empire – beth crowley

I.

Шиён, стоя у одной из колонн бального зала в поместье губернатора, надо сказать, слишком пышного для поместья, пусть даже и на очень крупном острове, с улыбкой наблюдает за первым танцем Сокджина и Соры. Струящееся белое платье, украшенное сияющими самоцветами, привлекает внимание при каждом движении Соры, однако...

Для Юнги блеск камней и безусловная красота невесты – уже жены – губернатора меркнет каждый раз, стоит ему только взглянуть на Шиён, облаченную в алое. Изящный шёлк, игриво блестящий в свете огней, обнимает каждый утонченный изгиб женского тела. Лёгкий сатин рукавов делает Шиён похожей на что-то воздушное, что-то настолько прекрасное, что дух захватывает. На ней практически нет украшений: одна только изумрудная цепочка, которую Шиён обычно носила на талии, теперь украшает её запястье.

Впрочем, ни одно из украшений не имело бы смысла: Шиён сама как драгоценный камень. Тот, что не нуждается в дополнениях. Тот, что так и хочется украсть и оставить себе.

Сердце Юнги сжимается каждый раз, когда он видит её. Она во всех смыслах выглядит как богиня, окутанная мягким шёлком и тёплым светом свечей. Как идеальное алое видение. Словно удар в его сердце.

Но ещё более убийственен её взгляд: такой манящий, затянутый легкой вуалью лукавства, и всё так же держащий его в плену. Юнги не может сделать ничего. Пытается смотреть на других, но их красота для него не имеет никакого значения. Хочет отвлечься беседой с кем-то из дворян, связанных с ним деловыми узами, но глаза так и ищут её в толпе. Хочет думать о чем-то, кроме неё, а разум тут же подкидывает совсем неприличные картины и напоминает о том, какими мягкими были её губы...

Её проклятие отравляет всё сильнее и сильнее, а Юнги, кажется, даже совсем и не против.

Он стоит у одной из колонн, прямо напротив Шиён. Глядит пристально, наблюдая, как та следит за первым танцем своей сестры. Каждой клеточкой его существо жаждет подойти к ней, взять её в свои объятия и, чёрт побери, не отпускать никогда. Держать при себе, как талисман – потому что хуже её проклятия в его жизни больше ничего не будет.

Шиён оттолкнёт от Юнги любую скверну, любое проклятие и любую беду, потому что она и есть его скверна, его проклятие, его беда.

Юнги качает головой, пытаясь выбросить эти мысли из головы. Это была свадьба, праздник союза чужой любви, а не место для его собственных желаний. Ему нужно держаться на расстоянии, сосредоточиться на том, чтобы быть для Сокджина хорошим другом, а не треклятым дураком, потерявшим голову из-за женщины.

Хуже всего будет, когда Сокджин всё-таки поймет, что его друг не просто заглядывается на красивую женщину, а хочет её. Себе. И, желательно, навсегда. Потому что Юнги знает: он эту заразу с нежным и звучным именем из крови не вытравит и из сердца не выжжет. Она, как лисица, точно смеётся над ним — открыто и тайно – издевается, мотыляет его по доске в шахматной партии. Блокирует каждый его ход, каждое решительное действие, не позволяя слишком близко подобраться к королю.

Юнги вполне себе уверен, что сердца у ровалийки нет – дьяволу отдала в обмен на эту неземную красоту, как пить дать. Пират готов поставить на это всё, что у него есть.

Потому что просто невозможно быть настолько безжалостной и жестокой в своей красоте. Шиён прекрасно понимает, что делает. Понимает, что превращает его в слабака и безвольного дурака, играясь с ним, дергая за ниточки, подчиняя чужую волю своим желаниям. И Юнги совершенно не уверен в том, что сможет сопротивляться её жестоким желаниям, даже если она ласково прошепчет ему на ухо приказ прыгнуть с чертового обрыва в бушующую стихию.

Пират знает, что это неправильно, что он становится по-настоящему одержимым этой дикой, непокорной женщиной, да только ничего не может с этим поделать: ни с тем, как она влияет на него, ни со своим желанием касаться её, ни с отнюдь не благородными порывами обладать ей. Юнги нуждается в ней, нуждается в ней, как в воздухе, чтобы дышать.

