Сокджин появляется на пороге совершенно неожиданно. Юнги вообще никого не ждал в гости, но если бы и предположил, что кто-то мог к нему наведаться, то Ким Сокджин был последним в этом списке. Первым, несомненно, был Намджун. Потому что «ещё раз рожу набить для профилактики», потому что на работе Юнги четвёртый день не появляется, и его, скорее всего, уволили уже. Вторым был Ким Тэхён, который мог бы прийти и опять же набить альфе лицо за публичное унижение. И пусть омега, но это не значит, что девчонка. Дрался Тэхён по слухам очень даже прилично. Третьим был, конечно, Чон Чонгук. Потому что мог бы прийти разбираться за своего омегу. А потом уже, собственно, Сокджин, божий одуванчик.

— Ты вновь выглядишь ужасно, — негромко говорит омега и протискивается в приоткрытую дверь, избегая даже касаться альфы.

Юнги лишь отстранённо кивает. Во-первых, он малость в шоке от неожиданного визитёра, а во-вторых, он пьян. Не то чтобы очень сильно, но все эти четыре дня он сидел в своей квартире и упивался жалостью к себе. Выползая на улицу лишь для того, чтобы добраться до магазина и купить ещё алкоголя, альфа тут же возвращался обратно, дабы не ввязаться в неприятности. Впрочем, куда же без них, как оказалось.

— Опять этот пьяница, — бубнят старухи у подъезда, и блондин скалится.

Позже он слышит, как весь дом стоит на ногах. Ну ещё бы, двери почти всех жильцов разрисованы пошлыми рисунками и надписями.

«Ужас, ужас, кто мог сотворить такое?», — мысленно передразнивает кудахчущих на лестничной клетке соседей Юнги и пытается отмыть перепачканные в жёлтой краске пальцы.

А потом он просто заваливается на диван, включает музыкальный канал, чтобы не было так одиноко, и пьёт. В какой-то момент накатывает пьяное вдохновение, и Юнги пишет две новые песни. А после долго сидит и смотрит в стену, размышляя о том, что, наверное, в прошлой жизни он был тем ещё придурком, раз в этой судьба с ним так жестока. Впрочем, он и в этой жизни интеллектом что-то не блещет.

— Я сейчас тебе поесть сделаю. Иди, пожалуйста, в душ, — просит Сокджин, пробираясь через завалы бутылок на кухню.

Мин вновь кивает и удаляется в ванную, из которой не вылезает почти час. Сначала стоял под ледяной водой, чтобы окончательно протрезветь, а потом перевёл почти весь гель для душа и шампунь, чтобы хоть немного отмыться от отвратительного тяжёлого запаха алкоголя. Только вот от своего природного запаха он никогда не избавится, как бы ни пытался. Пришлось всё же вылезти из душа и, нацепив чистые штаны и футболку, найденные в глубине шкафа, прошлёпать босыми ногами на кухню. Сокджин на этот раз ничего не сказал, лишь впихнул мусорный пакет и тряпку в руки, а после развернулся к кастрюльке, в которой что-то булькало. Альфа возвращается в гостиную и начинает собирать бутылки и пустые пачки из-под чипсов, а после ещё какое-то время оттирает пол, на который разлил алкоголь. На самом деле там всегда стоял стол, который он проломил своей спиной в драке с Намджуном, а потом рука действовала на автомате, только опоры под бутылкой не оказалось, и та перевернулась, падая на пол и заливая всё вокруг.

Избавившись от бардака и выкинув туго набитый пакет в мусоропровод, Юнги вернулся в квартиру и распахнул везде окна. Тут же холодный сильный ветер ворвался внутрь, ероша его влажные после помывки волосы своими не менее сырыми лапками. В воздухе пахло озоном, и блондин выглянул в окно. Лило как из ведра. Наверное, дождь пошёл недавно, ведь куртка Сокджина была сухой. А, может, и нет. На тот момент у Юнги всё ещё плавало всё вокруг, и омегу он узнал лишь по запаху. Что-то тёплое и вкусное, вроде горячих булочек с изюмом и корицей. Желудок тут же урчит, а ветер приносит с кухни вкусные запахи, ухудшая и без того хреновое состояние. Хочется покурить, но сигареты кончились, а зажигалка сломалась. Жаль.

