Чонгук пристально всматривается в собственные глаза, отражающиеся в стекле старой, почти развалившейся машины. Они сами по себе темные, напоминающие подгоревшую карамель, но на зеркальной поверхности кажутся совсем черными. Чон осматривает себя с ног до головы, убеждаясь, что не забыл последнюю, потому что с памятью у него проблемы на лицо. Скрываться в течении вот уже шести лет, чтобы потом вот так, по глупости, попасться в собственные сети? Как же это жалко. И сейчас парень натягивает капюшон красной худи, кстати, слишком легкой для осени, посильнее и широкими шагами спешит к зданию школы. За все семнадцать лет жизни он ни разу так не спешил в это место.

А по дороге парень спутанно размышляет о том, каков шанс, что его не узнают. Какова вероятность, что он пройдет мимо всех этих десятков учеников по школьному двору, вдоль тесных коридоров, прямиком до общего туалета, и ни с кем не встретиться взглядами? Слишком маленькая, что удручает. Так ещё на мозг давит чей-то настойчивый крик сзади, что, не унимаясь, зовет некого Чимина. Нет, Чонгук уверен в своем имени так же как в том, что зовут не его, но настойчивость низкого голоса за спиной пугает. И не зря пугает, на самом-то деле.

– Чертов Пак, ты чего это удумал? – звонко смеясь, обладатель низкого голоса в буквальном смысле запрыгивает на спину Чона, пытаясь того растормошить, – куда ты так спешишь и почему игнорируешь меня?

Тело за спиной ощутимо тяжелое из-за чего Чонгук неустойчиво шатнулся, но устоял на ногах. Однако растерянности не поубавилось. Его буквально захватили в плен, приняв за какого-то чертового Пак Чимина и теперь требуют, видимо, ответить на теплые приветствия тем же звонким смехом и объятиями. Гуку просто нужно сбежать, но он не знает как, поэтому, слегка повременив, все же подает голос.

– Отпусти меня, пожалуйста, – Чон сильнее наклоняет голову, ведь парень, все еще сидящий на его спине, нагибается немного вперед, чтобы заглянуть своему предполагаемому другу в глаза. А именно Чонгуковы глаза никому видеть сейчас и не стоит, – Ты меня с кем-то перепутал.

– Думаешь, простудился и теперь можешь меня дурить? Где же ты так голос посадил? – параллельно с вопросами парень становится на землю и обходит Гука, чтобы встать перед ним.

– Я тебя не знаю, дай мне пройти, – в силу небольшой разницы в росте и опущенной головы, Чон может видеть только странной формы вишневые губы и родинку над ними. У него точно нет таких знакомых.

– Чимин, это уже не смешно.

Незнакомец хватается за капюшон, чтобы стянуть его, но его руку тут же перехватывают. И Чонгук, напряженно поджав губы, поднимает голову, чтобы встретиться взглядом с приторно карамельными глазами, что в мгновение наполняются ужасом. Голубоволосый парень, который явно старше самого Чонгука, бегает глазами по прекрасно знакомому ему лицу, пытается зацепиться за что-то, что отрицало бы личность Гука. И натыкается на два абсолютно карих глазах, переполненных ни то ненавистью, ни то печалью, ни то разъедающим изнутри испугом.

– Прости, – почти шепотом мямлит голубоволосый, вырывая руку и пытаясь отскочить в сторону. Но Чон не отпускает и сжимает чужое запястье сильнее, – Чон…

– Одно только слово, – грозно шипит прямо в лицо, – и тебе конец.

Проследив за судорожным кивком, Чон с силой откидывает чужую руку и спешит скрыться за массивными дверьми школы. А испуганный голубоволосый школьник лишь прерывисто дышит, успокаивая дрожь в руках и смотря в след обидчику.

Чон несется по коридорам так быстро, как только может, только бы не найти больше приключений на собственную спину. По дороге сбивает с ног какую-то младшеклассницу плюясь в нее тихими оскорблениями, сталкивается с мужчиной в клетчатом костюме и, не смотря на его слишком скучный вид, все же извиняется и сворачивает в туалет. Там запирается в кабинке и ждет около пяти минут, пока прозвенит звонок и остальные ученики покинут помещение. Уже после выходит из кабинки и останавливается около зеркала.

Капюшон давно откинут назад, поэтому сейчас, вставляя в правый глаз зеленую линзу, он может отчетливо видеть очерченные на лице пятна, имитирующие витилиго*. Парень несколько раз промаргивается и теперь осматривает свое «правильное» отражение. Чон честно чувствует, что не существует на самом деле и миллиметра того, что он видит в зеркале: чувствует себя второсортной картинкой чьего-то бездумного романа. Даже в собственных глазах он не видит жизни, в глазах, которые в себе когда-то так любил. Мама говорила, что на солнце они превращаются в золото. Как и у всех кареглазых, будем честными, но Чон от чего-то продолжал чувствовать себя особенным. Каким же глупым и наивным ребенком он был. Теперь-то парень понимает, что был рожден совершенно обычным и ненавидел свою судьбу за это. Он ведь просто мог родиться с черной кожей, разве не так? Он ведь мог родиться голубоглазым, как его лучший друг, мог быть пухлым с самого детства, мог получить страшный шрам на лице, пока игрался во дворе. Но он родился, оставался и будет до конца своих никчемных дней «обычным». Просто потому что так распорядилась его жизнь.

