Сокджин рассматривает изрядно побитого Тэхёна, руки которого перевязаны белоснежными бинтами, и думает о том, как всё-таки хорошо, что когда-то давно он решил убить своих родителей. Ведь если бы не это решение, он бы не встретил Юнги, а Юнги не привёл бы Намджуна, и эти плебеи не втянули бы его в мафиозные делишки. Если бы не было мафиозных делишек, Сокджину было бы совершенно скучно жить, и лет в тридцать он бы застрелился из коллекционного пистолета. А так Джин познакомился потом ещё и с Тэхёном, и жизнь заиграла новыми красками, превращаясь в почти еженедельное шоу.

Тэхён сидит в кресле, стоящем в углу комнаты. На нём порвавшиеся в процессе неудачного падения джинсы, перепачканная в грязи толстовка. А куртка, что небрежно кинута на пол возле его ног, и вовсе залита кровью. У мужчины рассечена бровь, разбита губа, огромный синяк на подбородке и шатающийся клык – последствие неудачного удара лицом об стену. И да, разбитый опухший нос ярко выделяется на посеревшем лице. И это тоже последствия столкновения лицом с кирпичной кладкой. Помимо этого у Тэхёна прострелена рука, из-за чего в данный момент мужчина обколот обезболивающим. Ни в какую больницу Тэхён не поехал, отказываясь вообще покидать этот кабинет, пока они во всём не разберутся.

Одним из «они» был Юнги, который сидел в противоположном углу кабинета на мягком диване. Парень был отделан точно так же как и Тэхён, отсвечивая наливающимся фиолетовым синяком под глазом. Сбитые костяшки на руках, покрытые корочкой запёкшейся крови, разбитые губы и порванная мочка уха. В пылу драки оттуда было как-то совершенно случайно вырвано серебряное кольцо. Так что шея и воротник футболки тоже были перепачканы в крови.

Сокджин осматривает любимый ковёр, заляпанный то там, то здесь кровью, дубовый паркет, затоптанный грязной обувью, и думает о том, как хорошо было бы этих засранцев заставить тут всё отмывать. Но это подождёт, ведь помимо Тэхёна и Юнги в кабинете так же находятся Чимин и Чонгук. 

Пак выглядит намного хуже, чем все остальные. Напуганный, взъерошенный, избитый и изрезанный мальчишка в откровенном ужасе и панике, но его организм видимо пытается хозяина защитить, поэтому Чимин уже минут пятнадцать смотрит в одну точку, обхватив себя израненными руками, и ни на что не реагирует. Лишь однажды парень пошевелился, когда Юнги хотел всё-таки пойти поискать аптечку. Мальчишка вцепился в не скрывающего удивление хакера клещом, смотря огромными перепуганными глазами и шепча на грани истерики «не уходи». Так эта парочка и сидела рядом друг с другом на диване. Юнги взглядом послал ухмыляющегося Сокджина в пешее эротическое, просверлил в Тэхёне дыру и без возражений придвинулся теснее к Паку, который опёрся о его плечо своим и вскоре хотя бы перестал трястись. 

Чонгук же выглядел лучше всех, если не считать того факта, что он тоже был весь залит кровью, а рука была замотана какой-то тряпкой, похожей на кусок полотенца или шторы. Ткань давно пропиталась кровью, но Чон не реагировал на тонкие размытые ручейки, стекающие по локтю к запястью, пачкающие ладонь и соскальзывающие с пальцев на пол. Парень с момента появления здесь замер у входа, прислонившись спиной к стене, и не сдвинулся ни на сантиметр. На нём не было маски, но лицо киллера было непроницаемым, ледяным, безэмоциональным. И только глаза были живыми, они смотрели прямо в душу, выворачивали всё наизнанку. Сокджин и нескольких секунд зрительного контакта не выдержал. На дне чёрных глаз полыхало пламя, готовое сжечь всё дотла. 