— Юнги-я, всё готово. Иди есть, — позвал с кухни омега, и Юнги усмехнулся, ероша волосы.

Когда-то очень давно, кажется, целую вечность назад, его так мама за стол звала. Она всегда готовила то, что ему нравится, и пекла сладкие кексы с сахарной пудрой на десерт по выходным. Мама всегда улыбалась, любила вышивать и слушать музыку, любила вязать ужасной расцветки шарфы для Юнги и смотреть сериалы. У него была самая лучшая мама на свете, и он старался быть для неё самым лучшим сыном. Они были самой обычной семьёй, не бедной, но и не богатой. Только очень счастливой. Пока Юнги не исполнилось четырнадцать, и его запах не дал о себе знать. Тогда отец не сразу осознал, что это всего лишь природа проснулась, и знатно выпорол его за употребление спиртного. И мама смотрела с таким ужасом и непониманием.

Мин заходит на кухню и прячет взгляд, когда Сокджин смотрит на него с неподдельной заботой. Какого чёрта он вообще так смотрит на альфу, который наговорил ему столько гадостей, нахамил, да ещё и приходится кем? Правильно, никем. Сев за стол, Юнги вдыхает божественный аромат рамена, и желудок тут же требовательно урчит. Альфа начинает есть, но еда колом в горле встаёт, потому что Сокджин наливает себе чаю, садится напротив и начинает рассматривать его. От этого взгляда хочется спрятаться. Но Юнги почему-то именно в этот момент решил, что хватит бегать от проблем. Поэтому он спокойно доедает и принимается за мытьё посуды.

— Прости меня...

Юнги в последний момент успевает поймать выскользнувшую из дрогнувших пальцев мыльную тарелку и на секунду задерживает дыхание. Поведя плечом, альфа споласкивает пену с посуды и ставит её в сушилку, затем вытирает руки полотенцем, разглядывая цветочки и думая о том, когда он купил этот кошмар, а через пару минут всё же разворачивается к собеседнику. Сокджин бросает на него взгляд вскользь и тут же вновь начинает гипнотизировать кружку с нетронутым чаем.

— Разве не я должен извиняться? — хрипло выдыхает Юнги и садится на стол напротив омеги. — Это ведь я тебе нахамил, а не ты — мне.

— Это я виноват, что вы с Намджуном подрались, — омега вновь вскидывает взгляд и теперь уже не отводит глаз, рассматривая чужое лицо, пестрящее синяками всех оттенков красного, фиолетового, жёлтого и зелёного. — После того, как ты ушёл, я был растерян и расстроен из-за того, что ты наговорил, а Намджун появился неожиданно, начал докапываться, чего я такой хмурый сижу. Я даже не смог внятно объяснить, что, собственно, меня так расстроило, но упомянул тебя в разговоре, сказал, что повздорили. Кто же знал, что он напридумывает себе чёрт знает что, и побежит разбираться? Я даже остановить его не успел.

Юнги не чёрт, но может предположить, что там напридумывал Намджун. Ведь если он встречался с Чонгуком или Тэхёном, то знал, что Юнги сильно пьян, а Сокджин ведь рядом сидел совсем, наверняка чужим запахом пропитался. Намджун вполне мог решить, что Юнги к Сокджину приставал, к его омеге, вот и взбесился. Юнги бы на его месте, наверное, тоже взбесился.

— Тебе не за что извиняться. Я нажрался как свинья и вёл себя подобающе состоянию. Даже хорошо, что Намджун мне рожу начистил. Я столько всего натворил за несколько часов, что это ещё небольшая расплата. Но ты-то, зачем ко мне пришёл? Не велика беда, если пара альф решила отношения выяснить. Да и никто я тебе, чтобы ты переживал из-за такой мелочи.

