В квартире тихо. Настолько тихо, что без всякого прислушивания можно услышать тиканье часов в гостиной и ещё одних на кухне. За окном воет ветер. Погода ни к чёрту. Ноябрь, даже не середина, а уже вывалили кучи снега, температура упала ниже нуля. И всё бы хорошо, снег это красиво, морозец — чистые дороги, но тут погода решила, что пора закругляться, и столбик в ртутном термометре пополз вверх. Снег начал стремительно таять, из-за чего по всему городу были лишь грязь и слякоть, лужи по колено и многочисленные пробки. Чимин ненавидел такую погоду больше всего на свете. Уж либо осенний дождь, либо зимний холод. Но не вот это среднее нечто, когда вроде резиновые сапоги с голенищем до жопы обувать надо, а вроде ноги от холода отвалятся, хорошо бы тёплые зимние ботинки. Конечно же, иммунитет Чимина был крепким и сильным, всё же не был парень хлюпиком, но при такой погоде всё бесполезно. Поэтому уже третий день Чимин сидел дома. В гостях были насморк, больное горло, температура, мокрота и постоянный озноб. Тёплый плед, лекарства и полезные витамины отказывались вмешиваться в эту пьянку, предпочитая бездействовать. Чимину на самом деле было всё равно, ведь у него отпуск на работе, поэтому болей себе не хочу. Если бы не одно но.

— Мамочка, я кушать хочу.

Маленький мальчик подобрался к дивану, на котором зарылся в подушки и одеяла Пак, и смотрел своими глазами-бусинками. Чимин тут же нацепил обратно маску на лицо и приподнялся, чувствуя, как дрожат у него руки от напряжения. Всё же знатно его подкосило.

— Конечно, Минки, папа сейчас сделает тебе покушать.

Ребёнок ничего не ответил, лишь смотрел пристально, а потом спешно залез к родителю на колени, обнимая и утыкаясь лбом в чужое плечо. Улыбнувшись, Чимин крепко обнял малыша. Из-за всей этой болезни Пак редко позволял себе тискать сына, боясь заразить. А Минки, привыкший к постоянному вниманию и ласке, из-за этого расстраивался, дул свои прелестные губки и сам искал внимания, постоянно пытаясь быть ближе. Но ближе нельзя — заразится.

— Будем сейчас кашу есть. И вкусный чай с вареньем, — просипел Чимин, поднимаясь и направляясь на кухню, придерживая ребёнка под попу и спину, чтобы маленькая панда не упала на пол.

Малыш ничего не ответил, лишь послушно отлепился, когда Чимин посадил его на мягкий диван в углу кухни, а сам принялся за готовку. Пару раз мотнув головой, омега, пока грелось молоко, выпил таблетки. Судя по плавающим вокруг предметам, температура опять поднялась. И глаза постоянно слезились, что не могло не раздражать. Вообще Чимин в этот раз как-то особенно сильно заболел. А всё из-за того, что попал под дождь, когда ходил с ребёнком в магазин. Удивительно, что Минки не заболел. Зато его папаша знатно расклеился.

— Мамочка, звонят.

Негромкий голос выдернул из состояния гипнотизирования кастрюльки с кашей. Действительно, дверной звонок жуткой трелью долбил по мозгам. Проклиная и звонок и звонящего, не снимающего с кнопки палец, Чимин пошёл открывать. На пороге оказался Тэхён с огромными пакетами в руках. Широко улыбнувшись, блондин окинул друга взглядом и фыркнул.

— Дерьмово выглядишь.

Оттеснив Чимина с дороги, омега скинул обувь и направился на кухню. Закатив глаза и тут же пожалев об этом, потому что изнутри головы кто-то долбанул чем-то весьма тяжёлым по вискам, Чимин закрыл дверь и направился следом. И замер на пороге, чувствуя переполняющую ревность. Минки громко смеялся, отпихивая своими руками Тэхёна, который тискал ребёнка, покрывая его покрасневшее от смеха личико поцелуями-бабочками.

— Маленький очаровательный медвежонок, ну почему ты такая прелесть? — щебетал Тэхён, который обожал этого мальчишку.

— Оставь ребёнка в покое, — прошелестел Чимин и стянул кастрюльку с огня, перекладывая кашу в тарелки. — Прости, на двоих готовил.

— Ничего, я перекусил, — отзывается Тэхён и начинает разбирать пакеты. — Сокджин не смог вырваться с работы, а поэтому попросил меня к тебе заехать. Я знал, что ты болеешь, но что состояние настолько плачевное — нет. Ты выглядишь как грязная половая тряпка. Очень старая и очень половая. Вали в душ, смой с себя этот ужасный запах лекарств и смерти, а я пока Минки покормлю.

Чимин не спорит. Он окидывает взглядом наконец-то улыбающегося ребёнка и идёт в сторону душа. Температура чувствуется, в душ нельзя по идее, но плевать. И так там был чёрт знает когда. Сто лет назад. Раздевшись и сразу запихнув вещи в стиральную машину, Пак забирается в душ и, настроив температуру воды, тут же оказывается под струями. На лицо против воли выплывает улыбка. Всё-таки душевая кабина — лучшее место для снятия напряжения, нервозности, усталости и прочих прелестей болезни или тяжёлого дня. А день у Чимина был хуже некуда. И неделя. И месяц. И последний год, возможно.

«Мамочка, а когда папа будет дома?».

Минки очаровательный ребёнок. Очень смышлёный и общительный, озаряющий всё вокруг себя светом и теплом. И, что самое удивительное, не шумный, хотя полностью пошёл внешностью в Чимина. Тот сравнивал свои детские фотографии с фотографиями сына. Почти копия. Разве что кожа светлая, как у Юнги, и, судя по всему, его характер. Спокойный, не по годам рассудительный ребёнок, усидчивый. И очень заботливый, хотя ему так мало лет. Такой ребёнок не заслуживает плохой семьи, плохих родителей. Чимин не считает, что семья у них плохая, но... Ему порой кажется, что лучше бы Минки родился у Намджуна и Сокджина. Или у Тэхёна, который в этом солнышке души не чает. Потому что Чимин не может сделать этого ребёнка полностью счастливым в одиночку, а Юнги... Юнги просто никогда нет рядом.

«Не знаю, малыш. Но он только недавно писал мне, что ужасно по тебе соскучился. Даже больше, чем по мне».

Наглая ложь, у Юнги телефон отключен вторые сутки, но ради счастливой улыбки ребёнка Чимин сделает всё что угодно, скажет, что угодно. Даже если нужно будет врать. Минки ещё слишком маленький, ему не нужно знать о трудностях, окружающих взрослых.

— Когда всё пошло не так? — шепчет Чимин и выливает на голову чуть ли не треть бутылки с мятным шампунем.

На этот вопрос действительно сложно найти ответ. Потому что сначала всё было идеально. Настолько идеально, будто сказка со страниц книжки вдруг стала реальностью.

*** Flashback ***

После того, как Юнги и Намджун подписали контракт, жизнь круто изменилась у всех. Не сразу, но постепенно все начали думать о том, что пора бы за ум браться. Первым был Хосок. Он вместе с Югёмом открыл танцевальную студию. Потом Джин решил открыть туристическую фирму. Мечтая посетить все уголки мира, он сначала уехал путешествовать сам, а вот когда вернулся, тогда и закрутилось. Ему знатно помог старый знакомый Чхве Минхо и, кажется, омега этого самого Минхо работает у Джина в конторе. Намджун против отсутствия своего омеги не был, потому что сразу сделал предложение, как выдалось свободное время, а потому и не волновался, что Джина уведут. А сам тот и не ушёл бы, потому что любили друг друга без памяти. Свадьба была не самой шикарной в мире, в своём кругу, но все повеселились от души. Собственно, после свадьбы Сокджин и улетел, ведь Мон не мог сопровождать его — контракт.

После неожиданно появилась работа у Тэхёна. И какая. Тот закончил обучение, выпустился. Одна из его экзаменационных работ приглянулась приглашённому судье, и тот взял парня на стажировку в своё агентство. Тэхён тогда устроил грандиозную попойку, ведь после испытательного срока его приняли окончательно. Теперь он занимался изобретением новых дизайнов для не самых последних моделей. Работа его мечты, как он говорил. Чонгук же ещё не окончил учёбу, но за особые заслуги, участие во всяких олимпиадах и первое место в своей группе по успеваемости был удостоен чести проходить стажировку в хорошей юридической конторе. Парню его профессия была не особо интересна, мать настояла на таком направлении, а потому радовался альфа лишь тому, что ему ещё и платили за эту практику. А деньги никогда не лишние. Зато по выходным Чонгук пропадал в студии Хосока и Югёма, оттачивая свои танцевальные навыки, а ещё иногда приглядывая за маленькими детишками. Он вообще не понимал всех этих мамаш и папаш, которые отдавали своих маленьких детей на танцы. Этим монстрикам лишь бы носиться по двору и бить друг друга игрушками, а не разучивать балетные па. Да, балетные, потому что направления были самыми разными, и балету в этой студии тоже учили. Не Хосок, конечно, но Ким Чонин был потрясающим учителем и очень хорошим человеком.

