отлично справился, хён. Мне очень понравилась твоя песня, но... Я всё равно ревную. Раньше твой голос доставался лишь мне, а теперь он достанется всем фанатам.

- Ты не можешь обвинять меня в этом, Чиминни, - усмехается Юнги и мягко целует парня в лоб. - Ты мой идеальный голос, и я делю тебя со всем миром с самого начала. Я тоже ревную и завидую всем этим людям, которые могут слушать твоё пение постоянно, тогда как я его слышу только в звукозаписывающей студии. Твой голос как цветовая палитра, и каждый звук окрашивает мой мир в новый цвет. Но при этом ты, засранец, ненавидишь петь для меня, потому что стесняешься. Мы в расчёте, пирожок.

Чимин пытается выглядеть возмущённым, но быстро сдувается, понимая, что Юнги прав. В памяти сами собой всплывают слова старшего, сказанные как раз перед написанием «Serendipity».

«Если бы я был ведьмой из «Русалочки», то тоже обманом украл бы твой голос, раз не хочешь петь для меня добровольно, запихнул бы в самую красивую ракушку и наслаждался часами».

Покачав головой и улыбнувшись, Чимин подаётся вперёд и ловит мягкие губы в поцелуй. Юнги обнимает его крепче, делясь теплом и нежностью, и глупые мысли покидают голову. В конце концов, пусть голос Юнги теперь и для всех, но тёплые слова, пропитанные любовью, заботой и нежностью, сказанные этим голосом, всё равно принадлежат только Чимину.

|∞|