Давно уже Чон не думал об этом, смирился со своим притворством что ли, или же был доволен тем, что оно приносило – не ясно, но факт остается фактом. Что же заставило опомниться прямо сейчас, именно этим утром? Глупое стечение обстоятельств, закон подлости, не более. Именно сегодня Чон проспал, именно час назад он вышел из дома, не вставив в глаз зеленую линзу, имитирующую гетерохромию*. Именно этим утром какой-то чудак решил наброситься на него, перепутав со своим приятелем, а после увидел Чонгуковы настоящие глаза. Такие красивые, но такие, черт возьми, неуместные. Вроде как Чон уверен, что тот будет молчать, но частица беспокойства продолжает биться внутри. Тот чудак явно старшеклассник, а скорее даже выпускник уже. Но в его глазах было столько раскаяния и страха, что и не скажешь, что он на год старше Чонгука. Это ведь именно то, чего Чонгук добивался верно? Вселять страх, становиться сильным, делая других слабыми. Жестоко, но…

Из раздумий Чона вырывает звук распахнувшейся двери. В туалет забегает девчонка лет четырнадцати, с раскрасневшимися от соленых слез щеками, и разводами от туши под глазами. Она садится прямо на холодную плитку на полу и продолжает жалостливо всхлипывать, растирая слезы и пряча глаза. Еще некоторое время Чонгук наблюдает за этой картиной в надежде, что девушка опомнится, перестанет плакать, извинится и выйдет, наконец, из мужского туалета. Но она лишь продолжает глотать горькие слезы и не замечать ничего вокруг. Тогда уж парень негромко цокает языком, закатывает глаза под потолок и подходит к незнакомке, усаживаясь рядом.

– Ну и что с тобой приключилось? – Чонгуку по статусу не положено со всеми подряд вот так болтать и спрашивать о их самочувствии, но хотя бы иногда он может показывать вселенной, что он все еще человек как-никак? Девочка же испуганно дергается, быстро утирает со щек соленые дорожки, пару раз шмыгает носом и смотрит на Чона шокировано.

– Ой, а что ты тут делаешь? – тут же осекаясь, она наигранно стучит по голове, намекая на свою ошибку, – прости, ты, наверное, идентифицируешь себя как девушку, так? – незнакомка ловит вздымание брови парня и, немного растерянно, прикрывает рот ладошками, – господи, как же неловко. Так ты девушка?

– Выдохни, – Чон смеется искренне, впервые, кажется, за последние несколько дней, – это мужской туалет, – он хочет положить ладонь на коленку девушки, в приободряющем жесте, но тут же одергивает себя, протягивая ту же руку в приветственном жесте, – Чон Чонгук.

– Ким Минджи, – девочка неожиданно тепло улыбается. Из-за темных кругов под глазами она сейчас выглядит забавно и даже мило. Чонгуку нравятся светлые люди, вот только в его окружении таких совсем нет.

– А теперь, Ким Минджи, расскажи мне все же, что произошло. Поверь, я в этой школе кому угодно задницу надеру! – Чон шуточно размахивает кулаками, подобно боксеру, радуясь тому, что заставил еще одну улыбку расцвести на лице знакомой.

– Я и сама не совсем поняла, в чем была проблема. Это мой первый день в этой школе, поэтому я не совсем понимаю ваши местные правила, вот и вляпалась, видимо, – вспоминая что-то, Ким заметно мрачнеет и, кажется, к ее глазам опять подкатывают слезы.

– Говори давай, – где-то в глубине Гука забилось неприятное волнение, но он продолжал настаивать.

– Я спокойно шла на физику, но по пути меня сбил какой-то парень. Он был в капюшоне и прошел быстро, у меня не получилось его рассмотреть. Я упала прямо посреди коридора, представляешь? – Минджи вновь шмыгает носом, а Чон старается не выдать своего стыда, – Но потом стало еще хуже. Я всего-то оскорбила его в ответ, а на меня слетелись как коршуны! Возможно, он популярен тут, но те парни говорили совсем странные вещи.

– Какие парни? – Гук насторожился.

