Странно, но на каблуках ты держишься неплохо. Неуверенно, но неплохо. С другой стороны, с чего бы держаться уверенно, ведь ты всегда носишь кеды. И обе ноги у тебя левые, и путаешься в них даже на ровном месте, а сейчас... Наблюдаю, как балансируешь на одиннадцатисантиметровых шпильках с опасностью вывихнуть к хуям лодыжки, и невольно замираю от откровения. Ты идеален.

Тонкий черный капрон, как вторая кожа, обхватывает ноги. Твои длинные блядские ноги. Завидую ему и даже немного ревную. Отслеживаю контур от щиколотки до колена и выше, пока не натыкаюсь на ажурный край чулок. Хочу стянуть зубами. И стяну. Но сначала наблюдаю. Как ты, едва покачиваясь и виляя бедрами, пересекаешь спальню и в нерешительности застываешь у широченной постели. Переминаешься с ноги на ногу, цокая острыми шпильками по дорогому паркету. У меня встает от этого звука. Всегда. Холодит под ребрами и встает.

Кроме чулок с кружевными подвязками и туфель, на тебе юбка. Тоже черная, пышная, еле задницу прикрывает. С широким поясом, стягивающим бедра. Шуршит от каждого движения. Ты спер ее у той девчонки, которая влюблена в тебя и которая ненавидит меня. И поэтому трахать тебя в этой юбчонке — наивысшее извращенное удовольствие.

Снова цокаешь каблуками, снова перебираешь ногами, отставляя одну чуть в сторону, замираешь. Стоишь спокойно и даже расслабленно. Ты мне доверяешь, и от этого ведет. Взглядом оглаживаю стройную коленку, изгиб бедра и сглатываю, ловя шальные искры из-под длинных ресниц. В тебе скончалась великая блядь, знаешь это? Но ты всегда принадлежал только мне. Других не было. Так что мелкий собственник внутри визжит в экстазе. Лишь я трахаю ту шлюху, которой ты мог бы быть.

— Подними, — говорю тихо.

Мне недостаточно того, что есть. Хочу больше. Мне недостаточно того, как уже розовеют смуглые скулы. Хочу, чтобы ты покраснел удушливо и отчаянно, и хочу видеть это. Тебе так идет, Эрен.

— Ривай... — стараешься возразить и замолкаешь, когда перехватываешь мой взгляд.

— Я разрешал говорить? — спрашиваю тускло.

Едва качаешь головой и страдальчески хмуришь брови.

— Тогда заткнись и подними.

Кусаешь пухлые губы, неловко передергиваешь обнаженными плечами и нерешительно задираешь ладонями чертовы пышные оборки. Тянешь вверх, и наконец выглядывает твой член. Такой же идеальный, как и весь ты. Уже стоит, прикрытый лишь тонкой сеткой, единственной оборкой, ускользнувшей от дрожащих пальцев. Но так даже лучше. И ему явно нравится игра, верно? Да и тебе, впрочем, тоже, как бы ни строил из себя оскорбленную добродетель.

Между тобой и моим креслом пара метров. Поэтому отчетливо вижу красные пятна на смуглой физиономии. Меня всегда поражала эта способность краснеть. Тем более теперь, когда ты уже заебан мной во всех позах и всем, что под руку попадалось. И все-таки краснеешь, как школьница. А течешь, как сучка. Краснеешь и течешь. Течешь и краснеешь.

Оглаживаю себя между ног. Сжимаю, глядя на то, как терзаешь губы острыми зубами. Джинсы давят чудовищно, но в этом своя прелесть. Лишь шире расставляю бедра и шумно сглатываю. Вижу, как дергается твой член, и мой дергается следом. Очуметь, блять.

— Ждал меня? — снова задаю вопрос.

Киваешь и на этот раз молчишь. Умница.

— Покажи.

Смотришь умоляюще, разве что слез нет на длиннющих ресницах, но сейчас этот фокус не пройдет, и ты это знаешь.

— Я жду, Эрен.

