Юнги не извращенец, он эстет. Может быть, не в том смысле, который это слово подразумевает, но тем не менее. Юнги любит красивые вещи и красивых людей, но ещё больше он любит, когда всё это сочетается. Нет ничего лучше красивых колец на не менее красивых руках или великолепного костюма, сидящего на такой же великолепной фигуре. Порой Юнги нравятся лишь какие-то части от общей картины, порой вся картина целиком, но парень никогда особо не задумывался об этом до тех пор, пока с ним не случился Чимин.

Фанатки всего мира вопят о том, какой Чимин красивый, сексуальный, милый и далее по списку. Для них он идеален целиком и полностью, с какого ракурса и расстояния не посмотри, а Юнги вот не нравится профиль Чимина. Слишком длинная линия челюсти, за которую выступают слишком пухлые губы, а на фоне чего нос парня кажется слишком тонким. Очень много «слишком», и Юнги с радостью подправил бы в чужой внешности пару моментов, если бы после перед глазами не вставало округлое личико Чимина, когда смотришь глаза в глаза. Измени хоть одну детали, и вся картинка рассыплется. Острые скулы, но при этом имеются и небольшие щёчки, появляющиеся, когда парень улыбается, и улыбка его наверняка не была бы столько очаровательно-завораживающей, если бы губы были хоть немного уже, чем есть. Если бы не аккуратный нос Чимина, что при улыбке парня напоминал формой маленький треугольный кимпаб, то не было бы этой удивительной симметрии, смягчающей его лицо, делающей акцент на глаза, превращающиеся в щёлочки из-за этих самых пухлых щёк. Если изменить в его внешности хоть одну деталь, Чимин будет выглядеть глупо и несуразно, как думает Юнги, а потому тщательно следит за тем, чтобы младший не морил себя диетами в попытках от этих самых щёк избавиться. Острые скулы это, конечно, хорошо, но одно дело, когда они являются изюминкой, а другое - когда лицо начинает напоминать обтянутый кожей череп. Отвратительно.

Впрочем, миловидная мордашка Чимина волнует Юнги не так сильно, как его крепкое тело. Когда они только начинали свой долгий путь, Чимин не слушал менеджера и тайком сбегал в качалку, хотя все врачи, что их осматривали, требовали прекратить изводить и без того подвергаемые большим нагрузкам тела. Чонгуку, как самому младшему, тоже было запрещено качаться, ведь его тело ещё росло, постоянно менялось, и могли возникнуть проблемы, но макнэ всё равно постоянно отжимался дома, хвастаясь своими накачанными руками. До тех пор, пока у него однажды не свело грудные мышцы так, что он дышать не мог, хватая распахнутым ртом воздух и огромными испуганными глазами смотря на паникующих вокруг него хёнов, которые не знали, как подступиться к парню. После устроенной врачом и менеджерами взбучки, притихли все, и Чимин в том числе. Перекаченным подростком он никогда Юнги не нравился, и дело не в зависти из-за собственного телосложения, а в простой неприязни к сочетанию тела пережравшего анаболиков качка и лица ребёнка, которого впору тискать за щёчки и угощать сладким.

«Но теперь всё изменилось», - проносится в голове.

Юнги откидывается на стену, растирает лицо, потягивается и вновь смотрит наверх, где Чимин идёт по шатающимся деревянным брусьям. Теперь он уже не выглядит нескладным подростком, собранным из двух неподходящих друг другу частей. Чимин вырос, избавился от лишней перекаченности, на его ляжках и заднице не трещит больше ткань брюк и джин, а о стиральную доску мышц пресса нельзя стирать бельё, как они когда-то давно делали ради прикола. И Юнги нравится это. Чимин выглядит стройным и подтянутым, но нет в нём этого «чересчур», он не кажется больше несуразным, и из-за этого Юнги начал ловить себя на том, что смотрит. Хотя нет, не смотрит даже, а любуется. Причём, постоянно, при каждом удобном и неудобном случае. Ну, знаете, когда вошёл в ванную и увидел донсэна в одном нижнем белье, нужно извиниться и выйти, а не медленно скользить взглядом по чужому телу с ног до головы, пока тебе в голову не прилетает полотенце под смущённое, чуть писклявое из-за стеснения «выйди, хён!».