– У одного были голубые глаза, хотя, я уверена, что он азиат. А второй был маленький такой и пухлый. Вот он пуще всех злился. Они говорили о том, что я не могу ни о ком судить, что я сама ничем не отличаюсь и что-то о том, что я прогнулась под какие-то стандарты. Вокруг собралась почти вся школа, а я сидела на полу в окружении учебников! – она роняет одинокую слезу, но тут же ее утирает, – а после того, как меня назвали биомусором и пустышкой, я не выдержала и убежала. Что это вообще значит? Я ведь даже ничего плохого не сделала!

И только спустя десяток секунд Чонгук наконец начинает говорить.

– Глупая, – Чонгук напряженно прячет лицо в ладонях, давя на глазницы, – какая же ты глупая.

– Я не понимаю…

– Ты вырыла себе могилу, – Чонгук видит, как знакомая теряется и чувствует, как чувство стыда разъедает изнутри. Те два парня – его лучшие друзья. Из-за того, что он создал однажды, сейчас Минджи уже пострадала. Светлые люди не должны страдать, она попросту не заслужила этого, – скажи, почему именно я?  Почему ты попалась именно мне? Боже, зачем я вообще заговорил с тобой.

– Чонгук? Что это все значит? Я… – она судорожно кусает губы и трясет Чонгука за плечи.

– Нет, ты не в чем не виновата, – Чон тянется к своему почти пустому рюкзаку и ищет в нем что-то, – в любом случае мне придется сделать тебе больно.

– Ты на их стороне? – Минджи уже почти не выражает эмоций. Вот что имел в виду Гук, говоря о могиле.

– Нет. Нет, это они на моей, – Чон достает канцелярский нож и хватает Ким за запястье, – всего пару царапин. Это ничто по сравнению с тем, что тебя ждёт.

Минджи начинает вырываться и что-то невнятно визжать. А потом смотрит в Чонгуковы глаза, что сейчас выражают лишь откровенное желание помочь. И девушка успокаивается. Она лишь легко вздрагивает, когда лезвие с легким нажимом проезжается по нежной коже запястья. Всего лишь царапины, как Чон и обещал. Он очень заботливо стирает кровь с тонкой девичьей руки салфетками из местной бургерной и чувствует, как точно такие же порезы вырисовываются на его сердце. Причинять боль другим так отвратительно.

Старший поднимается с насиженного места и тянет новоиспеченную знакомую за собой. Хватает два рюкзака и покидает туалет со звонком с урока. Пару раз Минджи спрашивает, куда они идут, но Чон лишь просит доверится ему. И к тому времени, как Чонгук с девушкой появляется во дворе школы, последний уже забит другими учащимися. Тогда парень лишь подходит к одной из немногих лавочек, где уже восседают его друзья. Те непонимающе бросают взгляд на уже знакомую им младшеклассницу.

– Просто посмотрите, что вы, идиоты, сотворили с бедной девушкой! – Гук дергает Минджи за руку, чтобы та вышла из-за его спины. А сама Ким смотрит так восторженно, что парень ненароком чувствует себя героем.

– Да как ты смеешь! – пухляк Чед подскакивает со своего места, злобно пыхтя.

– Даже не думай заводить эту песню! Я вынес оценку твоим поступкам, а не твоей американской заднице, – Чед продолжает сжигать взглядом, но Гук переводит взгляд на вставшего следом Хосока.

– Ты молодец и мы все знаем об этом, – Чон Хосок и по совместительству лучший друг Гука тепло улыбается. Точнее пытается. Так, как это делает Минджи, у него не за что не выйдет, – Но она назвала парня уродом. Разве это правильно, оценивать внешность человека?

– А разве это нормально издеваться над людьми, которым и без того тяжко? Ты хоть представляешь, как она сейчас эмоционально нестабильна!?

– С чего ты взял, что ей тяжко? Она лишь поплатилась за то, что надавила на парня из-за, черт возьми, лица, с которым он родился!

– Тогда ты тоже должен поплатиться за то, что унизил человека, – Чон закатывает рукав женской блузки, представляя свету, на самом деле, еще совсем свежие порезы, – который и без того не может начать ценить себя. Она страдает селфхармом.

И Хосок, и Чед, и толпа, собравшаяся вокруг и наблюдающая за потасовкой, на секунду замолчали, чтобы потом начать довольно громко обсуждать произошедшее. Минджи же ненароком бросает взгляд куда-то за спины толпы, казалось бы, даже в другой конец школьного двора, и тут же вздрагивает, начиная вырываться.

– Чон Чонгук, что ты творишь? Я никогда не делала этого! – девушка говорит тихо, будучи не до конца уверенной в уместности этих слов. А Чонгук приближается и уверенно шипит на ухо.

– Если хочешь здесь выжить, просто поддерживай легенду.

Еще пару секунд они просто смотрят друг на друга, после чего к Минджи подходят несколько девочек, явно ее возраста, завязывая знакомство. Чон наблюдает, как перед ней извиняются его друзья, как новые «подруги» уводят ее куда-то, как она, виновато улыбаясь, машет кому-то. Проследив за взглядом Ким, Гук натыкается на мужчину средних лет, одетого в совершенно обычный клетчатый костюм, но от того не теряющего своего уникального шарма. Стоп, костюм в клетку! После того, как друзья извинились уже перед ним, Чон не задумываясь задал вопрос.

