Если и есть что-то в это мире, что Чимин ненавидит, это неопределённость. Нет ничего хуже подвешенного состояния и полного непонимания ситуации, в которой лишь намёки и никаких ответов на многочисленные вопросы. Но одно дело, когда подобная неопределённость затрагивает какие-то бытовые ситуации, а другое - любовный фронт. Звучит так помпезно, будто разыгрывается драма, в которой две девушки, пять парней и полная путаница из чувств, но Чимин чувствует себя так, будто участвует в подобном хаосе, а не просто не может развести одного несносного хёна на откровенный разговор.

- Если бы вы должны были отправиться на необитаемый остров, что бы вы взяли с собой?

- Чимина.

- Какой странный выбор. Быть может, телефон, аптечку, запас еды?

- Нет, только Чимина.

Когда Юнги ответил так ведущей, у Чимина сердце зашлось в бешеном темпе, а к щекам прилила кровь. Разумеется, все заметили его смущение, начали подкалывать, на что сам Чимин громко фыркнул и заявил, что Юнги делает такой выбор лишь для того, чтобы иметь возможность кого-то эксплуатировать. Ведущая смеётся, Юнги усмехается, сверкая глазами, Тэхён хохочет и хлопает по колену, а Чимин жалеет, что не может схватить своего хёна за рубашку и вытрясти из него душу. Своего. Юнги не принадлежит никому, но Чимин не оказался бы стать его обладателем. Не как вещи, а как дорого, любимого человека. Впрочем, говорить о любви рано, Чимин даже спустя несколько лет всё ещё не может определить точно, что же чувствует, на что действительно готов для Юнги, но трепетные чувства, робкие и тайные, нежные, хрупкие испытывает. И очень боится, что их кто-то разобьёт, растопчет, уничтожит.

Кто-то... Мин Юнги.

Порой Чимин смеётся сам с себя и качает головой. Все его проблемы от нерешительности и мягкотелости там, где это не нужно, где следовало бы проявить другие качества, где следовало бы не бояться открыть рот. Но Чимин молчит, лишь смотрит тоскливо или восторженно, с печалью или радостью, а Юнги вряд ли умеет читать мысли, хотя вопрос на самом деле спорный. Иногда Юнги ведёт себя... Странно. Да, это то слово, которое идеально опишет происходящее. Мин обычно проводит свободное время в постели или в студии, иногда кантуясь там вместе с Намджуном и Хосоком. Он не любит, когда кто-то крутится под ногами или шумит, не любит пускать кого-то к себе, даже домофон на дверь студии прилепил, лишь бы обезопасить свою «крепость» от незваных гостей, но порой его желание стать единственным человеком во вселенной исчезает, и тогда под раздачу попадает Чимина. Всегда Чимин, только Чимин, и это на самом деле даёт основу бессмысленной надежде о собственной нужности, важности в чужой жизни.

- Ты постоянно проводишь время с Тэхёном, - говорит Юнги.

- А если не с ним, то с Чонгуком, - хмурит брови.

- Совсем не любишь своего хёна. Не заговоришь с тобой, так и будешь игнорировать, будто меня не существует, - тяжёлый взгляд.

Чимин теряется, всегда теряется. Обычно накануне таких упрёков он зовёт куда-то Юнги, крутится рядом, упрашивает сходить с ним погулять или в кино, да даже просто в парк посидеть на свежем воздухе поздним вечером, когда темнота скроет лица. Юнги всегда отнекивается, закатывает глаза, сообщает о том, что не у всех шило в заднице, а после просит отцепиться от него со своим нытьём. Чимин отцепляется, дуя губы и затаивая в себе обиду. А после негодует после сыплющихся на него упрёков.

- Чимин-ши, говорят, вы снова сидите на диете? Разве ваша фигура не идеальна? Почему вы продолжаете изводить себя? Или дело в менеджерах?

