Сине-чёрная тьма окружает со всех сторон, окутывая защитным коконом. В этом месте нет звука. В этом месте нет света. В этом месте нет ничего кроме блаженного полного покоя. Но тьма эта отнюдь не эфемерна. Она тяжёлая и переливающая, ограничивающая и липкая. Она льнёт, опутывает собой, пропитывает собой, и никуда от неё не деться. Он и не хотел. Пребывая в блаженном неведении относительно того, что это за место, и кто он сам, он просто находился внутри, безразличный даже к прозрачной границе, что окружала его. А она была, эта граница. Прозрачная и плотная, там, за сине-чёрной жидкой тьмой. И за её пределами, вне блаженной тьмы, постоянно что-то сверкало, двигалось и переливалось. За этой границей, отделяющей от совсем другого мира, двигались фигуры. Он не хотел встречаться с ними. Они же только приближались иногда к границе, но никогда не пересекали её, и его это устраивало. А потом граница неожиданно оказалась разрушена. Чья-то рука, сильная, с цепкими пальцами, схватила и потащила наружу. Он не хотел этого. Он пытался сопротивляться. Его личный мир рушился из-за этой руки, и из груди вдруг вырвался звук: крик, перешедший в рёв. Вокруг вспыхнуло ало-чёрное пламя.