– Кто это такой?

– Если бы не пропускал первые уроки… – начал было Чед, но его тут же перебили.

– Мне напомнить по какой причине я его пропустил? – пухляк лишь поджимает губы, смиренно выдерживая вновь ставший тяжелым взгляд Гука.

– Он новый учитель английского, – Прерывает их Хосок, бегло читая чье-то сообщение на экране смартфона, – Мистер…. Мистер…Ай, к черту. Это же надо, я забыл имя препода, – Чон смеется после чего прячет телефон в задний карман джинс, – ладно, мне пора на химию.

– Бывай, – Чед горделиво вздергивает нос, – как вообще можно было забыть имя учителя?

– Чед, вы вместе были на английском, однако ты так же не помнишь имени, – Гук откровенно над ним насмехается, но для Чеда это лишь дружеская издевка.

Пухляк хмыкает, а Гук наблюдает за фигурой статного мужчины вдалеке, что как-то странно покачал головой и ушел. Над ним только что посмеялись?

***

– Что значит нет? – с насмешкой вздымает бровь Хосок, наблюдая за тяжело дышащим парнем, что смотрит на него снизу-вверх, из-под черной челки.

– То и значит, Чон Хосок. Никуда я с тобой не пойду. Слышал? Ни-ку-да, – парень вскидывает голову, сверкая яростью в глазах.

– Пак Минхёк, – приторно растягивает Чон, подходя ближе, – я ведь по-хорошему тебя попросил, помочь прибраться в кабинете биологии, а ты такие сцены закатываешь. Неужели боишься? Меня это оскорбляет знаешь ли.

– Помочь? Да все прекрасно знают, что я буду убираться один! Я скорее умру, чем стану твоей собачонкой, мудак! – Пак брызжет ненавистью и говорит очень громко. Его не пугает, что в любую секунду может объявиться этот огромный и противный Чед с его лекциями. На кону стоит его достоинство. Но, черт, как бы прискорбно это не звучало, Пак уверен, что он проиграет. Вновь.

– Моей собачонкой, говоришь? – Чон сжимает с силой щеки Пака пальцами, не давая тому вырваться, – А может лучше подстилкой? Прям как твоя дорогая подружка. Что ты так вылупился? Разве ты не знал, что буквально на днях она раздвинула передо мной ноги, только бы я помог стать ей «особенной»? Что же ты молчишь, мальчик? Не смог защитить девицу, да?

– Что ты с ней сделал? – глаза у Минхёка испуганные, а руки ослабели.

–То, из-за чего бедняжка переводится через неделю.

– Чон Хосок! – где-то из-за толпы, собравшейся вокруг потасовки, раздается всем прекрасно знакомый голос, – что тут происходит?

– Пытаюсь напомнить одному мусору, в каком он положении. Кто-то, похоже, внушил ему, что он имеет право на гордость, – Хосок отходит немного назад, давая Чонгуку возможность рассмотреть подростка поближе.

– Да как ты можешь что-то обо мне говорить, если сам прикасался к девушке без ее согласия!?

– Пак Минхёк, верно? — Чонгук противно улыбается, лишь на секунду бросая взгляд в толпу, замечая там Минджи. Девушку, что так наивно верит в Чонгуково доброе сердце. — Так та девка твоя подруга? Она ведь сама к нему пришла и предложила себя. Знал хоть, с какой потаскухой встречаешься?

– Не смей звать её так…

– А чем ты, кусок дерьма, способен меня запугать? — на секунду парень срывается на крик, чтобы заставить Минхёка сжаться и почувствовать свою слабость. —Позвонишь подружке? Как знать, возможно сейчас она раздвигает свои прекрасные ножки перед Чедом, например…

И в следующую секунду Чон чувствует, как по его лицу проезжаются несильным, но метким и старательным ударом. Теперь его не останавливает Минджи, стоящая в толпе и все еще верующая в то, что Чон – воплощение добра и местный благодетель. Не волнует голубая макушка парня, что знает самый страшный его секрет, так же затесавшаяся среди школьников. Кажется, сам бог не остановил бы его, ведь, пусть и на мгновение, но ему показалось, что из глаза выпала линза. А вместе с ней и уверенность в себе. Уже как шесть лет Чон не чувствовал грубых костяшек чужой руки на собственной скуле. Липкий страх вперемешку с яростью действовал за него. Удар за ударом, пока судорожно сжатого кулака не коснулась горячая кровь. Не он начал эту драку, он не виновен. Но почему-то, как только нахлынувшие эмоции покидают его разум, по телу растекается чувство вины и стыда. Он цел и здоров, на лице даже синяка не останется, а Минхёк судорожно пытается остановить кровь из носа. Но ощущение, словно Чон проиграл. Впервые, показав свою силу, Чонгук почувствовал себя слабым.