- Ох, нет, что вы. Я просто хочу достичь идеального результата. Знаете, людям, которые легко набирают вес, трудно оставаться в форме, даже если они несколько часов подряд крутятся на сцене.

Чимин не лукавит, у него действительно странный организм, который как будто считает, что мало его хозяину проблем, и тоже изводит его. Чимин может сидеть на диетах и ночевать в качалке, но продолжать набирать вес, или наоборот плюнуть на всё и позволить себе шить на широкую ногу, а килограммы вдруг начинают убывать. Это волнует самую малость, больше волнует собственный внешний вид. Чимин хочет быть красивым и подтянутым, желания этого не стыдится и делает всё, чтобы достичь хороших результатов, но порой...

- Ты с ума сошёл? Сокджин сказал, ты опять третий день не ешь. Почему ты заставляешь хёна о тебе волноваться, непутёвый ребёнок? Пойдём, я приготовил тебе поесть, - ворчит Юнги и тащит за собой на кухню.

- Хён, я не...

- Замолчи. Твои диеты меня выбешивают. Ты видел себя вообще в зеркало? Скоро подержаться уже не за что будет.

Чимин краснеет против воли и совсем не от того, что в животе подаёт звуки умирающий кит, очухавшийся от витающих на кухне ароматов еды. Дело в словах Юнги про «подержаться» и чужой руке на поясе. Юнги вообще-то не сторонник тактильностей, оберегает своё личное пространство очень ревностно, но порой делает исключения. Только в этот момент Чимин почему-то понимает, что вольности Юнги позволяет только ему и Тэхёну. Но если Ким сам липнет порой, обнимая и сопя в шею, нуждаясь в безмолвной поддержке, которой Юнги не жалко для этого шумного солнышка, то в случае с Чимином Юнги сам становится на место Тэхёна и виснет на чужих плечах, крепко обнимая и сообщая, что «хён устал и соскучился, Чиминни». От этого всегда уши пылают и в груди печь начинает. В голове не укладывается, какая Юнги разница, есть за что подержаться или нет, но мысль эта прочно заседает в голове, заставляя позабыть о диетах. А после того, как Чимин начинает питаться нормально и регулярно, все проблемы с весом вообще тают, как снег на солнце.

- Ты опять меня снимаешь. Знаешь же, не люблю камеры, и так вечно ими в лицо тычут, - ворчит Юнги и вырывает телефон из чужих рук.

- Хён, отдай!

Чимин проигрывает в неравной борьбе и испуганным зверьком застывает, прижатый к полу, пока восседающий на его животе Юнги пристально смотрит в экран его смартфона, листая галерею. Чимин чувствует, как краснеет, а ещё очень хочется плакать, когда старший переводит на него нечитабельный взгляд. Там ни одной эмоции, только чёрные пропасти зрачков, и Чимин делает очередную вялую попытку вырвать телефон. Не получается, конечно, но после Мин оставляет смартфон на его груди и поспешно уходит, а сам Чимин сворачивается клубком и старается дышать глубоко. Ему неловко, страшно, нервозно и ещё много как, потому что Юнги действительно не любит, когда его снимают, а в галерее Чимина сотни его фотографий, иногда чёткие и качественные, а иногда смазанные, сделанные тайком. Парень не знает, как будет объясняться, если Юнги спросит, какого чёрта, но ему везёт. После случившегося они не разговаривают несколько дней. Точнее, Чимин не разговаривает и избегает. Только от изучающего его прищура тёмно-карих глаз так просто не скроешься.

- Эй, Чиминни, я снимаю! Станцуй что-нибудь!

- Станцевать? Что станцевать?