У Чимина жизнь тоже была прекрасной. Правда, пришлось многое изменить в своём расписании, продуманном разве что не на всю жизнь. В первую очередь омеге пришлось отказаться от посещения тренажёрного зала. Врач, у которого он консультировался по поводу своей беременности, сказал, что мышцы у Чимина очень тугие, и когда живот начнёт расти, то могут возникнуть проблемы. Чимин тут же посетил Джонгхёна и сообщил о том, что будет заходить разве что из вежливости поболтать, но с тренировками завязывает. Джонг был рад за омегу, поздравил с беременностью и попросил не забывать, заглядывать почаще. По той же причине омега перестал ограничивать себя во всевозможных блюдах, потому что для здорового развития плода надо хорошо питаться. И правильно. Но последнее Пак как-то подзабыл, а потому уплетал всё, что душе угодно. С его природной предрасположенностью к лёгкой полноте Чимин вскоре обзавёлся очаровательными щёчками, пресс медленно, но верно переставал явственно выделяться, не подпитываемый тренировками. Да и сидячий образ жизни сказался. Тренировок нет, по клубам Чимин сам перестал ходить, опасался последствий, да и запах у него с беременностью стал лишь более завлекающим, из-за чего настырных альф стало больше. А на работе он как сидел за своим столом, так и продолжил, разве что теперь постоянно то шоколадку съедал, то за чаем себе ходил. Вот и округлился малость. Но какая разница, если для своего Юнги он был самым лучшим?

Юнги действительно был рад немного округлившемуся омеге. Чимин сразу как-то растерял свою дерзость и излишнюю спесь, прущую отовсюду сексуальность. Он стал каким-то домашним, более тихим, рассудительным. Такой Чимин нравился альфе даже больше. А уж факт того, что внутри Чимина растёт его ребёнок, делал Юнги ещё более счастливым. Мин пытался каждую свободную минуту быть рядом со своим омегой. Он окружал вниманием, нежностью, заботой, потакал мелким прихотям и старался каждый день сделать улыбку Чимина ярче. И ведь получалось, несмотря на сильную занятость. Их с Намджуном дуэт прошёл на ура, их тут же начали раскручивать. Записи, музыка, занятия, фотосессии, выступления. Работа, одним словом. Всего этого стало так много, что и лишней минуты не было. Но Юнги находил эту минуту, выгрызал зубами, чтобы увидеть Чимина или хотя бы позвонить ему, написать что-нибудь приятное.

Первая ссора, если её можно так назвать, произошла, когда Чимин был на пятом месяце. Не жалующийся обычно ни на что омега вдруг заявил, что ему не нравится запах Юнги. Конечно, сделал он это деликатно и аккуратно, но ведь сделал же. И Юнги разозлился. Не из-за слов Чимина, а из-за его действий. Пак начал избегать прикосновений, воротил личико от поцелуев, постоянно выгонял его спать на диван, распахивал вечно окна, пытаясь выветрить чужой запах. Он понимал, что это обижает Юнги, но ничего не мог с собой поделать. Потому что иначе болела голова, мутило, в горле словно ком стоял. Очередная мелкая ссора вдруг превратилась в скандал. То ли Юнги слишком устал после работы, то ли Чимин ныл непомерно, но это случилось.

— Когда мы начали встречаться, от меня несло каким-то дерьмовым дешёвым спиртом, а ты с разбега пытался запрыгнуть на мой член. А теперь тебя мутит? Теперь? — шипел Юнги, сжимая кулаки до побелевших костяшек и лунок от ногтей на коже.

Чимин понимал причину его негодования. Потому что запах Юнги со временем изменился до неузнаваемости. Сокджин, который тут же занялся поиском ответа на этот вопрос, сообщил, что так бывает. Бывает, что запах может измениться. Не кардинально, конечно. Не будет омега, пахнущий яблоками вдруг пахнуть шоколадом, но запах может стать слабее или сильнее. Так произошло с Юнги. И если раньше от него несло как от алкоголика, то теперь запах был насыщенный и терпкий, но не «дешёвый». Та самая нотка, которую всегда чувствовали Чимин и Тэхён, отличающиеся более острым нюхом, стала ярче. А уж вкупе с удачно выбранным одеколоном аромат получался невероятно привлекающим. А Чимин вдруг говорит, что ему тошно от этого запаха. От запаха, унюхав который все омеги начинают течь. Конечно, это сильно задело Юнги. И он ушёл. Просто собрал свои вещи и заявил, что пока Чимин не перестанет страдать этой хуйнёй, альфа будет жить в своей старой доброй двушке с вечно неработающими батареями. Пак его не удерживал. В тот момент он думал несколько иначе. Что-то вроде «я, чёрт возьми, ношу его ребёнка, это мне здесь должно быть комфортно». А если учесть, что Юнги и не думал злиться долго, всё так же звоня по телефону и отправляя сообщения каждый день, то Чимин вообще не переживал, что у них случился такой разлад. Вот только потом стало ещё хуже.

График становился всё более загруженным, концертов всё больше, дел выше крыши. Юнги, который к тому времени, вернул домой свои вещи, сам в квартире почти не появлялся, предпочитая спать пару свободных часов в студии, чтобы потом вновь приняться за работу. Чимин, будучи уже на девятом месяце, сильно переживал по этому поводу. Были и вспышки ревности, и попытки постоянно отслеживать местонахождение альфы по телефону, и приступы обиды. Но Сокджин, который по просьбе Юнги, присматривал за омегой, сообщил, что с Намджуном такая же проблема. У альфы нет времени даже в туалет сходить, какие уж тут измены? Работа, работа, работа. И редкие звонки Джину, а ещё чаще — короткие сообщения.

— И у Юнги такая же ситуация, я точно знаю, Намджун говорил, да и команда они, вечно вместе, два трудоголика, — с нежностью тянул Джин, и Чимина отпускало.

Роды прошли нормально, родился здоровый малыш, мальчик. Пак Минки. Юнги тогда утопил омегу вместе с больничной койкой в цветах. Такой счастливый, улыбающийся. И позорно разрыдавшийся, когда ему в руки впихнули кулёк с младенцем. Намджун стоял рядом, придерживая друга, который шатался словно пьяный. Юнги и был пьян. От счастья. Естественно, Мон стал крёстным отцом, как и было заранее решено. На что знатно обиделся Тэхён.

— Вот какой из Мона крёстный? Он же вместе с тобой будет пропадать вечно в разъездах, — бубнил омега, последним в очереди взявший малыша на руки и с умилением рассматривающий маленькое личико.

— Да, шатаемся мы вместе. Но крёстный отец — это человек, который в случае чего возьмёт Минки к себе, позаботится о нём, вырастит достойным человеком, будет любить как своего родного. Это большая ответственность, потому что если со мной и Чимином что-то случится, то крёстный — единственный человек, который будет иметь на него права. Уж прости, Намджун мне как брат родной, ему я доверяю больше, чем кому-то другому, — просто ответил Юнги, а Намджун от такого откровения сам чуть не разревелся.

— Как маленькие, — усмехнулся Хосок, который тоже пришёл поздравить Чимина и Юнги, а в итоге смотрел на двух великовозрастных альф, что пищали на пару как девчонки, передавая друг другу кулёк с младенцем, пока его не отобрал Тэхён.

После Юнги уломал Химчана, который являлся его менеджером, на небольшой отпуск всего на неделю. Тот согласился, заодно избавившись и от шумного Намджуна. Пообещал лишь, что когда парочка вернётся, прошлые месяцы покажутся им раем по сравнению с новой нагрузкой. Но обоим было плевать. Намджун укатил вместе с Сокджином нежиться на солнышке и наконец-то отметить, хоть и запоздало их медовую неделю, ведь больше свободного времени им не дали. Юнги же занялся покупкой новой квартиры. Пока Чимин нянчился с малышом в доме родителей, потому что мать его всему обучала, Юнги и его отец искали квартиру. И нашли. Спальня, детская, гостевая, гостиная, кухня, раздельный санузел, большой балкон. Недалеко от центра, потому стоящая прилично. Но денег хватило. Потому что Юнги зарабатывал и много, потому что у Чимина накопления имелись. Родители ещё денег подкинули. Удачно всё сложилось, а потом вскоре они уже обустраивались на новом месте. Свою старую квартиру Чимин сдавал двум студентам за не очень высокую плату. Квартира Юнги осталась пустой, ведь она была на окраине города, оттуда добираться было очень далеко, но позже альфа думал и её продать.