***

Распахнув глаза, Чуя резко садится в постели, сжимая в пальцах одеяло. Возле дверного проёма мелькает тень, и мафиози хватается за ссыпанные под подушкой пули, но тут слышится щелчок, и комнату заливает свет. Прижав ладонь к выключателю, на входе в спальню стоит растрёпанный заспанный Дазай. Накахара шумно выдыхает. Пули проскальзывают между дрожащих пальцев и рассыпаются по одеялу. Проследив их падение цепким взглядом, Дазай снова смотрит на Чую, щурится и кивает сам себе.- Ты кричал, - поясняет мужчина хриплым после сна голосом и скрывается в коридоре. - Я поставлю чайник.Растерев лицо ладонями, Чуя сквозь подрагивающие пальцы смотрит на рассыпанные пули. Всё хорошо. Он у себя дома. Дазай остался с ночёвкой после очередной миссии «Двойного Чёрного», что давно стало для них нормой, и никого постороннего в квартире нет и быть не может. А приснившийся сон - это всего лишь сон.«Кого ты обманываешь?» - шепчет голос из глубины сознания.Встряхнув головой, Чуя выбирается из постели, подтягивает пижамные штаны и направляется на кухню. После приснившегося он больше не сможет уснуть - проверено и не раз. К тому же, Дазай так грохочет, пока организует им по кружке крепкого чёрного чая с кардамоном, что все соседи наверняка проснулись. Войдя на кухню, Чуя ёжится. Дазай распахнул балконную дверь, и оттуда веет холодным ночным воздухом. Впрочем, оно и к лучшему. Раздражающий шум, неприятная прохлада, лижущая босые ноги - всё это цепляет за реальность и помогает взять себя в руки. Стоит прикурить сигарету и усесться на подоконник, всё так и вовсе становится хорошо. Вот бы ещё напарник не сверлил таким пристальным взглядом. Но Дазай именно это и делает. Сидит на краю стола, сжимая в руках прозрачную чашку из толстого стекла, полную горчащего чая, и смотрит, не мигая, считывает малейшие детали.- Это всего лишь кошмар, - бросает Чуя, ненавидя этот взгляд.- Нет, - отвечает Дазай, склоняя голову к плечу. - Не просто. Тебе снова снилось твоё рождение.- Тебя это не касается.- Чуя...- Перестань лезть ко мне в голову!Потемневшие до синевы глаза смотрят раздражённо и зло. Дазай не пугается. Дазай не отступает. Накахара раздражённо цокает языком и отворачивается к окну, смотря на размытые огни порта вдалеке. Разумеется, Дазай не может вот так просто оставить его в покое, сделать вид, что не проснулся от его воплей, и просто уйти спать дальше. Это настолько же бесит, насколько в глубине души успокаивает. Чуя не хочет быть один в момент своей слабости, но и показывать её Дазаю - как глоток серной кислоты. Впрочем, лучше уж так, чем остаться в одиночестве, хуже которого после этих чёртовых снов ничего и быть не может.- Это из-за нашей миссии, верно? Я давно заметил, что тебя штормит так только после использования «Порчи», - негромко говорит Дазай и в противовес давящей тишине намеренно раздражающе громко прихлёбывает, делая глоток чая.Чуя прикрывает глаза. Разумеется, Дазай с его наблюдательностью не мог не заметить.Не то чтобы Чуе так уж часто снилось подобное. Это началось после открытия правды о его прошлом и повторялось иногда после того, как Чуя использовал «Порчу». Дазай до своего ухода из мафии успел застать несколько его срывов, когда вот так же оставался переночевать. После возвращения в Порт семь месяцев назад эта традиция была возобновлена, и Дазай стал свидетелем уже трём вспышкам этих чёртовых воспоминаний, пришедшимся на три из восьми миссий для «Двойного Чёрного». Стоило Дазаю официально вернуться, и Мори сразу нашёл, чем занять их дуэт. Вот только до этой ночи Дазай никогда не поднимал эту тему. Может, потому что ждал искренности Чуи. Может, потому что до этого Накахара никогда не вопил во сне так громко.- Тебе в самом деле небезразлично? - спрашивает Чуя, когда половина сигареты оказывается выкурена, и ноги окончательно замерзают из-за сквозняка.- «Якорь», помнишь? - напоминает Дазай, продолжая неторопливо пить свой чая. - Не могу сказать, что готов подставить плечо для твоих рыданий, но могу выслушать. Я ведь знаю, что тебя гнетёт, Чуя. Кому как не мне ты можешь выговориться? Знаешь ведь, дальше меня твоя исповедь не уйдёт.- Я не собираюсь исповедаться. Мне не в чем.- Тогда мы можем поговорить о том, почему слово «монстр» вызывает у тебя кошмарные воспоминания.Чуя замирает на мгновение, а после делает новую затяжку и, продолжая смотреть в окно, протягивает руку. Дазай цепляет вторую кружку со столешницы и отдаёт ему. Прогретое стекло согревает трясущиеся пальцы. Подтянув колени к груди, Чуя ставит кружку себе на живот, придерживая её за ручку, и прикрывает глаза. Вот было бы здорово, если бы Дазай просто молча посидел рядом, сёрбая своим чаем, а после свалил спать, не бередя душу. Но, возможно, именно это Чуе и нужно. Очередная встреча с застарелыми страхами прошлого, которые он поборол, но которые до сих пор бросают тень на его жизнь.Разумеется, чёртов Дазай со своей наблюдательностью и умением связывать мельчайшие детали прав. Всё началось с этой чёртовой зачистки. Всё началось с «Двойного Чёрного». Всё началось с этого ненавистного «монстр», которое кричали со всех сторон, пока Чуя в алом свете «Смутной Печали» носился по всей базе, уничтожая врагов направо и налево. А после он выпустил на волю «Порчу», сознание помутилось, безграничная сила начала рвать его тело на части, и это последнее, что отпечаталось в его сознании перед тем, как он погрузился в вихрь силы Арахабаки. Они вопили вокруг от страха. Они проклинали его. Они называли его чудовищем, порождением дьявола. Они вопили: «Он не человек, не человек!».- А то ты не знаешь, Дазай, - негромко отвечает Чуя, выдыхая очередную порцию дыма.- Знаю, - не видит смысла отрицать Дазай. - Но не могу понять. Сколько лет прошло, Чуя? Почти с десяток. Мы ведь разобрались во всём ещё тогда. Мы оба знаем, что ты - человек. Так к чему цепляться за тени прошлого?Чуя поворачивается лицом к напарнику и заглядывает в коньячно-карие глаза. Дазай всё ещё чуточку сонный и уставший, что находит отражение в его позе, жестах и даже дыхании, но взгляд его ясный и острый, сканирующий и просверливающий насквозь. Дазай не спрашивает из любопытства и не спрашивает ради того, чтобы просто спросить. Он и в самом деле не понимает, почему Чуя так цепляется за своё сложное запутанное почти фантастическое прошлое. Что ж, вот бы Накахара мог это объяснить хотя бы самому себе.