Ривай любил внезапность. Она превращала, казалось бы, провальные миссии в хрестоматийные примеры для салаг из Ведомств-Которых-Нет. Например, как тогда в Бейруте, откуда унес свой зад вовсе не молитвами дяди Сэма. Впрочем, Аккермана что для него, что для прочих родственников не существовало уже несколько лет. По официальным данным капрал с вышеупомянутой фамилией не вернулся с одной из миссий в Афгане. У него даже место было на берегу Потомака, под виргинским дубом и белой плитой с тире между двумя датами. И если повезет... Но Ривай не любил думать в сослагательном наклонении, Ривай любил внезапность.

А вот Эрен — нет. Поэтому несолидно хрюкнул, когда знакомые ладони сначала шлепнули, а потом стиснули едва прикрытую футболкой задницу.

— Ри-ривай?!

— Я, — хмыкнул Аккерман. — Ждал кого-то еще? — он с аппетитом вгрызся в загривок аккурат перед носом.

Эрен зашипел рассерженной кошкой и дернулся, чуть не оттяпав себе полпальца огромным ножом, которым до этого кромсал помидоры.

— Блять...

— Дай сюда, чудовище.

Сталь, взвизгнув над ухом, мелькнула через кухню и легко вошла в пробковую подставку.

— Выпендрежник, — улыбнулся Эрен, перехватывая жадные руки под футболкой.

— М-м, хочешь всю оставшуюся жизнь резать ложкой? — лениво протянул Ривай.

— А ты — дрочить под душем?

— Болтливая сучка.

Обычно пиздливый рот Ривай затыкал своим членом и от традиции отступать не собирался. Трехмесячное воздержание уже отдавалось тяжелой пульсацией в паху только при виде длинных ног засранца, которые рассматривал пару минут, пока тот почесывался и не замечал, что в квартире уже не один. То, что у него напрочь отбит инстинкт самосохранения, Ривай понял еще по памятному пейнтбольному сражению трехлетней давности. И дело было даже не в драке с Кирштайном. Йегер скакал по пересеченной местности, как в жопу раненый сайгак, тратя силы и ресурсы, и просто напрашивался на пулю. Подстрелить тогда чесались руки, но яйца чесались сильнее, что и решило участь патлатой бестолочи. А вот трахался он не в пример лучше, или Риваю так приперло, что было плевать. Впрочем, особо привередлив он никогда не был: очко податливое, принимать умеет — и ладно, остальное дело техники.

Единственное, чего не ожидал капрал, что так накроет влажным жаром молодого тела и заполошенным шепотом. И бежать бесполезно, потому что пьяный взгляд из-под ресниц — как сорок пятый, уже снес к херам больную голову.

Ее и сейчас сносило от торопливых поцелуев и болезненных стонов, стоило Риваю прикусить блядские губы. Мучить их, пока не потеряют очертания, было восьмым личным смертным грехом, а смотреть, как они же обхватывают его член — девятым. И таких грехов у Ривая было на несколько сотен.

— Отсоси, — хрипло выдохнул в растянутый ворот футболки, царапая небритым подбородком бесстыжие ключицы.

— А волшебное слово? — пухлый рот расплылся в улыбке.

— Быстро, мать твою.

Руки сграбастали пышущую жаром задницу, смяли жестко и требовательно. Эрен охнул, прогибаясь, то хватая лицо Ривая и рвано целуя, то принимаясь расстегивать армейский ремень с тяжелой пряжкой и сразу обеими руками ныряя в капральские штаны.

— Вау... — прошептал восхищенно. — Он, кажется, рад меня видеть!

— Не представляешь насколько, — отозвался Ривай, прикрывая глаза.

Он крупно вздрагивал от прикосновений теплых пальцев. Ствол, налитой и уже полностью вставший, тек, прижатый к животу боксерами, но паршивец не спешил его высвобождать. Все так же гладил тягуче, с нажимом, явно наслаждаясь непроизвольными подергиваниями плоти, изредка прикусывал подбородок и влажно дышал в ухо. За это хотелось то ли въебать, то ли выебать, Ривай не определился еще. То ли позорно слить, так и не поимев блядский рот, о котором грезил последние пару недель, когда совсем припирало.

— Хрен ли ты возишься там? — вцепившись в каштановые патлы, он заломил дурную башку, любуясь невольно распахнувшимися губами. — Забыл, как залупу глотать? — усмехнувшись, укусил в открывшуюся шею, жадно вдыхая запах возбужденного молодого тела. — Давай, становись на коленки, принцесса. Сейчас в рот. Дырку выдеру позже.

— А встанет потом-то? — ухмылка промчалась по наглой роже. — Говорят, с мужиками в твоем возрасте слу... ай, блять!

От ладони, со всей дури впечатавшейся в круглую булку, по кухне рикошетом поскакало эхо. И пока Йегер шипел, растирая пострадавшее полужопие, Ривай уже ловко вытянул из шлевок ремень. Петля, вкусно хлопнув, легла вокруг шеи аккурат по свежим засосам, а следом и пряжка звякнула, затягиваясь.

— Тебе идет, — хмыкнул Ривай, оглядев вспыхнувшую физиономию и пальцы, моментально вцепившиеся в грубый край импровизированной удавки.

Эрен даже не успел возмутиться, а ремень уже тянул вниз настойчиво и бескомпромиссно. Только укоризненный взгляд мелькнул напоследок. И почти сразу Ривай ощутил дыхание, сбившееся и горячее, шелком ласкающее, и язык, широким мазком скользнувший по блядской дорожке. Он сглотнул и перехватил конец ремня поудобнее, накручивая, как поводок, на руку, оставив на маневр всего ничего. А Йегеру и не надо было много, от него требовалось только рот открыть. И Ривай уже был готов задохнуться от облегчения, когда проворные пальцы потянули боксеры вниз, но паршивец, выпустив только головку, тут же пережал ее резинкой.

— Твою же блядь! — сорвалось задушенно.

Снизу раздался смешок, и рука с ремнем напряглась, готовая воздать за дебильную шутку, но не успела. Багровую от прилившей крови головку накрыло безобразно мокрым поцелуем, и язык скользнул, лаская уздечку, чтобы потом толкнуться в отверстие на вершине. Ривай сглотнул, глянул вниз, и вовремя. Эрен играл с его членом, как с любимой игрушкой — то обводил головку по контуру, то прикусывал и тут же зацеловывал, то забирался под крайнюю плоть и ловил языком вязкие капли чужого удовольствия. А потом растягивал их в прозрачные нити, тянущиеся от члена к покрасневшим губам, и заставлял Ривая вздрагивать. И в русалочьих глазах паршивца, то и дело искавших одобрения, было столько восторга и немого обожания, что сносило к чертям, как под тем сорок пятым.

— Думал обо мне, когда дрочил? — прижгло сбивчивым шепотом. — Нет?.. Или не дрочил?

