Пальцы мягко касаются чернильных букв, обводя контуры и нежа кожу незамысловатой лаской. От прикосновения по телу бежит лёгкая дрожь. Подрагивает грудная клетка. Напрягаются мышцы пресса, чтобы тут же расслабиться и образовать в животе неглубокую ямку. Кожа на рёбрах особо нежная и чувствительная. Горячая. Бархатная. Юнги ощущает нестерпимое желание коснуться губами. Причин отказывать себе нет, и он наклоняется вперёд, касаясь легко, эфемерно.

Сверху слышится громкий вздох. Пальцы, украшенные множеством колец, зарываются в волосы, перебирая пряди. Это приятно. Но ещё приятнее скользить губами по выбитым чернильным буквам и ощущать, как под опущенной на чужой живот ладонью вновь ходуном ходят мышцы, постоянно сокращаясь.

- И мне плевать, кто бы что ни говорил. Я просто живу, основываясь на своём мнении, и следую порывам своей души.

По позвоночнику бежит дрожь от негромкого голоса, ласкающего слух. Вскинув взгляд, Юнги приоткрывает губы и скользит по рваному краю «E» языком. На коже остаётся влажная дорожка, которую холодит его же дыхание. Чимин надрывно выдыхает и непроизвольно втягивает живот. Его глаза затуманены. По пересохшим губам раз за разом проходится язык, но это совершенно не помогает. Усмехнувшись, Юнги прижимается губами в центр выемки в букве «R» и прикрывает глаза, когда чужие пальцы дёргают за пряди, заставляя отстраниться.

- Каким бы ни был тернистым путь, беги. Не бери в голову, не обращай внимания. Ты лучше.

Эти слова Юнги шепчет в чужие губы. Приподнимается на локтях, отталкивается коленями, чтобы подобраться ближе, и склоняется над расслабленно лежащим под ним парнем. Чимин улыбается. Глаза его всё ещё затуманены, и тело совершенно не слушается, разнеженное лаской, но приоткрыть губы для поцелуя он находит силы.

- Если назад дороги нет, то остаётся лишь идти вперёд, - шепчет он, когда Юнги отстраняется, и облизывает припухшие губы.

- Верно, - согласно кивает Мин, и пальцы его в тысячный раз обводят рваные чернильные буквы на медовой коже. - Нужно просто идти вперёд. Мне. Тебе. Нам.

- И не обращать внимания на то, что говорит или думает кто-то посторонний. Кто-то неважный. Кто-то незначительный. Чужой, - продолжает Чимин и мягко улыбается. - Потому что это всё пустое.

- Пустое, - эхом повторяет Юнги и вновь сползает вниз.

Щека прижимается к солнечному сплетению, улавливая чуть сбившийся стук сердца, а пальцы накрывают сокровенное «Nevermind», которое несёт в себе слишком много всего, чтобы кто-то чужой мог понять до конца или понять вообще. Но Юнги понимает, потому что написал эту песню. И Чимин понимает, потому что он не такой, как другие. Он настолько близок к Юнги, насколько это вообще возможно, и именно поэтому чернильные буквы украшают его кожу. Иногда Мин думает о том, что их души с рождения повязаны красной нитью, и эта песня была написана не просто так. Это не просто выплеск собственных чувств и эмоций. Это крик души, который был услышан душой другой, родственной.

Разные жизни и разные препятствия на пути, но судьба одна, и красная нить натянута до предела, обвивая запястья и не давая сделать шаг в сторону. Юнги и не хочет. Он бы сделал шаг навстречу, если бы было, куда шагать. Чимин и так рядом. Рядом настолько, что проник в голову, в сердце, в душу.

- Не обращать внимания, - шепчет Чимин где-то сверху, и его пальцы опускаются на шею, чуть царапая ногтями кожу, отчего по телу бегут мурашки.

- Не обращать внимания, - повторяет Юнги и обхватывает его руку за запястье, поднося к губам и касаясь ими костяшек.

Он знает, Чимин едва заметно, но счастливо улыбается и закрывает глаза. Его щёки украшает румянец, потрясающе смотрящийся на смуглой коже. И ресницы трепещут. И губы всё ещё припухшие после их поцелуев.

«Если кажется, что сейчас врежешься, то поддай газу, парень» - проносится в голове.

Пальцы слегка поскрёбывают кожу с чернильными буквами на ней. Губы растягиваются в усмешке.

Вдребезги.

Юнги разбился о Чимина вдребезги.

|∞|