«И не надо так удивлённо смотреть», — мысленно просит Юнги.

Ему становится действительно неуютно. Потому что Сокджин смотрит на него с непониманием, потом эта эмоция сменяется растерянностью, укором. А это ещё что? Обида? С какого хрена она-то здесь?

— Забавно слышать от тебя такое. Я думал, что мы — друзья. И не только я, вообще-то. Намджун считал, что нашёл давно потерянного брата, вся наша компания считала тебя своим другом. А оно вот как, оказывается, — Сокджин поднимается и выходит в гостиную, а после и в коридор. — Тогда я пошёл. Потому что я пришёл к своему другу, Мин Юнги, а его, оказывается, и не существует в природе.

Юнги направляется следом и громко фыркает. Сокджин уже обулся и дёргано наматывает на шею красный шарф.

— Вот только не надо тут драму разводить и пытаться заставить меня чувствовать себя виноватым. Я прекрасно знаю, что вам всем плевать на меня, и что терпели вы меня только ради того, чтобы не подставлять Намджуна. А этот придурок тоже хорош. Подобрал меня как щенка, пригрел, поиграл, а выпнуть-то и жалко. Я прекрасно знаю, что жалкий и никчёмный отброс, и что никому до меня нет никакого дела, так что вот не надо сейчас тут обиженную невинность строить, окей?

Сокджин преображается за секунду. Оказывается в мгновение ока лицом к лицу и сверкает злыми потемневшими глазами.

— Слушай ты, тряпка. Можешь думать о нас всё, что угодно, можешь купаться в жалости к себе, сколько влезет. Мне плевать на твои бабские истерики и желание почувствовать себя ничтожеством. С тобой никто никогда не играл. Намджун на каждом углу вопил, что без тебя больше жить не сможет, потому что «Юнги-я такой классный парень, где он раньше был, недоумок, столько времени потеряли из-за его вечного сидения дома, а так бы уже где-нибудь пересеклись», — передразнил Джин и поджал губы. — И мы не играли никаких ролей, придурок. Да, запах у тебя довольно резкий, специфический и довольно неприятный, но это могло случиться с каждым, понимаешь? Со мной, с Намджуном, с Тэхёном или Хосоком, без разницы. Просто так не повезло именно тебе. И да, мы можем кривиться от этого запаха, но мы, мать твою, с тобой хотим общаться, а к запаху и привыкнуть можно. Не греби всех под одну гребёнку, идиот. Мы все хотели вытащить тебя из помойной ямы и подставить своё плечо. Это ты какого-то чёрта сначала схватился за протянутую руку, а потом больно по ней ударил.

Сокджин толкает его в грудь зло и сильно, Мин отшатывается в сторону и сжимает кулаки. Умом-то он понимает, что омега прав, но... Какого хрена вообще? Не его собачье дело, что Юнги думает или делает, и как к кому относится.

— И выйди наконец-то на работу. Намджун скоро не сможет прикрывать тебя перед начальством, а сам просто сдохнет от недосыпа. Хоть сейчас поимей совесть, — шипит Джин напоследок и покидает квартиру, громко хлопнув дверью.

***

В клубе как всегда шумно и весело. Юнги застывает на пороге и осматривается. Людей нисколько не меньше, чем обычно, как всегда, не протолкнуться. У бара очередь, и бармен, миловидный бета, уже с ног сбился, желая угодить всем и каждому. На секунду вспыхивает яркий свет, и Юнги бросает взгляд на сцену. Его смена началась уже как час назад, и он ожидал увидеть какого-нибудь нового парня, которого взяли вместо него на работу. Верить Сокджину не хотелось, потому что если Намджун действительно после всего произошедшего прикрывал его и подменял, отработав четверо суток почти без отдыха, то это в прах разрушит теорию Юнги о том, что его все поимели и бросили, и тогда совесть просто сожрёт его изнутри. Но Сокджин не врал, а Намджун, насколько может судить Юнги во вспышках света, выглядит действительно дерьмово. Поникшие плечи, сутулость, вялость движений и нет привычных криков и разговоров с толпой. Ноги приросли к месту, не сдвинуться. Совесть уже не стесняясь дерёт когтями. Больно. И обидно. И стыдно. И куча ещё всяких чувств. Ну почему, почему Намджун оказался не таким козлом, каким Юнги привык его считать за последние четыре дня? Почему этот придурок стоит за этим грёбаным пультом, валясь с ног, и всё равно продолжает прикрывать его?