Юнги оглядывает комнату, наблюдая, как танцуют и смеются пары, и чувствует укол зависти. Они в блаженном неведении о смятении, через которое проходит капитан пиратов, о болезненной потребности, которая грызёт его изнутри. Ему хочется быть похожим на них — беззаботным и веселым, не томимым воспоминанием о ней.

Пират делает большой глоток из позолоченного кубка, пытаясь заглушить свои мысли, но они становятся всё громче и настойчивее. Его глаза следят за ней по комнате, за каждым её движением, за каждым жестом. Она смеётся и разговаривает с другими гостями, непревзойдённо сияющая и красивая, и все мужчины в комнате смотрят исключительно на нее.

Алый затмевает свадебный белый, и Юнги прекрасно понимает, почему.

Конечно, Юнги не может их винить. Шиён была видением, богиней среди смертных. Однако мысль о том, что другие мужчины смотрят на неё... ужасно не нравится пирату. Словно он имеет на неё какие-то права, что абсолютная ложь и неправда. Он имеет право лишь мечтать об этом.

Это и есть самое отвратительное.

Юнги стискивает челюсти, сжимает руки в кулаки, наблюдая, как к ней приближается очередной мужчина с игривой улыбкой на лице. Он не может слышать их разговора, но может видеть его взгляд, вспышку похоти, от которой вмиг яростно вскипает кровь. Ему хочется подойти и сломать ему руки за то, что он посмел взглянуть на нее, но он заставляет себя замереть, стиснув зубы еще сильнее, почти до скрипа, и наблюдая, как они продолжают разговор. Потому что вести себя так он тоже права не имеет.

Потому что, будь он на месте других мужчин, тоже бы не смог совладать с желанием к ней подойти.

Так Юнги и стоит, сжав кулаки и беспомощно наблюдая, как молодой человек продолжает беседу с ней, а улыбка на его лице становится всё смелее и смелее. И как Шиён, несомненно, охотно купается в мужском внимании, с очаровательной улыбкой отвечая на флирт.

Правда, очевидно, у Шиён в этом вопросе есть границы: мужчина, с которым она беседует, явно говорит что-то, что ей не нравится. Шиён с ядовитой улыбкой что-то отвечает – Юнги очень жалеет, что не слышит, что именно она говорит – а после невозмутимо уходит, оставляя мужчину позади себя краснеть от злости.

Юнги не может не улыбнуться про себя. Шиён – злющий чёрт, настоящий пушечный залп. Если ей что-то не понравится, она снесёт всё на своём пути. Пират смотрит, как она удаляется от мужчины, и на его губах играет полная восхищения ухмылка: эта женщина – чертова буря!

И он совершенно безнадежно очарован ею.

И он совершенно не знает, что ему делать, куда ему себя деть, когда эта безумная женщина начинает традиционный ровалийский танец. Это финальный выстрел в голову. Окончание чёртового абордажа, потому что она... Она восхитительна. Шиён настолько великолепна, что ему буквально нечем дышать, когда он смотрит на её плавные, точные движения.

Это смертельно.

Юнги смотрит на неё с ошеломленным выражением лица – этот момент совершенно не похож на самый первый её танец, свидетелем которого он стал; это хуже для него, убийственнее — у него пересыхает во рту, пока он впитывает каждое движение её тела, каждый блеск её кожи и шёлка её платья. Шиён завораживает, как заклинательница змей, а его — и вовсе парализует.

Пират стоит у колонны рядом с выходом на балкон, но это совершенно не смиряет пыл и жар, что он чувствует, глядя на неё и... Боги.

Юнги не может оторвать от неё глаз. Его взгляд прикован к каждому её движению. Хочется прикоснуться к ней, почувствовать её кожу под пальцами, притянуть к себе и вдыхать её аромат, но он попросту не может: не так открыто, не у всех на виду. Пират застывает на месте, очарованный её танцем, её телом, её движениями.