Свой дом, Юнги, которому теперь до работы ближе, всегда дома ночует, любимый ребёнок, которого оба любят безмерно. Чимин очень быстро учится и ответственности, и присмотру за ребёнком, постоянно что-то вычитывает в заумных журналах и интернете. Мать его частенько помогает, появляясь каждые выходные и помогая справиться ещё и с ведением хозяйства. Чимину нравится его жизнь. На работу он не ходит, всё время проводит с малышом, изливая на него неиссякающую нежность. А вечером Юнги приходит с работы, они ужинают вместе, после укладывают ребёнка спать или просто Юнги заходит и целует уже спящего сына в лобик, и они идут спать. Или не спать, это уж насколько оба вымотались. Но вскоре всё меняется.

— Чимин, я ни на что не намекаю, но как долго он будет так орать? — довольно грубо интересуется Юнги.

Чимин не злится. Ребёнок плачет, он уходит к нему, беря на руки и баюкая. Юнги устаёт на работе, Юнги и так мало спит. А ребёнок, он же маленький, у него много причин поплакать. Минки ещё и внимание любит, так что порой будто нарочно ревёт, только бы его подержали на руках. И, естественно, часы в это время показывают любое время в промежутке между половиной третьего ночи и шестью утра. Юнги становится всё более раздражительным, всё меньше высыпается, всё чаще злится. Очередные ссоры поутру.

— Доброе утро, Юнги-я, — мягко тянет Чимин, специально поднявшийся пораньше, чтобы порадовать своего альфу завтраком, хотя и спал всего ничего из-за разошедшегося Минки.

— Доброе оно было бы, если я проспал хотя бы три часа, — огрызается Юнги, залпом заливает в себя кофе и уходит.

Звенят ключи, хлопает входная дверь. Чимин садится за стул, смотрит на остывающий завтрак, который специально готовил для Юнги, и который тот не съел, и думает. Думает о том, что в реальной жизни всё не так, как в кино или книгах. Да, Юнги не высыпается и устаёт, но...

— Но я ведь тоже устаю. От забот, от ответственности. Я тоже не высыпаюсь, потому что просыпаюсь и иду успокаивать малыша, — растеряно и каким-то пустым голосом в пустоту выдыхает Чимин.

Завтрак вместе с тарелкой отправляется в помойку. Слышится звук разбитого стекла.

Юнги приходит вечером и долго извиняется, протягивая Чимину цветы. Тот растеряно смотрит на букет кремовых роз и слушает сбивчивые объяснения. Но ему ни жарко, ни холодно. Потому что он уверен, это Намджун другу мозги промыл. Да и проблема остаётся. Ведь ночью Минки вновь просыпается и ревёт, а Юнги вновь злится и прямо посреди ночи срывается обратно в студию, потому что «нет сил это терпеть, скоро вместо крови во мне будет один лишь кофе». Чимину плохо, ему обидно, а ещё он злится на Юнги, который не думает о нём совершенно. На часах начало пятого, когда он берёт телефон и отправляет альфе сообщение.

«Думаю, тебе лучше какое-то время ночевать у себя на старой квартире или в студии...».

«Я тоже так думаю».

Чимин в шоке от такого ответа. Не то чтобы он ожидал каких-то извинений или слов о том, что альфа его понимает, и так далее по списку. Но этот холодный безэмоциональный ответ его убил. Будто Чимин ему никто, будто это какой-то чужой ребёнок вечно кричит и мешает спать. Будто Юнги не имеет к этому никакого отношения. И это дико бесит. Отключив телефон, Чимин кидает его куда-то на пол и крепче прижимает к себе наконец-то уснувшего сына.

— Да и пошёл он нахуй, — шипит омега, целует малыша в лоб и кладёт в колыбельку. — Без него справлюсь и выращу прекрасного мужчину. Чтобы когда придёт время, мой сын не поступил как последняя свинья. Или как Мин Юнги. Что по сути одно и то же.

И Чимин забивает. Просто бросает всё на самотёк. Он просит маму присмотреть за ребёнком, а сам впервые за долгое время идёт в салон красоты вместе с Тэхёном. Да, его малыш ещё мал, надо быть постоянно рядом с ним, и наряды ни к чему, если только не хочешь перемазать их детским пюре, но выглядеть развалюхой надоело. А ещё греет мысль, как охуеет Юнги, когда увидит его почти прежнего. Тэхён ожидаемо рад затее прошвырнуться по модным местам и, увидев Чимина, сдавлено охает.

— Пожалуй, если я так же буду выглядеть после рождения ребёнка, я могу и без детей ещё лет десять-пятнадцать обойтись, — шепчет в ужасе он и тащит Чимина за собой.

Домой Чимин возвращается помолодевший обратно до своего возраста, с покрашенными в тёмный каштан, подстриженными, уложенными волосами, посвежевшим лицом и огромной улыбкой от уха до уха. Мать смотрит на него с удивлением и лишь качает головой, улыбаясь, когда Чимин выхватывает Минки из колыбельки и обнимает. Малыш что-то угукает, цепляется за папу маленькими ручонками, и Чимин понимает, что в это секунду он как никогда счастлив. Телефон он так и не включает, всё своё внимание посвящает себе и ребёнку. Так проходит пара недель, а после Юнги появляется на пороге квартиры. Он улыбается и с порога крепко обнимает Чимина.

— Мы с Намджуном альбом наконец-то записали! И теперь почти две недели можем бездельничать. Представь, наконец-то свободное время, — с каким-то детским восторгом шепчет Юнги, обнимая Чимина всё крепче и крепче.

И Чимин бы порадовался, обнял крепко, поцеловал, начал шептать непристойности на ухо, но, как оказалось, он злопамятный. А поэтому омега отстраняется и смотрит с наигранным удивлением.

— Ну, поздравляю. Сюда-то ты чего пришёл?

Выражение лица Юнги словами не описать. Удивление, шок, недоумение, обида, ещё какие-то чувства. Чимину всё равно. Он разворачивается и идёт на кухню, чтобы налить себе чаю. Юнги разувается и идёт следом. Останавливается в дверях и смотрит тяжёлым взглядом.

— Чимин-а, что происходит? — спрашивает он, и Чимин поворачивается, опираясь поясницей о столешницу, скрещивая руки на груди.

— А что происходит? — склонив голову к плечу, интересуется Пак, и Юнги хмурится сильнее.

— Чимин, ответить нормально, что случилось? Я говорю, что у меня наконец-то свободное время, а ты ведёшь себя так, будто тебе плевать, — с нарастающим раздражением выдыхает альфа, и Чимин улыбается.

— А мне плевать. Слышишь, Мин Юнги? Мне плевать. Потому что ты редкостный мудак. Потому что тебе плевать на меня, на своего сына. Тебя волнует лишь твоя работа. Да, понимаю, это мечта всей твоей жизни, но ты забыл, что у тебя ещё и семья теперь есть. Но тебя это не волнует. Я отключил телефон, и тебя это не волновало даже. Судя по твоему лицу, ты не знал об этом, а, значит, и не звонил даже. Две недели, Юнги. Две недели от тебя ни слуху, ни духу. Тебе было на нас плевать. А теперь ты заваливаешься и ждёшь тёплого приветствия? Иди нахуй, слышишь?

— Чимин... — в голове ощутима угроза, но Паку плевать.

— Заткнись. Я ничего слышать не хочу. Вали в свою квартиру, в свою студию, куда угодно, блять. А у меня сын есть. Мой любимый маленький Минки, которому я нужен, моя забота нужна, мои прикосновения. Который плачет днём и ночью, который постоянно отказывается есть, который на днях покрылся какой-то сыпью, из-за чего его теперь по врачам надо таскать, сидеть в километровых очередях и заполнять кучу тупых справок. Ты ведь никогда не думал о том, как мне трудно? Бедный Мин Юнги, который не высыпается. Ты никогда не думал, что видишь, точнее, слышишь ребёнка минут десять почти в трое суток? А я постоянно с ним. Я не могу ни поспать, ни поесть, ни погулять, ни телевизор посмотреть, мне в туалет некогда сходить. Но это ведь фигня, да, это ведь полная хрень по сравнению с нагрузкой на тебя, несчастного! — рычит Чимин, опираясь ладонями на столешницу стола, что разделял его и альфу. — Но тебе поебать на нас, Юнги. А мне теперь поебать на тебя и от своего имени, и от имени своего сына. Я вообще не понимаю, какого чёрта ты тогда решил без резинки потрахаться. Если бы знал, что так всё выйдет, я бы сделал всё возможное, чтобы не залететь. Но прошлое не вернуть, Минки родился. И он никуда не денется. А ты вали вон отсюда.