— Ох, Юнги-я! Ты наконец-то поправился? Как себя чувствуешь? — раздаётся рядом встревоженный голос, и альфа дёргает, поворачиваясь.

Перед ним стоит помощник хозяина этого клуба. Как всегда строгий костюм, безупречная причёска и лёгкая полуулыбка. Ни грамма неприязни, только встревоженность.

— Выглядишь не очень, жуткие синяки. Намджун сказал, что тебя избили, когда ты домой поздно возвращался. Уверен, что готов выйти на работу? — интересует между тем управляющий, и Юнги запоздало кивает.

— Да, готов. Намджун всё это время заменял меня? — интересуется он, надеясь услышать, что нет, это вот сегодня просто так совпало.

— Да. Мы хотели на это время другого парня пригласить, думали, что ты дольше недели будешь отсутствовать, но Намджун сказал, что ты со дня на день устанешь дома сидеть и придёшь, поэтому он тебя пока подменит. И ведь прав оказался. У тебя синяки с лица ещё не сошли, а ты уже пришёл. Надеюсь, ты скоро поправишься. Ну, удачи.

Управляющий исчезает, а Юнги шумно выдыхает и начинает пробираться к сцене вдоль стены. Вскоре он уже стоит за спиной Намджуна и не знает, что делать дальше. Нужно ведь сказать что-то, вот только что? Привет, спасибо, что подменил? Привет, это было необязательно? Привет, выглядишь хреново? Привет, какого чёрта ты тут торчишь четыре дня без продыху? Или вообще ничего не нужно говорить?

Но говорить и не приходится. Намджун просто чувствует его и снимает наушники, потирая припухшие глаза с чёрными кругами под ними.

— Я буду в комнате для отдыха, — сонно бормочет он, впихивает свои наушники в руки Юнги и, пошатываясь, уходит.

Юнги некогда думать о том, что, как и почему. Юнги натягивает наушники и тянется к панели управления, потому что трэк крутится слишком долго, судя по недовольному гудению толпы. Юнги разберётся со всем позже.

***

Намджун пьёт самый крепкий и вкусный кофе, какой только Юнги смог найти в округе. После нескольких часов сна альфа выглядит намного лучше, но Мин думает о том, что для восстановления организма тут сутки проспать надо, если не больше.

— Я отработаю за тебя твои смены, — негромко говорит блондин, постукивая кончиками пальцев по столу.

— Ещё предложи деньгами отдать.

— Могу и деньгами.

— Придурок, не нужны мне твои деньги.

— Тогда смены.

Намджун фыркает и ничего больше не говорит. На самом деле он не отказался бы сейчас принять горячий душ, хорошенько поесть и завалиться спать. В памяти мелькают картинки огромной мягкой кровати, двух подушек и тёплого одеяла. Мысленно Ким уже заворачивается в одеялко, но в реальности ему лень даже с дивана подняться. А ещё ему не хочется оставлять Юнги в одиночестве, потому что этот молодой маразматик опять себя накрутит. Намджун наблюдает за Юнги и мысленно улыбается. Друг выглядит разбито и виновато отводит взгляд в сторону каждый раз, когда альфа пытается заглянуть ему в лицо. Синяки на чужом лице потихоньку сходят, но физиономия всё равно та ещё. А в целом Юнги выглядит как в первый день их знакомства. Зашуганный, затравленный, раздавленный внутренними метаниями и, если Намджуну не мерещится, чувством вины.