«Я не извращенец», - в который раз повторяет себе Юнги, когда видит, как страховочные ремни впиваются в ляжки Чимина.

Есть ведь люди, которые любят шибари, верно? Пожалуй, они больше тащатся от того, что всё обычно сводится от необычной прелюдии к банальному сексу, от того, что один подчиняется, отдавая себя во власть другого, а второй отдаёт себя полностью и без остатка, давая понять, что с ним можно делать всё, что душе угодно, чего Юнги никогда не понять, но вот на связанного Чимина он бы с радостью посмотрел. И дело не в том, что Юнги хочет связать его ноги, чтобы свести нельзя было, и беспрепятственно трахнуть, а в том, как завораживающе в его воображении играют мышцы в чужом теле, как покрывается испариной медовая кожа, как красиво смотрятся узоры из узлов на чужой груди. Дело не в подчинении Чимина или попытке его контролировать, а в чисто эстетическом удовольствии. Юнги уверен, его донсэн будет выглядеть просто невероятно.

Подобные мысли Юнги на самом деле посещали часто. Взять хотя бы Тэхёна. Юнги уверен, неугомонный шумный парень будет смотреться великолепно в амплуа гейши. Закрашенное белым лицо, красные тени на веках и чёрные линии, берущие своё начало в уголках глаз и бегущие причудливым узором к вискам. Декоративный орнамент на лице, выполненный чёрной краской, багряная краска, делающая акцент на губах. Идеальная кукольная маска на хорошеньком личике и шёлковое кимоно, только не традиционное, строгое, многослойное, а как в самом обычном порно, когда и не кимоно вовсе, а какой-то пошлый шёлковый халат с широким поясом. Юнги порно не смотрит, порно смотрит Намджун, но сути дела это не меняет. Тэхён смотрелся бы восхитительно, и от представленных картин ладони немного потеют.

Хотя не все фантазии Юнги столь радикальны. Сокджин в классическом костюме для Юнги предмет для залипания двадцать четыре часа в сутки. Да, красивое личико и правильная причёска делают самого старшего участника группы неотразимым, но ничто в Сокджине не нравится Юнги настолько, чтобы перебить любовь к этим шикарным плечам, затянутым в белую ткань рубашки и укрытым плотной тканью чёрного пиджака с атласными чёрными лентами вставок. Сокджин в костюме выглядит солидно, важно, по-своему величественно. Самый обычный костюм на нём смотрится невероятно и чертовски привлекательно, и это тот случай, когда не одежда красит человека, и не человек красит одежду, а обе составляющие находятся в гармонии.

Хосок в последнее время у Юнги вызывает головную боль своими ужасными кофтами бабушкиных расцветок. Для Юнги Хосок - шумная, яркая, неудержимая энергия, бьющая ключом. Юнги помнит те времена, когда тайком фотографировал Хосока, тогда они были ещё трейни. Разноцветные кепки, куча фенечек на запястьях, футболки вырвиглазных расцветок, драные джинсы, ширинка которых болтается на уровне колен, и найки со светящимися подошвами. Хосок для Юнги - это лимонного цвета трусы, радужные носки, зелёные джинсы, фиолетовая футболка, малиновая кепка и «посмотрите, на мне сегодня все цвета радуги!». Да, от такого обилия цветов глаза болеть начинали только при взгляде на Хосока, но Юнги тащился, действительно тащился от того, как выглядит его лучший друг. А теперь что? Разумеется, Хосок всё такой же внутри, вот только снаружи краски померкли, и в душе при взгляде на него просыпается нечто, напоминающее тоску и уныние. Юнги понимает, все они повзрослели, да и статус уже не позволяет носить джинсы с единорогом на заднице, но от этого лишь сильнее хочется вернуться в прошлое хотя бы на секунду.