Чимин понимает, что перегнул, что не стоило так резко, ведь каким бы образом Юнги себя не вёл, у него тоже есть на это свои причины, весомые. Но его уже понесло, остановиться сложно. Ему больно и обидно, он захлёбывался этой горечью так долго, что теперь, когда она льётся через край, заливая всё вокруг, ему плевать. Наконец-то этой горечи стало чуть меньше, наконец-то он может хоть немного глубже вдохнуть чёртов воздух.

— Что ж, мне всё ясно. Пожалуй, ты прав. Во всём прав. Но с сыном я буду видеться, потому что он мой. И ты не сможешь мне помешать.

— Ой, ну давайте-ка на это посмотрим, — с сарказмом выплёвывает Чимин. — Ну, ждём тебя, когда там у тебя время потом будет свободное? Через сто лет? Через двести?

Юнги ничего не отвечает. Делает пару шагов вперёд, отчего Чимин непроизвольно дёргается назад, и опускает на середину стола небольшую чёрную бархатную коробочку. После окидывает Чимина пустым взглядом, разворачивается и уходит. Захлопывается дверь, громко тикают часы. Лишь через десять минут Чимин сумел унять дрожь в руках и взять коробочку в руки, открыть её.

Кольца. Обручальные. Два. Одно побольше, второе поменьше.

Чимин ревёт очень долго и не может внятно объяснить вернувшейся с прогулки с внуком матери, что случилось.

*** End flashback ***

— Эй, ты там утонул что ли? — стучит в дверь Тэхён, и Чимин выныривает из воспоминаний.

— Выхожу уже, — отзывается он и начинает намыливать мочалку, ведь всё это время просто стоял, закрыв глаза.

Зачем теперь вспоминать прошлое? Прошло несколько лет. Минки растёт не по дням, а по часам, в садик ходит, сам Чимин работает, но уже не у отца, нашёл место поближе к детскому саду, чтобы ребёнка забирать. Ему всё так же помогают родители и друзья. Особенно Тэхён, который любит его сына как своего. Чимин даже как-то думает о том, что прав был Тэ, когда дулся, что не он крёстный отец. Стоило бы ему предоставить такую роскошь, а не Намджуну, который вместе с настоящим папашей пропал и не появлялся.

«Перестань. Ты прекрасно знаешь, что Юнги — хороший отец», — мысленно укоряет сам себя омега и вылезает из ванной, начиная вытираться.

Юнги действительно хороший отец. И пусть в самом начале всё у них пошло по одному женскому органу, но после того случая с несостоявшимся предложением, Юнги словно подменили. Выглядело всё так, будто они были когда-то женаты, но развелись и остались в хороших отношениях. Мин стал появляться даже чаще, чем раньше, когда они жили вместе. Альфа постоянно брал ребёнка на руки, что-то ему рассказывал, сам пытался его кормить и пеленать. Постоянно покупал игрушки, необходимые вещи, однажды даже вызвался вместе с Чимином пойти в клинику. Омега понимал, что Юнги так пытается вымолить прощение, но каждый раз вспоминал, как по-свински вёл себя альфа, и вся расположенность пропадала, осталась лишь обида. Чимин бы даже возможно не захотел бы больше видеться с альфой, но у них ведь ребёнок. А Юнги был рядом. Первое слово, первые шажки, первый день рождения и все последующие праздники, события Юнги не пропустил. Не обделял он вниманием и Чимина, хотя тут всё было похоже на первые неловкие свидания. Но Чимин оттаял, поверил, доверился во второй раз. И всё бы хорошо, может быть, они бы и вновь стали жить вместе, отношения бы наладились, но в один из дней Юнги сообщает, что у них какой-то крутой тур по всем городам и странам мира, и что его какое-то время не будет. А Чимин... А что Чимин? Улыбнулся, пожелал удачи, обнял на прощание, обещал присылать фотографии сына.

«Так много воды утекло», — думает Чимин, заходя на кухню и одёргивая свободную белую футболку.

— Носки живо надел, — процедил Тэхён, сидящий за столом и пьющий чай.

Чимин безоговорочно направляется в спальню, где находит носки и послушно натягивает тёплую материю. Взгляд скользит по своему отражению в зеркале. Если бы не тяжёлый уставший взгляд отца-одиночки, то в целом Чимин ничем не отличался от самого себя несколько лет назад. Всё то же тело, вернувшееся после тренировок, возвращённое трудом и потом, потому что после беременности вернуться в форму оказалось ещё сложнее. Всё те же непослушные каштановые вихры, раскосые лисьи глаза, загорелая кожа и крепкая задница, которая тоже вернулась.

— Хоть сейчас идти соблазнять всех вокруг, — усмехается Чимин и идёт на кухню.

Ещё бы не болело горло, не текло из носа и не слезились бы глаза. Потрепав сына, что сидел в гостиной перед столиком и рисовал, по чёрным волосам, Чимин вернулся на кухню. Тэхён довольно кивнул и поставил перед ним кружку с горячим ещё чаем и положил несколько таблеток. Усевшись за стол, Чимин подобрал под себя ноги и сразу закинул в рот таблетки, запивая это дело чаем. Вскинув взгляд на друга, омега улыбнулся.

— Ты чего так смотришь на меня?

— А ты теперь снова красивый такой стал, любуюсь. Душ творит чудеса, — улыбается Тэхён. — Как себя чувствуешь?

— Лучше, чем до твоего прихода. Горло болит, насморк никуда не делся, но в хорошей компании всегда легче переносить невзгоды. Минки кашу съел?

— Конечно. Я его и чаем напоил и вареньем накормил, — кивнул Тэ, и на его губах расплылась улыбка. — Он у тебя такое солнышко. Только вот сказал, что ты ему не уделяешь внимания, что папа долго не приходит, что ему одиноко.

— Прямо так и сказал? — усмехнулся Чимин, пряча горькую улыбку за кружкой.

— Чимин, это не смешно, — припечатал Тэхён, враз становясь серьёзным. — Ты какого чёрта не попросил за ним приглядеть, если болеешь? Мне не в тягость было бы, Сокджин вообще ему рад как своему собственному. Даже Чонгук твоего сына любит, хотя детей сторонится в принципе. А ты сидишь тут один, распространяя ауру депрессии и мрака, и ребёнка в это втягиваешь. Юнги где?

— Он вечером должен приехать.

— Чимин, уже половина девятого.

— Значит, скоро будет.

Тут же раздаётся звонок в дверь, после звук открываемого замка и звонкое «папа!». А вот Чимина малыш называл всегда мамочкой. Это всё Юнги со своим "ну давай, скажи ма-ма, маааама", когда Минки только учился говорить. Топот ножек, негромкий смех, лепет. Чимин прикрывает глаза, чувствуя запах своего альфа. Этот запах успокаивает, расслабляет, даёт чувство защищённости.

— Чимин-а, ты где? О, Тэхён... Здравствуй, — здоровается Юнги, заходя на кухню как был в верхней одежде и с ребёнком на руках.

— Здравствуй, — холодно здоровается Тэхён.

У этих двоих напряжённые отношения. Если Сокджин мягкий и предпочитает не вмешиваться в чужие отношения, а лишь помогать и давать советы, но Тэхён за Чимина готов Юнги голову открутить.

— Явился, наконец-то. Чимин тут умирает от болезни, ребёнок с голода, потому что «мамочка» не в силах с постели подняться, а ты где-то шляешься. Хотя о чём это я? Всё ведь как всегда, — с очаровательной улыбкой тянет Тэхён, сверля альфу взглядом, и тот раздражённо передёргивает плечами.

— Я не мог просто взять и сбежать с записи.

— Ну естественно. Запись, которую перенести можно, важнее, чем умирающий омега, родивший тебе сына, — кивает с участием Тэхён и поднимается из-за стола. — Чимин-а, я останусь у тебя на ночь.

— Не останешься, — опережает, открывшего было рот, Чимина Юнги. — С ним останусь я. А ты вали домой и компостируй мозги Чонгуку.

Тэхён бы много чего ещё сказал, но Чимин смотрит умоляюще, а вкупе с болезненным взглядом щенячий действует безотказно.

— Чимин-а, если будет совсем плохо, вызывай скорую. И звони сразу, я посижу с ребёнком, — говорит Тэхён, обнимая поднявшегося друга, а после подходит к Юнги, но смотрит на ребёнка. — Медвежонок, дядя Тэ уходит. Поцелуй?

Минки улыбается и подаётся вперёд, чмокая вытянутые бантиком губы омеги, на что Юнги кривится и тут же шипит, потому что Тэхён чувствительно пнул его по ноге, прежде чем выйти из кухни. Чимин идёт следом, закрывает за «я бы ему даже кактус не доверил, но если ты так настаиваешь, то хотя бы позвони завтра утром, чтобы я не волновался» Тэхёном дверь и возвращается обратно. Минки вернулся к рисованию, а Юнги ждёт на кухне. И тут же окидывает вернувшегося Чимина пристальным взглядом.

— Почему он постоянно огрызается со мной? — недовольно выдаёт альфа, на что Чимин лишь пожимает плечами.