— Так и будешь молчать? — интересуется Джун, и Юнги вскидывает на него взгляд.

— А что я должен сказать? Что сожалею? Что больше такое не повторится? Или что ещё ты хочешь услышать?

Намджун коротко смеётся и выкидывает стаканчик из-под кофе в урну, а после скрещивает руки на груди и пригвождает Юнги взглядом к стулу.

— Мне плевать, повторится это или нет. Мне интереснее другое. Что случилось?

— О чём ты?

— О тебе, естественно. Знаешь, я в людях хорошо разбираюсь. Ты ведь действительно очень хороший человек по сути. Мы очень долго общались, узнавали друг друга. Я не касаюсь сейчас наших, — выделил предпоследнее слово альфа, — друзей. Я говорю про нас с тобой. Разве я хоть раз дал повод усомниться в себе? Обидел тебя как-то, задел? Мне казалось, что мы идеально спелись как в переносном, так и в прямом смысле. А тут ты выкидываешь такой фортель. Да, признаю, Джина я не дослушал и со злости надумал и натворил лишнего. Но в клубе тебя хорошо в тот вечер запомнили, ты вообще много чего натворил. Тот Мин Юнги, которого я знаю, так по-свински себя не вёл. Значит, случилось что-то, что выбило тебя из колеи, заставило думать, что все вокруг — лицемерные ублюдки, которые только притворяются, что хотят с тобой общаться. И мне интересно, что произошло.

Намджун замолчал, предоставляя право голоса, но Юнги молчит. Он вдруг осознал, что все его поступки, всё это было так... Глупо. С чего он вообще вспылил? Ему ведь не в первый раз говорили обидную правду в лицо. И ничего, жил же как-то с этим. Обидел друзей Намджуна, испортил тем самым отношения с человеком, который за короткое время стал близким и родным. И всё из-за чего? Из-за того что в очередной раз ему швырнули правду в лицо? Глупо, импульсивно, так по-детски безрассудно. Жаль, что Юнги понял это слишком поздно.

— Намджун-а, — хрипло выдыхает альфа и пристально смотрит в глаза другу. — Прости меня? Я вёл себя по-свински, обидел твою омегу, обидел Тэхёна, натворил дел, ещё и с тобой подрался, подставил на работе. Но я... Я просто... Прости меня, ладно?

Намджун какое-то время сверлит лицо блондина тяжёлым взглядом, а потом весь сдувается и порывается вперёд, притягивая друга к себе и крепко обнимая, хлопая по спине.

— Придурок. Я — твой лучший друг. Ты, блять, должен рассказывать мне, если у тебя какие-то проблемы, а не нажираться и творить херню. Я не буду тебя сейчас пытать, что произошло, ты расскажешь мне сам, я знаю. А сейчас мы с тобой идём по домам и отсыпаемся. Завтра у нас выходной, и мы идём в «NMD», где, во-первых, ты извинишься перед ребятами за своё скотское поведение, а во-вторых, проставишься за потрепанные всем нервы.

Юнги крепко обнимает друга в ответ и не может сдержать шумного облегчённого выдоха. Он готов хоть каждую пятницу проставляться, лишь бы его простили. А со своей дуростью он найдет, как справиться.

***

«А никто и не говорил, что будет легко», — думает Юнги и прижимает к разбитому в очередной раз носу комок из влажных салфеток.

Удар у Чонгука сильный, меткий и чёткий. У Тэхёна, как оказалось, не хуже.

— Ты заслужил, — пожимает плечами Намджун, который и протянул секундой ранее ему салфетки.

— Знаю, — бурчит Юнги и осматривает своё лицо.

Синяк под глазом сошёл наконец-то, но на скуле всё ещё громадное жёлто-зелёное пятно, а теперь ещё и нос красный и распухший. И да, ещё один синяк на другой скуле.