Это началось давно. Дазай прав. Скоро десять лет минёт с того момента, когда Чуя столкнулся с Верленом и узнал о себе всю правду. Впрочем, там ли лежит начало его истории? Нет. Всё началось ещё раньше. В тот момент, когда родилось его первое сознательное воспоминание о своём существовании, вызванное посторонним вмешательством в его крошечный мирок, повлёкшим за собой возможность сравнения.Всё, что Чуя знал изначально в своём блуждающем сознании, это влажная давящая сине-чёрная тьма вокруг и прозрачная плотная граница, отделяющая его от другого мира, мира внешнего. Сейчас Чуя может всё это описать словами. Тогда это были заложенные в нём инстинкты и какое-то природное знание и осознание собственного существования в окружающем пространстве. Что не изменилось, так это воспоминания о защищённости и покое, которые переполняли его в этой темноте. Иногда в прошлом Чуя даже ловил себя на мыслях, что был бы не прочь вернуться к ней и обрести полнейший покой, где не будет терзать ни одна мысль, и не будет волновать ни одно событие.Но всё изменилось в тот момент, когда чья-то рука вытащила его наружу. Чуя не хотел этого. Внешний мир не интересовал его, не волновал и не завораживал. Чуе нравилась его жидкая тьма и покой. Он сопротивлялся этой руке, но у него было недостаточно сил, чтобы вырваться из цепкой хватки. Его затопило отчаяние. Его затопил страх. Чуя помнит, как закричал. Это был крик, принадлежащий ему. И следом раздался рык, звериный рёв, зародившийся глубоко внутри него и неожиданно вырвавшийся наружу, поглотивший сознание, опаливший жаром, утопивший во тьме совсем иной - безграничной, обжигающей, засасывающей, бесконтрольной. Миг рождения Чуи совпал с мигом пробуждения в нём Арахабаки. По иронии судьбы, не иначе, в момент своего рождения он не выбрался на свет, нет. Он провалился во тьму.Второе воспоминание об этом мире, о новой жизни, о своём осознанном существовании - это встреча с Ширасэ, который нашёл его и привёл к «Агнцам». Они обучали Чую. Они заботились о нём. Они берегли его. Благодаря им и только им Чуя смог осознать себя в мире, научиться жить среди других людей и научиться понимать происходящее вокруг. Он проделал большой путь, огромный путь, если учесть, что всё его полусознательное существование прошло в лаборатории. Он даже не знал, что такое хлеб и как он выглядит. «Агнцы» были чертовски удивлены, что Чуя был настолько неподготовлен к жизни вокруг. Они решили, что у него полная потеря памяти, и поэтому он такой странный. Странность эта выражалась в том, что при всей своей неподготовленности и стёртом прошлом Чуя очень быстро запоминал информацию и обучался. А ещё он назвал им своё имя: Накахара Чуя.Мафиози никогда об этом никому не рассказывал, но на самом деле с каждым новым открывшимся фактом его память по чуть-чуть прояснялась. Когда он встретился с Дазаем, когда они начали расследовать дело об Арахабаки, когда на их пути встал Рандо, подобно Чуе утративший свои воспоминания, в глубине сознания рыжеволосого парня начало шевелиться что-то. Это не было воспоминаниями и чёткими картинами, не было даже сформировавшимися мыслями, но было чёткими ощущениями чего-то знакомого, но утерянного. Например, собственная способность - Чуя просто понял её однажды, и когда внутри почувствовалась таимая ограждённая тьма, Накахара сразу связал её со своим прошлым, с взрывом в Сурибачи, со слухами об Арахабаки. Он просто понял, что он и есть Арахабаки, и это знание повлекло за собой желание распутать этот клубок и узнать, кто же такой Накахара Чуя на самом деле и кем он является.Сейчас Чуя понимает, в чём было дело. Пусть он был выращен в лаборатории, пусть он был проектом, пусть он был заперт в исследовательской капсуле, полной раствора - той самой чёрно-синей жидкой тьмы - он не спал и не был в анабиозе. Он был в сознании всё то время, и пусть ему казалось, что нет вокруг света и нет вокруг шума, всё это существовало. Эти фигуры за границей его тьмы - учёные в белых халатах. Они смотрели на него. Они наблюдали за ним. Они изучали его. Снимали показатели, подключили аппараты, вливали в него посредством капельниц разные растворы. А ещё они говорили о нём, об Арахабаки, о непомерной силе. Они были теми, кто называл его «прототип номер два-пять-восемь-а», но был среди них один человек, который называл его «Чуя». Этого человека другие со всем почтением называли «Накахара-сан». Этот человек называл Чую своим детищем. Когда Ширасэ спросил о его имени, Чуя замешкался, потому что не помнил даже его. Но потом будто что-то вынырнуло из глубин памяти, когда он задался этим вопросом, и оно сложилось само собой: «Чуя», «детище» и «Накахара-сан» слилось в одно озвученное «меня зовут Накахара Чуя».Смешно сейчас вспоминать об этом. Смешно, и горько, и иронично. Чуя - это имя принадлежало оригиналу, из клеток которого в лаборатории взрастили усовершенствованное тело рыжеволосого парня. Накахара - фамилия, принадлежащая чудовищу, возглавлявшему проект «Арахабаки» и проводившему опыты над людьми в попытках понять природу способностей эсперов и создать искусственных эсперов с внедрённой в их тела силой. Живое и искусственное, естественное и противоестественное переплелось между собой в имени «Накахара Чуя», которое присвоил себе тот, кто всегда был всего лишь «прототипом два-пять-восемь-а». Сколько ещё таких прототипов было? Было ли их соответственно числу в кодовом имени? Было ли до прототипа «два-пять-восемь-а» ещё двести пятьдесят семь таких же истощённых рыжеволосых детей восьми лет, выращенных из клеток оригинала с генетически усиленными телами, способными выдержать огонь Арахабаки или любую другую силу, которую сумасшедшие учёные собирались призвать в этот бренный мир?- Я никогда этого не узнаю, - едва слышно выдыхает Чуя и тушит сигарету о пепельницу.- Не узнаешь о чём? - спрашивает Дазай.- Эй, Дазай... - неуверенно зовёт его Чуя и поворачивается вновь лицом к напарнику. - Ты был тем, кто заставил меня поверить в то, что я - человек. Ты сам всё ещё веришь в это?- А есть сомнения? - мягко улыбается Дазай, спокойно глядя в голубые глаза, на дне которых затаённая тоска, и печаль, и боль. - Мы уже говорили об этом, разве нет? Конечно же, ты - человек.