Шиён — настоящее произведение искусства.

Капитан наблюдает, как она кружится и кружится, как её тело двигается с грацией, не поддающейся пониманию. Юнги видел много красивых женщин в своей жизни, некоторые из них танцевали только для него, но ни одна не могла сравниться с ней. Шиён же — воплощение совершенства.

Очарованный танцем, Юнги совершенно не замечает, как к нему впервые за вечер приближается Сокджин, до этого полностью увлеченный своей наимилейшей супругой.

— Ты слишком откровенно пялишься на мою невестку, друг мой, — говорит Сокджин, подозрительно прищурившись.

Юнги моргает, сгоняя наваждение, что наслала на него эта жутко-прекрасная ровалийка. Глаза неохотно оставляют её, когда пират поворачивается к другу:

— Да... — говорит низким и хриплым голосом. — Можешь ли ты винить меня?

Пират знает: его слова очевидны, и ему абсолютно всё равно. В конце концов, он — мужчина, питающий страсть к чему-то или кому-то прекрасному, а Шиён — воплощение идеальной красоты. Как он может не смотреть на нее?

Для Сокджина всё слишком очевидно: он не дурак, да и нередко замечал слишком яркое напряжение между Юнги и Шиён на протяжении всего времени, что они находились вместе под крышей его дома. Такого сильного напряжения нет даже у него с его — уже — женой. Сокджин прекрасно всё понимает.

К тому же, Юнги знает: губернатор просто не мог не заметить того, как друг всячески избегал его взгляда, словно стыдился. И это было абсолютно нетипичным состоянием для Юнги. Оно толкало Сокджина на мысль, что он чего-то не знает. Чего-то, за что пирату было стыдно.

И это Сокджину совершенно не нравится. Более чем очевидно, что Шиён тому виной.

— Мне кажется, или на корабле, во время плавания, произошло что-то такое, о чем ты не счёл нужным мне рассказать? – спрашивает Сокджин таким тоном, словно уже всё понятно, но ему просто нужно подтверждение его слов, и хмуро смотрит на пирата.

Сердце Юнги падает, когда он слышит вопрос Джина, его мысли мгновенно возвращаются к ночи в каюте, украденным поцелуям, которые они делили на двоих, и её последующему отказу. И его обещанию заполучить её любой ценой.

Насколько было бы уместно говорить об этом губернатору на его свадьбе? Юнги знает, что это даже неуместнее, чем все его мысли о Шиён.

Он вообще побивает рекорд по чему-то «неуместному», что делает в последнее время. Играет ли это ему на руку? Совершенно нет.

Юнги старается сохранить нейтральное выражение лица, вынужденно пожимая плечами:

— Почему ты так думаешь?

— Юнги. Я достаточно тебя знаю. Ты ведёшь себя так, словно виноват передо мной в чем-то, но единственное, в чем ты сейчас можешь быть передо мной виноват, будет связано с Шиён, — твёрдо говорит губернатор. — Что ты сделал?

Желудок Юнги скручивается от чувства вины, когда он слышит слова Джина. Он знает, что должен сказать ему правду, но он также знает, что это вызовет бурю гнева и разочарования у его друга. Не то, чтобы пират жалеет о сделанном – нет. Совершенно нет. Он вообще готов всем пожертвовать для того, чтобы вернуться в тот момент, когда Шиён отвечала на его поцелуи.

Хочет Джин того или нет, случилось то, что случилось, и, какой бы ни была его реакция, Юнги не жалеет.

В конце концов, это был просто поцелуй. Он на честь Шиён, которую так оберегала её сестрица, не покушался. Хотя... чего уж таить? Хотел и до сих пор хочет.

Но это совершенно не значит, что пират готов в этом просто так признаться. Единственный выход для него — ложь, но...

Пусть он и пират, врать, пожалуй, одному из немногих друзей... идея не лучшая.

Юнги снова пожимает плечами, давя небольшую натянутую улыбку:

— Я? Сделать с ней что-нибудь? Конечно нет. В конце концов, она твоя невестка. Я бы об этом и не мечтал.