Он слышал, как подруги останавливают Минджи, видел, как она все-таки вырывается вперед и помогает Минхёку подняться на ноги. А потом встречается с её полным презрения взглядом и тяжело вздыхает. Кто Минджи вообще такая, чтобы он чувствовал себя так? Он делает то, что делал всегда, он просто обеспечивает собственную безопасность. Он достаточно натерпелся в свое время, чтобы теперь находиться выше остальных. Эта девчонка еще совсем ребенок, она не знает о Гуке ничего и не имеет права судить о его поступках. Кажется, в Чонгуке просыпается гордыня – та единственная, что никогда не предавала, помогая справляться с любыми гнетущими мыслями.

Минджи идет рядом с Паком, помогая добраться до медпункта, но у поворота сталкивается с уже знакомым Чону мужчиной – новым учителем английского. Они перебрасываются парой фраз, после чего подростки скрываются за углом, а сам учитель подходит немного ближе. Быть честным, Гук оценил то, как уложены его выкрашенные в блонд волосы. Казалось, что на такое способны только какие-нибудь стилисты популярных айдолов или чертовски богатых бизнесменов. И, Чонгук уверен, если бы учитель не открыл свой рот, он стал бы его любимым учителем.

– Итак, мистер Чон Чонгук, не хотите ли рассказать мне что только что произошло? – раздается звонок, потому учитель указывает головой на дверь кабинета. Когда класс заполнен учениками, а учитель уже занимает свое законное место, Чонгука останавливают, приказывая стоять.

– Он получил то, что заслужил, Мистер… – Чонгук показательно садится на свое место и закатывает глаза к потолку, указывая на то, что не знает имени.

– Ким Намджун. Учитель Ким, если быть точнее, – мужчина откидывается на спинку стула, легко постукивая пальцем по поверхности стола, – и что же он такого сделал?

– Пару лет назад он назвал девушку слабоумной, просто потому что она получила плохие отметки за тесты, – Гук строит из себя невинную овечку так убедительно, что даже самому противно, – все, чего достоин мусор вроде него – боль и издевательства, за каждую его попытку поднять голову.

– А ты, я так понимаю, здесь вершителя судеб из себя рисуешь? – Намджун раздраженно вздыхает, – ты определяешь, чего заслуживают люди, хотя сам не смог даже с собственным цветом кожи определиться.

– Вы только что высмеяли меня, за мою врожденную особенность? – Чон вздергивает брови, рукой удерживая за плечо Чеда, готового вскочить в любой момент и прочитать свою любимую лекцию о равенстве и уважении, – Так посмотрите на себя: типичный костюмчик «правильного» учителя, идеальная укладочка, самая простая азиатская внешность, предвзятое отношение к особенным людям. Да вы типичный представитель обычных.

– Обычных? – Ким непонимающе щурит глаза.

– Именно. Видимо, директор много рассказала вам о плохом мальчике Чон Чонгуке, но совсем ничего не упомянула о правилах в этой школе, – Гук чувствует приближение очередной победы, над еще одним новым амбициозным учителем, – Такие как я – «особенные». Мы настоящие личности, имеющие своё мнение и индивидуальность. А вот вы – «обычный». Биомусор и пушечное мясо, не имеющие действительно своих мыслей и мнения. Таких как вы ни за что и никогда не примут. А вот те, что еще и позволяют себе издеваться над особенными, учитель Ким, здесь не выживают.

–Так что же это, мне стоит тоже запастись дорогим сценическим гримом? – Намджун улыбается, следя как самодовольство на лице подростка перерастает в смесь страха и ярости.

– Вас в любом случае здесь уничтожат, – шипит Гук, судорожно сжимая ладони в кулаки.

– Но ты ведь остался цел? – улыбка пропадает с лица старшего, придавая ему серьезную гримасу.

Чонгук испепеляет взглядом, пробегается глазами по классу, где его ровесники стыдливо опустили головы в раздумьях. Чон понимает, что одержал поражение, понимает, что, если не заткнется, – потеряет больше, чем гордость. Именно поэтому смиренно молчит и ждет своего приговора, который старший выносит достаточно быстро.

– Любой в этой школе, что посмеет посягнуть на меня либо мою дочь – стократно пожалеют. Все услышали? – учитель Ким наблюдает за короткими кивками и, одарив Чона еще одним тяжелым взглядом, кидает, – Особенно ты, Чон Чонгук. Не смей даже приближаться к Ким Минджи.