- Нет способа узнать, кто ты и откуда. Но даже если ты всего лишь рамка, сдерживающая силу оболочка... Ты - это ты. Ничто не постоянно. Все люди, все существа - всего лишь оболочки, фигуры материального мира. Все люди, все существа - лишь рамки для разума из плоти, как и всё, что их окружает в этом мире. Прекрасные фигуры. Прекрасные рамки.

Слова Рандо, произнесённые им перед смертью, всплывают в памяти эхом тех дней. Он был первым человеком на пути Чуи, что приоткрыл завесу тайны. До его появления в своей жизни Чуя считал себя воплощением Арахабаки, всего лишь его человеческим проявлением, ведь его сила была непомерна, а тело неуязвимо. Чуя сам себе сделал установку никогда не использовать руки в бою. Это была его попытка открыть о себе правду. Люди не могут быть непобедимы, верно? На каждого сильного человека найдётся свой ещё более сильный человек. Чуя долгое время не знал поражения. Он никогда не использовал руки в бою, но никогда бои не казались ему чем-то сложным или опасным. Он знал, что победит. При любых обстоятельствах. Это разрушало его изнутри. Арахабаки - бог древнего мира, воплощение хаоса на земле. Чуя не знал, может ли быть человеком с таким существом внутри или является всего лишь его материальным телом. Не знал, принадлежит ли его личность ему самому или была она создана для чего-то Арахабаки. Не знал, зачем ходит по этой земле. Не знал, какова цель его существования.Рандо стал его спасителем. Вероятно, дважды, ведь именно он был тем, кто вытащил Чую из лаборатории, желая присвоить таимую в нём силу. Когда Дазай и Чуя сражались против него, Накахаре пришлось задействовать в бою руки, и это опьянило его. Не бог. Не непобедимое существо, воплощённое в облике человека. Человек. Человек непомерной силы, но не один-единственный такой на земле. Чуе пришлось сражаться, чтобы защищать свою жизнь. Рандо не нежничал с ним, потрепал немало. Но каждая ноющая рана сладкой болью отдавалась в теле, рождая осознание, что Чуя - боящийся смерти и желающий жить человек. Человек, который защищал свою жизнь всеми своими силами, не прибегая к той тёмной силе, что таилась где-то глубоко него. Не Чуя был порождением этой силы. Эта сила была рождена внутри него. От этого хотелось хохотать во всё горло. От этого хотелось громко счастливо кричать.Но счастье длилось недолго, потому что в своих откровениях Рандо под конец обронил фразу, которая вновь погрузила Чую в глубокие размышления и сомнения. Рандо - оказавшийся Артюром Рембо - много чего поведал рыжеволосому парнишке, несмотря на собственные проблемы с памятью. Он рассказал, что они с напарником пришли за той силой, которую назвали Арахабаки. Он рассказал, что был тем, кто вытащил Чую из лабораторной капсулы. Он признался, что хотел поглотить силу внутри Чуи, подчинить его своей воле, как сделал это с телом предыдущего босса Портовой мафии, но у него не вышло. Не вышло, потому что...

- Тот, кого я заключил, был лишь защитным устройством. Другими словами, ты, Чуя-кун. Как человек с собственной личностью, ты был объединён с Арахабаки, чтобы сдерживать его, предотвратить его неистовства. В результате границы были стёрты, и истинная форма Арахабаки проявила себя, а дальше всё так, как я и рассказывал: божество окончательно пробудилось и сгубило всё вокруг.

Рандо говорил все эти вещи. Говорил: «Даже если тебе далеко до Арахабаки, я слышал, что твоё тело может выдержать многое». Говорил: «Не думаю, что ты и есть Арахабаки». Говорил: «Скорее всего, твоё тело - сосуд, вместилище для этой силы, способное подчинить её». Ещё и описание Арахабаки, которое мужчина выдал, когда они с Дазаем пришли расспросить его как свидетеля...

- То был зверь. В его теле заключалась вся основа разрушения и смерти с самого начала времён. Нет сомнений, что он не обладал злой волей или гневом. У этого существа даже не было намёка на эмоции. Оно просто было, существовало. Перед тем, как потерять сознание, я услышал рёв зверя. Это напугало меня больше всего, хотя сам рёв не был пугающим. В нём не было ни устрашения, ни угрозы. Но этот рев, я понял мгновенно, существовал, чтобы создавать как можно больше разрушений. Если бы в этом существе было хоть на волосок осознанного желания убить меня, я бы умер мгновенно. Если бы кто-то сказал мне, что это был бог, я бы поверил. В нём не было намерения убивать. Не было никакого злого умысла. Это не было стихийное бедствие с целью убийства. Но огромное количество людей было убито. Таков был этот зверь. Таких существ называют богами в этой стране.