— Он всего лишь говорит правду. Скажешь, нет?

Юнги тут же теряет весь запал и отводит взгляд.

— Я тебе лекарства привёз, которые ты просил...

— Спасибо.

Чимин берёт протянутый пакет, вынимает таблетки и складывает в аптечку.

— Не выпьешь сразу?

— Я уже выпил, Тэхён принёс нужные таблетки. Почти два часа назад.

— Чимин, прости, я, правда, никак не мог вырваться.

Чимин пожимает плечами и наливает гостю кофе. Он привык, что Юнги никогда «не может вырваться», когда это действительно необходимо. Никогда не мог.

— Я не уверен, что тебе нужно оставаться. Мне уже лучше, лекарства есть, а Минки завтра мама заберёт.

— Я попросил перенести мой недельный отгул на эту неделю, чтобы... Позаботиться о тебе и Минки, — негромко произносит Юнги, и Чимин замирает.

Сколько бы времени ни прошло, сколько бы обиды он не таил внутри себя, но когда Юнги вот так проявлял свою заботу, делал что-то ради него, внутри становилось тепло. Любовь ведь никуда не пропала. Омега сразу забывал про все их разногласия, про обиды. Словно стена вырастала между ним и прошлым. Есть только он и Юнги, который поднимается из-за стола и подходит к нему, застывшему у раковины, обнимает со спины и утыкается лбом в плечо, крепко прижимая омегу спиной к своей груди, сцепляя пальцы в замок на тёплом животе.

— Ты позволишь мне позаботиться о вас?

Откинув голову назад, на плечо альфы, Чимин позволяет себе расслабиться. Кладёт ладони поверх чужих, сам жмётся теснее.

— Да...

Юнги улыбается, тычется носом за ухом, касается губами чуть ниже. Никакой пошлости, одна нежность, ласка.

«Ты ведь не знаешь всей правды, Тэхён-а», — думает Чимин, глубоко вдыхая в лёгкие терпкий запах своего альфы.

Юнги хороший. Юнги очень хороший. Он изменился, совсем изменился за эту пару лет. Да, он всё ещё работает как проклятый, но больше не забывает, что у него есть семья. А год назад, на день рождение Минки он даже осмелился сделать Чимину предложение. Говорил долго, сбивчиво, смущался, краснел и бледнел, смотрел как-то загнано и всё не переставал теребить в руках новую коробочку с новыми кольцами. Но Чимин отказал. Обнял крепко, поцеловал в горячую щёку и мягко улыбнулся.

— Не нужно этого, Юнги-я. Мы уже упустили этот момент, это время. Теперь есть просто я, есть ты, есть Минки. Давай оставим всё, как есть?

Юнги дёргается, выдыхает как-то судорожно, а после кивает. О том, что такое было, не знает никто. Может, потому все и считают, что виноват один Мин, а Чимин бедный и несчастный, обманутый злой судьбой. Но когда никто не видит и не осуждает, когда не нужно терпеть нападки, когда они наедине, Юнги всегда вот такой. Нежный, ласковый и заботливый. И вот сейчас, когда Юнги укладывает его спать, укутывает в одеяло и целует в висок, желая спокойно ночи, Чимин думает о том, что сказал бы «да». Сказал бы, если бы Юнги спросил. Но Мин гасит свет и выходит из спальни, бесшумно прикрывая за собой дверь. Оставаясь на ночь, он всегда спит в гостевой.

Чимин какое-то время лежит и смотрит в окно, что напротив кровати. Он вспоминает всю свою жизнь, начиная от знакомства с Юнги и заканчивая последними днями. Вспоминает и проклинает себя. Потому что это он сам всё разрушил. Ещё в тот момент, когда не выслушал альфу и прогнал в самый первый раз. А ведь Юнги мог сделать ему предложение, и Чимин бы согласился, несмотря ни на что. Потому что любил. Полюбил ещё тогда, когда носил Минки под сердцем. От того и было так больно, когда альфа стал отдаляться, когда вереницей понеслись ссоры и скандалы, упрёки, почти что драки. А потом Юнги меняется и вновь делает предложение. Второй раз, чёрт возьми. Судьба была так щедра к нему, а Чимин... Чимин просто взял и проебал свой шанс. Потому что считал, что Юнги ещё найдёт своё счастье, что не надо вешать на него себя, ребёнка, лишние заботы. У Юнги разгар карьеры, незачем ему добровольно окольцовываться. И Чимин сказал весь тот бред про упущенное время. Вот только...

— Это не мы упустили время, Юнги-я, — хрипло шепчет Чимин в пустоту и чувствует, как глаза начинают слезиться совсем не из-за болезни. — Это я его упустил. Я.

***

Утро начинает с грохота, звука разбившейся посуды и громкого детского смеха. И сдавленного шипения, как если бы змея, умеющая ругаться матом, но пытающаяся его завуалировать. Чимин подскакивает на кровати и тут же хватается за голову. В голове наковальня, горло не чувствуется вообще, а нос забит, дышать приходится ртом, и из-за больного горла это то ещё удовольствие. Поднявшись с постели, омега старается как можно быстрее добраться до кухни, но в реальности ползёт как черепаха.

— Доброе утро, мамочка, — улыбается Минки, подбегая к парню и обнимая за колени.

Чимин пытается ответить, но понимает, что не может. Вырывается лишь какой-то полузадушенный хрип. А потом и хрипеть не получается, потому что Юнги вываливается из кухни в одних домашних штанах. Чимин прямо чувствует, как у него зрачки растекаются. Альфа всё такой же подтянутый и сексуальный, и эта его светлая кожа, за которую Юнги и прозвали Шугой. В своё время Чимин обожал оставлять на ней свои метки. Но сейчас там не то, что метка, метище. Огромное розово-красное пятно чуть выше пупка.

— Чимин-а, ты чего подскочил? Тебе лежать нужно в тепле, — ворчит Юнги, и Чимин, напоследок мазнув взглядом по виднеющимся самую малость тазовым косточкам, переводит взгляд на лицо альфы.

И замирает, потому что Юнги ухмыляется. Широко так, нагло. Рожа как у кота, что краденой сметаны нажрался. И смотрит ещё так тяжело, пристально, словно касается взглядом. Передёрнув плечами, Чимин не мудрует, берёт свой телефон со столика, набирает в редакторе текст и протягивает Юнги.

«Говорить не могу, горло. Что случилось? Грохот жуткий стоял. Будешь материться при ребёнке, огребёшь».

— А это я Минки пытался накормить, а он капризничал, тарелку с кашей перевернул на меня прямо. Тарелка упала и разбилась, а каша-то на мне осталась. Вот и обжёгся. Футболку пришлось выкинуть, потому что я ею не только кашу собрал, но и молоко разлитое вытирал. И я не матерился. Почти. Кстати, мама твоя приезжала, но я её спровадил. Так что сегодня и последующие несколько дней я твой врач и в какой-то степени раб. А теперь иди, умывайся и возвращайся в постель, я тебе поесть принесу.

Чимин пожимает плечами и направляется в ванную. Залезает в душ и включает тёплую воду. Одной рукой держа щётку и чистя зубы, а второй намыливая голову, Чимин думает о том, что это будут тяжёлые дни. Потому что голос пропал, потому что Юнги нихрена готовить не умеет, и немудрено, что Минки отказался есть наверняка ужасную кашу и пить молоко с пенками, потому что в телефоне он успел ещё прочитать сообщение от Сокджина, который обещал зайти в гости вместе с Намджуном, потому что Тэхён обязательно заявится вечером.

«Можно подумать, тебя всё это волнует», — фыркает голос в голове, и Чимин не может не согласиться.

Он волнуется лишь от того, что всё это время Юнги будет рядом. И омега понятия не имеет, как себя вести с ним.

Решив не делать поспешных выводов и не строить планов, Чимин заканчивает с умыванием и возвращается в спальню. Одежду чистую он с собой не захватил, а потому был в одном полотенце. Но присутствие Юнги в комнате вызвало ступор. Альфа распахнул окна, чтобы проветрить, и сейчас был занят тем, что заправлял постель, взбивал подушки. Прислонившись к косяку, Пак замер, наблюдая за блондином. Тот уже надел футболку, но зато было видно красивые руки, увитые венами. И белоснежная кожа никуда не делась. В памяти всплыли картины близости, внизу живота сразу потяжелело, а щёки раскраснелись. Слишком громко выдохнув, омега привлёк к себе внимание. Чужой взгляд, липкий, жадный, тяжёлый, пробежался по его телу.

— Ты же болеешь. Одеться не хочешь? — хрипло выдыхает Юнги и тут же отворачивается, подходя к окну и закрывая его.