Но на губернатора это никак не влияет. Он не верит, потому что ему-то врать Юнги никогда не умел.

— Скажи мне правду, — требует Сокджин. Он выглядит так, будто может задушить друга прямо здесь, если узнает истину.

Юнги чувствует, как холодок бежит по его спине. Он знает, что его поймали, что выхода из этой ситуации нет. Он видит намек на гнев в глазах друга, напряжение в его теле и знает, что его челюсть, вероятно, будет сломана к концу этого разговора.

Главное, что не шея – в конце концов, Юнги ещё не добрался до своего сокровища, и умирать рановато.

Мужчина делает глубокий вдох, готовясь к неизбежному удару, и наконец признает правду:

— Я поцеловал её.

И на душе становится просто потрясающе легко. Замечательно. Из списка его проблем исчезла одна из главных, и это просто не может не радовать.

— Ты что?! — восклицает губернатор громче, чем необходимо. Он тут же хватает пирата за лацканы куртки и тащит на балкон, подальше от шумного праздника, ногой прикрывая стеклянную дверь, а после прижимает пирата к перилам, из-за чего частично Юнги перевешивается через них. — Повтори!

Если он сейчас его столкнёт, будет не очень приятно. Не смертельно, разумеется, но пара переломов капитану точно обеспечена.

Юнги позволяет вытащить себя на холодный ночной воздух. Звуки музыки и смеха стихают, когда они оказываются на балконе. Он готовится к буре, которая, несомненно, вот-вот придет. Знает: сейчас нет способа избежать её. Есть всего три бури, которые невозможно избежать: буря в море, буря под названием «Шиён» и злой Сокджин.

И две из этих бурь в одночасье валятся на голову пирата, отчего Юнги теперь вправе считать себя везучим ублюдком.

Он смотрит Джину в глаза и повторяет свое признание твердым и непримиримым голосом, потому что юлить и скрывать нет никакого смысла:

— Я поцеловал её.

Сокджин шипит, сжимая лацканы Юнги сильнее, когда он слышит слова, вот-вот готовый его убить или еще что похуже.

— Ты идиот! И ты обещал не трогать её! Ты обещал, чёрт возьми, что не тронешь её! — повышает голос губернатор, явно собираясь прямо сейчас толкнуть друга за эти перила.

— Я знаю, что обещал, но ничего не мог с собой поделать, — Юнги стискивает зубы, его руки напрягаются на запястьях Джина, но он изо всех сил старается сохранять ровный голос. – Знаю, я чертовски глуп. Я был слаб, а она... Она не похожа ни на одну женщину, которую я когда-либо встречал. Она искусительница, сирена, которая заставила меня полностью потерять рассудок. И это, очевидно, только моя вина и проблема. Я действительно оказался слишком... ничтожно слабым перед твоей проклятой невесткой.

— Чёрт побери, — Сокджин на мгновение отступает и отпускает Юнги, а затем снова хватает его за лацканы. — Ты сказал, что ты не животное! Что ты не тронешь девушку без её согласия!

Пират пристально смотрит на своего друга. Его собственный гнев начинает вспыхивать, когда он пытается вырваться из крепкой хватки. Он пират — это факт, и делал он много чего неправильного. Но он никогда не падёт так низко, каково обвинение губернатора.

— Следи за своим языком, друг. Я бы никогда не навязывал себя ни одной женщине, и я не навязывал себя ей! И, полагаю, если бы её дьявольская натура не хотела играть со мной, я бы успел не только поцеловать её. И она не особо-то была против.

— Да ты шутишь! Издеваешься надо мной! – шипит губернатор, сжимая друга настолько сильно, что белеют костяшки пальцев. – За ней бегали респектабельные мужчины, а целовалась она с тобой? Не смеши!

Юнги сам горько смеется над словами друга:

— Респектабельные мужчины, ха! — пират резко убирает руки Сокджина от себя. — Не смеши меня, губернатор. Твоя невестка – дикий шторм, и эти «респектабельные мужчины» не знают, что с ней делать. Уверен, что с любым из них ей будет скучно до слез, а заставлять плакать такую женщину – преступление против цивилизации. Злись, сколько хочешь, но я не жалею и не буду жалеть. Более того, друг мой, я вполне серьёзно настроен продолжить то, что начал.