Короткий стук в дверь разбил тонкое стекло дребезжащей тишины, и Сокджин встрепенулся, стряхивая оцепенение. Но тут же вновь напрягся, непроизвольно задерживая дыхание секунду спустя, когда в кабинет вошёл Намджун. Мгновение, и к его виску прижат пистолет. Ким замер, не моргая даже, а все присутствующие кроме Чимина, находящегося в трансе, воззрились на Чонгука. Чон даже головы не повернул, просто одним слитным движением выдернул из-за пояса джинс пистолет и вскинул руку в сторону, безошибочно находя свою цель в виде чужой головы и прижимая холодное дуло к горячей коже, тут же покрывшейся испариной. При этом ни единая мышца на его лице не дрогнула, а пронзительный взгляд всё ещё был прикован к Тэхёну.

- Чонгук, опусти пистолет, - попросил Сокджин, смахивая салфеткой каплю пота с виска.

Мужчина видел, что Кролик сейчас малость не в себе, но мозги Намджуна на стене интерьеру бы точно не подошли. Пугало Джина и то, как, несмотря на своё состояние, быстро и резко действовал Чонгук. Не глядя, так точно прижал пистолет к чужому виску, трясущимися пальцами раненой руки держал рукоять так крепко, что пистолет и не думал ходуном ходить, хотя боль в руке наверняка перешла после столь резкого движения мышц на новый уровень. Одной искры хватит, чтобы железное терпение Чонгука лопнуло. Кто знает, выживет ли тут тогда хоть кто-нибудь. 

Намджун же стоял спокойно, оценивая обстановку, осмотрел собравшихся в кабинет людей, задержал взгляд на Чимине, а после скосил глаза на Чонгука. Но тот не реагировал, лишь пальцы на рукояти пистолета сжались сильнее, а взгляд всё так же был прикован к Тэхёну. Тэхёну, который смотрел в ответ так же пристально и нагло скалился. В карих глазах черти жгли ритуальные костры.

- Да, Чонгукки, опусти пистолет, - сладко протянул блондин и коротко рассмеялся.

Намджун, который вообще-то нихрена не в курсе творящегося дерьма, едва успел перехватить дёрнувшегося мальчишку со спины. Рыча и шипя, Чонгук извивался всем телом, пытаясь вырваться и дотянуться пальцами до чужой шеи. Блондин на это лишь громко сумасшедшее рассмеялся, из-за чего Сокджин захотел стукнуть его бюстиком по голове, дабы Ви лишний раз не провоцировал ошалевшего Кролика. Чимин на громкий звук тоже дёрнулся, мутная пелена наконец-то спала с его глаз, и мальчишка вцепился в руку Юнги так сильно, что тот зашипел, пытаясь отодрать чужие пальцы. Казалось, ещё секунда, и Пак ему на колени залезет, утыкаясь лицом в шею и пытаясь скрыться от творящегося вокруг ужаса. И больше всего Юнги в этой ситуации бесило вспыхнувшее в душе желание уберечь мальчишку от всего этого дерьма. Какого чёрта он испытывает что-то подобное?

- Успокойся, мать твою, - шипит Намджун и сдавлено матерится, когда острый локоть приходится меж рёбер.

- Отпусти меня, - рычит в ответ Чон и ещё раз изворачивается, ударяя по чужим рёбрам.

Знает, гадёныш, чужое слабое место. Намджун ведь только недавно рёбра себе сломал, лечился долго, и ощущения, что он сейчас испытывает при каждом сильном и точном тычке, далеки от блаженства. И вроде бы Чонгук вскоре выдыхается, он ведь тоже ранен, да и столько всего за день произошло, но пока рядом Тэхён, заменяющий канистру с бензином, огонь этот не потухнет, ведь...

- Мой пушистый крольчонок разозлился, - смеётся Ви и прикладывает ладони к щекам, показушно округляя глаза от страха. – Боже, боже, что мне делать?

У Чонгука как новое дыхание открывается. Извернувшись, он пинает Намджуна по колену, и тот отшатывается из-за острой боли, ослабляя хватку. Этого достаточно, чтобы Чонгук вырвался. Юнги вскакивает с места, чтобы поймать его за руку, но на нём Чимин виснет мёртвым грузом. Джин тоже дёргается, попутно думая о том, что Тэхён сам виноват, и хоронить его нужно будет в бледно-голубом костюме с ярко-красной бабочкой. И лишь сам Тэхён не боится, когда Чонгук прыгает на него с разбегу, опрокидывая блондина вместе с креслом, впиваясь пальцами в шею, сжимая яростно, перекрывая кислород. А Ви смеётся задушено, чувствует, как чужие ногти раздирают кожу до выступивших мелких капель крови, скалится довольно, закидывая руки на шею Чонгука. А после большим пальцем впивается в сонную артерию, пережимая её. Чонгук шипит, дёргается в сторону, а хватка на шее блондина усиливается, после резко ослабевая. Тело Кролика обмякает и наваливается на Ви, что тут же обвил чужие плечи руками, притягивая к себе поближе.