Голос звякает сталью, вздрагиваешь, выпускаешь пышные юбки и неловко разворачиваешься. Опять цокают шпильки, сладко до одури, и замираешь. А я жадно взбираюсь взглядом по стройной спине, цепляюсь за лопатки и плечи и скатываюсь обратно, к широкому поясу юбки. Сзади ты так же безумно хорош, как и спереди.

— Долго мне ждать?

Всхлипываешь и заводишь руки за спину. Задираешь юбчонку, обнажая задницу, и чуть прогибаешься. Вкусно. Сожрал бы. Но недостаточно пошло.

— Плохо стараешься, — выношу вердикт.

Вздрагиваешь, переступаешь своими блядскими ногами, цокаешь шпильками и кладешь ладони на ягодицы. Разводишь их в стороны и еще больше отставляешь задницу. Сука. Я так кончу. Невольно поджимаю пальцы на ногах, а сам не могу отвести глаз от твоей дырки с торчащим в ней основанием черной пробки.

— Бедра раздвинь, — почти приказываю, и ты подчиняешься. Цокаешь снова и ставишь ноги на ширину плеч.

— Еще, Эрен. Давай.

Ты выполняешь, с трудом балансируя на тонких шпильках, по-прежнему растягивая задницу передо мной.

— Наклонись.

Слушаешься и прогибаешься так, что вижу твою промежность и напряженные яйца, и меня прошибает диким возбуждением от этого зрелища. Почти так же, как от пробки, распирающей тебя изнутри.

— Давно она там? — кажется, голос хриплый, но плевать. Будто ты не знаешь, как заводишь меня.

— Как ты написал, — роняешь едва слышно и всхлипываешь.

Значит, около четырех часов. Сглатываю вновь.

— Спускал?

— Нет, — шепотом.

От осознания, как ломит твои яйца, меня буквально разрывает. Чтобы хоть как-то отвлечься, прикусываю губу и снова сжимаю пятерню между ног. Больно. Но не так, как тебе. Одновременно ловлю себя на мысли, что хочу зубами выдернуть из тебя пробку и трахнуть языком, вылизать до скрипа. Ты же чистый, верно?

Знаю, что да. Знаю, как чистишь себя. Видел. Скручиваешь душевую насадку и проталкиваешь шланг в задницу. Тогда, впервые случайно застав тебя за этим, бешено дрочил, а ты со слезами умолял выйти из ванной и задыхался от стыда. Наверное, тогда между нами рухнул последний барьер. А потом я трахнул тебя прямо там, нагнув через бортик, и после ты со мной не разговаривал целую неделю. Давать давал, но молчал, как партизан на допросе. Ну и верно, переспать не значит помириться.

Выплываю из воспоминаний и замечаю, как мелко дрожат от напряжения стройные ноги. Чулки тебе чертовски идут. Особенно стрелки на них. И шпильки. Твои щиколотки становятся запредельно охуенны.

— На постель. На колени.

Выдыхаешь с облегчением и последний раз цокаешь шпильками по паркету, сдвигая ноги.

— Стой, — останавливаю тебя, когда уже собираешься выполнить мой приказ. — Сними эту хуйню.

Понимаешь без объяснений, цепляешь широкую резинку юбки и тянешь вниз. Виляешь бедрами, как делают девки, переодеваясь, и наклоняешься, стаскивая тряпку до самых щиколоток. Задница с торчащей в ней пробкой опять раскрывается, и, кажется, я прокусываю губу до крови. А ты переступаешь матово бликующий шелк, цокаешь и ловко поддеваешь юбку острым мыском, посылая к чертовой матери. Сука ты, Йегер.

Опускаешься на постель, сначала на одно колено, затем на другое, на локти и замираешь.

— Шире, — сквозь адово пекло в горле.