В ответ лишь смех и камера, ткнутая почти в лицо. У Чимина в наушниках какой-то клубный ремикс, и он одаряет невидимую аудиторию взглядом альфа-самца и делает телом волну, проводит пальцем по губам, прикусывает нижнюю и томно выдыхает, покачивая бёдрами. И вроде бы простое дурачество, улыбка так и лезет наружу, но взгляд случайно натыкается на сидящего в другом углу гримёрки Юнги. Тот смотрит так непривычно, в его взгляде, скользящем по губам и бёдрам Чимина, выписывающим восьмёрку в воздухе, что-то тёмное, липкое, грязное, на губах играет ухмылка. Музыка в наушниках отходит на второй план, Чимин застывает и смотрит огромными глазами. Но всё проходит, как мираж, Юнги вскидывает бровь и смотрит недоумённо, мол, чего тебе, а у Чимина щёки пылают и в голове каша. Показалось или нет? Показалось? Нет?

- Ты мог бы стать отличным стриптизёром, - позже подкалывает Юнги и усмехается.

В его взгляде плещется то самое липкое и грязное, но лишь на секунду, а после привычная отстранённость, и Чимин звучно сглатывает, ёжась. Нет, определённо не показалось. Вот только что с этим делать?

«Тебе просто нужно поговорить с ним» - крутится в голове.

И как это сделать? Как вообще это будет выглядеть? Что Чимин может сказать? Спросить, почему Юнги порой на него пялится? Почему ведёт себя двусмысленно? Или же рассказать о том, что сам пялится и мысли в голове крутятся самые разные при взгляде на старшего? Так тот и прописать может для профилактики. В конце концов, Чимин допускает мысль, что видит то, чего нет на самом деле, потому что хочет это видеть. Юнги нравится ему, нравится очень сильно, и Чимин хочет взаимности, хотя бы самую малость. Поэтому приписывает старшему особую заботу о себе, когда тот готовит завтрак, или видит подтекст в крепких объятиях, хотя Юнги может точно так же повиснуть на Намджуне, но тот высокий, неудобно. Чимин считает себя особенным, хочет считать себя особенным, но факт того, что это всего лишь иллюзия, бьёт больно, наотмашь.

- Боже, я выгляжу, как какая-то прост... Кошмар. Чиминни, тебе нравится?

Юнги появляется рядом и смотрит пристально, а Чимин может только хлопать ресницами и «ты нравишься мне полностью, весь и без остатка, как бы ни выглядел, но говорить я это, конечно же, не буду». Нетерпеливый цык, и Чимин наконец-то осматривает парня с ног до головы. Свободная футболка, сверху рубашка, светлые джинсы и кеды. Вроде всё как обычно, но в последнюю секунду взгляд цепляет за нечто, являющееся подвязкой, сделанной по типу джинсового тонкого ремешка, обхватившего правую ногу Юнги чуть выше колена. И вообще-то не в первый раз такая деталь на чьих-то джинсах, но у Чимина воздух колом в горле. Юнги дожидается ответа, а в голове откуда-то развязные кадры крайне грязных фантазий на тему того, как бы этот тёмно-синий ремешок смотрелся на светлой коже бедра Юнги, не скрытого джинсой. Наверное, это было бы...

- Чиминни?

Юнги вскидывает бровь, всматриваясь в затуманенные глаза, отмечает язык, скользнувший по пересохшим губам, и резко сведённые колени. Удивление в его взгляде настолько явное и неприкрытое, что Чимин в себя приходит, нервно проходится пальцами по волосам и улыбается натянуто.

- Прикольно смотрится, хён.

Глаза в глаза, Юнги зачем-то пальцами касается идиотского ремешка, а Чимин жевать начинает, взволнованно следя за его действиями. И чёрт знает, чем бы всё это могло кончиться, если бы не ворвавшийся Чонгук и несущийся за ним Сокджин, пышущий желанием придушить одного мелкого, в корень обнаглевшего кроля.

«Спасение», - вопит внутренний голос, а сам Чимин бросается на шею Чонгуку и крепко обнимает, не давая Джину убить мелкого.