Намджун начинает урок, а Чон вплоть до звонка лишь растерянно кусает губы, не понимая, что делать дальше. От чего-то он не видит прежней агрессивности и уверенности в своих одноклассниках. Никто из них никогда не боялся, все прекрасно знали, что ничего им не будет, но, видимо, учитель Ким звучал слишком убедительно. И даже самому Гуку стало не по себе. Но это все не так важно, как то, что его единственную надежду на хоть какой-то свет в жизни только что разбили вдребезги. Так вот почему Минджи так виновато все время смотрела на учителя, вот почему вырывалась тогда, во дворе. Ким Намджун, наблюдавший за всеми показательными выступлениями — её отец. Отец, который запретил Чонгуку приближаться к свету.

– Чонгук, подожди, – когда большинство шумных учеников покидают кабинет, его окликает Хосок, вырывая из раздумий, – Может объяснишь, что это было?

– А разве было что-то необычное? Они все по началу полны амбиций, – они выходят в коридор вместе, но Гук старается смотреть куда угодно, только не на друга.

– Ты и сам прекрасно понимаешь, что я не об этом. Какого черта ты так легко заткнулся?

– Тогда почему ты не вступился?

– Ты сам говорил, что мы можем действовать только после твоего указа, – Хосок глотает продолжение фразы в виде «как какие-то шавки» и ждет все-таки вразумительного оправдания.

– Я не знаю… Честно, не знаю, что происходит, – Чонгук жалостливо морщится, в надежде, что его поймут.

– Никто не понимает, что происходит, Чонгук. Сначала та девчонка, потом ее отец. Так еще и по школе слухи ходят о тебе с обычным, – парень кривится, выражая явное раздражение.

– Во-первых слухи – всегда полная чушь и ты сам это прекрасно знаешь!

– На самом деле я о том же, уж не верю, что ты бы зажимался с кем-то посреди двора, – в эту секунду Гук тяжело сглатывает, понимая, что на днях действительно с одним человеком зажимался, но не то чтобы по своей воле.

– А вообще, просто забей, – Чон останавливается и тяжко вздыхает, – я разберусь со всем и жизнь вернётся на круги своя, обещаю! – в подтверждение своим словам парень кивает.

– Я верю тебе, – Хосок улыбается, – ты не стал бы мне врать.

Парень уходит на следующий урок, а Гук, бросая что-то нелепое, идет в обратную сторону. Просто потому что хочется отвлечься от всего этого, хотя отскакивающие в сторону школьники немного раздражают. И тогда Чон прибегает к любимому способу спасения от огромного скопления народа – ждет звонка на урок и отправляется в недействующий спортивный зал. Там уже третий год, как идет ремонт, но никто сильно и не жалуется, ведь зал маленький и совсем никого не интересует.

Чисто теоретически дверь закрыта на ключ, но замок настолько ветхий, что открыть его можно лишь парой умелых ударов. Поэтому, наученный жизнью школьник ударяет кулаком в нужном месте и, к его удивлению, дверь открывается с первого раза. Неужели замок настолько расшатался? В нос ударяет запах краски вперемешку с клубом пыли. Наблюдая за тем, как те же пылинки танцуют в редких лучах солнца, Гук улыбается и проходит по узкому тамбуру и попадает, наконец в зал. Парню хочется облегченно выдохнуть в честь долгожданного уединения, как вдруг слышит до боли знакомый низкий голос.

– Ну и как ты тут оказался!?

Вздрагивая, Чонгук делает шаг назад, надеясь, что за стремянкой, приставленной к стене, его ну совсем не видно. Но сам всматривается в глубины зала и среди нескольких огромных куч картона, досок, газет и прочего мусора, замечает яркую голубую макушку, что изначально, наверное, просто сливалась с голубыми стенами зала. Присматриваясь внимательнее, прекрасно узнает парня, с которым столкнулся во дворе пару дней назад. Тот с трудом оттягивает одну из досок и вытягивает из-под мусора заметно потрепанный портфель. А после Чон видит, как верхушка кучи постепенно начинает сползать в сторону голубоволосого и, чисто инстинктивно движется вперед, но старшеклассник перед ним вовремя отскакивает, лишь закашливаясь от поднявшейся пыли.

– Ну замечательно, и как мне теперь от этого избавиться? – парень отряхивается и хмурится, – чертовы лунные гномы, я уверен, это все вы!

Чон давит в себе смех и осторожно проскальзывает обратно в коридор. Лунные гномы, серьезно? Долго сомневается, но все же приходит к выводу, что терять возможность подшутить над кем-то – для унылых стариков, а у него детство в заднице играет. Поэтому складывает руки в своеобразную чашу и говорит в нее низким, кряхтящим голосом.

– Даже если так, что ты нам сделаешь?

Чон видит, как голубоволосый испуганно оглядывается, поэтому вжимается в стену. А старшеклассник прижимает рюкзак к груди и буквально выбегает из зала, проносясь мимо Чонгука быстрее ветра. Когда дверь с грохотом и осыпающейся с потолка побелкой захлопывается, Чонгук буквально давится смехом. Все же, у его жизни есть шансы на проблески света. Этот чудак самый особенный из всех особенных, Чон уверен, вот только не понимает, почему раньше с ним не пересекался. Парень он уж чрезмерно интересный и Чонгуку, честно, прям до дрожи в пальцах хотелось бы с ним познакомится и, в конце концов, стать друзьями.