Такое существо, такая сила - не для этого мира. Эта реальность не может выдержать такого напора, и поэтому всё вокруг Арахабаки рушилось, пусть разрушения и не были его целью или причиной его существования. Просто его энергия не могла существовать в этом мире, не принося с собой боль и кровь, и Чуя сразу понял, что не может быть в этой истории всё так просто. Арахабаки - безграничная сила, что таилась внутри него - не могла быть запечатана в простом человеческом теле. Никакое тело не могло бы выдержать такого напора и не исчезнуть без следа. Что сделали те учёные в лаборатории с его телом? Как они запечатали внутри него Арахабаки? Почему это существо смирно сидит внутри него? Какие барьеры сдерживают его? И, будучи его сосудом и носителем, может ли Чуя считать себя человеком? Что за эксперименты проводили те учёные? И как к ним попал, как у них оказался Чуя? Где его семья? Где его прошлое? В памяти была лишь пустота.После смерти Рандо покой так и не снизошёл на Чую. Он получил некоторые ответы, но появилось и больше вопросов, которые не давали спать ночами. При всех бедствиях, что принёс с собой Верлен, Чуя рад тому, что мужчина появился в его жизни. С другой стороны, открывшаяся правда больно ударила по нему и его осознанию самого себя.

- Ты - чудо, Чуя.

Вероятно, этот учёный - Накахара-сан - и в самом деле считал его чудом. Ещё бы, ведь прототип номер «два-пять-восемь-а» оказался удачным экспериментом, почти законченным. Поэтому этот полоумный ублюдок убил на глазах Чуи его оригинал? Тот, хрупкий и уязвимый, был заключён в такой же капсуле, полной сине-чёрной жидкости - раствора, после слива которого умер в ужасных мучениях. Зачем учёный убил его? Потому что ему не нужен был больше слабый бесполезный оригинал, годный лишь на то, чтобы быть биологическим материалом? И сколько натерпелся этот ребёнок в капсуле? Чуя был выкраден Рандо, когда ему по человеческим меркам исполнилось восемь лет. Оригинал внутри капсулы был идентичен. Он рос всё это время внутри своей клетки? Над ним проводили опыты? Ему причиняли боль? Глядя на его смерть, Чуя чувствовал себя так, будто часть его души умирала вместе с корчащимся внутри капсулы телом.Потому были пытки, и боль, и страх, и смятение, и потеря себя из-за вкачиваемых препаратов. Учёный пытался заставить его сказать кодовую фразу, которая сломала бы печать на сознании и выпустила на волю Арахабаки, но Чуя сопротивлялся из-за всех сил, сколько бы вольт ни пропускали через его тело. В его голове всё тогда перемешалось. Был ли он человеком или нет? Был ли богом или нет? Был ли пустой оболочкой или нет? Тот учёный сказал, что стоит закончить кодовую фразу, и личность Чуи будет целиком стёрта вырвавшимся на волю Арахабаки, но была ли эта личность личностью человека или программой, заложенной в голову искусственно взращённого тела, созданного лишь затем, чтобы стать искусственным эспером и клеткой для безудержной силы, несовместимой с миром вокруг?

- Арахабаки, ты одинок. Нет никого в этом мире, кто мог бы понять тебя. Ты не бог и не человек. Ты будешь метаться где-то между, пока сам себя не убьёшь.

Верлен ошибся в одном: в отличие от него Чуя не собирался сдаваться своей непонятной судьбе. Он всегда был бойцом. Он боролся за свою жизнь с самого детства, когда ещё ничего о себе не знал. Он хотел жить и пытался делать это. Обзаводился связями, изучал мир вокруг, проникался привязанностями и просто шёл вперёд по дороге своей судьбы. Как бы тяжело, сложно, запутанно, страшно и непонятно ни было, Чуя никогда не опускал руки. Поэтому в его жизни появились «Агнцы». Поэтому он повстречал Дазая. Поэтому оказался в Портовой мафии, где стал частью чего-то большего, чем своё привычное холодное одиночество. Были люди, которыми он дорожил, и были люди, дорожившие им. Неважно, как много белых пятен было в его памяти, Чуя никогда не отчаивался. Злился из-за невозможности вспомнить и понять, но никогда не позволял себе погрузиться в уныние, будто бой заведомо проигран. Никогда.Может, поэтому в ту ночь и родился «Двойной Чёрный». Может, поэтому Дазай и проникся к нему своеобразным уважением. Безразличный к людям вокруг, абсолютно пустой изнутри, Дазай не видел никакой ценности в жизни и в людях вокруг. С возрастом ещё получше стало, но что в пятнадцать, что в шестнадцать лет Осаму был настоящим дьяволом, которого Чуя редко когда мог понять. Но уже тогда он был для него «якорем», потому что именно благодаря сравнению себя с вынужденным коллегой Чуя осознал, что человеком может быть любой - это определяет простейший выбор. Был ли Чуя человечнее Дазая, с абсолютным безразличием отправляющего подчинённых на смерть и пытающего людей с истинным пристрастием? Тот вне всяких сомнений был человеком, но был ли он им по сути? Без эмоций. Без привязанностей. Без интереса к жизни. Без сострадания. Чуя смотрел на него и порой видел лишь тьму, холод и смерть в коньячно-карих глазах этого подростка.Определяло ли это понятие «человек»? Кто скажет. Но в ту ночь, когда «Порча» Чуи должна была впервые выйти на свет, между ними будто что-то изменилось. У Дазая был свой план, как справиться с Верленом. Непонятный, запутанный, чудовищный план, в угоду которому Дазай был готов пожертвовать многими жизнями. Из-за этого плана Чуя в итоге оказался на лабораторном столе и терпел пытки. С каким удовольствием он отомстил Дазаю, когда узнал об этом. Вот только то, что Дазай безропотно согласился на пытку, не стал сопротивляться, заставило Чую впервые задуматься о том, что Дазая тоже могло не устраивать положение дел, да только выбора не было. Тогда он отмахнулся от этой мысли, но после, когда они стояли на крыше резервуара для хранения газа и дожидались момента атаки, она вновь появилась в его голове. Потому что Дазай неожиданно повёл себя так, как Накахара от него совсем не ожидал.