Не обязательно было смотреть, чтобы видеть недоверчивую лыбу на мокрых губах, но Ривай смотрел. Потому что не мог отказать себе в удовольствии. Потому что скучал. Не первый его любовник, но точно последний. И Ривай не жалел. Боялся только, что не успеет изучить всю вселенную по имени Эрен Йегер. Боялся, что очнется однажды в палате с белыми стенами и равнодушным потолком и поймет, что все — контуженый бред, не более. Но пока можно наслаждаться. И Ривай потянул ремень, накрутил на кулак, тыча засранца носом в железобетонный стояк.

— Бери уже, ну, — прохрипел, сглатывая.

Острые зубы словно нарочно царапнули ствол, но подцепили резинку боксеров и послушно потащили вниз. Ривай выдохнул облегченно, когда член, распрямившись, тяжело качнулся и уставился в потолок. А в следующую секунду Эрен очумевшим без ласки кошаком уже терся об него лицом, щекой прижимая к животу, и перебирал развратными губами по всей длине вниз, туда, где переполненные яйца перемалывало в гигантской соковыжималке. И Ривай с ужасом понял, что сольет прямо сейчас, пока бесстыжий язык, причмокивая, вылизывал их, дразнил и пока они одно за другим проваливались в гиблую мягкость настырного рта.

— С-с-сука-а...

Сорвалось нечаянно, почти умоляюще. Но винить, кроме себя, было некого — Ривай сам научил этому паршивца, как научил глотать член целиком, кончать без рук, правильно убираться и готовить свои любимые фахитос. Вот и расплачивался сейчас, балансируя на грани топкого безумия, зная, что Йегеру под силу столкнуть его в бездну. Что горячие губы и сделали, накрыв мучительно дергающийся член обволакивающей мокростью рта.

— Блять...

Почти стон, когда головка по языку въехала в глотку сразу до упора — так привычно и так хорошо. До одури хорошо. Перед глазами заискрило замкнувшим северным сиянием, и Ривай невольно толкнулся еще глубже, вбивая лохматый затылок в край столешницы. Эрен замычал задушенно и дернулся пару раз, стараясь избавиться от распиравшего горло члена, но ремень на шее, звякнув металлом, затянулся туже, вызывая новые спазмы. Пальцы протестующе и до боли вцепились в узкие бедра, а Ривай почему-то с удовлетворением подумал, что останутся синяки.

— Терпи, — выдохнул.

Эрен терпел. Давился забитой глоткой, смаргивал слезы и терпел. И когда казалось, что совсем перестанет дышать, Ривай отстранился. Дал вдохнуть такой необходимый воздух, жадно наблюдая, как он заходится кашлем и пытается не выблевать желудок, а потом откидывается назад, насколько позволяет удавка на шее. Паршивец даже не пытался вытереть раздрызганный рот, и вязкая слюна медленно стекала на подбородок и шею, когда он запрокинул голову и улыбнулся. Пьяно, отвязно, так, что у Ривая все внутри стянуло от непонятного восторга. И он снова дернул ремень на себя, а Эрен послушно распахнул опухшие губы и сам насадился на готовый взорваться член.

Ривай зажмурился, резко выдыхая и хватаясь за столешницу, чувствуя, что еще немного — и пиздец. Потому что Эрен отсасывать умел. И сейчас он двигал головой ровно так, как нравилось им обоим, позволяя члену таранить мягкое нёбо, проскальзывать дальше. А иногда сбивался с ритма, полностью выпускал его изо рта и жадно облизывал багровую от прилившей крови головку, тут же обхватывал тугим кольцом пухлых губ и сосал, как густой молочный коктейль. Тогда Ривай хрипел, шипел сквозь стиснутые зубы, поминая всю родню до седьмого колена, и стискивал в кулаке каштановые патлы, натягивая блядский рот по самые яйца. Чтобы неповадно было. Но только Эрен, рискуя блевануть, глотал член, и судорожные спазмы его глотки заставляли рычать диким зверем, срываться окончательно и с остервенением трахать податливую мягкость, почти разрывая губы.

Кончил Ривай так же мучительно и ярко. Дрожь электрической лавиной пронеслась по позвоночнику, подгибая колени, рикошетом шарахнула в голову и выплеснулась на смуглую физиономию. Жадно хватая воздух, он ошалело смотрел на белесые потеки, тягуче сползавшие по острой скуле на щеку и губы. На ресницы тоже попало, и Эрен устало жмурился, с трудом разлепляя залитый кончой глаз.

— Порядок, рядовой? — сглотнув, выдохнул Ривай, почти нежно касаясь раскрасневшегося лица и стирая с него следы собственного удовольствия.

— Да, сэр, — довольно хмыкнул Эрен, ловя губами пальцы и вылизывая начисто.

— Хорошо.

Одним движением Аккерман поставил его на ноги и прижал покачнувшееся тело к уже знакомой столешнице, но поцеловать паршивца не вышло. Он ухмыльнулся наглой рожей и приоткрыл губы, выталкивая наружу языком слизанную сперму, уже перемешанную со слюной.

— Фу, блять, чудовище, — поморщился Ривай. — Дай сюда!

Резким движением он вытер смеющиеся губы, а потом брезгливо обтер ладонь о собственные джинсы.

— Еще скажи, что не нравится, — весело фыркнул Эрен и наморщил нос.

Ривай не ответил. Просто выгнул бровь и прижег хлестким ударом второе полужопие ойкнувшего паршивца. Для симметрии. И уже собирался выйти из кухни, когда сзади налетело теплое, упругое, порывисто прижимаясь и оплетая руками плечи и шею.

— Я пиздец как соскучился, — раздалось влажным шепотом над ухом. — Почему так долго в этот раз?

— Это не от меня зависит, ты же знаешь, — отозвался Ривай и предпринял безрезультатную попытку высвободиться. — Я сутки в дороге и устал как собака, хотелось бы в душ и пожрать, — продолжил спокойно, но ответной реакции не дождался. — Ну пусти, слышишь? — он на мгновение прижался небритой щекой к смуглому предплечью. — Эрен.

Удерживающие руки разжались, и Ривай, на ходу стягивая футболку, вышел из кухни, так и не увидев взгляда, которым его проводили.

Тот разговор он помнил так, будто было вчера. И конечно, Микаса была права, но признавать это Эрен, естественно, не собирался. На очередной ее довод только поджал истерзанные сомнениями губы.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, — возразил устало.

— Как раз таки имею, — глядя куда-то мимо Йегера, спокойно парировала девушка. Потом все же посмотрела на него. — Мы со скольких лет с тобой дружим?

— Ну с десяти, — хмуро отозвался Эрен, не совсем понимая, куда она клонит.

— И сколько раз за это время ты слышал от меня имя брата?

— Включая сейчас? — не сдержавшись, усмехнулся он.

— Эрен!

— Микаса хочет сказать, — не отрываясь от планшета, подал голос Армин, — что до знакомства с мистером Аккерманом три года назад...

— Да понял я, понял, — Йегер страдальчески закатил глаза.

— Сомневаюсь, — отрезала Микаса.

— Понял, — повторил он уже тверже. — Не надо держать меня за идиота. Считаешь, не знаю, что вы все думаете о наших с ним отношениях?

— Эрен, при чем тут это, — мягко встрял Армин, предчувствуя бурю.