- Мой крольчонок, мой маленький кровавый хищник, - мурлычет счастливо Ви.

Сокджин грязно ругается и нервным движением достаёт из тумбы бутылку виски, а следом и тумблеры. Всем в этом чёртовом кабинете совершенно точно нужно выпить. Особенно Чимину, который наконец-то пришёл в себя. И Намджуну, который до сих пор смотрит на мурлычущего Тэхёна, прижимающего к себе Чонгука, руки которого всё ещё покоятся на чужой шее, и откровенно охреневает от происходящего.

- Кто-нибудь, мать вашу, объяснит мне, какого чёрта здесь творится? – сипло интересуется он, и Джин спешно впихивает в его руки алкоголь.

Когда у Мона дёргается глаз, это так же опасно, как если бы дуло пистолета смотрело прямо тебе в лицо.

*** Flashback ***

Когда Чонгук показал Тэхёну фотографию прикованного Чимина, тот сразу узнал место, где держали парня. На фотографии была видна нарисованная чёрным маркером поблёкшая со временем размывшаяся надпись. Эту надпись Тэхён сам делал, когда они с Хоупом были мальчишками и слонялись по заброшкам, искали укромные уголки и норы, где в случае чего можно будет переждать бурю любого вида и происхождения. Будучи уверенным на все сто процентов в своей догадке, Ви не сказал Чонгуку, что знает это место. Тем более, Чон в это время пересылал информацию Юнги.

- Я ведь просил хёна присмотреть за Чимином. Вот он пусть свой косяк и исправляет. Я не могу тебя оставить. Хосок наверняка думает, что я помчусь спасать друга, а тебя оставлю. Он ведь не знает, что у Чимина свой смотритель есть. Так что я останусь с тобой, - сказал Чонгук и пошёл в спальню, дабы откопать сумку с оружием.

А в Тэхёне проснулся внутренний беспринципный маньяк. Чимин мужчине никогда не нравился. И дело даже не в том, что Ви ревнует, нет. Тут всё гораздо запутаннее и мудрёнее. Вся ненависть Тэхёна уходит корнями в собственную протекающую крышу, в паранойю и навязчивую мысль, что Чонгука могут увести. Если у Чона не будет никого, кроме Тэхёна, то уходить парню будет некуда, Ким его везде достанет. Но если у Чонгука появится друг, это в корне всё меняет. Чонгук ведь может насмотреться на чужую нормальную жизнь и решить, что пора с мафией завязывать. Из мафии живыми не уходят, и тогда Тэхёну придётся убить Чонгука, ведь он – его босс. Но зачем тогда жить, если его кровавого питомца не будет на свете? Ви давно понял, что повёрнут на Чонгуке, что зависим от него, как когда-то был зависим от героина. Но никакие лечебницы и чистки здесь не помогут.

«Чонгук принадлежит мне. Я не собираюсь им делиться», - шептал маниакально внутренний собственник. 

Да, Чонгук только его. Никакие Чимины не встанут между ними, никакие размалёванные соседки со своими пирогами, никакие Хосоки, считающие, что могут просто так, безнаказанно посягать на чужую собственность. Никто. Никогда. Тэхён любого в порошок сотрёт. 

- Чонгукки? – негромко зовёт Тэхён и тепло улыбается, когда Чон тут же заходит в гостиную, окидывая его вопросительным взглядом вкупе с приподнятой бровью. Чёрт, это смотрится так волнующе и сексуально. – Я хочу уехать отсюда. Не хочу смотреть, как ты... Хосок хоть и порядочный ублюдок, который знатно попортил мне жизнь, но я считал его другом, почти братом. Не хочу видеть его смерть, не хочу слышать выстрелы и хлюпанье чужой крови. Не хочу выйти в гостиную и увидеть вытекающие из его пробитого черепа мозги.