Глаза губернатора вспыхивают диким огнём, когда он слушает слова пирата. Он знал, что что-то пойдёт не так со всей этой дурацкой идеей. Догадывался, что нельзя доверять такое пирату, но...

Нет, Сокджин злится не из-за того, что Юнги сделал то, что сделал. Он зол потому, что друг нарушил обещание. Именно этого губернатор не терпел.

— Твоё слово ничего не стоит! Ты даже представить не можешь, как сильно я хочу казнить тебя сейчас за твой бессмысленный язык!

Глаза Юнги сужаются, его челюсть сжимается от гнева.

— Мое слово значит для меня всё, ты должен это знать! — восклицает он, сдерживая желание ударить первым. Как там говорят? Свадьба без драки – не свадьба? Юнги готов это исправить. И вполне себе охотно. — Но как ты можешь ожидать, что я устою перед ней? Ты не чувствовал её прикосновений, ты не видел, как она бросает тебе вызов! Я готов поставить всё на то, что ты даже не знаешь, как она выглядит, когда буквально требует взглядом сразиться с ней. И я не могу винить Шиён в том, что она — огонь, и меня тянет к ней. В произошедшем виновата только моя чертова слабая воля, потому что устоять перед ней лично для меня просто невозможно, — пират приближается к Джину, его голос похож на низкое шипение. — И если ты хочешь меня повесить, то давай. Но знай: я умру счастливым человеком, вкусив её сладость, огонь, в котором она зажигается. И я, чёрт тебя дери, не буду жалеть.

Юнги поднимает подбородок, вызывающе встречая взгляд друга. В его глазах – чистое пламя и обжигающая решимость. Губернатор может отправить его на виселицу прямо сейчас — это так, это чистая правда. Но Юнги готов поклясться всем, во что верит: прежде, чем на его шею накинут верёвку, он сделает всё, чтобы ещё раз коснуться губ проклятой ведьмы.

— Ты можешь ненавидеть меня за это, но мне всё равно. Я нашел женщину, которая заставляет меня чувствовать себя более живым, чем что-либо ещё. И я сделаю все, чтобы она была со мной. Даже если это означает рисковать нашей дружбой. Даже если это означает рисковать собственной жизнью.

Сокджин качает головой, смотря на Юнги, как на настоящего безумца. Он прекрасно знает, на что способна его невестка, знает, что она делает с мужчинами, но он просто и предположить не мог, что его друг, отвергающий саму концепцию союза между мужчиной и женщиной, кроме как единоразового ублажения с куртизанкой за деньги, купиться на эту ровалийку.

Всё начинает смердеть трагедией, и Сокджин совсем не уверен, что в ней пострадает Шиён.

— Может, мне сразу отдать её тебе? На правах её зятя, в доме которого она живет, я вполне себе могу это сделать! Давай я сразу толкну её в твои объятия, и это станет ещё более жестокой смертью, чем что-либо ещё! – выплевывает губернатор. — Ты не понимаешь, Юнги? Шиён играет с мужчинами и сводит их с ума! Заставляет их чувствовать, что хочет их, а потом... отталкивает их. Я беспокоюсь за тебя!

— Думаешь, я этого не знаю? — Юнги усмехается, качая головой на слова друга. — Я не глупый, Джин. Я знаю, что она опасна, я знаю, что она дикая и необузданная. Но и мне не нужна женщина, которая будет покорно следовать за мной, которая будет счастлива, тихо сидя рядом со мной, мне нужна женщина, которая бросит мне вызов, которая заставит меня попотеть ради её привязанности. Ради того, чтобы не только получить её, но и... сохранить, — пират делает шаг ближе к Джину, в его голосе ясна решительность. — Меня не волнует, разобьёт ли она моё сердце. Меня не волнует, играет ли она со мной. Я хочу её, и я получу её. Чего бы мне это ни стоило, — он невесело смеётся, отходя на шаг назад, и отчаянно разводит руками. – Вероятно, я просто сошёл с ума! Одержим женщиной, которая, вероятно, просто использует меня для собственного развлечения. Но я ничего не могу с этим поделать. Я не могу спать, потому что эта ведьма снится мне, я не могу отвлечь себя куртизанкой, потому что... везде вижу эту ведьму. Моя душа волком воет, потому что я хочу её – в свои руки, свою жизнь, просто к себе. Мне нужна Шиён, даже если она уничтожит меня, она мне нужна, даже если она разобьёт мне сердце.