Вот только спасение было мнимым, временным. В гостиной поздним вечером темно и пусто, лишь Чимин и заставший его врасплох Юнги, который садится рядом на диване, забирает пульт и выключает телевизор. В свете настольной лампы он выглядит ещё хуже, чем есть на самом деле. Тени играют на лице, синяки под глазами становятся темнее, мешки - объёмнее, а сам Мин будто постарел на пару лет. Но взгляд его цепкий и пристальный, Чимин сразу понимает, в этот раз просто так не выкрутится. Обняв огромную подушку, отгородившись ею, словно щитом, Пак робко взглянул на своего хёна, прикусывая щёку изнутри и гадая, чем закончится этот разговор, обещающий быть тяжёлым. Но Юнги, кажется, сам не готов к нему, потому что не напирает, не ругает, не пытается допытаться до истины. Юнги смотрит устало, растирает лицо ладонями и усмехается.

- Чёрт, Чимин. Ну ты и влип. И меня в это втягиваешь. Имей в виду, я не собираюсь идти у тебя на поводу, ясно? И тебе пора бы прекратить пожирать меня взглядом, остальные начали замечать и задавать мне странные вопросы, потому что до тебя достучаться не могут. Не хватало ещё скандала, ссоры или драки. Раз уж влип по уши, так научись себя контролировать.

- И ничего не по уши.

- У тебя почти встал, когда я просто провёл пальцами по аксессуару одежды.

Чимин скулит и утыкается лицом в подушку, желая исчезнуть с лица земли. Но Юнги не злится и вроде как не чувствует отвращения. Его ладонь опускается на макушку и ерошит волосы. Чимин тут же вскидывается и смотрит с удивлением и затаённой надеждой, на что Юнги лишь головой качает.

- Нет, даже не думай. Сначала с собой разберись и пойми, какого чёрта творишь и хочешь, а после уже перекладывай с больной головы на здоровую. Я просто хотел дать тебе понять, что я не... Не осуждаю? Что я могу это понять? Что мне это даже немного льстит? В любом случае, держи себя в руках и не заставляй меня провоцировать тебя.

- Что?

Юнги ничего не отвечает, подмигивает и уходит. Чимин растекается по дивану, смотрит задумчиво и потолок и думает о том, что всё это чертовски странно хотя бы потому, что Юнги отнёсся к подобному вполне лояльно и даже вроде как дал понять, что... Не против? Ну, когда Чимин разберётся в себе?

- Вот только что он имел в виду, когда просил меня не заставлять его провоцировать меня? - шепчет Чимин в тишину.

Ответ приходит спустя несколько дней посреди концерта на глазах у огромной толпы фанатов. Чимин просто не может не засмотреться на Юнги, мокрого, уставшего, растрёпанного и такого сексуально-агрессивного в процессе читки своей партии. Чимин зависает, залипает, теряет связь с миром, а после встречается взглядом с Юнги, и в воображении собственный мозг взрывается ядерным грибом. Юнги смотрит с прищуром, а после ухмыляется и коротким мазком языка проходится по защитной микрофонной решётке. Чимин воздухом давится, кашляет и хватает с пола бутылку с водой, заливая в себя, пока есть время, и поёт Сокджин. Вода льётся мимо, мочит тёмную футболку, расходясь пятнами, фанатки визжат, а проходящий мимо смеющийся Юнги шепчет в самое ухо «я же просил не провоцировать». У Чимина все признаки даунизма на лицо и красные уши, у Юнги широкая улыбка и полотенце в руках, которым он вытирает мокрое от пота лицо, а у фанатов множество фотографий и видео, запечатлевших этот момент.

«Сначала с собой разберись и пойми, какого чёрта творишь и хочешь, а после уже перекладывай с больной головы на здоровую» - звучит в голове голос Юнги.

Чимин приходит в себя от тычка Намджуна и начинает петь свою чуть не пропущенную партию. Взгляд его то и дело находит прыгающего на другом краю сцены рядом с Хосоком Юнги, и сердце начинает биться всё быстрее и быстрее. Чимин разберётся в себе и происходящем. И разберётся в ближайшее время, ведь ещё пара таких штучек от хёна, и Пак за себя не ручается.

|∞|