Чонгук аккуратно пробирается в щель между дверью и стеной, просачиваясь в чужую комнату, и подбирается к постели. Чимин выглядит... Скверно. Бледная кожа, синяки под глазами, потрескавшиеся губы. Хосок сказал, Чимин не будет есть вместе со всеми, и Чонгук думал, что тот просто спит. Это он и пришёл проверить, узнать, не захочет ли Чимин поиграть с ним в компьютер, вот только судя по всему, на деле Пак чувствует себя крайне скверно, поэтому и не явился на ланч. Подойдя ближе, Чонгук осматривает царящий вокруг бардак. Вещи разбросаны. Чемодан посреди прохода. На тумбочке баночки от чая и энергетика вперемешку с упаковками таблеток. Чонгук знает, что порой Чимин не может уснуть на новом месте и мучается головными болями. Неважно, отель другого города или страны или же коттедж для отдыха в изолированной зоне. Это просто случается, и порой Чимину не помогают ни таблетки, ни припарки, ни любая другая медицина, хоть народная, хоть нет. Мгновенно становится совестно. Чимин выбрал комнату в верхнем доме, потому что изначально планировалось, что все будут собираться на завтрак внизу, где больше места и нормально оборудована кухонная зона. Это помимо того, что все в один голос утверждали, что будут спать до обеда. На деле же ранние пташки в лице Сокджина и страдающего расстройством сна Юнги подрываются ни свет ни заря, будят остальных, и вся эта толпа собирается в верхнем доме, топая, гремя посудой, шурша водой, хлопая дверями и совершенно не контролируя громкость своих голосов. - Чонгук-а? Что-то случилось? Дёрнувшись, Чонгук переводит взгляд с тумбочки на едва разлепившего глаза Чимина и поникает плечами. И как так всё быстро переменилось? Ночь была волшебной. Проигнорировав причитания Сокджина, Чонгук и Чимин полночи сходили с ума. Сначала играли в пинг-понг, потом просто носились по лужайке и валялись на ней, рассматривая звёзды, а после, чтобы не драконить Сокджина, грозящегося надрать им уши, переместились в комнату Чонгука, где смотрели фильмы, ели снэки, болтали ни о чём. Даже успели в шутку побороться, своротив антикомариную сетку с постели макнэ, на память о чём Чимину осталось ушибленное колено и синяк. А теперь Пак лежит в своей постели, и ему больно даже дышать. Несправедливо. Так чертовски несправедливо, что какая-то дурацкая головная боль может вот так гасить огонь в человеке, уничтожая весь его световой запал, запас. - Ты не пришёл есть, хён... - бормочет, комкая пальцами слишком длинные рукава толстовки. - Голова болит, - подтверждает его опасения Чимин и вжимается лицом в подушку. Совесть начинает грызть всё сильнее, и Чонгук забирается в постель, заползает за спину Чимина и прижимается к нему, закидывая ногу сверху и обнимая. Одеяло знатно мешается, но Чонгук всё равно льнёт теснее и тычется носом во влажный от пота загривок, пытаясь поделиться своим теплом, показать, что рядом, если нужен. Чимин гулко выдыхает, слегка качает головой, едва слышно мычит, интонациями давая понять, что не настроен на обнимашки. От этого на душе становится ещё пасмурнее, и Чонгук сначала убирает придавливающую старшего ногу, а после и сам откатывается, вытягиваясь на подушках и судорожно пытаясь придумать, как помочь. Когда Чимин отказывается от объятий с ним, дело - дрянь. - Эта кровать такая большая, - замечает он больше для себя, скатываясь на край и вновь окидывая сжавшегося в клубок Чимина тоскливым взглядом. Обычно Чимин распластывается по постели звездой, занимая своим небольшим телом как можно больше места. Чем больше постель, тем немыслимее позы, в которых спит Чимин. Но сейчас тот сжался так, будто хотел и вовсе исчезнуть. Такой маленький, такой слабый и беззащитный перед терзающей его болью. Чонгуку и самому стало больно: смотреть на него и видеть таким разбитым было невыносимо. Чонгук всегда ненавидел, когда кому-то из его хёнов было плохо, и всегда делал всё возможное, чтобы помочь. Но чем он может помочь сейчас? Только подарить Чимину долгожданную тишину и покой. - Чимин-хён? - едва слышно шепчет он. Чимин не реагирует. Может, не услышал его. Он больше не открывает глаз, только подтягивает колени ещё ближе к груди. Поджав губы, Чонгук какое-то время смотрит на несчастное лицо явно невыспавшегося Пака, а после в голове его будто загорается крохотная лампочка. Необязательно ведь делать что-то глобальное и болтать, верно? Можно пойти по совсем другому пути. - Эй, ЧимЧим-хён, - шепчет он чуть громче и склоняется к старшему, мягко поглаживает по плечу. - Я о тебе позабочусь. - Всё хорошо, - заторможено отзывается Чимин, смотрит на него сквозь ресницы и криво улыбается. Чонгук ему ни капли не верит, потому что прекрасно видит чужое состояние, а ещё потому, что улыбка на дрожащих губах не касается глаз Чимина, не отражается в них солнечными бликами, золотыми искрами. Не верит, но не спорит, потому что Пак тот ещё упрямец. Он ненавидит нагружать кого-то своими проблемами, и вытянуть из него правду порой не получается даже самыми цепкими клещами. Поэтому Чонгук только расправляет одеяло, укрывая им босые ноги вновь уткнувшегося лицом в подушку старшего, и спешно покидает комнату, стараясь не громыхать постоянно заедающей дверью. «Принять душ, переодеться, приготовить хёну прохладный компресс, дать таблетки для понижения давления и приготовить сладкий чай и лёгкий завтрак. Тосты в яйце с сыром. И помидорами», - составляет в голове план Чонгук, пока со всех ног несётся в плавучий дом. На обратном пути он проносится мимо играющих в бадминтон Тэхёна с Сокджином, подкидывает им волан и задерживает взгляд на мешке-кресле. Стоит попытаться вытащить Чимина на улицу, на свежий воздух. А если тот будет упрямиться, Чонгук его на руках донесёт. Свежий воздух успокаивает нервы и расслабляет. То, что нужно, когда болит голова. «А ещё можно подключить к операции Юнги-хёна», - решает Чонгук, заходя в верхний дом и бесшумно закрывая за собой входную дверь. Идеальное решение, потому что никто в здравом уме не будет шуметь рядом с Юнги, когда тот погружён в написание лирики. Но все тонкости своего плана Чонгук обдумает потом, постепенно. Первоначальная задача: накормить Чимина завтраком и лекарствами. Уж с этим макнэ точно справится.

|∞|