Сокджин качает головой, складывая руки за спиной. Ему не нравится то, что он видит, не нравится то, что он слышит.

Губернатор никогда бы не подумал, что услышит такое от капитана «Мунсальвеша». Его на мгновение посещает проклятая мысль: отправить ровалийку обратно на континент, выдать замуж за какого-нибудь дворянина и сделать её чужой ответственностью.

Потому что Шиён погубит если не их дружбу, то его друга точно.

— Сердце? — Сокджин фыркает. — О том ли ты сердце, которое не реагирует на мольбы моряков, которым не повезло попасться тебе на пути? О том ли ты сердце, которое ты хотел вырезать из своей груди после того, как твоя возлюбленная бросила тебя десять лет назад? Просто смешно, Юнги! Ты говоришь мне о сердце!

Юнги хмурится при этом упоминании, и его глаза сверкают гневом.

— Да, сердце, — подчеркнуто твердо говорит он. — Ты думаешь, что это шутка? Ты думаешь, что, поскольку мне раньше было больно, потому что я поклялся не давать себе любить ни одну из этих красавиц, я теперь ничего не могу чувствовать? Но ты ошибаешься. Возможно, я спрятал своё сердце глубоко внутри, но оно всё ещё здесь, — мужчина тычет пальцем себе в грудь, прямо. — Эта чертова штука снова бьется, и Шиён — тому причина.

— Такое бывает, когда встречаешь красивую женщину! Не переживай, пройдёт, если перестанешь думать о Шиён!

— Ты не понимаешь, — продолжает Юнги хриплым от эмоций голосом. — Ты не понимаешь, каково было все эти годы с зияющей дырой в груди, не ощущая ничего, кроме пустоты. А потом она появляется, и вдруг моё сердце снова оживает, бьется и горит для нее. Я не могу игнорировать это, я не могу притворяться, что её не существует, я снова чувствую себя живым, чёрт возьми! – мужчина проводит рукой по волосам, его движения прерывистые и разочарованные.

Он сжимает кулаки, его глаза горят от напряжения. Юнги выглядит так, словно готов сразиться со всеми морскими чудовищами из легенд, если в награду получит хотя бы один взгляд от Шиён.

— Так что ты можешь злиться на меня, ты можешь угрожать повесить меня, ты можешь делать всё, что захочешь. Но это ни черта не изменит.

Сокджин отступает назад, качая головой:

— Идиот! Ты идиот! Пройдет год, и я организую твои похороны!

Юнги горько смеётся с холодным выражением лица:

— Я лучше умру любимым ею, чем проживу сто лет без неё. Твоя родственница – ведьма, полагаю, эта женщина околдовала меня, иначе я... Я просто не могу объяснить, за что мне такое наказание, но... Пусть продолжает.

— Как ни грустно это говорить тебе, Юнги, я не хочу, чтобы ты... — речь Сокджина прерывается тихим, но твердым голосом:

— Зять! Вот ты где!

Оба мужчины, как по команде, поворачивают головы в сторону балконной двери, где стоит Шиён. Её глаза подозрительны, голова немного наклонена к обнаженному плечу, с волосами играет ветер. Ровалийка выглядит так, словно не заинтересована в сути разговора мужчин, но они тут же понимают – она прекрасно всё слышала.

Дыхание Юнги застревает в горле, когда он слышит голос Шиён, и каждый нерв в его теле напрягается. Он сглатывает, во рту у него пересыхает, когда её взгляд впивается в него. Он чувствует, как напряжение между ними потрескивает, воздух наполнен невысказанными словами и тем, что она услышала.