— Да у вас на физиономиях написано неодобрение, — хмыкнул Йегер, скрещивая руки на груди, и уже в свою очередь уставился невидящим взглядом за широкое окно кафетерия на территории кампуса.

Конец января и самое начало февраля в этом году были как никогда морозными — температура упорно не желала подниматься выше минус пятнадцати уже вторую неделю. Зато зимнее солнце, выползшее наконец-то из-за облаков, слепило совсем по-весеннему, и воздух искрился микроскопическими кристаллами льда, отчего хотелось улыбаться. Ну, по крайней мере, Эрену. Он и сейчас чувствовал, как улыбка щекочет изнутри щеки, просясь наружу, и упрямо сжал губы.

— Ты завяз в отношениях, которых нет.

Иногда голос Мики был до пугающего похож на голос Ривая — такой же холодный, будто металлический, с безразличием механизма вскрывающий потаенное.

— О том, что у меня есть брат, я знала только по фотографии, — продолжала Микаса. — Папа показывал на изображение Ривая и называл очередную горячую точку — Балканы, Сомали, Ирак, но я до сих пор уверена, что он сам не знал и половины. А еще ордена. Их приносили и молча передавали люди в военной форме. Из рук в руки. Как будто посмертно. И каждый раз становилось так страшно, что я не дышала, боясь услышать главное.

Эрен моргнул, все еще глядя на кристально-голубой денек за окном. Краем глаза он видел нервно переплетенные девчачьи пальцы и напряженные плечи Армина, хоть тот по-прежнему и делал вид, что увлечен чтением.

— Я не хочу, чтобы ты всю жизнь ждал, — сказала Микаса. — И вздрагивал от ночных звонков. И если ему плевать на это...

— Ерунды не говори, — тихо отозвался Эрен, понимая, что наконец они добрались до причины. — Ему не плевать, Мика, и ты это прекрасно знаешь.

— Именно поэтому на тебе опять лица нет которую неделю, — хмуро глянула на него девушка.

— Ты несправедлива.

Не сговариваясь, они оба уставились на Арлерта. Обалдевший от внезапной поддержки Йегер кивнул.

— Это его выбор, Мика, — пожал плечами Армин и привычным жестом отвел за ухо светлую прядь. — Прими его. Есть вещи, на которые мы не можем повлиять, как бы нам ни хотелось.

— Когда-нибудь Ривай вернется из своей командировки в цинковом гробу, — с вызовом перебила его Микаса и поджала губы, когда в ответ наткнулась на осуждающий взгляд. — Давай, скажи, что я неправа.

— Права.

Эрен гонял в высоком стакане остатки молочного коктейля и не поднимал глаз от поверхности стола.

— Ты права, — повторил он, глянул на подругу и снова уставился на глубокие борозды, имитировавшие деревянную поверхность. — У меня нет тех отношений, которые ты зовешь нормальными...

— Эрен...

— ...и не будет, — он проигнорировал попытку перебить себя. — И да, однажды Ривай может... не вернуться. Но я не собираюсь отказываться от него и жить наполовину только потому, что когда-то может произойти. И мне жаль, если тебя это не устраивает, Мика.

В образовавшуюся тишину вклинились звуки кафе — шумел капучинатор, хлопала дверца холодильника, гремели подносы, тихо попискивала касса, шурша чековой лентой. За соседним столиком над чем-то в инстаграме хихикали девчонки с параллельного потока, старшекурсник у окна трепался по телефону.

— Думаю, что нам лучше сменить тему, — кашлянув, предложил Армин.

— Не стоит. Я уже ухожу, — Эрен легко поднялся на ноги и полез в карман за деньгами.

— Прости меня, — запоздало сказала Микаса.

— Да не за что, собственно, — он чуть заметно скривил губы, натягивая и застегивая пуховик. — Ты просто озвучила свои мысли.

— Потому что я волнуюсь за тебя! — не выдержав, она тоже поднялась из-за стола. — Да постой же!

— Сделай одолжение, волнуйся за своего Кирштайна.

— Эрен!

Он помнил, как вылетел тогда на улицу и как шел до дома пешком, наплевав на мороз, кусавший нос и щеки, но это было верным решением. Бурлящие эмоции требовалось выплеснуть куда-то, и ничего лучше не придумалось.

Нет, не на подругу он злился, а на собственную неспособность удержать язык за зубами. Мика же не сказала ничего такого, о чем бы не думал он сам. Запрещал себе думать, но думал, мысленно зачеркивая в календаре медленно ползущие дни очередной «командировки» Ривая. Кем они были друг другу, если даже до сих пор все еще жили отдельно? Разумеется, секс был чумовым, и Аккерман никогда не выставлял сразу после. Тот мог спокойно зависнуть у любовника на сутки, неделю или даже месяц, но рано или поздно всегда появлялось ощущение, что одному из них требуется больше пространства.

Что это было? Йегер не знал. Но любые вопросы и сомнения не выдерживали, когда в него опять вгрызались оголодавшим зверем. Порой казалось, что Ривай хоть и не показывает виду, но нуждается в нем острее, и целью бесконечных секс-марафонов было вымотать и пресытить так, чтобы сил не то что смотреть, но и думать не осталось. Эрен довольно лыбился, когда раз за разом с него требовали подтверждения того, что и так было понятно — он со всеми потрохами принадлежал только Аккерману.

И это снова возвращало к словам Микасы. Вернее, к тому, что было скрыто за ними и не давало покоя. Зудело, отказываясь оформляться. Нечто подобное Йегер уже проходил два года назад во время одной из отлучек своего капрала. Его работа и вопросы о ней были самым большим и, впрочем, единственным табу между ними. Он просто исчезал и спустя какое-то время внезапно появлялся — усталый, еще более угрюмый, чем обычно. Но тогда его не было долго. Очень долго. И Эрен медленно сходил с ума, понимая, что в этот раз Ривай не вернется. Тяжелее всего тогда оказалось видеть жалость в глазах Микасы, но послать ее мешало чувство собственного эгоизма — только от нее он и мог узнать хоть что-то. И очередное молчаливое покачивание головой каждое утро при встрече в универе заставляло проживать еще один день.

Тогда Ривай все же вернулся. Не как обычно, нарисовавшись на пороге комнаты в общаге и крепко, сухо, до боли целуя, а ночным звонком все той же Микасы и тихим шепотом: «Он в реанимации». И все. И думай, что хочешь, Эрен. Да и думать особо не пришлось, потому что в военный госпиталь его не пустили, разумеется, ведь капралу Аккерману он отставной козы барабанщик. Не было у него никаких прав быть рядом. Совершенно.

Профессор Зоэ нашла его на крыше учебного корпуса. Не упрекнув за пропущенные занятия, села рядом, по-свойски потянула из смятой пачки сигарет одну и, прикурив, почесала кончик носа. Говорила она тогда непривычно мало, осторожно подбирая слова. Говорила про то, что он и так, в принципе, знал — у Ривая такая профессия, это надо принять и научиться не задавать вопросов. Или уйти, однажды отрезав по живому. Потребности самого Эрена в расчет не принимались, он это знал. Знала это и Ханджи, тоже много лет молча провожавшая и встречавшая своего Капитана Америку. На языке горчил то ли никотин, то ли сожаления.