- Думаю, до того, как центр Йокогамы погрузится в хаос, осталось тридцать минут. - Мы этого не увидим, потому что либо уничтожим эту тварь, либо умрём. - Ни за что! Двойное самоубийство с Чуей - худший вариант! На этот раз сделаем всё правильно. - Согласен. Я тоже не хочу умирать. Я всё ещё должен стать Исполнителем раньше, чтобы командовать тобой. - Надо же, ты так уверен в себе.

Они привычно грызлись между собой, наблюдая за тем, как конец света, не иначе, становится всё ближе, ближе и ближе. Дазай спросил, помнит ли Чуя их план. План состоял в том, чтобы выпустить «Порчу» на волю и с помощью силы Арахабаки победить. Благодаря полоумному учёному Чуя узнал в лаборатории кодовую фразу, открывающую врата: «О, дарители тёмной немилости, не будите меня вновь». Помимо этого в руках Чуи находилась шляпа Верлена, металл внутри которой давал возможность контролировать своё сознание и снимать с него сдерживающую силу печать. У них на руках были все козыри. Почти. Дазай не стал скрывать, что понятия не имеет, чем закончится столкновение двух неуправляемых сил. Пошутил даже, что не удивится, если весь мир будет уничтожен этим всплеском. Но у них не было выбора, и Чуя готов был к тому, что его ждёт после активации «Порчи», потому что на кону стояли жизни тысяч и тысяч людей, и неважно, знакомы Накахаре эти люди или нет. Но Дазай...

- Почти пора. Чуя спрыгнет отсюда, откроет «врата» перед этим монстром и ударит по нему силой Арахабаки. Я собираюсь отдать своим людям приказ подготовиться к бою... Всё нормально? - Конечно. Почему ты спрашиваешь? - Есть одна проблема... Это не имеет ничего общего с успешностью плана. Это лишь вопрос, который нам нужно решить, но для принятия решения может потребоваться время. - Что с тобой? Перестань драматизировать и скажи уже, наконец.

И тогда Дазай напомнил Чуе о том, что собой представляет кодовая фраза, способная освободить Арахабаки. Напомнил о том, что они так и не выяснили ничего о его прошлом. Эта фраза и последующая активация Арахабаки должны были стереть сознание Чуи на время боя, передавая контроль безудержной силе. Сила эта, как предполагал Дазая, сотрёт все старые установки в сознании Накахары, и они не смогут исследовать его и узнать, использовалось ли когда-то на Чуе стирание памяти и можно ли эту память восстановить. Узнать, была ли вообще эта память.

- Единственный способ подтвердить, является ли Чуя человеком или нет, это исследовать его мозг и проверить, была ли уже когда-то использована программа стирания памяти. Это означает, что если сейчас мы используем кодовую фразу, метод подтверждения того, является ли Чуя искусственной личностью, созданной с помощью строк кода, или же обычным человеком, будет утерян.

Чуя замер тогда на месте, не смея даже вдохнуть. В круговерти последних событий он даже немного позабыл об этой стороне вопроса. То есть, он же был в лаборатории, верно? Он говорил с учёным Накахарой и видел смерть оригинала, из клеток которого взрастили его генетически усиленное тело, чтобы оно было способно выдержать силу Арахабаки. Но до этого момента Чуя не задумывался о том, может ли развиться в клоне своё собственное сознание и личность или же сознание в его голову заложили кодовыми строками и программами подобно программе сдерживания и активации Арахабаки. Дазай напомнил об этом, и Чуя невольно растерялся, глядя на напарника широко распахнутыми глазами, на дне которых затаились шок и постепенно разрастающаяся нервозность.И тогда Дазай сделал это. Впервые в жизни на памяти Чуи он проявил человечность и не просто к кому-то, а по отношению к рыжеволосому мафиози. Дазай, план которого был расписан едва не по секундам, подарил ему целых две бесценных минуты на размышление. Он дал понять, что это выбор Чуи и только его. Он дал понять, что примет любое его решение. Если бы Чуя отказался активировать «Порчу», Дазай спешно начал бы придумывать альтернативный план, или они бы все просто погибли, но он всё равно напомнил Чуе обо всей сложности и опасности этой процедуры и предоставил выбор. Он дал понять, что Накахара не просто безликая пешка в его стратегии. И тогда Чуя вспомнил, как мстил напарнику за выдержанные пытки в лаборатории, и как Дазай смиренно принял своё наказание, признавая право Чуи на месть, и не играет роли, как важно было, чтобы Чуя оказался на лабораторном столе в лапах безумного учёного в роли приманки.А то, как именно Дазай напомнил ему об опасности активации «Порчи»? Он колебался, тщательно подбирал слова, говорил спокойно и сдержанно, но пристально смотрел Чуе в глаза, отслеживая его реакцию и реагируя на неё. Дазай не насмехался и не делал вид, что ему безразлично происходящее. Совсем напротив, он цепко отслеживал эмоциональное состояние Чуи, будто готов был... Что? Оказать поддержку? Принять его сторону? Он не торопил и не пытался подтолкнуть к принятию определённого - более удобного - решения. Нет. Он не манипулировал и ничего не скрывал. Просто констатировал факты и... Был рядом. А потом, будто почувствовав, какую бурю в душе рыжеволосого мафиози вызвало его напоминание, сказал:

- Верлен стал таким, потому что его мучили мысли о том, что он - не человек. Это и в самом деле большая проблема. Вопрос: быть человеком или нет. Я могу дать тебе две минуты на размышления. Обдумай это в одиночестве. Думаю, тебе будет трудно собраться с мыслями в моём присутствии.

Вспоминая тот миг, Чуя не может сдержать улыбку. Чёртов Дазай. Гениальный тупица. Знал ли он, что именно его слова мгновенно развеяли все сомнения Чуи? Он отошёл всего на несколько шагов, а Чуя уже взмыл в воздух, готовый выпустить «Порчу». Потому что слова Дазая напомнили ему о самой простой и банальной вещи. Выбор. Выбор существует всегда. Выбор: быть человеком или нет, и неважно, кто ты, чем занимаешься, кто твои родители, каково твоё происхождение.Чуя был намного человечнее Рандо, который готов был ради своей цели убивать каждого на своём пути. Его не волновала даже смерть подростков от собственной руки, и ради чего? Ради безграничной силы, с которой он сделал бы что? Мир пошёл покорять? Чуя был намного человечнее того учёного, который проводил опыты на людях, который проводил опыты на детях. Чуя был намного человечнее Дазая, этого кровожадного тёмного гения с замашками капризного ребёнка. И самое важное сравнение: Чуя был намного человечнее и сильнее Верлена, который только и знал, что жалеть неприкаянного себя и разрушать из-за этого всё вокруг, тогда как Чуя, являясь в некотором смысле его братом из-за их схожего появления в этом мире, стремился жить и просто радовался тому, что может дышать.Взлетев в небо и надев на голову шляпу, Чуя без страха взглянул в лицо опасности. В его памяти смешались лица его друзей и членов мафии, над которыми главенствовали лица Дазая, готового предоставить ему выбор, и Адама, который пожертвовал собой. Робот тоже был человечнее многих людей, которых успел за свою жизнь узнать Чуя. Единственным его желанием было защищать людей, защищать Чую. Он погиб ради этого, приняв это решение самостоятельно и добровольно принимая такой расклад. Это был его выбор: не быть обычной бездушной запрограммированной машиной для выполнения работы. И Чуя, взращённый в лаборатории лишь ради того, чтобы стать клеткой для силы Арахабаки, не собирался сдаваться просто потому, что кто-то изначально вложил в его появление на этот свет свой извращённый алчный смысл.«Катитесь вы все к чертям, ублюдки!» - подумал тогда Чуя, активируя «Смутную Печаль», а после...

- О, дарители тёмной немилости, не будите меня вновь!

Чувствуя, как тело начало разрывать просыпающейся закипающей в нём силой, Чуя больше не боялся своего будущего и не оглядывался на своё прошлое. Неважно, сколько белых пятен было в его жизни. Неважно, что он так и не успел узнать, почему вырвавшийся на волю из-за Рандо Арахабаки не уничтожил его, а вернулся обратно в его тело. Неважно, что Чуя так и не успел узнать, было ли его сознание и личность его собственными или это были происки сумасшедших учёных. Неважно даже, выживет ли он вообще после использования «Порчи», ведь у него в отличие от Верлена не было заложено в сознании фразы, которая могла бы запечатать «Порчу» обратно, а Дазай мог не успеть со своей «Исповедью». Всё было неважно в тот момент, потому что Чуя принял решение: каково бы ни было его происхождение, он решил быть человеком.- Чуя?На плечо опускается тяжёлая тёплая ладонь. Дёрнувшись, Чуя встряхивает головой и смотрит на Дазая. Тот стоит рядом с ним, и во взгляде его читается лёгкое волнение. Волнение от этого придурка, аргх! Как же Чую раздражает, что единственный человек во всём мире, который и в самом деле может понять его и просто выслушать, это эта дурацкая бинтованная мумия. Но в то же время Чуя радуется, что в его жизни вообще есть такой человек. Не бывает бочки мёда без ложки дёгтя. Что поделать, такие вот они - с разными взглядами на жизнь и смерть, с разными взглядами на связи и привязанности, на мир вокруг. Понимающие и безоговорочно принимающие друг друга только на поле боя, потому что в обычной жизни Дазай слишком любит манипуляции и ложь, а Чуя слишком вспыльчив и из-за своего прошлого терпеть не может секреты, недомолвки и обман. Грызутся, как кошка с собакой, но в такие моменты, когда душа нараспашку, и застарелые страхи выплёскиваются наружу, только одна-единственная протянутая рука не даёт потонуть во всём этом с головой.