Чимин уже привычно передёргивает плечами и достаёт из шкафа одежду. Бельё, серые мягкие штаны и огромная чёрная толстовка. Стоя спиной к Юнги, Чимин понятия не имеет, смотрит тот или нет, но скидывает полотенце, принимаясь одеваться. Усилившийся запах альфы говорит о том, что да, смотрел, видел, хотел. Чимин себя не понимает. Зачем он это делает? Зачем играет в эти кошки-мышки, зачем даёт Юнги надежду? А тот не лучше, зачем так смотрит, зачем так ласков? Будто не было всего того, что было. Было, чёрт возьми, и никуда не делось.

«Наплюй на всё. Ты вечно что-то кому-то доказываешь, пытаешься казаться сильным, но ты — омега, ты должен быть нежным и слабым. И вообще ты болеешь, можно позволить себе немного расслабиться», — фыркает голос в голове, и Чимин сам себе кивает.

Да, можно. И он позволяет. Но сначала выгоняет Юнги из кухни и готовит нормальный завтрак, чтобы накормить ребёнка и себя. Пока довольный Минки уплетает рисовую кашу, сам Чимин пытается впихнуть в себя хоть немного еды. Получается с трудом, раздражённое горло при малейшей попытке сглотнуть посылает спазмы к желудку, к горлу подкатывает тошнота.

— Эй, не насилуй себя, — просит Юнги, который бесшумно возник на кухне. — Давай я тебе молоко с мёдом и сливочным маслом сделаю? Редкостная дрянь на самом деле, но когда я был ребёнком, мне мать всегда эту жижу готовила от горла. Помогало.

Чимин не успевает как-то показать, что нет, он не будет эту бурду пить. Юнги уже достаёт молоко и копается на полках в поисках масла. Решив просто отказаться, когда придёт время вливать в себя это варево, Чимин даже с лёгким любопытством наблюдает, как Юнги греет молоко, как добавляет в него масло, постоянно помешивая получившуюся смесь. Вскоре всё готово, и альфа наливает полную кружку, опуская её на столешницу перед Чимином. Рядом появляется банка с клубничным вареньем.

— За мёдом я попозже в магазин схожу, пока что заедай вареньем.

«Я не собираюсь это пить», — одни лишь взглядом говорит Чимин, и Юнги негромко смеётся.

— И не нужно так на меня смотреть. Ты ведь хочешь снова начать разговаривать? Давай, Чимин-а, выпей. Я ведь для тебя старался.

Альфа оказывается неожиданно близко, нависнув над Чимином и смотря в глаза с улыбкой.

— Или я в тебя силой эту бурду залью. Выбирай.

Чимин совершенно точно уверен, что ничего у альфы не получится, а потому отрицательно качает головой и машет рукой, мол, царь не желает эту дрянь больше видеть. И тогда Юнги поступает в лучших традициях сопливых дорам, которые Чимин любил смотреть на восьмом месяце беременности. Он набирает эту бурду в рот и целует его. Вот так просто берёт и целует. И Чимин от растерянности приоткрывает рот, позволяя тёплой, отвратительной жидкости хлынуть в рот, глотает её. Но какая разница, если Юнги его целует, притягивая ближе к себе. Расслабившись, Чимин и прикрывает глаза, несмело отвечая на поцелуй, обнимая в ответ. Он не думает ни о чём. Ему просто хочется и дальше вот так целоваться, чувствуя чужое тепло и заботу.

Через несколько секунд Юнги первым отстраняется и слабо улыбается.

— Ладно, ты был прав, это та ещё дрянь. У мамы получалось почему-то вкуснее. Можешь не пить.

Но Чимин берёт стакан со стола, кривится, а после залпом выпивает поостывшую маслянистую жидкость. Это просто ужасно на вкус, но по ощущениям приятно, горлу стало чуточку легче. Поставив пустой стакан на стол, омега ухмыляется и выходит из кухни. Юнги лишь удивлённо смотрит ему вслед.

Утро проходит спокойно. Чимин валяется на диване и смотрит музыкальный канал, прерываясь лишь на то, чтобы залить в себя ещё один галлон чая или сходить в туалет. Минки сидит на мягком ковре и увлечённо что-то рисует. Юнги сидит на полу рядом с сыном, о чём-то с ним негромко переговариваясь. Слыша смех сына, видя улыбку альфы, Чимин чувствует себя спокойнее, счастливее. Вскоре он и вовсе забывает про телевизор, не отрывая взгляда от парочки. Юнги изменился со временем, стал выглядеть взрослее, но его полуулыбка-полуусмешка возвращала омегу в те времена, когда они всей компанией отрывались в клубах. Кажется, это было-то так недавно, но не для Чимина, у которого эти несколько лет в жизни царил какой-то кошмар. Но сейчас Чимин старался не думать о том, что было, что могло бы быть. Главное, что он смог пройти через все эти препятствия и не сломаться. Немаловажно и то, что Юнги не отказался от них с сыном, исправился, вновь старается быть почаще рядом, оказывает поддержку. Это греет, из-за этого омега может представить себе счастливый конец в их истории.

— О, у нас гости? — спрашивает Юнги, отрываясь от сына и смотря на Чимина, когда раздаётся звонок в дверь.

Чимин пожимает плечами и идёт открывать. На пороге Сокджин, который тут же полез обниматься, и Чонгук, нагруженный пакетами.

— Привет, — улыбается Джин и скидывает пальто на вешалку. — Прости, что мы так долго, я не знал, какой подарок купить для Минки, вот и залипли в торговом центре.

— Никогда не буду ходить с омегами по магазинам, — сделав страшное лицо, бубнит Чонгук и ставит пакеты на пол, обнимая усмехающегося Пака. — Привет, болезный. Тэхёна на работу вызвали, он через пару часиков приедет.

Расправившись с верхней одеждой и обувью, Чонгук идёт в гостиную и замирает на пороге. Ну да, не каждый день он видит Юнги. По правде сказать, они не виделись уже месяца два по вполне понятным причинам. А уж видеть альфу с ребёнком на руках вообще странно как-то. Чонгук растерянно смотрит на Чимина, но тот лишь пожимает плечами и уходит на кухню, чтобы помочь Джину. Чон нерешительно замирает, а потом одёргивает себя и заходит в гостиную. Минки, завидев его, тут же вырывается из рук Юнги и бежит к парню, обнимая за ноги.

— Лошадка!

— Вредный ребёнок, ну почему ты не можешь звать меня по имени?

Минки широко улыбается, и Чонгук сдаётся, опускаясь на корточки и крепко обнимая малыша. Взяв его на руки, парень смотрит на Юнги, который поднялся с пола и со странным выражением лица смотрел то на своего сына, то на Чонгука.

— Привет. Давно не виделись, — произносит блондин и протягивает руку.

— Да уж, прилично времени прошло, — кивает Чонгук и пожимает протянутую ладонь.

Поговорить они ни о чём не успевают, их привлекают к готовке и сервировке стола. Минки оставляют в гостиной, включив ему мультики. Впрочем, мальчику нет до них дела, он снова начинает рисовать, и Джин отмечает, что растёт будущий художник, на что Чимин лишь пожимает плечами и улыбается. За подготовкой стола время пролетело незаметно. Вскоре пришёл Тэхён, который оказался на редкость хитрожопым, а потому смог откосить от готовки и всё время просидел вместе с Минки, развлекая карапуза. После подтянулся Намджун, который был бы и рад помочь, да его с кухни выгнали, чтобы не мешался. Вскоре выгнали и Юнги с Чонгуком. На кухне остались только Сокджин, спешно нарезающий салат, и Чимин, которого заботливый омега заставил отдыхать и пить тёплый чай.

— Кстати, а почему вы с Намджуном не разговариваете? — спросил Чимин, связки которого немного оправились, и омега мог разговаривать шёпотом.

— Я с ним разговариваю. Это он на меня дуется, — фыркает Джин и, помешав что-то в кастрюльке, накрыл её крышкой и сел напротив Чимина, предварительно налив и себе чаю. — Он просто разговоры о детях начал заводить. Ну, сам понимаешь, Минки такой милый, я же постоянно о нём упоминаю, и Намджун... Он предложил ребёнка завести. А я сказал, что не время ещё, начали спорить. В итоге я сказал, что не хочу, чтобы как у вас с Юнги было, и... Ох, прости, это некрасиво с моей стороны.

Сокджин стушевался, а Чимин лишь пожал плечами и улыбнулся.

— Всё нормально. Теперь мне хотя бы понятно, чего он на меня волком смотрит. Но у вас с ним не будет как у нас с Юнги. Вы женаты и не первый год, можете здраво оценить свои возможности.

— Именно, что не можем. Точнее, Намджун не может. Знаешь, я ведь не такой сильный как ты, Чимин-а. Да, вы с Юнги поспешили, не стоило заводить ребёнка так рано, но Минки есть, и ты есть у него. Ты справился, ты прекрасный отец. А я так не смогу. Да, я замужем, но ведь Намджун отличается от Юнги только наличием кольца на пальце. Его никогда нет дома, он часто вне зоны доступа, пропадает на своей работе. У тебя есть родители, они тебе здорово помогали. А у меня нет никого, кто бы позаботился обо мне в случае чего.