Хрен его знает какими правдами и неправдами, но она смогла в тот раз провести Йегера в палату реанимации. Хотя лучше бы, наверное, не проводила. Он оказался не готов к виду прикованного к больничной койке Аккермана, к перетянутому странными бинтами лицу, из-за чего виднелся только левый глаз и уголок губ с запекшейся коркой. Те же повязки покрывали шею, грудь и правую руку, два пальца на которой зачем-то были короче, чем полагалось. Мерзкая дрожь скатилась по позвоночнику.

— Не вздумай реветь, чудовище, — прохрипел тогда Аккерман, заходясь жутким кашлем.

А для Эрена с тех пор больше не существовало местоимения «я». Он сделал выбор. И какого хрена Микаса опять лезла со своими лучшими побуждениями? Он и без нее прекрасно знал все, что могло его ожидать. Правда, наконец-то это метафорическое «все» обрело конкретные очертания и теперь подтачивало отвратительным червем.

— Что-то случилось?

Йегер невольно дернул патлатой балдой, вздрогнул всем телом, возвращаясь в реальность, и непонимающе уставился в ответ. Как можно быть таким охуенно красивым, Ривай не понимал. Как не понимал и того, что делает этот пацан с русалочьими глазами рядом вот уже третий год. И ведь он не просто раздвигает перед ним свои потрясно блядские ноги. Это Ривай понял два года назад, когда проваленная миссия обернулась пленом и пытками, а помертвевшей смазливой физиономии с остановившимися глазами вполне оказалось достаточно, чтобы многое понять в Йегере. И в себе кое-что.

— Да не, нормально все, — отозвался тот, явно выпадая из размышлений и принимаясь накручивать остатки пасты на вилку.

— М-м, — соглашаясь, протянул Ривай, — видимо, поэтому у тебя такое лицо.

— Какое?

— С отвисшей губой.

— Не выдумывай, — отмахнулся Эрен, но губы все-таки поджал и поднялся из-за стола.

Ривай цыкнул, откинулся на спинку стула и, сыто прищурившись, медленно скользил взглядом по бесконечно длинным голым ногам засранца, так и не потрудившегося надеть хотя бы труселя. При каждом движении из-под края растянутой Риваевой футболки то мелькала крепкая задница, то показывался залупившийся конец. Хмыкнул довольно, наблюдая, как ткань в очередной раз задирается, открывая жадному взгляду ложбинку между аппетитных полужопий.

— Ты все? Наелся или еще будешь? — с этими словами Эрен вернулся к столу за опустевшей тарелкой, когда Ривай перехватил его руку.

— Иди ко мне.

— Рива-ай, — запротестовал тот, невольно улыбаясь, но все же делая пару шагов навстречу. — Дай мне убрать.

— Хрен с ним, потом.

Ривай уткнулся носом в смуглое запястье, скользнул губами, прикусил. Что ему нравилось — Йегер никогда не ломался. Мог дать в морду — и часто заслуженно — это да, но целкой-невидимкой не прикидывался. Вот и сейчас уступил, замер между широко расставленных бедер и даже усмехнулся, когда наглые руки облапили задницу и подтянули ближе. И вздрогнул, когда Ривай зарылся лицом в его прикрытый футболкой поджарый живот. Чуткие пальцы тревожно прошлись по бритому затылку, затерялись в отросших прядях.

— Соскучился, — выдохнул Ривай на молчаливый вопрос, жадно вдыхая запах паршивца.

Ладони нетерпеливо скользнули по бокам вверх, задирая застиранную футболку, а губы уже целовали, дразнили, собирая невольную дрожь. Язык скользнул в выемку пупка, заставляя Эрена дернуться и шумно выдохнуть.

— Тш-ш, — едва слышно шепнул Ривай и усмехнулся, — не обкончай меня раньше времени, договорились?

Йегер всегда заводился с полпинка, и Аккерману искренне хотелось верить, что это исключительно его заслуга. Пусть и понимал, что нет. Гаденыш и с другими до него так же бессильно откидывался назад и кусал пухлые губы, то отталкивая, то вновь притягивая к себе. А скоро он с той же прытью раздвинет стройные бедра, чтобы хрипеть и выть, пока его дырку будет таранить крепкий ствол. Мысли эти странным делом недурно так вставляли, хотя склонности к мазохизму Ривай за собой не наблюдал вроде. Но с Эреном все было иначе. Поэтому и тонул сейчас в болотной зелени раскосых глаз, и тянулся бездомным котом за приласкавшей безобразный шрам рукой.

Он снова целовал подрагивающий впалый живот, скользил пальцами вдоль умопомрачительных ног, которые так любил закидывать себе на плечи, и щекотал нежную кожу внутренней поверхности бедер. Шершавой ладонью сжал покрытую едва заметным пушком мошонку, бережно перекатывая содержимое и чуть потягивая, явно получая удовольствие от реакции Йегера, который давился воздухом и дрожал, тычась текущим концом ему в лицо. И Ривай охотно взял за щеку скользкую горьковатую головку, не пуская глубже, а небрежно высасывал, дразнил и отпускал, усмехаясь в ответ на задушенные стоны. Они же оборвались судорожным всхлипом, стоило только свободной руке добраться до вожделенной дырки, горячей и влажной от испарины.

Ривай погладил сжатые края, расслабляя незатейливой лаской, и толкнулся на пробу. Тугая. Правда, через пару заходов она уже не закроется, а к утру он раздолбает ее так, что кулак со свистом проскочит. Плевать. Потом зацелует, залижет, снова забрасывая на седьмое небо, как сейчас, когда нащупал в атласной мокрой кишке простату паршивца. Сам Йегер плыл потекшим шоколадом и шептал что-то на своем эльфийском, то и дело закусывая нервные пальцы.

— Сейчас... — пробормотал Ривай снова, прижимая его ближе и сам прижимаясь щекой к блядской дорожке, расплавленная смазка текла по ладони, пачкала долбившую узкий проход руку. — Сейчас, мой хороший...

Путаясь в завязках на поясе и смачно ругаясь, Ривай оттянул штаны, выпуская на волю полностью вставший елдак, который, тяжело качнувшись, бодро залупился в потолок. Возбуждение бешеным битом стучало по нервным окончаниям, превращая тело в оголенный провод — вот-вот коротнет, спалив к чертям остатки закипавших мозгов.

— Забирайся, — выдохнул хрипло, наблюдая, как Эрена шатает на дрожащих ногах, как он послушно раздвигает бедра, опускаясь сверху. — Промазал, — сглотнул Ривай, через силу усмехнувшись, когда член, ткнувшись в дырку, разочарованно скользнул по ложбинке вдоль полужопий. — Еще раз, рядовой.

Он млел от хриплого смеха в ответ и целовал улыбку на пухлых губах как в первый раз или в последний, жадно сминая, стирая, забирая себе. Вгрызался в уступчивый рот, медленно сходил с ума, и даже мучительный стон, когда головка пробила несговорчивый сфинктер, торопливо проглотил вместе со вкусом своего чудовища.

— Эрен...

