Когда Муто надевает их, Санзу весь подбирается. Он и сам не понимает, что в этой чёртовой паре стекляшек, соединённых золотистой проволокой такого, что будоражит его воображение.

Но каждый раз, когда Муто надевает очки, Санзу хочется подойти, уставиться в глаза и мееедленно-медленно снять их. А потом - снова надеть. Чтобы у Ясухиро не осталось сомнений в его намерениях. А они - не то, чтобы не благие - наоборот, самые, что ни на есть по отношению к Мучо-сану доброжелательные. Хотя, наверное, честнее будет сказать - похотливые.

- Только не говори, что очки тебя возбуждают.
- Ну, Вы в них такой... Строгий, Мучо-сан.
- Так с тобой построже нужно, Хару? - широкая ладонь уверенно приталкивает к себе.
Ресницы хлопают, Санзу - сама невинность. "Не понимаю, о чём Вы, Мучо-сан"
- Вы в них такой... Неприступный...
- Правда? - и Ясухиро хочется сказать: "Только не для тебя, Хару", но ему толкается между ног что-то твердое, и он лишь тяжело выдыхает, приподнимая тёплым воздухом волосы на макушке Харучиё.
- Такой... Горячий... Ах! - кто ещё тут горячий, Мучо-сан может поспорить, ведь дразнящийся Санзу ни шанса не оставляет мало-мальски целомудренным мыслям удержаться в голове. Вместо них - шторм из желания и всех тех вещей, которые он с Харучиё хочет сделать.

И делает - под аккомпанемент стонов и грязных словечек, хлюпающие и шлёпающие звуки, под просьбу Харучиё "Не снимай, Ясухиро-сан", хотя сквозь запотевшие стёкла едва видно, как Хару морщится, и бровки взметает вверх, и коготками своими царапает свои же щёки, расчерчивая их красноватыми полосками, и сдавливает запястья Муто, будто боится отпустить, потерять и его, и себя в этом глубоком, затапливающем с головы до ног чувстве. И теряются всё же оба, поддаются волнами прокатывающимся по телу импульсам, смешивают дыхание, пытаясь остаться на плаву, в этой реальности, пока Мучо не приходится всё же снять очки, потому что, ну... мешают.