В принципе, приняли его отчасти радушно. Юнги сначала сомневался, стоит ли появляться, но всё же решил, что нужно извиниться. С Намджуном они встретились в парке, как и всегда, и вместе направились в клуб. То ли Намджун всех предупредил, то ли в принципе к шести вечера туда подтягивается вся компания, но все были в сборе. Первым их заметил Сокджин. И на самом деле Мин Юнги конкретно так подзавис, рассматривая омегу. Образ милого и нежного цветочка куда-то испарился. Драные джинсы, не скрывающие острых коленок, полурастёгнутая белая рубашка, являющая взору ключицы, и взъерошенные волосы. Розовые.

— О, вы наконец-то пришли. Я уже начал было волноваться, — широко и как-то по-новому улыбается Сокджин, делая шаг навстречу.

Юнги встряхивает головой и кидает взгляд на Намджуна. Судя по ошарашенному лицу того, альфа тоже видит Джина в таком виде впервые. И ему совершенно точно очень нравится этот новый Сокджин.

— Юнги долго плёлся, — выдыхает Ким и прокашливается, потирая шею рукой и отводя бегающий взгляд.

— Хён, — приветливо улыбается Чонгук, выходя из-за спины Сокджина и подходя ближе. — Я рад тебя видеть.

Юнги растерялся, видя чужую улыбку, а потому и пропустил удар, пришедшийся прямо в нос.

— Гукки, ну что ты творишь? Чему я тебя только учил? Вот так же надо!

Тэхён появляется буквально из ниоткуда, и Юнги шарахается в сторону от резкого голоса над ухом, но удар ловит, правда, скулой. Намджун сжалился над другом, который рукой держался за разбитый к чертям нос, из которого текла кровь, и потащил его в туалет, кивая друзьям, мол, мы сейчас вернёмся. В туалете Мин умывает лицо и долго держит смоченные холодной водой салфетки на скуле по приказу всё того же Намджуна. Рассматривая побитое лицо, вспоминая стальной взгляд Чонгука и малость сумасшедший — Тэхёна, Юнги думает о том, что сам во всём виноват, и здесь уж никак не поспоришь.

— Ну всё, пошли обратно. Всё самое страшное позади, тебе осталось только извиниться.

В этот раз Намджун тащит его не к барной стойке, а к лестнице, о существовании которой до сего момента Юнги понятия не имел. Оказывается, есть второй этаж, его просто не видно из-за яркого света, что льётся сверху из прожекторов. Там тоже есть бар, но зона эта для отдыха. Везде диванчики и кресла, столики. Друг уверенно идёт к дальнему дивану, который напоминает формой полумесяц. Напротив ещё один такой же диван, а между ними низкий столик, уже заставленный всевозможными коктейлями.

— Хёны, вы долго, — ворчит Чонгук, которому до прихода старших к алкоголю запрещали тянуться. — Юнги-хён, всё нормально?

Намджун уже давно плюхнулся на диван напротив Сокджина, а потому Юнги остался единственным, кто стоял под прицелом нескольких пар глаз.

— Всё нормально, — кивает Юнги и поочерёдно смотрит на каждого из парней, хмуря брови и кусая нижнюю губу. — Ребят, я хочу попросить прощения... За всё.

— Ой, ну разве можно сердиться на этого сахарочка? — тут же громко умиляется Тэхён и через секунду виснет на шее Шуги, привычно утыкаясь носом в шею. — Мы тебя все прощаем, но ты больше не делай так, ладно? Мы же как семья почти.

Юнги кивает, и Тэхён тут же отлипает от альфы, плюхаясь на колени к Чонгуку, который обнимает его и с улыбкой смотрит на Юнги.

— Хён, Мони-хён обещал взять меня в вашу студию, чтобы ты помог мне с текстом для моей новой песни, а то у меня концовка не клеится. Поможешь?

— Конечно, — выдыхает Юнги и садится на диван, выдыхая.

«Но ведь никто не говорил и того, что будет сложно».