— Может ты и прав. Зато теперь я понял, почему айдолы не заводят так долго семьи. Ведь дело не только в контрактах, в прописанных условиях. Просто работа звезды тяжела, она отбирает всё время, требует полного погружения, отдачи без остатка. И я в какой-то степени понимаю Юнги. У него нет свободного времени не потому, что он не хочет его найти. Этого времени просто не существует. Есть только его работа, бесконечные выступления, шоу, радио, записи. Сейчас он здесь, рядом лишь потому, что у него отпуск. Первый за долгое время. А потом он вновь пропадёт, — с горечью улыбается Чимин и смотрит в сторону гостиной, где Юнги опять спорит о чём-то с Тэхёном, который аж красными пятнами пошёл.

— Поэтому ты не согласился выйти за него?

Заданный вопрос выбивает из колеи. Развернувшись, Чимин смотрит на друга огромными глазами, а тот неловко пожимает плечами. Сделав пару глотков чая, Джин смотрит на друга и виновато улыбается.

— Я слышал, как он делал тебе предложение. На день рождение Минки. И ты отказал ему... Сказал, что нет разницы, женаты вы или нет, если этот факт по сути ничего не меняет. Есть ты, есть ваш сын и квартира, в которую Юнги может заявиться в любое время дня и ночи, и двери для него будут всегда открыты. Я не говорил тебе, потому что мне самому неловко было, что лишнее услышал, но... Чимин, Юнги ведь очень любит и тебя, и Минки. Это видно в его взглядах, жестах, словах. И ты ведь его любишь. Ты даже обручальное кольцо носишь, когда его нет.

Чимин усмехается и переводит взгляд на плавающие на дне кружки чаинки.

— Я ношу кольцо, чтобы над Минки не смеялись другие дети в садике, не задирали, что у него неполная семья. Чтобы все эти смазливые воспиталки не смотрели на меня с жалостью, будто я инвалид какой-то. А ещё альфы ко мне не пристают, когда видят кольцо.

«А ещё это то самое кольцо, с которым Юнги пришёл делать мне предложение. То самое, которое я мог бы носить всё это время вполне законно, если бы дал ему хоть слово сказать, а не выгнал сразу же. Это кольцо напоминает мне о моей ошибке», — думает Чимин, и Джин читает что-то такое в его взгляде, потому что пересаживается к нему на диван и крепко обнимает.

— У вас всё наладится, я искренне в это верю.

Крайне сопливый момент нарушает очередной звонок в дверь. Джин возвращается к своим кастрюлькам, а Чимин выходит в гостиную, чтобы узнать, кто там ещё пришёл. И удивлённо смотрит, как со стороны коридора в гостиную вваливаются Хосок, Югём и... Джонгхён. Вообще-то, Чимин Джонгхёна давно мог назвать своим другом. Они виделись очень часто и не только во время тренировок, на которые Чимин ходил по выходным. Сдружился омега и с Кибомом, который тоже души не чаял в Минки. Ребёнка вообще все окружающие любили и пытались обласкать. И бывало так, что Кибом приходил в гости или посылал Джонгхёна с очередным подарком для малыша. Чимин-то привык, даже приятно было, а вот друзья не знали. Разве что Тэхён, который вместе с Чимином не так давно начал в зал ходить. Поэтому при появлении нового лица повисла тишина. Впрочем, её тут же нарушил лепет ребёнка, который извернулся на руках Тэхёна и тут же побежал к гостю.

— Привет, малыш, — улыбнувшись, Джонг сел на корточки, обнимая Минки. — Эм... Всем привет. Извините, я, наверное, не вовремя.

— Всё хорошо, — негромко отозвался Чимин, подходя ближе и крепко обнимая альфу. — У нас тут посиделки образовались. Останешься? Минки скучал по тебе. Да и ты пропал куда-то.

— Да я так-то на минутку зашёл, подарок отдать. Кстати, можешь меня поздравить, я отцом скоро стану. Кибом на тебя насмотрелся и потребовал ребёнка, — взъерошив волосы, альфа рассмеялся и чмокнул обнимающего его за шею Минки в щёку. — Так что такие дела. Теперь я раб в собственном доме, вот и сбежал при первой же возможности.

— Но срок ведь небольшой? — поинтересовался Тэхён, подходя ближе и кивая в знак приветствия.

— Даже месяца нет. Но вы же его знаете.

Троица рассмеялась, а потом Чимин вдруг понял, что остальные молчат, и повернулся лицом к друзьям.

— Извините, не представил. Это Джонгхён, наш с Тэхёном тренер и друг.

Все тут же начали здороваться. Все, кроме Юнги, который сидел на диване и сверлил альфу тяжёлым взглядом. Уловив флюиды чужой ненависти, Джонг кинул на него изучающий взгляд, а после усмехнулся, обнял покрепче Минки, привлёк к себе поближе Чимина, вновь обнимая того и что-то шепча на ухо. Щёки Чимина заалели, и он тут же стукнул друга по плечу, отворачиваясь. Тэхён, который всё слышал, кинул взгляд на Юнги и гаденько так усмехнулся.

— Да уж. Жаль, что у тебя, Джонг-и, есть уже омега. А то вон как тебя Минки любит, да и с Чимином вы ладите. А ещё...

Что там ещё, никто не узнал, потому что Сокджин вышел из кухни и приказал парням ставить стол в центр комнаты и переносить столовые приборы. Завидев Джонга, парень вежливо поздоровался и пригласил присоединиться. Тэхён тут же повис на плече альфы, что-то нашёптывая, и тот согласился остаться, предварительно набрав смс Кибому, чтобы тот не волновался. Под чутким руководством Сокджина все принялись за работу. Чимин же отправился в спальню, чтобы переодеться. Всё же негоже гостей в таком виде встречать. Роясь в шкафу, омега совершенно не обращал внимания на стоящий в квартире гомон и шум, а потом дёрнулся, когда на бёдра опустились горячие ладони. Обернувшись, он тут же оказался прижат к горячему телу крепкими руками.

— Кто он для тебя? — спросил Юнги очень тихо, почти выдохнул рядом с ухом.

— Знакомый, приятель, друг, — так же тихо отозвался Чимин, сердце которого билось где-то в горле.

— Он мне не нравится. И то, как он на тебя смотрит, как обнимает, как держит на руках нашего сына.

Чужая хватка стала крепче, и Чимин слабо улыбнулся.

— Неужели Мин Юнги ревнует?

— Да. Да, Чимин, я ревную, очень сильно ревную. Если бы я мог, я бы спрятал вас от всего мира.

Сердце из горла скользнуло обратно в грудную клетку, желая проломить её к чертям и сбежать. Чимин не знает, что ответить. Слов нет, одни эмоции. Собраться с мыслями не получается, потому что Юнги обнимает бережно и крепко, упирается лбом в плечо и судорожно вдыхает его, Чимина, запах. Потому что когда он отстраняется и смотрит на Пака, то игнорировать этот наполненный всевозможными эмоциями взгляд невозможно. И что-то дёргает, толкает в спину. Чимин целует его, целует долго и сладко, делясь нежностью, передавая всё, что не может сказать словами, через это касание. Юнги отвечает так же нежно, но с большей напористостью. Прижимает крепче, так крепко, что рёбра готовы треснуть.

— Ребят, мы ждём только вас, — раздаётся стук в дверь.

Голос Сокджина действует отрезвляюще. Чимин разрывает поцелуй, но Юнги не отпускает его, держит крепко. Притягивает к себе, гладит по спине, по пояснице, зарывается пальцами в мягкие пряди волос.

— Нам нужно идти. Некрасиво заставлять гостей ждать, — шепчет Чимин, и альфа досадливо выдыхает.

— Что ж им дома-то всем не сидится, — бурчит он, и это привычное ворчание заставляет Чимина улыбнуться.

Неужели Юнги действительно хочет провести время только с ним и сыном?

Они возвращаются в гостиную, где на самом деле их и не думали ждать, потому что еда Сокджина слишком прекрасна для этого мира, и устоять невозможно. А ещё для такой оравы места оказывается маловато, сидячее место осталось только одно. Впрочем, Юнги не растерялся, садясь в угол дивана и притягивая Чимина к себе на колени. Пак не ожидал, а оттого смутился, на что все остальные заулюлюкали. Первое напряжение исчезло, все наперебой что-то рассказывали друг другу. Шумно, весело. Как в старые добрые времена.

