Юнги приготовился к сильному удару, но вместо этого на границе сознания почувствовал, как чья-то теплая рука рывком потянула его назад. Он не хотел поворачиваться или отстраняться — стало слишком тепло в этих вынужденных объятиях. Мин молчал, а в голове Чимина билась лишь одна мысль — он мог опоздать. Пак в самый последний момент обхватил руку хёна, перед тем как он был готов упасть в ночную тишину с крыши высотного дома. Они поговорят обо всем позже, а сейчас просто нужно время. Юнги не сразу понял, что это слезы потекли по его замерзшему лицу.

***

      Земля под Чимином холодная, морозит все тело, но она явно не холоднее сидящего рядом парня. Юнги так и не посмотрел в глаза ему, хотя прежде выделял именно эту часть лица. Пак не чувствует неловкость, сидя с Мином, но в воздухе осязаемо густо сконцентрированы незаданные вопросы. Тишина, рассекаемая лишь приглушенными звуками проезжающих вдалеке редких машин, давит, заставляет согнуться, обхватив маленькими, удивительно холодными ладошками ноги под коленями. Чимин до конца не смог осознать то, что произошло полчаса назад.

      А если бы не успел?

      Тогда все. Все то, что Пак усиленно строил последнее время, рухнуло бы под тяжестью реальности.

      Минута замешки — кусок безвольного остывающего мяса на холодящей земле. Вероятно, еще через пару секунд компанию составила бы подобная субстанция.
Непонятная ярость зарождается где-то в глубине от осознания того, что Юнги так легко все отпустил. Спокойно пошел на шаг, который разрубил бы жизнь не только ему самому, но и Паку. Эмоции захлестывают, погружают мозг во что-то ядерно-красное и заставляют нарушить тишину, оживить брюнета с пустым взглядом.

      — Какого черта, Мин Юнги?! — блондин, резко вскочив с насиженного места, подорвался к дернувшемуся парню и начал крайне эмоционально восклицать возмущения: — Ты действительно все так просто бросил бы?! Ты, гребаный эгоист, подумал о том, что за тебя кто-то переживает?!

      — Кто, например? — грустно ухмыльнувшись, Юнги отвел взгляд в темноту, заволакивающую небо. — Ты, Чимин? Не лги себе и мне, тебе нужна лишь Юнджи, а я, к, вероятно, твоему сожалению, не имею ни малейшего желания переодеваться больше в бабские шмотки, — Мин жалел.О том, что видит сейчас перед собой блестящие от влаги глаза и закусанную губу. О том, что говорит правду. Он бы вечно ходил в этой одежде, лишь бы этот солнечный парень был рядом и заполнял бездну внутри своим светом.

      Все рушилось на глазах. Если бы можно было ощутить то, что творится между двумя парнями, стоящими рядом с пропастью, повидавшею сотни смертей, влюбленных людей, одиноких странников, в руках бы что-то отдаленно крепкое рушилось бы, превращалось в песок. Юнги не хотел представать перед некогда теплым и ярким парнем таким. Сломленным, отчаявшимся и грязным. Деньги впитали в себя сырость бетона, начали отражать свою сущность. И сущность Мина, отдавшего все живое, что оставалось в нем, этой всепоглощающей грязи…

      — Я люблю тебя! Тупой ты придурок, — изо рта Чимина вырывается тяжелый вздох, а сам он хватается за отросшие светлые волосы пальцами, — ты, быть может, поймешь это, когда я спрыгну?

      Но ведь его вытянули из тьмы, протянувшей свои долговязые руки навстречу летевшему к ней Юнги. Значит, шанс есть. Последний.

      …Чимин подходит к краю, бросает взгляд на подлетевшего к нему Юнги. Лопатки будто нещадно режет воск, прорезающий кожу и образующий невидимый прекрасный образ.

      Последний шанс.

      Вырвись.

      Твоя жизнь — не беспощадный миф.

      Юнги хватает блондина в свои объятия, валится на спину и шепчет что-то будто в бреду, не ослабляя хватку.

      …А ночь поглотила все пространство.

***

      — Поехали домой, — устало вздохнул Чимин, потянув Юнги за холодные руки. Пак замерз, хоть и был одет теплее, в отличие от старшего. Тот же сжал его руку, как спасительную нить, не переставая кутаться в легкую рубашку. Он был душевно вымотан. Если час назад ощущалась лишь абсолютная апатия и свобода от тяжелых мыслей, то сейчас все навалилось слишком быстро. Он хотел умереть. ЧИМИН хотел умереть из-за его глупой попытки закончить все. Правильно говорят, что попытку умереть предпринимают один раз. Лично Мин больше не хочет.

      Спустившись с крыши, Чимин начал набирать номер такси. Юнги, почувствовав землю под ногами, понял всю абсурдность ситуации. Он же сейчас должен не стоять рядом с младшим, а лежать кровавым месивом на том же месте. Много крови и вывернутое наизнанку тело. Мин тупо уставился на свои дрожащие руки. А ведь жить, на самом деле, хотелось. Было глупо умирать в свои двадцать четыре года.

      Продиктовав адрес, Пак завершил звонок и уставился на хёна.

      — Таксист обещал приехать через 15 минут. Поживешь пока у меня?

      У него не было особо много вариантов, поэтому он согласился, ответив хриплое «да». К Хосоку желания идти ни малейшего — он и так слишком долго пробыл у него. Телефон все еще был выключен и лежал мертвым грузом на дне полупустого рюкзака, поэтому он все еще не отписался наверняка волнующему Чону. Но, исходя из череды последних событий, его местоположение мог легко передать Намджун. Ведь как-то Пак нашел его в этом богом забытом месте.

      — Кто сказал тебе? — тихо спросил Мин, лишь бы прервать эту давящую тишину, полностью пропитанную недосказанностью и незаданными вопросами.

      — Чонгук, — успел сказать блондин перед тем, как подъехала машина с нужным номером.

      Забравшись в салон, Юнги положил голову на плечо Пака и закрыл глаза. Он просто устал. И было как-то плевать на косой взгляд водителя, главное — Чимин здесь, живой и никак не показывающий свою неприязнь по отношению к нему.

      — Я знал, что это все плохо закончится. Прости меня, — уже проваливаясь в сон, сказал Юнги. На душе стало спокойнее, ведь Мин почувствовал маленькие руки, лежащие поверх его собственных.