Пират слышит голос Джина откуда-то позади себя, но не может разобрать слов. Слишком сосредоточен на ней, на том, как её платье облегает её тело, на том, как её глаза скользят по нему, как будто Шиён старается хорошенько его запомнить.

— Невестка! — подаёт голос губернатор.

— У вас же всё хорошо, да? Я бы не хотела, чтобы свадьба моей сестры была омрачена дракой её мужа и его друга.

Её голос звучит твёрдо и мрачно: так, словно она мать, которая отчитывает своих детей.

— Мы разговаривали с Юнги, всё в порядке, — отмахивается Сокджин, а Юнги сдерживает смешок: ровалийка поставила по струнке губернатора — просто смешно.

Шиён под тихий цокот каблучков подходит ближе, сложив руки в замок внизу живота.

— Правда? Я думала, вы притащили сюда пирата за лацканы, — медленно говорит она, стоя между мужчинами спиной к Юнги и лицом к губернатору. Ровалийка сильно задирает голову, чтобы видеть лицо Сокджина.

Юнги, вообще-то, не нравится то, как она стоит перед ним, словно его живой щит, но, Боги, ей он готов позволить абсолютно всё.

— Вас искала жена, — сообщает Шиён с очевидным давлением. — Кажется, пришло время вашей с Сорой брачной ночи, а вы... тут. С пиратом. Пусть и вашим другом. Слухи могут пойти. Я лично начну их распускать, — сарказничает. — Вы ведь не заставите мою сестру ждать? Она расстроится, а я разозлюсь.

Лицо Сокджина краснеет, его глаза расширяются от слов Шиён. Он совершенно забыл о своей свадьбе в гневе и теперь выглядит панически при мысли о том, что заставит свою жену ждать его в комнате. Губернатор ругается себе под нос: забыл о брачной ночи из-за ссоры с пиратом. Возмутительно!

Губернатор бросает взгляд на Юнги, разрываясь между желанием продолжить противостояние со своим другом и осознанием того, что у него есть долг перед женой.

— Черт побери, я... я увлёкся. Я не могу больше заставлять Сору ждать, — Сокджин проводит рукой по волосам, на его лице ясно отражается разочарование. Губернатор пристально смотрит на Юнги, и его глаза горят предупреждением. — Это ещё не конец, Юнги. Ни в коем случае. Но теперь у меня есть обязанности, и я не могу ими пренебрегать, — следом он поворачивается к Шиён, и выражение его лица становится более спокойным. — Спасибо, Шиён.

— Ну, я думаю, вам придется просить прощения у жены за опоздание из-за того, что вы... так подвержены эмоциям. Хотя, кажется, вы должны извиниться не только перед ней, — многозначительно продолжает ровалийка. — И, конечно, уж явно не передо мной, так что...

Выражение лица Сокджина мрачнеет при её словах, его челюсти сжимаются. Кажется, мужчина хочет поспорить, но затем колеблется. Его глаза обращены к Юнги, а затем он снова смотрит на Шиён:

— Я... обязательно. Скоро. Но мне пора идти к Соре, я не могу больше заставлять её ждать.

Губернатор смотрит на Юнги в последний раз. Его глаза по-прежнему полны предостережения, прежде чем он поворачивается и быстро идет в сторону балконных дверей, оставляя пирата и ровалийку одних.

Юнги смотрит, как Сокджин уходит, и его сердце снова застревает в горле. Он остро ощущает тишину, которая наступает после ухода его друга, и единственным звуком является тихая музыка, доносящаяся сквозь двери.

Пират поворачивается и смотрит на Шиён, его глаза скользят по её фигуре, замечая каждый изгиб и каждую складку её платья.

— Он так разозлился, потому что узнал о нашем поцелуе, да? – невозмутимо спрашивает Шиён. Она делает шаг в сторону, а после опирается на перила, задумчиво смотря вдаль.

Поместье губернатора находится на небольшом возвышении, так что отсюда прекрасно видно водную гладь, серебрящуюся лунным светом. Вид завораживает Шиён, в то время как Юнги просто не может отвести взгляда от неё.