Всё идёт своим чередом, парни болтают кто о чём, Намджун прожигает тяжёлым взглядом Сокджина, а тот бессовестно флиртует с барменом, а потом и вовсе скрывается где-то в толпе на первом этаже, желая танцевать. Намджун говорит что-то про «я тут вспомнил, мне надо, ну короче вот» и срывается следом, потому что нутром чует, что ТАКОГО Сокджина лучше никуда одного не отпускать. За омегой и раньше-то толпы носились, а сейчас так и подавно каждый первый слюни пускает. Чонгук с Тэхёном тоже вскоре исчезают. Ненадолго появляется откуда-то Хосок, который на какое-то время составляет альфе компанию. Парень в курсе всего произошедшего, но то ли он в принципе такой незлопамятный, то ли просто не обижался, раз его это напрямую не затронуло, потому что он общается с Юнги так же свободно как раньше, шутит, что-то спрашивает, о чём-то рассказывает. Хосок шумный и весёлый, пышущий энергией, и у Юнги против воли поднимается настроение. Но вскоре к ним заглядывает Югём, который извиняется и утаскивает куда-то своего, как оказалось, альфу. Юнги снова остаётся в одиночестве, но ненадолго. Потому что потом приходит Пак Чимин.

Юнги уже успел позабыть про этого парня. Он видел его всегда лишь мельком, потому что этот омега не любил сидеть на месте ещё больше, чем Хосок, а потому постоянно участвовал в каких-то батлах или просто танцевал в толпе, прибегая в уголок своей компании лишь для того, чтобы выпить воды, быстро поздороваться и умчаться обратно. С Мином он вообще не контактировал, лишь кивал вскользь, поэтому Юнги и не ожидал, что парень подойдёт и безмолвно опустится на диванчик напротив, возьмёт коктейль и примется его посасывать через трубочку, сверля при этом Юнги пристальным взглядом. Блондин не придумал ничего лучше, чем уставиться в ответ.

Чимин был не похож на других омег. Невысокого роста, с широким разворотом плеч и крепким, подкаченным телом. Белая майка, болтающаяся на нём, не скрывала мышц на руках, медовой кожи и выпирающих ключиц. Весь образ Чимина так и кричал «я брутальнее некуда!». Невольно Юнги сравнил Чимина и Тэхёна. Вот уж про кого сразу ясно, что омега, а про кого ещё угадать нужно. Да и запах такой средний. Лимоны, лайм, мята. И не кисло, и не сладко, и не резко, и не слабо ощутимо. Когда Юнги вновь посмотрел в лицо омеги, тот неожиданно широко улыбнулся. Пак Чимин — человек контрастов. С серьёзной миной действительно выглядит так, что и не знаешь, с какой стороны подступиться, но как только омега вот так вот открыто улыбается, то сразу становится открытым, похожим на ребёнка, и глаза его эти сверкающие.

— А ты, оказывается, редкостное хамло, — заявляет Чимин и поводит плечом.

Мотнув головой, Юнги стряхнул с себя секундное оцепенение и вновь посмотрел на омегу. Тот хотел ещё что-то сказать, но вдруг прищурился и чуть подался вперёд.

— У тебя кровь из носа идёт.

Юнги тянется к пачке салфеток, оставленной для него Сокджином. Белая материя тут же окрашивается в красный.

— Не поможет. Надо лёд приложить, — говорит Чимин, и Юнги закатывает глаза.

Выражение его лица так и кричит о том, что был бы лёд, уже давно бы приложили. Чимин на это лишь усмехается и тянется к стакану с виски, который оставил тот же Сокджин. Ещё один вечерний сюрприз от этой нежной ромашки. Чимин достаёт из бокала кубик льда, который не успел растаять, и облизывает, а после кладёт на салфетку. К первому кубику прибавляется второй, затем третий. Юнги наблюдает за омегой с удивлением и... Чёрт знает, какие эмоции ещё бродят в нём, но одно Мин знает точно. Чимин, как оказалось, умеет быть не только холодным и серьёзным или весёлым и жизнерадостным. Пак Чимин ещё и чертовски сексуален, если хочет того. 