Подросток все также стоит, прижимаясь к стене и прокручивая в голове эту забавную встречу, как вдруг чувствует неприятную вибрацию в кармане, оповещающую о входящем звонке. Гук достает телефон и долго не решается ответить, ведь на дисплее красуется имя Минджи.

– Твой отец… – только парень начал, как девичий голос его настойчиво перебил.

– Чонгук, пожалуйста давай встретимся сегодня? – Ким тараторит и отчего-то рвано дышит, – Нам нужно поговорить.

– У тебя что-то случилось? – Гук вспоминает недоверчивый взгляд Хосока, когда тот говорил о Минджи, и его тут же бросает в мурашки.

– Хах, нет, – девочка вздыхает, выравнивая дыхание, – у меня есть всего пять минут, я отпросилась в туалет, вот и пришлось поспешить. А еще, – она на секунду запинается, явно задумываясь, – думаю, тебе стоит объяснить мне, что произошло тогда. Ну, с Пак Минхёком. А еще, почему папа… То есть учитель Ким запретил нам общаться.

– Тогда после школы?

Минджи резво соглашается, назначая местом встречи ближайший к школе парк, ведь встречаться на территории учебного заведения, где работает твой отец – верх идиотизма. И, после последнего урока, как-то глупо отмазываясь перед Хосоком, Чонгук сбегает и без проблем встречается с девушкой в назначенном месте. Что удивительно – он даже не опоздал, как это бывает обычно.

Первые несколько минут, они просто шагали вдоль парка в полном молчании – Минджи впервой было гулять с парнем, а Чонгук просто не знал, с чего начать, вот и повисла неловкость. Русоволосая пару раз пыталась начать разговор, но что бы не приходило на ум, все казалось немного неуместным. И все же старший не выдержал первым.

– Я не хороший человек, как ты могла подумать, – Чон прикусывает губу, затыкаясь.

– Я просто хочу, чтобы ты объяснил мне, что твориться в вашей школе и почему мне на каждом шагу говорят о каких-то обычных, – она недовольно хмурится.

– Это я все начал, – Чонгук долго думает, о количестве подробностей, что собирается раскрыть, но останавливается на допустимом минимуме, – когда я только перевелся сюда, здесь была достаточно спокойная обстановка, в то время, как в других школах царил раздор из-за ущемления особенных и борьбы с обычными…

– Постой, не понимаю, – девушка трясет головой, – чем эти «особенные» так выделились все же?

– Обычно, они рождаются такими. Вот смотри, у моего друга Хосока, например, голубые глаза, несмотря на национальность. Он таким родился, но принял себя, поэтому он особенный. Чед менее уважаемая персона, ведь полным он все-таки сам стал, но это не отменяет его особенности, которую он в себе ценит, – Гук объяснял размеренно, чтобы не ляпнуть лишнего.

– В таком случае, что с «обычными»? Пак Минхёк тоже «обычный», да?

– Да, – парень кривится, – обычные ничем не выделяются. Это люди, у которых нет индивидуальности, просто стадо. Их обычно не трогают, ведь такие и гроша не стоят, но есть ублюдки, что оскорбляли особенных. Как по-твоему, смеет ли подобие человека оскорблять настоящую личность? Бред, такие как они даже плевков в свою сторону с натяжкой заслуживают, – Чон немного натянуто усмехается, прекрасно понимая, что в целом говорит о себе самом.

– Чонгук, подожди, – Минджи останавливается посреди дороги и теперь Чон может заметить, что вокруг начинает смеркаться, – ты ведь понимаешь, что я тоже «обычная»?

– Что? Нет же, ты… – Гук останавливается напротив и улыбается немного растерянно.

– Я, кажется, все поняла. Ты тут вроде главного хулигана, да?

– На счет главного ты права, но скорее борец за справедливость, чем хулиган… – и вновь его перебивают.

– Тогда почему ты гуляешь здесь со мной? Я ведь обычная, Чонгук. Такая же как Пак Минхёк, оскорбила особенного. Твои друзья были правы, когда начали унижать меня, ведь, по вашим меркам я «как все»? – Ким видит, как Чон хочет что-то сказать и тут же продолжает, – Я понимаю, почему папа запретил мне с тобой общаться. Я в школе на хорошем счету, только пока режу себя? Но я ведь никогда этого не делала, ты сам прекрасно знаешь. Так по какой причине ты продолжаешь общаться со мной?

– Но ты хорошая, ты не заслуживаешь унижений! Ты ведь никому не сделала ничего плохого! –Гук потерян, это видно даже наивной четырнадцатилетней девочке.