Послушно раздвигаешь бедра, перехваченные кружевными подвязками, и прогибаешься сильнее. Идеально. Только тогда поднимаюсь из кресла. Едва не ору, потому что яйца вот-вот взорвутся, так хочу выебать тебя. Подхожу сзади и кладу ладони на смуглые ягодицы. Вздрагиваешь, а следом стонешь, когда толкаю твою задницу стояком. Подаешься назад и трешься, стараясь пробкой попасть в ширинку.

Склоняюсь и целую ямочки на пояснице, ложбинку между ягодиц и вот уже обвожу языком основание пробки. Замираешь, даже дышать перестаешь, когда хватаю черный латекс зубами и тяну. Хнычешь. Надрывно. Внутри все воет от этих звуков, и хочу продлить. Так и не вытащив, толкаю затычку обратно и опять вытягиваю. Захлебываешься, дергаешься и чуть подаешься вперед. Латекс выскальзывает из тебя с чудовищно пошлым звуком, и я выплевываю уже бесполезную пробку.

Ты растянут настолько, что даже не закрываешься. Вылизываю покрасневшую дырку, обвожу по краю и наконец слышу, как начинаешь дышать. Скольжу языком внутрь. Там горячо и мягко. Упруго и очень мокро. Вылизываю, выбиваю очередной всхлип, целую и отстраняюсь. Разочарованно стонешь и тут же замираешь, когда цепляю ногтями подвязку и срываю с твоего бедра. Оцарапал. Не замечаешь, озадачен и послушно поднимаешь ногу, позволяя снять ажурную резинку. Не понимаешь зачем. Ровно до того момента как сгребаю пятерней твои яйца и член. Тогда и хватаешь искусанными губами воздух. Взгляд в панике мечется по моему лицу. Криво усмехаюсь, пару раз вздрачиваю тебе и перетягиваю подвязкой готовый взорваться член у основания. Воешь. Дергаешься, судорожно сжимаешь бедра и пытаешься отползти. Водворяю на место и наотмашь бью по откляченному заду.

— Рив-вай!..

— Пасть закрыл.

— Сними...

— Завались, я сказал.

Смиряешься, роняешь голову и только тихо скулишь от боли и возбуждения, и бедра по-прежнему не разжимаешь. Из-за этого твоя задница выглядит сердечком, правда, дырка так и открыта. Из уретры вязко сочатся последние капли смазки. Медленно срываются с дрожащего члена на простыни. С трудом соскальзываю с постели — твои вопли подлили масла в котел моих нездоровых желаний. Тянусь к тумбочке, попутно расстегивая ширинку. Член тяжело выпадает, распрямляется и я, блять, почти в раю. Не сдерживаюсь, дергаю, оттягиваю книзу и отпускаю. Влажно бьет по животу. Так острее. И тащу из тумбочки смазку. Плюс сюрприз для тебя.

— Ноги расставь, — приказываю.

Как всегда, подчиняешься, сбивчиво дышишь и всхлипываешь, когда выдавливаю лубрикант прямо в открытую дырку. Следом сую туда пальцы, толкаюсь, пока костяшки не упираются в ягодицы, и вбиваюсь пару раз глубже. Хлюпаешь. И стонешь. Глухо и сладко, зубами наверняка вцепляясь в простынь. И воешь снова, стоит надавить на простату. Выгибаешься дугой, содрогаясь от удовольствия, вот только кончить не можешь. Машинально хватаешься за перетянутый член и жалобно хнычешь.

— Эрен, нет.

Всхлипываешь, падаешь на постель и позволяешь трахать себя пальцами. Ведь любишь мои пальцы, верно? И любишь кончать на них. Мне тоже нравится доводить тебя до исступления, а потом трахать с кончой вместо смазки. Но сейчас отпускаю тебя, ведь есть кое-что поинтереснее. И напоследок твоя задница хлюпает так, что в глазах темнеет.

— Звучишь, как раздолбанная блядь, — шепчу и прикусываю смуглую кожу на ягодице. Отзываешься дрожью и скулежом.