- Ты можешь уехать в мою квартиру, - предлагает Чонгук и садится рядом, притягивает к себе, обнимает. – Только там бардак так и не убран, всё вверх дном. 

- Ничего. Это ведь всего на несколько часов. Вызовешь мне такси? Я оденусь и пистолет с собой на всякий случай возьму, а как доеду – скину тебе сообщения, чтобы ты не волновался.

Чонгук верит, у него нет причин не верить. Тэхён собирается быстро, натягивает джинсы и тёплую чёрную толстовку, накидывает на плечи куртку, за пояс джинс убирает пистолет, а в карманы – по складному ножу. Через несколько минут он уже шнурует тёплые ботинки на толстой подошве, а после сминает губы Чонгука в жадном влажном поцелуе. 

- Напиши, как доедешь. Такси уже ждёт тебя, - выдыхает в губы Чонгук и вновь целует.

Тэхёну нравится, как ощущается во рту чужой язык, трущийся о нёбо, из-за чего щекотно и так возбуждающе одновременно. Нравится, как Чонгук притягивает его к себе, как несдержанно сминает его ягодицы, запуская ладони в задние карманы джинс, как прикусывает и оттягивает нижнюю губу, чтобы после пройтись по ней широким мазком языка, словно котёнок, а потом вновь начать посасывать, зализывая маленькую ранку от своих же зубов.

Хочется остаться, плюнуть на всё, опуститься сейчас перед своим крольчонком на колени и расстегнуть ширинку его джинс. Перед глазами алое марево, в животе всё скручивается, и приходится отстраниться. Чонгук подаётся вперёд, льнёт, целует коротко, и Тэхён с удовольствием зарывается пальцами в мягкие тёмные волосы, чтобы после больно сжать их и с силой дёрнуть в сторону. Чонгук подаётся следом за рукой, шипит и злобно щурится. Ви лишь улыбается и оставляет поцелуй под его нижней губой, целясь в родинку. 

- Я напишу. Не скучай.

Уже сидя в такси, мужчина стирает с лица все следы доброжелательности, одаривает водителя ледяным взглядом и называет адрес, куда его нужно доставить. И это не адрес квартиры Чонгука, нет. Это адрес одной из многоэтажек на окраине Сеула в обычном спальном районе, где почти всегда царит ленивая тишина.

«Спасибо тебе, Хосок, за то, что сделал за меня всю грязную работу. Я бы вернул должок, но ты уже труп, хотя и ходишь всё ещё по земле», - думает Тэхён и улыбается своему отражению.

У водителя от этой «улыбки» холодный пот стекает по позвоночнику.

***

Юнги смотрит на нескончаемые ряды цифр, мелькающие на экране ноутбука, и думает о том, что вместо взломов займётся изобретением программы, которая может отследить любой телефон за несколько секунд. Разумеется, такие программы и так существуют, вот только черепаха быстрее ползёт, чем они работают. Прошло прилично времени, а загрузка данных всё ещё не завершена. Такое ощущение, что Юнги пытается отследить чужой маршрут не в Сеуле, а по всей Корее. С номером парень разобрался быстро, и пяти минут не ушло на это дело. Разумеется, номер принадлежал Чон Хосоку, который зачем-то оформил сим-карту на свои настоящие данные. Идиот. Даже у Юнги симка оформлена на Сокджина, который устроил массовый закуп и раздал всем парням их банды.

- Полиции зато всегда можно сказать, что симку я потерял вместе с телефоном, что телефон у меня украли или я его где-то оставил. В каком-нибудь баре, например. И всё, концы в воду, - пояснил тогда Джин. 

Это было просто и разумно, удобно и позволяло тому же Юнги быстро найти всех носителей этих симок, потому что хакер заранее настроил на эти номера одну из своих программ. А вот с номером Хосока приходится возиться. 

- Бесполезная груда металлолома, я тебя выкину к хуям, если ты не будешь нормально работать, - в раздражении шипит брюнет.

Стоит ли говорить, что окошко с загрузкой тут же показало сто процентов, а после программа выкинула карту с линией, обозначающей чужой маршрут? Отследив чужой путь от начала и до конца, Юнги отметил несколько мест, которые нужно было проверить. Впрочем, после он вспомнил о фотографии, присланной Чонгуком. Обшарпанные стены, ржавые трубы, но при этом вроде и не слишком изношенные. Три места подходили особенно хорошо, и Юнги решил начать с них.