– Ты ублюдок, Чон Чонгук. Последний мудак, который противоречит сам себе. Видишь, я оскорбила тебя. Теперь расскажешь всей школе, что выгородил меня?

– Нет, – Чон поджимает губы.

– Так почему? – еще некоторое время Минджи смотрит парню в глаза, после чего тяжело вздыхает, – забудь. Мне пора домой.

– Я провожу, – Чон выравнивается с девушкой, которая зашагала в другом направлении, – уже темно, если Намджун узнает, то снесет мне голову.

– Он в любом случае убьет тебя, если узнает, что мы были вместе, – девушка тихо шмыгает носом и прячет руки в карманы ветровки.

– Замерзла? – Чон вздыхает, разминая задубевшие пальцы, – дал бы тебе куртку, если бы она у меня была, так что давай просто поспешим.

А Минджи больше ничего не говорит, только ускоряет шаг. Наблюдая за ней, Чонгук замечает, что она не испытывает уже и капли растерянности, она идет уверенно и так же уверенно молчит. Ей так нравится ругать и заставлять чувствовать себя виноватым взрослых и вполне зрелых парней? Нет уж, Гук уже не ребенок, чтобы ему указывать. А Минджи еще просто ничего не понимает, думает, что все проблемы можно решить так легко. Не выйдет. Если Чонгук перестанет давить на слабых – сам станет слабым и после того, как помог подруге, он в этом в очередной раз убедился.

И, честно, парень считал, что на сегодня неожиданные встречи и прочие приключения окончены, пока почти у самого порога дома Минджи их не встретил никто иной, как сам Ким Намджун. Не самая радостная встреча.

– Почему так поздно? – Джун не ждет ответа и тут же продолжает в приказном тоне, – живо в дом, а ты, молодой человек, погоди немного, – девочка лишь с сожалением осмотрела Гука и скрылась за спиной отца.

– Что такого я вам сделал, что вы так меня ненавидите? – Чон недовольно поджимает губы, смотря из-под бровей, ведь мужчина заметно выше него. А тот только тяжело вздыхает.

– Ты резал запястья моей дочери в туалете, выставил ее сумасшедшей перед всей школой, угрожал мне и пропускал мои уроки. Скорее всего, я ненавижу тебя за твой грубый тон, – с наигранно умным видом учитель кивает несколько раз головой, указывая на иронию.

– Бесите, – Чон стыдливо опускает глаза.

– Мой запрет остается в силе. Спасибо, что хоть не отправил ее одну в такую темень. Хотя, ты и себя то защитить не смог, что уж говорить о другом человеке, – Намджун усмехается.

– Я-то не смог себя защитить? Что за бред? Я в полном порядке, если не заметили.

– Тогда для чего ты занимаешься этим маскарадом? Твои друзья в самом деле не замечают, что все эти пятна нарисованы?

– Им плевать, лишь бы оставаться в числе сильных.

– Иронично, что их возглавляет самый слабый не так ли? – оба недолго молчат. Чону неловко общаться с учителем так непринужденно, а Ким не знает, как бы наконец достучаться до школьника.

– Учитель Ким.

– Ого, как формально.

– Должен ли я верить вам? – Чонгук переминается с ноги на ногу, перебирая пальцы.

– У тебя просто не остается другого варианта, верно?

– Я, – подросток поднимает глаза, блестящие в свете уличного фонаря, – правда не знаю, что мне делать. Вы ведь уже все знаете, да? И о линзах, и о пятнах, и о моем положении в школе. Но, кажется, есть еще кое-кто, кто узнал случайно. И что мне делать, если узнают все?

– Рассказать самому раньше, чем это случится? – Учитель вздымает брови и наблюдает, как школьник напротив недовольно кривится.

–Я не могу стать слабым. Не снова, – Чон слабо трясет головой.

– Я ничего не знаю о твоем «снова», но зато прекрасно ознакомлен с тем, кто такие особенные в вашей школе. Насколько мне известно, это сильные личности, которые смогли принять себя, я ведь прав? – Чонгук с долей недоумения бегает глазами по лицу Намджуна, в поисках ответа, но тот лишь тепло улыбается, – Иди домой, уже совсем поздно.

– Но…

– Иди домой, Чон Чонгук. Завтра у тебя первым английский и пусть ты только не появишься, – Намджун обхватывает плечи недовольного школьника, разворачивая его к себе спиной.

– Да кто вы такой, чтобы мне указывать? – Чонгук бросает взгляд через плечо, недовольно поправляет свою худи, и двигается в сторону дома.

– И еще кое-что. Одевайся теплее, начались похолодания.

Чонгук делает вид, что не услышал, хотя где-то в груди ёкнуло сердце, от неожиданного проявления заботы, сравнимой с отцовской. Сказал бы он, что скучает по отцу, но тот на его памяти ни разу так не говорил. Однако, приятно.