— Да, — отвечает мужчина, не колеблясь. — Он узнал о нашем поцелуе.

— Я создала вам проблемы, капитан. Мне очень жаль, — вдруг говорит Шиён, не переводя на него взгляд. Однако от взгляда Юнги не ускользает движение её бровей.

Сердце Юнги сжимается при ее словах. Она-то умеет извиняться? Вещь поразительная! Надо признать, что пират даже не думал, что она умеет говорить нечто подобное.

— Нет, — тихо возражает он, пристально глядя на неё, пока она полностью увлечена пейзажем. — Ты не создала никаких проблем. Я бы и мог сказать, что мне не следовало тебя целовать, но я так не считаю. Но уж говорить о том, что ты в чем-то виновата... Я не настолько мелочен. Пусть старик покричит, ногами постучит, да успокоится, когда я пару месяцев буду в плавании. Соскучится.

Шиён хихикает, а после, наконец, смотрит на пирата:

— Вы скоро покинете Прааду, верно? – спрашивает она, а Юнги просто не может понять, какие эмоции она вкладывает в свои слова.

Сердце Юнги сжимается от вопроса Шиён: реальность их ситуации ударила его в спину. Он старался не думать об этом, не думать о том, что скоро ему придется покинуть на какое-то время этот остров и его чарующую сирену позади.

— Да.

— Тогда... Тогда удачного путешествия, капитан, — Шиён говорит тихо, снова смотря куда угодно, но не на пирата. – Будьте осторожны. Ваши идеи... до хорошего вряд ли доведут.

Ему хочется протянуть к ней руку, взять её руки в свои и прижать к себе, прошептать все то, что он сказал Сокджину, Шиён на ухо. Но Юнги держится неподвижно, опустив руки по швам.

— Не волнуйся, куколка. Пока я не реализовал свою самую сумасшедшую идею, рисковать не буду.

Юнги хочет сказать больше, попросить Шиён остаться с ним ещё на минутку, позволить ему запомнить её. Но слова застревают у него в горле, и он молчит. Знает, что не имеет права просить Шиён о таких вещах. Пока не может. Но он обязательно сделает всё для того, чтобы это право у него появилось.

Мужчина наблюдает, как она несмело отворачивается, и его сердце сжимается в груди. Не может отпустить её, не так.

Недолго думая, он протягивает руку и хватает её за запястье. Хватка крепкая, но не грубая. Юнги притягивает Шиён к себе, разворачивая так, чтобы она снова оказалась лицом к нему.

— Останься. Пожалуйста... — пират удивлен отчаянием в своем голосе, потребностью, просачивающейся в его словах.

Шиён нежно улыбается ему, прежде чем убрать руку со своего запястья:

— Хорошего путешествия, капитан.

Сердце Юнги снова сжимается, когда Шиён отстраняется от его прикосновений. На мгновение ему хочется вернуть её назад, удержать и никогда не отпускать. Но затем он видит её улыбку, это мягкое, нежное выражение лица, которого он так жаждал, и смягчается. Таких улыбок Шиён ему не дарила, но Юнги сейчас достаточно и этого.

— До свидания, Шиён.

Юнги смотрит, как она уходит, его глаза отслеживают движения её бедер, покачивание её платья. Он чувствует, как сжимается его грудь с каждым её шагом, как его сердце кричит, чтобы он последовал за Шиён, взял её в свои объятия и никогда не отпускал.

Но он стоит как вкопанный, наблюдая, как ровалийка исчезает из его поля зрения, а боль в груди становится всё сильнее и сильнее с каждой секундой.

Капитан долго стоит на балконе. Его мысли лихорадочно бегают, а сердце — болит, болит, болит... Юнги проклинает себя за свою слабость, за то, что позволил одной женщине так повлиять на него. Он всегда гордился тем, что умеет держать ситуацию под контролем, способен отбросить эмоции и сосредоточиться на своих целях. Но каким-то образом Шиён сумела прорвать его защиту, проникнув ему под кожу и в сердце.

И теперь его главной целью была она. И только она.