— Молчи... — мазнуло влажным шепотом по губам.

Внутри было туго. И сладко. Ривай жмурился от почти болезненного удовольствия, пока Йегер пружинил на согнутых коленях, притираясь, раскрываясь, пуская глубже.

— Ох ты ж, — выдохнул с облегчением, приняв до упора, и закусил губы.

— Спасибо, — хмыкнул Ривай, поудобнее перехватывая ладонями крепкие полужопия и приласкав растянутый вокруг ствола вход.

— Эт-то был не... комплимент, — пробормотал Эрен, морщась от сладкой боли и выгибаясь, чтобы острее почувствовать распиравший изнутри конец.

— Чудовище, — Ривай прикусил маячивший перед глазами подбородок и тут же — услужливо выгнутую шею, заблудился в россыпи каштановых волос. Терпеть дальше становилось невыносимо. — Давай, трахни меня уже... ну? — хрипло потребовал в изгибы ключиц.

Сначала накрыло губами — вкусными, сочными, а потом уже заполошенным шепотом, влажными вздохами и пронзительной дрожью разгоряченного тела. Всем Эреном сразу. Всей нежностью и голодом, восторгом, гудящей страстью и даже слезами. Риваю казалось, что не выдержит, разлетится миллионом осколков или просто сгорит к чертям, потому что было как никогда хорошо и как всегда запредельно. Почти медитативное скольжение за миг сменялось безжалостной долбежкой, когда крепко насаженный на елдак паршивец больно вцеплялся в волосы, закусывал губы и трахал собой так, что Ривая сносило к ебаной матери. И он не успевал прийти в себя, как его уже топили в рваных поцелуях с привкусом слез и безумия.

Оргазм был болезненным, кинжально-острым. Пока измученный член отплевывался в бешено пульсирующую кишку, Эрен почти не дышал, изломанно замерев у Ривая на коленях. Обеими руками обнимая его голову, он отчаянно льнул к покрытому шрамами телу и судорожно всхлипывал, пряча лицо в черных прядях.

— Ну ты чего, м? — тихо спросил Ривай и скользнул ладонью вдоль влажной от пота стройной спины.

— Тебя будто целую вечность не было, — глухо отозвался Эрен.

— Не выдумывай, — усмехнулся Ривай, наминая задницу паршивца.

Он все еще оставался внутри, удерживаемый натруженными мышцами. Ощущал, как пухлые губы, улыбаясь, скользят по виску, ласкают скулу, пробираясь дальше, и убийственно медленно играют с мочкой. Теплый язык нырнул в ухо, мазнул широко, вызывая чувственную дрожь. Блять.

— Может, отпустишь? У меня снова встает, чудовище.

— Какая неприятность, — прошелестело в ответ.

Единым усилием он подхватил разомлевшее тело и встал, сначала усаживая Йегера на стол, а потом толкая его на спину. Член выскочил, тяжело шлепнув по столешнице. Передернув, Ривай втиснул его обратно, небрежно толкнулся пару раз и снова вытащил, наблюдая, как судорожно сжимается покрасневшая припухшая дырка, а между загорелых полужопий текут вязкие белесые капли. Он собрал их багровой от прилившей крови головкой и снова загнал елдак в хлюпающую кишку, размашисто и грубо, как нравилось обоим.

— Господибоже, да!.. — захлебнулся собственным стоном Эрен, немыслимо выгибаясь на столе. — Сделай так еще... пожалуйстапожалуйста... еще...

Ривай перехватил широко раскрытые перед собой бедра покрепче и криво усмехнулся, видя в ответ такую же невозможную лыбу, на которые Йегер был мастак.

— Как учеба?

После третьего захода они валялись посередине разоренной постели, а лежащего на животе паршивца Ривай использовал в качестве подушки. Вернее, его отлично потрудившуюся задницу, к которой сейчас прильнул щекой.

— Ну? — поторопил, не дождавшись ответа, и прихватил зубами аппетитное полужопие с отпечатком своей же ладони.

— Ай, блять... Ривай! — дернулся Йегер и обжег блядским взглядом через плечо. — Больно же!

— Я задал вопрос, рядовой, — довольно ухмыльнулся тот, потягиваясь и устраиваясь удобнее.

— Об универе хочешь поговорить? Серьезно? — выгнул густую бровь паршивец.

— А ты о чем? О принципах самоорганизации вселенной?

— Да ну тебя... — по пухлым губам скользнула тень улыбки. — Нормально все.

Ривай недоверчиво цыкнул.

— Второй раз за сегодня слышу «нормально», но почему-то не верю. Завалил чего?

— Не.

— С кентавром одуванчик не поделили?

Йегер фыркнул от смеха и качнул головой.

— Блондинка отпадает, она самая умная из вас, долбоебов, — проговорил Ривай, пропустил укоризненный взгляд и скривил губы в подобии улыбки. — Сестренка, значит, — подвел итог и помолчал пару секунд, ожидая подтверждения. Не дождался. — Кстати, она права, — сказал наконец.

— В чем это?

— Ты мог бы найти кого-то получше.

— Да Мика вовсе не про... — возмутился было Йегер, наткнулся на скептически приподнятую бровь и сдулся. — Она не это имела в виду. Тебя просто долго не было, и... в общем, неважно, — скомкал он свои объяснения и отвернулся, занавешиваясь волосами.

Ривай какое-то время пялился в каштановый затылок, а потом единым усилием подтянул к себе сопротивляющегося засранца и развернул лицом. Как он и думал, откровенные глазищи подозрительно блестели в приглушенном свете бра у изголовья кровати.

— Ты решил, что я не вернусь? — нависнув сверху, спросил в лоб.

Эрен ничего не ответил, но открытая бесхитростная физиономия сказала Риваю достаточно. Дернув изуродованной щекой, он легко поднялся и сел, спустив ноги с постели. О его работе они говорили только однажды, в самом начале их отношений, от которых Аккермана уже тогда штырило, как от первой контузии. На всю голову. Любовники у него не задерживались — кого он сам выставлял за порог, кто сбегал, не вынеся мерзкого характера, а этому — похеру метель. На все требования он только покладисто кивал патлатой балдой и послушно открывал рот. И долго объяснять род своих занятий тоже не пришлось — перепаханное шрамами тело Аккермана говорило само за себя, да и дураком Йегер не был. Только распахнул свои русалочьи глазищи, выдохнул потерянно: «Я думал, ты в отставке» и... не сбежал. Трахались они той ночью, как перед концом света.

А через несколько месяцев, еле унеся ноги из Уганды, Ривай проснулся ночью от ноющей боли в боку, куда неделей раньше вошел зазубренный клинок. В госпитале он провалялся дня три и сбежал, напугав Йегера своей бледной небритой рожей. И напугался сам, очнувшись в темноте и увидев его, склонившегося над ювелирно заштопанной раной.

— Содрал, — едва слышно пояснил паршивец, показывая на валявшуюся на прикроватной тумбочке повязку. — Я сейчас, потерпи, ладно?

Ноздри защекотал хорошо знакомый больничный запах.

— Сам, — отрезал Ривай, видя, как подрагивают руки с пропитанной антисептиком стерильной салфеткой. — Дай сюда.