Это раздражает. Это радует. Для Чуи это - всё.

- Я говорил тебе это не раз, - негромко начинает Дазай, - и готов повторить вновь. Неважно, как ты появился на этот свет. Неважно, каким тебя видят люди вокруг. Главное - то, как ты ощущаешь себя и кем видишь себя. Кем выбираешь быть. Мы - мафия, Чуя. Мы все - нелюди, чудовища, кровожадные монстры в глазах мирных людей и в глазах наших врагов, которых уничтожаем, кровью которых пропитываем землю под ногами. Но важно лишь то, что у нас внутри, и как мы видим мир вокруг. Ты выбрал быть человеком, Накахара Чуя, Исполнитель Портовой мафии, и ты - человек. А если у тебя до сих пор появляются в этом сомнения, если чьи-то слова неожиданно выбивают тебя из колеи даже спустя все эти годы, просто помни - ты всегда был и, вероятно, всегда будешь намного человечнее, чем я.- Вау, - криво улыбается Чуя. - Это было ужасно. Все эти сравнения... Даже хуже, чем когда ты сделал вид, что слышишь не мой голос, а голос феи. Тогда, когда мы шли допрашивать Рандо, только начиная расследовать вместе дело об Арахабаки.- О? - вскидывает брови Дазай и смеётся. - Надо же, ты помнишь. Но я не делал вид, что слышу голос феи, Чуя. Я сказал это с намёком на то, что ты такой крошечный и незаметный, что похож на миниатюрную феечку. И, эй! Моё проклятие сработало, верно? Я же сказал, что вырасту только я, а ты - нет, потому что я наложил на тебя проклятие. Как забавно! Может, у меня есть какие-то способности, о которых я не знаю?- Ты, ублюдок, - фыркает Чуя и пихает напарника локтём под рёбра.Но улыбается, когда Дазай отшатывается и заливается смехом. От присутствия Дазая рядом, от его слов, от его поддержки, от его понимающего, но не жалеющего взгляда становится легче дышать. Подцепив кружку с живота, Чуя делает пару глотков остывшего чая и вглядывается какое-то время в толстое прозрачное стекло.В памяти вдруг всплывает ещё один момент из прошлого. Несостоявшаяся встреча с собственной семьёй. Чуя всю жизнь хотел отыскать своих отца и мать, узнать о них хоть что-то, но в итоге так и не решился к ним приблизиться. Мужчина - бывший военный, ставший врачом и членом районного совета. Женщина - родом из семьи самураев с выдающимся прошлым. Чуя смотрел на них издалека и видел стену из прозрачного стекла, которая ограждала его когда-то внутри цистерны от внешнего мира в лаборатории и которая оградила его неожиданно от этих двух людей. Он не был их сыном, он был всего лишь его копией. Эти люди - не его семья, они семья оригинала, давшего ему существование. Когда Рандо вытащил его из капсулы, он вытащил его не в мирный мир и простую жизнь. Он волею судьбы, не иначе, вытащил его на свет, чтобы Чуя в итоге оказался в Портовой мафии. Вот где была его семья: Мори-доно, Озаки-сан, Хироцу-сан и Дазай, его погибшие друзья - Пианист, Снеговик, Альбатросс, Док и Липпманн.Верлен тогда, в прошлом, хотел спасти его от Рандо и от правительства, что использует Чую и силу Арахабаки в своих целях. Он призывал Рандо вырастить Чую в неведении где-нибудь подальше от всех проблем и забот, на какой-нибудь тихой ферме и никогда не раскрывать правду о настоящем прошлом ребёнка, которого они вытащили из лаборатории. Верлен - такой же, как и сам Чуя - не хотел, чтобы Накахара всю жизнь мучался от осознания, что он не такой, как все остальные люди вокруг.И может, так было бы лучше, если бы Рандо послушался его, если бы друзья не рассорились, если бы Рандо не попытался поглотить силу Арахабаки. Но что есть - то есть, и Чуя не сетует на свою судьбу. У него хорошая жизнь, и другой он не желает для себя. Жаль только, что Верлена, совсем потерявшегося в самом себе, не волновало его мнение, из-за чего тогда, в прошлом, было пролито много, очень много крови.- Но мы здесь и мы движемся вперёд, - негромко выдыхает Чуя, поднимая взгляд на Дазая.- Мы здесь и мы движемся вперёд, - подтверждает Дазай.Его ладонь снова опускается на плечо рыжеволосого мафиози: тёплая и надёжная. Чуя наконец-то ощущает лёгкость на душе, долгожданный покой.

|End|