Альфа думает о том, что у него давно не было секса, иначе как ещё объяснить, что только от прикосновения пухлых губ омеги к кубику льда у альфы как-то слишком тяжело внизу живота? Ещё не возбуждение, но недалеко до него. Юнги пытается отогнать ненужные мысли, но Чимин через секунду седлает его бёдра и резко тянет за волосы, заставляя запрокинуть голову. А потом к распухшему и болящему носу, о котором хозяин даже забыл на пару мгновений, прикладывают кубики льда, завёрнутые в салфетку, и ледяные иголки, впивающиеся в кожу, немного отрезвляют. Юнги хочет спихнуть омегу со своих колен, и какого чёрта вообще, но Чимин вдруг подаётся вперёд и проводит кончиком носа по его кадыку, шумно втягивая воздух, а после выпрямляется. У него зрачки расширены, запах немного усиливается, и это нихрена не помогает Юнги унять пламя возбуждения в животе, разгоревшееся ещё сильнее от наглости Пак Чимина.

— Если я скажу тебе, что твой запах чем-то цепляет меня, что он почти нравится мне, ты разозлишься, скинешь меня на пол и уйдёшь? — хрипло выдыхает Чимин ему в губы, и Юнги непроизвольно облизывается.

— Думаю, да, — так же хрипло выдыхает он.

И, возможно, Чимин бы поцеловал его, потому что наклонился ещё ниже, но со стороны лестницы слышится грохот, и вскоре на этаж заваливаются оторвавшиеся ребята. Омега тут же слезает с чужих колен и улыбается друзьям, которые, заметив его, начали шумно здороваться.

— О, боже мой, все говорят, что где-то здесь наш коротышка Пак Чимин, — притворно удивляется Чонгук и прижимает ладони к щекам. — Но где же он, я никого не вижу!

— О, боже, я слышу голос Чон Чонгука, но где же эта дылда? — повторяет его жест Чимин и подходит к альфе, а затем пинает его по голени.

Чонгук взвизгивает и сгибается пополам, хватаясь за вспыхнувшую болью ногу. Все тут же начинают ржать, а Чимин хватает Чонгука за щёки и тискает.

— А, вот ты где, Гукки, — сюсюкает Чимин, отчего остальные только сильнее смеются.

— Это у них любимое дело — подъебать друг другу по поводу роста. Раньше Чимин бесился, а теперь вот сам такие фортели выкидывает, — поясняет Юнги упавший рядом Тэхён, а после притягивает надувшегося Чонгука к себе на колени, не давая парню подняться.

И пусть Чонгук — альфа, и это Тэхён должен сидеть на его коленях, но сейчас парень похож на обиженного школьника, и его так и тянет потискать, что Тэ и делает. Юнги лишь кивает, а после переводит взгляд на Чимина, но тот будто его не замечает больше. Парни придумывают какие-то игры, в ход пошла найденная пустая бутылка, следом посыпались глупые желания. Мин в общем веселье участия не принимал, предпочитая наблюдать со стороны. От скуки альфа всё же выпил пару бокалов, отчего тело расслабилось и сползло вниз по дивану, а после и сознание на время отключилось, всё же четыре дня запоя подкосили организм.

Когда Юнги в следующий раз открыл глаза, его голова покоилась на чьих-то коленях, а обладатель этих коленей перебирал его волосы, слегка поглаживая. По знакомому цитрусовому аромату Юнги сразу понял, на ком лежит. Но вставать не хотелось. Мин пересёкся взглядом с ухмыляющимся, поигрывающим бровями Намджуном, и снова закрыл глаза. Он бы и хотел подняться и спросить, какого чёрта творит этот странный омега, но было слишком лениво.

«Разобраться с ним я всегда успею», — решил для себя альфа и вновь провалился в дрёму.