За мыслями о том, что чёрный цвет и Чонгук созданы друг для друга, а Намджуну категорически запрещается носить часы на своих чертовски широких запястьях, косточку на которых хочется огладить подушечкой большого пальца, а может даже и куснуть под настроение, Юнги не замечает, что Чимин давно прошёл свою полосу препятствий и уселся рядом с ним. Младший шумно дышит, стаскивает с головы каску и вытирает влажный от пота лоб. Юнги наблюдает за тем, как донсэн жадно глотает воду, отмечает для себя, что профиль Чимина ему всё ещё не нравится, но вот дёргающийся при глотках кадык смотрится невероятно эротично, и как-то не сразу замечает, погрязнув в своих мыслях, что младший пытается привлечь к себе внимание.

- Хён, хён, хён! Хён, ты меня слушаешь?

Болезненный тычок в бедро заставляет вернуться в действительность, и Юнги встряхивает головой, стараясь не пялиться на ляжки Чимина. Парень сидит, согнув ноги в коленях, и эти чёртовы ремни так сильно впиваются в его кожу сквозь штаны, что хотелось бы... Да много чего, если быть честным.

- Хён!

- Да, да, прости. Так о чём ты говорил?

- Хён, ты сегодня в облаках витаешь целый день! О чём ты думаешь?

Вопрос, наверное, был чисто риторический, но Чимин наклоняется вперёд, чтобы притянуть к себе отброшенную каску, ремни экипировки вновь обвивают его тело слишком крепко, а в вороте футболки Юнги так некстати видит выпирающие ключицы и...

- О тебе обнажённом, связанном кожаными ремнями. Чёрт.

Когда Чимин медленно разворачивается и смотрит огромными глазами, Юнги не сдерживается и впечатывает ладонь себе в лоб, бормоча под нос проклятия. Отлично сказано, вот просто даже добавить нечего.

- Х-хён?

«Я не извращенец», - мысленно повторяет Юнги и вдруг думает, что это жалко даже для него.

Серьёзно, он никогда ни о чём таком не думал, касающимся остальных мемберов. Чёрт, да они же не кровные братья, семья! Но то, как Чимин смотрит на него, его румяные щёки, дрожащие губы, судорожно вцепившиеся в каску пальцы. Парень чертовски смущён тем, что услышал, и пусть он понял неправильно, пусть Юнги выразился не так, как следовало бы, но в своих фантазиях Юнги вдруг видит, как размытое до этого лицо Чимина обретает чёткость, видит, как парень закусывает нижнюю губу, видит собирающиеся в уголках глаз слёзы и слышит жалобное «не надо, хён». Юнги вдруг понимает, что горячий воск, застывающий причудливым узором на чужой разгорячённой коже, покрытой испариной, смотрелся бы тоже очень даже ничего, а ещё осознаёт, что Чимин аккуратно и максимально незаметно пытается отползти подальше от него.

- Пак Чимин, стоять!

Чужое запястье дрожит, когда Юнги крепко сжимает его и дёргает парня на себя. Чимин жалобно что-то хнычет, отворачивает пылающее лицо и вообще, кажется, хочет провалиться под землю.

- Чиминни, успокойся, слышишь? Это не то, о чём ты подумал, - мягко говорит Юнги и давится вздохом, когда Чимин поднимает на него смущённый взгляд и...

- Это звучит просто ужасно, хён. Ты меня пугаешь.

И губу закусывает. И на месте ёрзает. И всё ещё так чертовски очаровательно смущается. Юнги глубоко вдыхает и медленно выдыхает. Что ж, это будет очень долгий и тяжёлый разговор. И дело не в том, что тема довольно щекотливая, а в том, что в воображении Юнги Чимин больше не зажимается и не плачет.

В воображении Юнги Чимин теперь жалобно смотрит из-под ресниц, всё ещё старается уклониться от обжигающего воска, капающего на его нежную бархатную кожу, но всё равно шепчет «ещё, хён, я хочу ещё».

|∞|