— Нет.

Он моргнул, запнувшись о решительный и спокойный тон. И было еще что-то в тихом голосе, что-то непривычное, волнующее, что вмиг заставило ощутить себя последним мудаком. И именно поэтому уступать никто не собирался.

— Ты не знаешь, что делать. Я сам все сделаю. Принеси лучше выпить.

— Обойдешься, — спокойно отозвался Йегер, избегая смотреть в ядовито-ртутные глаза. — Я позвонил Ханджи. Она сказала, что ничего сложного.

— Разумеется. Но не для тебя, — отчеканил Ривай, глядя в лоб упертому засранцу. — Встал и вышел, рядовой.

Они схлестнулись взглядами, и впервые пацан не уступил, просто смотрел нечитаемо в ответ, с каждой секундой заставляя Ривая чувствовать себя все более идиотом.

— Ты не в казарме, ясно? — сказал наконец. — Так что захлопнись, ляг и не пизди мне под руку, блять.

Пришлось подчиниться. Скрипя зубами, криво усмехаясь, но все же дать осторожно обработать шитый бок и наложить новую повязку. Если убрать гнетущую тишину, то в целом было круче, чем в жестких руках очкастой. Хотя пухлые губы Йегер поджимал почти так же, но Ривай подозревал, чтобы не тряслись сильно. Их же потом целовал жадно, дернув упирающееся чудовище на себя.

После той ночи надломилось что-то, и пацан перестал быть просто удобным. Вернее, он уже давно стал своим, родным, нужным. Только Ривай, привыкший жить одним днем и не особо задумывавшийся о тех, кто рядом, внезапно понял, что больше не один. И что если не все, то многое можно и нужно делить теперь на двоих. Многое, но не работу. Чем меньше Эрен знал, тем спокойнее было эгоисту внутри. А сейчас вдруг наступил предел. Йегер беззвучно ревел второй раз за три года, и Ривай был уверен, что следующий просто не вынесет. Он еле пережил его слезы год назад, пока валялся в госпитале с перепаханной взрывом мордой.

Сзади накрыло теплым, живым. Следом за шелком волос, спины коснулись мягкие губы, бережно пересчитывая шрамы старые и новые.

— Я всегда жду, слышь? — проговорил Эрен, прижимаясь сзади. — Всегда. И всегда буду.

Ривай коротко прижался щекой к обнимающей руке. Хотелось сказать так много, но говорить никогда не было его сильной стороной. Да и лишние слова тоже были им не нужны никогда.

— Помнишь, какой сегодня день? — спросил Эрен, устраиваясь удобнее позади.

— Четырнадцатое февраля, — отозвался Ривай и, опережая очередной вопрос, добавил: — И наша годовщина.

Он почувствовал, как довольно засопели ему в затылок, а ладони, скользнув по бокам, сошлись на животе. В следующую секунду они уже накрыли тут же дернувшийся член.

— Хорошо подумал? — хмыкнул Ривай, глянув через плечо в поплывшие глазищи. — Дырка не резиновая.

— Плевать, — выдохнул паршивец, отползая и откидываясь на смятые простыни. — Тащит, как у тебя встает на меня.

— Да на тебя у мертвого встанет, чудовище.

Член, и правда, с готовностью залупился и подрагивал, продолжая крепнуть. Ривай обхватил себя ладонью, привычно вздрочнул пару раз с оттягом, а дальше уже мало что помнил. Его снова контузило, стоило Йегеру раздвинуть перед ним ноги и оттянуть вверх яйца, еще больше открывая доступное раздрызганное очко. Вся прелюдия свелась к голодным болезненным полуукусам, которые он один за другим клал на нежную кожу бедер изнутри, тут же зализывал и оставлял засосы. И вошел почти сразу, одним движением заполняя матерящегося сквозь зубы Эрена до упора.

Они трахались быстро и жадно, без ложной нежности, забирая друг у друга все и все отдавая. Ривай впивался в растянутые в безумной лыбе губы напротив, захлебывался в запахе смуглой кожи и жмурился, стремясь оттянуть финал. Йегер чертовски мешал, потому что изгибался немыслимо, обхватывал своими блядскими ногами, подмахивал, как одержимый, и, сжимаясь, требовал быстрее. И почти выл, задыхаясь, когда Ривай срывался и драл его так, словно ненавидел. Замученное очко даже не думало сопротивляться и захлебывалось каждый раз, когда елдак вылетал наружу и безжалостно толкался обратно в горящее нутро.

Пацан не выдержал первым. Кончил с задушенным «блять!» на измученных губах, до боли сжал напоследок и обмяк, отдавая тело на растерзание любовнику. Таким, затраханным и довольным, тот нравился Риваю до одури, и он наконец-то перестал сдерживаться, вбиваясь в томно стонущего паршивца. Потом приходил в себя долго, тупо пялился в потолок и закурил, пользуясь тем, что Йегеру сейчас будет похрен даже на зомби-апокалипсис и за сигарету никто гнобить не станет. С этими мыслями он потянулся и затушил окурок в пепельнице. Повел плечами.

— Что меня конкретно радует, чудовище, что ты не имеешь привычки царапаться, как другие, — произнес он, заваливаясь рядом со смуглым телом.

— Другие? — приоткрыл сытые глаза Эрен и насмешливо выгнул бровь.

— Не придирайся, блять, — устало скривился Ривай, — ты прекрасно понял, про что я.

Он заворочался и снова сел, пытаясь подтянуть улетевшее одеяло, а когда завалился обратно, накрывая их обоих, ему ткнулись носом в макушку.

— У тебя и без меня шрамов хватит на десяток жизней.

Ривай хмыкнул скептически, но промолчал, переплетая свои пальцы с пальцами паршивца.

— Давай спать, — сказал тихо, закрывая глаза.

Ответа не последовало. Вообще никакого, и в комнате образовалась нездоровая тишина. Приученный доверять своей интуиции, он мельком глянул на внезапно притихшего Йегера и даже голову приподнял, не сразу сообразив, куда тот пялится остановившимся взглядом. А проследив, откинулся обратно на подушки.

— Почему ты не убрал сумку?

Он прикрыл глаза.

— Потому что утром я уезжаю, — ответил.

— Опять? — только и проговорил тот, и, как сорвался его голос, Риваю не понравилось. — И когда ты собирался мне сказать?

— Сейчас говорю.

Пальцы выскользнули из ладони, а следом и теплое тело под боком исчезло, оставив холодящую пустоту. Блять. Какое-то время он просто тупо смотрел в спину сидящего на краю постели Йегера, не зная, что сказать и, вообще, есть ли смысл это делать. О том, чего ему стоило вырваться на гребаный День гребаного Валентина и их годовщину, так важные для паршивца, говорить он точно не собирался. Как и про почти сутки в пути, про нарушенные законы нескольких стран и посланную в жопу субординацию. Зачем? Он как никто понимал издерганного не самым простым ожиданием пацана и поэтому просто молчал, с болезненной нежностью сохраняя в памяти каждую минуту проведенных вместе часов. Непозволительно коротких на этот раз. Но не примчаться Ривай не мог.