Шарики на цепочке не крупнее мячика для пинг-понга, сантиметра по три. Ты можешь принять и больше, я знаю. Этих всего шесть. Гладкие, скользкие. Растираю их в перепачканных пальцах и проталкиваю первый. Входит легко, раскрытая дырка тут же затягивает его, и ты судорожно вдыхаешь. Второй ныряет за первым, только и успеваешь всхлипнуть и вскинуться. Крутишь задницей, выгибаешься и наконец подставляешься снова, и я заталкиваю третий.

— Ах-ха, — срывается с твоих губ.

Ты полон. Не до конца, но все же сжавшееся колечко позволяет видеть лиловый бок третьего шарика, распирающего кишку изнутри. Глажу пальцами, расслабляю и толкаю глубже. Настойчиво, и он поддается. Вся цепочка ныряет дальше, и ты заходишься дрожью. Стонешь надрывно, снова пытаешься сжать член с уже багровой головкой. Бью по рукам и приставляю четвертый шарик. Впускаешь неохотно, силой засовываю в тебя. Почти кричишь мучительно и бьешься, опять уползаешь. Приходится оседлать взмокшую спину и сесть на поясницу так, чтобы видеть твой зад.

— П-перестань, — шепчешь сбивчиво, хватаешь ртом воздух. — Ривай, пожалуйста...

— Еще один.

— Не надо, — истерически всхлипываешь.

— Эрен. Еще. Один.

Чувствую, как обмякаешь подо мной, пользуюсь ситуацией и заталкиваю в тебя пятый шар. Сжимаю ягодицы, чтобы не вытолкнул, и наконец идет шестой. Пальцами пихаю его глубже, пока покрасневшая дырка полностью не смыкается над ним. Теперь из тебя торчит только ограничитель и петля. Ты, кажется, ревешь. Тебя трясет. А я звонко шлепаю тебя по заднице и слезаю на пол. Так и лежишь распластанный на животе, с разведенными в стороны ногами, судорожно стискивая простынь. Точно, ревешь.

Отступаю назад, с секунду любуюсь этим блядским зрелищем и снова опускаюсь в кресло. Член тяжело и вязко шлепает по животу. Стискиваю головку и выдыхаю сквозь зубы. Это что-то запредельное. Особенно всхлипы.

— Эй, — окликаю.

Не двигаешься, только вытянулся струной. Тормозишь пару минут и медленно переворачиваешься на бок. Руки непроизвольно обхватывают низ живота, а у меня все подводит — если захочу, наверняка смогу прощупать игрушку в тебе. Гладишь живот и подтягиваешь колени, закручиваясь в позу эмбриона. Стонешь, потому что тебя распирает. Чудовищно распирает. Между ягодиц из дырки пошло свисает петля.

— Шевелись, мать твою, — шиплю и накрываю текущий член ладонью, когда ты начинаешь выгибаться.

На смазливой физиономии застыло выражение мучительного удовольствия. Глазищи твои ведьминские зажмурены, губы закушены. У тебя такое же лицо, когда кончаешь, искаженное судорогой острого наслаждения. Только вот кончить ты все еще не можешь. Поэтому бессильно стонешь, скулишь и снова извиваешься, заставляя игрушку внутри проникать глубже. Трешься о простыни несчастным перетянутым членом. Шпильки сбрасываешь, но мне хватает и тонкого капрона на блядских ногах. Ты чудовищно развратен, Эрен.

— Ползи ко мне, — сдаюсь, не выдерживаю.

И ты вскидываешься, перекатываешься и стекаешь на пол. Ползешь на четвереньках медленно, почти стелешься. Застываешь, прогибаешься, кусаешь губы, когда шары внутри опять смещаются, и двигаешься дальше. Всего два метра между нами, но ты превращаешь их в гребаную пытку для себя и меня. Поэтому первое, что делаю, лишь оказываешься рядом, так это вбиваю член тебе в глотку по самые яйца. Хватаю за волосы и просто тяну вниз, и срать я хотел, что давишься, что слюна рекой. Спазмы твоей глотки — самое восхитительное на свете. Ну после задницы, разумеется. И я трахаю тебя в рот, жестко, как ты любишь. До тех пор, пока не вырываешься, пытаясь отдышаться и при этом не блевануть.