Правда, к вечеру пришлось расходиться. Чимин, который и не думал выздоравливать, устал и начал клевать носом, в итоге задрёмывая. Минки от шума тоже устал, а потому начал капризничать. Джонг распрощался первым, потому что ему начал названивать Кибом. Потом домой отправились Хосок с Югёмом. Сокджин вместе с Тэхёном начали убираться и намывать гору посуды, пока Намджун и Чонгук возвращали стол на его законное место у окна. Чимин просыпается от шума и отправляется укладывать Минки, а после выходит в гостиную, чтобы распрощаться с друзьями, которые за это время успели навести порядок, будто и не было никаких посиделок.

Вскоре и за ними закрывается дверь, и в квартире повисает тишина. Какое-то время Чимин просто стоит и слушает её. Приятное ощущение пустоты окружает со всех сторон и успокаивает. Но он не один, об этом напоминают руки, которые вновь обнимают со спины.

— Думаю, тебе стоит лечь пораньше, чтобы отдохнуть. Только выпей лекарства, — напоминает Юнги.

— Хорошая идея. Ляжешь со мной?

Юнги напрягается, замирает. Развернувшись, Чимин долго смотрит ему в глаза, а после подается вперёд, обнимая.

— Ты, правда, хочешь этого? — спустя несколько минут как-то робко интересуется альфа, и Чимин прижимается крепче.

— Да, хочу, Юнги-я. Потому что мне надоело быть одному, надоело злиться на тебя, надоело всё волочь на своих плечах. Я хочу, чтобы как в сказке, чтобы как у других. Чтобы мы были вместе, чтобы ты был рядом, чтобы мне не приходилось врать сыну, где ты, почему не приходишь к нему. Чтобы я мог, как раньше будить тебя и кормить завтраками, чтобы ты целовал меня перед тем, как уйти на работу. Чтобы звонки и сообщения, чтобы походы в парк и по магазинам. Хочу засыпать под стук твоего сердца, чтобы ты обнимал и грел меня, хочу хоть раз ощутить, что значит принадлежать своему альфе. Хочу вместе с тобой хоть раз забрать сына из детского сада. Хочу носить кольцо на пальце всегда, а не только когда выхожу куда-то. Хочу носить это чёртово кольцо как символ любви и привязанности, а не для того чтобы нашего сына не задирали, чтобы другие альфы ко мне не лезли. Не для того, чтобы напомнить самому себе, что я всё упустил, разрушил своими руками, а потому что ты надел мне на палец это кольцо.

Юнги отстраняет от себя омегу и смотрит неверяще, с сомнением и затаённой надеждой.

— О каком кольце ты говоришь?

Чимин не тушуется и не смущается. Он слишком устал. От всего. Идёт в спальню, выдвигает верхний ящик прикроватной тумбочки и достаёт ту самую чёрную бархатную коробочку. Открывает крышку и вынимает серебряное кольцо с гравировкой на внутренней стороне «Y&J». Юнги явно в шоке. Смотрит растеряно, берёт из чужих рук коробочку с оставшимся кольцом. Своим кольцом.

— Ты... Хранил их?

— Да.

— Почему?

Простой вопрос, и столько вариантов ответов, но Чимин садится на край кровати и крутит в руках своё кольцо. Поднимает взгляд на Юнги и натянуто улыбается.

— Потому что я — трус. Эти кольца — напоминания о моей ошибке, о моей трусости, о моей глупости и безрассудстве. Смотря на это кольцо, я нахожу ответ на вопрос «почему у моего ребёнка нет второго отца». Простой ответ, Юнги-я. Потому что я тебя оттолкнул, потому что я от тебя отказался, не дал тебе и шанса. Я сам во всём виноват.

— Ты не прав. Это я виноват. Я ведь альфа, а не ты. Это я должен был быть решительнее и настойчивее. Ты и так всё всегда делал сам. Первым подошёл, первым пригласил на свидание, предложил встречаться. Всегда инициатором был ты. И ты был тем, кто поставил точку. Но в отношениях всегда виноваты оба, Чимин-а. И я виноват перед тобой, перед Минки.

Юнги садится на корточки перед Чимином, забирает кольцо из его ладони и какое-то время рассматривает серебряный круг. А после берёт руку парня в свою и надевает кольцо на его палец. Вскидывает взгляд и улыбается. Чимин растеряно смотрит то на свою руку, украшенную кольцом, то на улыбающегося Юнги. На его лице отображается тяжёлая работа мысли, и Мин не выдерживает, негромко смеётся.

— Эй, Чимин-а. В первый раз, когда я хотел сделать тебе предложение и извиниться за всё, загладить свою вину, ты меня выгнал. Когда я собрался во второй раз, ты снова отказал мне, хотя и очень мягко. Но, Чимин-а... Сердце у меня не каменное, а стеклянное. Хрупкое, знаешь? Если ты сейчас опять откажешь мне, оно разобьётся, и его уже никто никогда не склеит. Поэтому я спрошу в третий, последний раз... Ты выйдешь за меня?

Чимину кажется, что это у него стеклянный орган в теле. И это не сердце, а мозг, который взрывается, осыпаясь миллионами осколков, которые со звоном разлетаются по черепной коробке. Чимин растерян, ошарашен и совершенно не представляет, что ему делать. Но Юнги подсказывает, протягивает коробочку. Будто в замедленной съёмке омега достаёт второе кольцо и медленно, нерешительно надевает его на палец альфы.

— Это всё так глупо, — нервно смеётся парень и ерошит свои волосы. — Мы... Так давно знаем друг друга. Ты видел меня танцующим на барной стойке. Мы столько раз трахались как в грязном порно. Мы никогда не говорили друг другу о любви, не клялись в верности, но у нас есть сын... Есть что-то общее между нами, как доказательство... Чего-то важного, наверное? А я вот сейчас сижу и даже не знаю, что теперь делать... Мне стоит что-то сказать? Сделать? Наверное, я должен смутиться или заплакать от счастья? Что вообще всё это значит, что происходит? Это не укладывается в моей голове...

Омега смотрит растеряно, жалобно, и Юнги подаётся вперёд, крепко обнимая парня за пояс.

— Это значит, что ты не трус, Чимин-а. Это значит, что с завтрашнего утра начнётся та самая сказка, о которой ты всегда мечтал. Это значит, что теперь всё изменится, всё будет хорошо. Ты никогда больше не снимешь это кольцо. И тебе никогда больше не придётся грустить или плакать. Разве что ты будешь иногда, очень редко скучать, потому что моя работа никуда не денется. Но это будет очень-очень редко, я всё сделаю для того, чтобы видеть твою улыбку, слышать твой смех. И я по тебе скучать всё равно буду намного больше. По тебе и по нашему сыну. А любовь... Если это важно для тебя, то я давно тебя люблю. И пусть вначале мы были вместе, потому что комфортно, но потом, со временем я действительно полюбил тебя. Понятия не имею, как и когда, но это случилось. И я тоже хочу как в сказке, Чимин-а. С тобой хочу.

Голос альфы срывается, он замолкает и лишь крепче обнимает Чимина. Зато тот не сдерживается и ревёт за двоих. Навзрыд, громко и со вкусом. От облегчения, от счастья, от всех эмоций, что разрывают изнутри. От осознания того, что наконец-то всё наладилось.

— Юнги-я, я тоже тебя люблю. Очень люблю, — шепчет Чимин и обхватывает лицо альфы ладонями, поднимая и целуя.

Поцелуй короткий и солёный из-за слёз, но для обоих он слаще мёда.

— Мамочка?

Дверь приоткрывается, и в комнату заглядывает Минки. На нём мягкая персикового цвета пижамка, а в руках — розовый заяц, которого малышу подарил Тэхён. Жуткая игрушка, по мнению Юнги, но сыну очень нравится. Минки считает, что заяц похож на дядю Чонгука. А дядю Чонгука он любит, дядя Чонгук катает его на спине и долго. А если рядом дядя Тэхён, то дядя Чонгук катает его ещё дольше, потому что "Гукки, тебе жалко что ли? Покатай ребёнка! Альфа в конце концов, не переломишься".

— Иди сюда, малыш, — улыбается Юнги, и ребёнок тут же влетает в его распахнутые объятия. — Что такое?

— Страшно одному, — бубнит куда-то в шею мальчик, и Мин кидает взгляд на омегу, что вытирает слёзы.

Чимин всё понимает без слов и расстилает постель. Вскоре Минки уже спит, с удобством устроившись между родителями. Чимин обнимает сына одной рукой, прижимая его к себе, и смотрит в глаза Юнги. Тот смотрит в ответ, положив руку поверх руки Чимина, и улыбается.

— Спокойной ночи, Чимин-а...

— Спокойной...

Но оба и не думают засыпать, потому что всё ещё не верится, что это не иллюзия, не какая-то галлюцинация. Смотрят друг другу в глаза, пока сон принудительно не забирает их в свои объятия.

«Насмотритесь ещё, вся жизнь впереди», — думает Морфей, даря всем троим сладкие сны.

|End|