— Куда ты собрался, — проговорил с досадой, когда тот наконец-то вышел из ступора и схватил джинсы, натягивая их прямо на голое перепачканное тело. — Эрен.

— Не знаю, — отозвался тот, выпрямляясь и перехватывая резинкой густые волосы в небрежный хвост.

— Кончай дурить и тащи свой шикарный зад обратно, — для выразительности Ривай похлопал по изгвазданным простыням.

Йегер в ответ скривил губы в жуткой усмешке. Выпрямился и впился в Ривая тяжелым потемневшим взглядом.

— Я устал, — сказал едва слышно, но очень четко. — Устал ждать тебя неделями, месяцами. Устал просыпаться от каждого шороха и вздрагивать от каждого стука в дверь. Хотя кого я обманываю, — он горько усмехнулся, — мне даже похоронку не принесут.

— Эрен.

— Что, Ривай? Ну что? — спросил он с неприятным вызовом, губы его дрожали.

— Ты знаешь, что это моя работа, — Ривай сел на постели, не сводя со смуглой физиономии взгляда.

— Знаю. А еще я знаю, что мне даже проститься с тобой не дадут. И не скажут, где ты похоронен. Ведь наши отношения — как твои миссии, о которых не стоит упоминать.

Эрен говорил спокойно, даже слишком спокойно, а Риваю казалось, что лучше бы он орал, потому что слова летели как пули и разили наповал болью и отчаянием. И, кажется, впервые пришла мысль, что пацан прав. Не дадут проститься. И оплакивать по-глупому погибшего капрала его зеленоглазому чудовищу придется молча, за закрытыми дверями. Не имея права на скорбь. Ведь для всех он так и останется лишь другом семьи.

Не такой участи он желал Эрену.

— Ты — причина, по которой я возвращаюсь каждый долбанный раз, — сказал, глядя в потухшие глаза.

Эрен мотнул головой и отвернулся.

— Знаю.

Он вышел из спальни, а Ривай и пять, и десять, и двадцать минут прислушивался, не хлопнет ли входная дверь. Не хлопнула, и черт его знает, к лучшему ли. Он легко поднялся с разоренной кровати, натянул домашние штаны и застыл, невольно наткнувшись на отражение собственной рожи в зеркале гардеробной. Какое-то время рассматривал пропоротую шрамом щеку, обожженную кожу на шее и груди и как никогда понимал, что Эрен достоин лучшего. И покоцанный капральский фасад тут абсолютно ни при чем. Пацан заслуживал нормального мужика рядом, а не ссыкло с красивыми отговорками. Пошарив в ящике прикроватной тумбочки, Ривай вышел из спальни.

Свою пропажу он обнаружил на кухне. Забравшись с ногами на подоконник, тот смотрел в черноту за стеклом и курил. Вернее, сигарета просто тлела в длинных пальцах, осыпаясь хлопьями пепла на босые ступни, и первая же попытка затянуться обернулась кашлем. Ривай, застыв в дверях со скрещенными на груди руками, цыкнул сквозь зубы.

— Хорош переводить мои сигареты, засранец.

Йегер вздрогнул и, не глядя на него, затушил окурок.

— Я купил тебе целый блок, — отозвался безразлично. — Можешь обкуриться.

— Спасибо.

— На здоровье.

Ривай усмехнулся и, совершенно не представляя, что делает, подошел к сидящему на подоконнике паршивцу.

— Руку дай.

— Зачем?

— Потом обсудим зачем. Давай, говорю.

Эрен протянул ее, ладонью вверх. Ривай фыркнул, грубовато ухватился за смуглое запястье, перевернул и молча надел на безымянный палец полоску темного металла. Усмехнулся, рассматривая оторопевшую смазливую физиономию, и тоже забрался на подоконник, усаживаясь напротив. Из валявшейся смятой пачки вытянул последнюю сигарету и закурил, ожидая, когда пацан придет в сознание.

— Это что? — наконец спросил тот. — Чека?..

— Это твое право увидеть мое тело, — ответил Ривай, затягиваясь. — Если однажды я не вернусь.

— Я не понимаю, — Эрен почти испуганно вжался спиной в откос.

— Не тупи, Йегер, или мне для ясности встать на одно колено? — хмыкнул Ривай, с удовольствием разбиваясь и идя ко дну в русалочьих глазах. — Ну?

— Ты... ты не должен.

— Не должен, — согласился Ривай. — Но хочу.

Он больше не смотрел на Эрена, пытаясь разглядеть в свете одинокого фонаря у подъездной дорожки навалившие с вечера сугробы. А на его ноги, под теплые штанины, сначала несмело, а потом все увереннее забрались заледеневшие ступни паршивца.

Три года спустя.

...Эрен вцепился пальцами в сильное запястье у себя под подбородком и после непродолжительной борьбы все-таки сумел вывернуться. Тут же отполз на безопасное расстояние и легко, но немного нетвердо вскочил на ноги. Глаза его опасно поблескивали, а губы растянулись в злорадной ухмылке.

— Я никогда не... — начал он, нехорошо прищурившись.

— Даже не думай, — предупредил Ривай с преувеличенно безразличным видом.

— Я никогда не отсасывал на камеру мобильника! — выпалил Эрен и замер.

Это был вызов. Наглый, откровенный и эффектный. В гостиной повисла нехорошая тишина, все как один повернули головы к замершему в кресле Аккерману. В воздухе почти осязаемо витал пикантный дух сенсации.

— Беги, Йегер, — тихо и четко произнес Ривай, залпом осушил стакан и пружинисто поднялся на ноги.

И Эрен, как заяц, услышавший лай гончей, сорвался с места. Не переставая радостно скалиться, неуклюже, но вполне удачно перемахнул через кофейный столик и понесся к единственной доступной ему спасительной двери. Ривай рванул следом.

— Эт че за нахрен было? — не понял изрядно окосевший Кирштайн, вертя головой туда-сюда, и в итоге посмотрел на Микасу. Та совсем по-аккермановски цыкнула сквозь зубы и закатила глаза, оставив беднягу без ответа.

— Вы не поверите, — начала внезапно очнувшаяся Ханджи, жестикулируя недопитой бутылкой, — но у африканских племен такие занятные ритуалы...

Все недоуменно переглянулись, Смит же заботливо приобнял свою миссис за талию и попытался устроить к себе на колени, но Ханджи сливаться в скульптурной группе с супругом отказывалась. Ее душа требовала публики или хотя бы профессорской кафедры, а физиономии недавних учеников приятно грели ностальгией. Поправив очки, она отмахнулась от Смита и продолжила:

— Так вот, в брачных ритуалах племени... — и вдруг замолчала, растерянно пожевав губами и поправив очки. — Ну в этом... как его, черт?! — Ханджи даже подпрыгнула пару раз, рассчитывая, что от встряски организма память вернется, но и эти экзерсисы ей не помогли. — Бли-и-ин! Ну как их?.. — воззвала она плаксиво к Смиту и даже пальцами пощелкала, но тот только руками развел.

— Суахеси*, — подал голос Армин, высовывая нос из-за планшета.