Склоняюсь и целую. Засасываю мокрые губы, язык, слизываю свой вкус. Голова плывет от твоих ярких стонов и того, как страстно отвечаешь. Вздергиваю и сажаю сверху, устраивая твои ноги по бокам своих бедер. И снова целую, жадно, бескомпромиссно. Ты мой. И ты это знаешь. Оглаживаю плечи, выпирающие шейные позвонки, скольжу руками ниже. Собираю дрожь. Ты мокрый. Везде. И горячий. И вкусный. Трешься измученным членом о мой стояк, латексная петля, торчащая из задницы, качается в такт. Ловлю ее, наматываю на пальцы и тяну вниз. Скулишь мне в рот и жмуришься отчаянно. Знаю, когда так глубоко, то ощущение, что кишки вытаскивают, но ведь в кайф, признай!

— П-подожди, глубоко очень, — срываясь на шепот, но не хочу ждать и снова тяну за петлю.

Вцепляешься в мои плечи до синяков, дышишь ртом. Кажется, сейчас вырвешься и убежишь. Стискиваю сильней, прижимаю к себе и тяну, тяну. Хнычешь в ухо, кусаешь шею и царапаешься. Но с последним моим рывком сжимаешься, тужишься, и с пошлым звуком первый шарик выходит из тебя.

— Блять, — выдыхаешь, вскидываешь на меня совершенно пьяные глаза и понимаешь, что не собираюсь останавливаться.

Второй выскальзывает прежде, чем успеваешь испугаться. Тебя пробивает судорогой и почти обмякаешь, а у меня в ладони скользкие и горячие шарики, такие же, как ты внутри. Не жду, пока придешь в себя, быстро толкаю их обратно, один за другим, и тебя скручивает. Опять ревешь, сотрясаемый приступами удовольствия. Шепчешь что-то и отчаянно кусаешь пальцы, чтобы не орать, когда я вновь хватаюсь за петлю и дергаю. Вижу слезы на пылающих щеках. Блять, Эрен! Зажмуриваешься и тужишься, а я постепенно полностью вытягиваю игрушку. Отбрасываю.

В дырку сначала ныряю пальцами. Не закрываешься, течешь, пачкая мне руку расплавленной смазкой. А потом насаживаю тебя, такого раздолбанного, на свой стояк. Принимаешь сразу весь, покачиваешься, прогибаешься и позволяешь натягивать себя. Размеренно, жестко, с пошлыми шлепками бедер о мокрые ягодицы. Тебя не хватает надолго. Начинает трясти и, кажется, выпадаешь куда-то, потому что глаза закатываются. Рву кружевной узел на болезненно напряженном члене, и через минуту уже воешь, кончая. Тебе не нужно дрочить. Просто заливаешь меня спермой и валишься сверху абсолютно расслабленный и пресыщенный. Разве что задница твоя все еще судорожно сжимается так, что вот-вот оторвет мне хрен.

Сталкиваю тебя с колен и доебываю уже на полу. Без ненужных нам сантиментов и гребаной нежности. Просто вбиваюсь в растраханную дырку, покорно открытую передо мной. Сквозь пелену блядского удовольствия вижу, как долбишься затылком об пол от быстрых рваных толчков. И выгибаешься навстречу, когда кончаю в тебя со звериным рыком.

Чувствовать тебя под собой — охуенно. Гладить длинные обнимающие меня ноги сквозь тонкий капрон — тем более. Вдыхать запах тебя затраханного — вообще слов таких не знаю. Вскидываю голову и кусаю за подбородок. Довольно жмуришься.

— Люблю, — едва слышно. Нечасто говорю, но сейчас надо.

— Конечно, любишь, — выдыхаешь насмешливо и путаешься пальцами в моих мокрых волосах. Убийственно нежно. Прижимаешь крепче ногами. И целуешь в висок.

А больше нихрена и не надо.