— Точно! Они! — она радостно подпрыгнула снова и точно навернулась бы, не удержи ее заботливый муж. — С-суахеси. Так вот у них есть брачный ритуал, согласно которому жених должен сначала поймать свою невесту. Преследование добычи повышает мужское либидо, и иногда такие забеги длятся несколько часов! И что характерно, они...

— Но эти два придурка давно женаты, профессор, — заметила Микаса.

— Оу... — подзависла Ханджи. — Точно. Женаты.

Воспользовавшись растерянностью жены, Смит таки ухватил ее и усадил к себе на колени, успокаивающе поглаживая по спине, и, как заботливый родитель — бутылочку молока, подсунул ей бутылку с виски.

— А кстати! О женатых придурках! — оживилась Имир. — Кто-нибудь в курсе, почему Йегер вместо обручального кольца таскает переплавленную чеку? Аккерман вроде не бедствует, если судить по тачке и дому. Че за чека-то такая волшебная, кто знает?

— Смитти! Смитти знает! — заорала довольная Ханджи, дубася мужа промеж лопаток и радостно кивая.

Все с любопытством уставились на хозяина дома, один Армин, кажется, сросся со своим планшетом. Смит обвел присутствующих слегка захмелевшим, но по-прежнему командирским взором и, почесав монументальный подбородок, хмыкнул.

— Не думаю, что Аккерман одобрит, — произнес наконец и поднял руку, останавливая разочарованное нестройное мычание. — Но, с другой стороны, запрещать тоже никто не запрещал...

Пока он собирался с мыслями, роясь в закромах памяти, народ подтягивался поближе, чуть ли не как в детском саду рассаживаясь полукругом на полу у ног воспитателя. Пример подала все та же Ханджи, которой никак не сиделось на законных супружеских коленях. Она первая плюхнулась на дорогущее теплое дерево пола, сложила ноги по-турецки и, пристроив рядом неизменную бутылку виски, приготовилась внимать.

— Да история, собственно, короткая, — начал Смит. — Мы тогда совсем салагами были, так, всего парочка горячих точек за спиной была. И забросили нас... впрочем, неважно, — усмехнулся он, все же не решаясь озвучить место действия. — Цель миссии — вернуть то, что попало не в те руки. Не получится — уничтожить на месте. Подобрать нас должны были вертушки в тридцати милях от цели, ближе не подойти. Вроде просто, но как бы не так, — Смит замолчал на мгновение, уходя в прошлое, но тут же встряхнулся. — Вскрыли мы тот бункер, конечно. И прошли. Покрошили народу достаточно, наших тоже... пятеро полегло. Вдвоем мы с Риваем и остались... Ну, выскочили наружу — за спиной косоглазые ублюдки со стволами, впереди — джунгли и дождь стеной, как кран открыли. И приказ — любой ценой, что, по сути, дорога в один конец, — он отхлебнул из почти опустевшего стакана.

— Но вы же выбрались, — тихонько проговорила Криста, сжимая в полупрозрачных пальчиках толстовку подруги.

— Выбрались, — кивнул Смит, дернув подбородком, и Ханджи участливо погладила его по колену. — Нас гнали почти сутки без продыху. Мы бежали. Потом шли, потом опять бежали. Чертовы джунгли раскисли под дождем, и вязли мы не хуже, чем в болоте. А противник — по пятам, как из-под земли, твари, вырастали. Из оружия — хрен да нихрена, потому что расстреляли мы все, что было, так, оставили по десятку патронов да по парочке гранат. И разойтись решили — жизнь Ривая была в приоритете, я должен был отвлечь преследование на себя... Короче, продирался по этим чертовым джунглям, думал, что не вытяну. До расчетного квадрата оставалось мили две, вертушки на подходе, а я совершенно не представлял, где Ривай — он переговорник в болоте утопил, когда пытался выбраться, как выяснилось... В общем, услышал я автоматные очереди, рванул туда и, как оказалось, не зря — Ривай идти уже не мог, и завязалась драчка. Он отстреливался до последнего, положил прилично так ублюдков, но куда с глоком против калашей попрешь. Когда я вылетел на ту прогалину, все было уже почти кончено. Наши маневры оказались псу под хвост, и его просто загнали как зверя, не знаю, с какого хрена преследователи решили, что цель именно он.

Смит снова замолчал, опять заныривая в прошлое с головой. Он медленно цедил остатки вискаря в стакане, кривя полные губы в ответ своим мыслям, и вздрогнул, когда Ханджи потянула его за штанину:

— А дальше?

Он улыбнулся ей и обвел взглядом напряженно замершие фигуры вокруг.

— А дальше уже почти все, — произнес он тихо. — Как я говорил, до расчетного квадрата две мили, а у меня в активе раненый Ривай в кольце из трех десятков вооруженных до зубов косоглазых недомерков.

— Раненый?.. — ахнула все та же Криста.

Смит по-отечески улыбнулся испуганной девчонке и коротко кивнул.

— Он словил три пули и прилично так рассек бедро, когда сорвался с обрыва. Но все равно шел. Впрочем, этот сукин сын всегда был самым выносливым и живучим из нас. А еще помнил приказ — любой ценой, пусть даже для этого придется сдохнуть. Что Ривай, собственно, и хотел сделать. Я это понял, когда увидел в его руке гранату — он просто собирался подорвать себя и то, что мы забрали из бункера, но... Граната не взорвалась. Даже когда Ривай завалился навзничь, перепугав меня до чертовых колик, — Смит довольно оскалился, видя ошарашенные физиономии юнцов. — С припасами у меня тоже было негусто, да я и не старался особо зачищать эти хреновы джунгли. Метнул гранаты подальше для шума и чтобы сбить с толку, сгрузил нашего капрала на плечо и двинул в указанном направлении. Ярдов через двести услышал взрыв, но та ли это была граната, не знаю... А чеку я из его ладони уже когда нас подобрали вытащил. Чтобы не потерялась. И отдал в госпитале, где он потом мариновался с месяц. Все.

В гостиной снова повисла тишина, которую разбавлял радостный треск сухих поленьев в широком камине.

— Эрвин, скотина ты, такие истории на вечеринках рассказывать! — первой нарушила молчание Ханджи, хлюпнула носом и, промазав, попыталась лягнуть мужа.

Будто в подтверждение ее слов с галерки кто-то с чувством сморкнулся.

— Ну вы сами хотели знать историю чеки на пальце Йегера, — развел руками Смит, сгреб свою миссис в охапку и уволок к себе на колени. — Ну не реви, дуреха, — он поправил ее съехавшую на сторону пальму на макушке, заботливо оттер выступившие слезы и чмокнул в лоб. — Посмотри на них, — проговорил едва слышно и кивнул за огромные, в пол, окна на террасу. — Все хорошо.

Там у перил стояли двое. Ривай прижимал Эрена к себе, а тот кутался в его руки и чему-то смеялся, глядя в бездонное темно-синее небо с осколками звезд.

*племя Суахеси автор нагло выдумал, потому что ленивая жопа^^
_______________
вот Валентины и получили свое логическое завершение) спасибо, что вы были рядом, читали, переживали и поддерживали.
ну и с днем красных плюшевых задниц!))