Умыкнув у Намджуна ключи от его машины, Юнги тут же отправился на дело, прихватив с собой сумку со всеми необходимыми вещами. Решив сначала посетить окраину, а по темноте уже вернуться в город и проверить другие места, Шуга направился на север города. Обычный спальный район, ничем не примечательный. Никаких банд там не водится, так с чего бы туда ездить? Да ещё и сразу после того, как сигнал телефона перед этим был засвечен недалеко от дома Чимина.

Добравшись до места, Юнги открыл сумку и достал из неё пистолет, убирая за пояс джинс. Вспомнив о наручниках, сковывающих Чимина, Мин решил захватить и нож, чтобы в случае отсутствия ключа вскрыть защёлку. Закрыв машину и поставив на сигнализацию, мужчина убрал ключи в карман джинс и направился к дому. Одинокая многоэтажка с единственным подъездом и разрисованными стенами. С домофоном пришлось изрядно повозиться, ведь ключа-то не было, а дверь открывать просто так отказывались. Юнги обзвонил семь квартир, прежде чем какой-то явно подвыпивший мужчина буркнул своё «да кого там ещё?», а после дверь волшебным образом открылась. Видно, случайно пальцем задел кнопку. 

Проскользнув в подъезд, Юнги прошёл по узкому коридору, осматриваясь. В конце была лестница, ведущая наверх, рядом располагались двери лифта. За лестницей был небольшой поворот, где и нашлась решётчатая дверь, ведущая в подвал. Она была закрыта на замок, но Юнги заметил, что тот взломан. Осмотревшись и прислушавшись к тишине, парень снял замок и повесил за ушко на решётку. Дверь предсказуемо громко заскрипела, но никто не появился, чтобы Юнги встретить.

«Неужели он просто приковал Чимина и свалил отсюда?», - задался вопросом Юнги, доставая на всякий случай пистолет.

Нет, охрана всё-таки была, как оказалось, когда Мин пробрался дальше по коридору, ведущему в запутанный подземный лабиринт. Двое мужчин лежало на полу в неестественных позах, а вокруг всё заливала кровь. Судя по брызгам на стенах – перерезанное горло. Судя по консистенции – свежая, не успевшая покрыться корочкой, а значит тот, кто парней прирезал, всё ещё здесь. Но кто мог броситься спасать Чимина? Чонгук никому бы это дело не доверил, а если бы и было так, то предупредил бы Юнги. Хосок своих же людей вряд ли бы стал убивать. Больше претендентов не было, поэтому Юнги почти бегом помчался вперёд, прислушиваясь к ватной тишине вокруг и всё крепче сжимая рукоять пистолета. Что-то здесь не чисто.

Вскоре послышался чей-то голос, являющийся для слуха лишь непонятным бормотанием, но Юнги резко затормозил и потянулся к карману, расстёгивая молнию и доставая глушитель. Мало ли, какая здесь звукоизоляция. Незваные гости в лице свидетелей или полиции здесь точно никому не нужны. Как только глушитель занял своё место, Шуга двинулся вперёд уже медленнее, следя за громкостью собственных шагов и прислушиваясь к чужой речи. Вскоре он достиг поворота, из-за которого и доносился голос. Знакомый, однако, голос.

- Ты уж прости, Чиминни. Ничего личного.

Бархатный голос Ви патокой затекает в уши, а после слышится громкий всхлип и жалобное «пожалуйста, не надо». Этот голос Юнги тоже знаком, и от интонаций, сквозящих в нём, всё внутри сжимается в комок. Чимин напуган, Чимин в панике, Чимин наверняка думает о том, что его все бросили, что никто не придёт на помощь. Его голос дрожит как листочек на ветру, а Ви смеётся громко и заливисто. Издевается, наслаждается. В Юнги закипает злость, и он перестаёт прятаться, выходит из-за угла. И, как оказалось очень вовремя, потому что Чимин зажмуривает заплаканные покрасневшие глаза, потому что Тэхён улыбается совершенно безумно и заносит руку с ножом для удара.

Юнги не медлит, не думает, не анализирует. Вскидывает руку с пистолетом и нажимает на курок. Громкий, но глухой хлопок и последовавший за ним дикий визг, когда Тэхён отшатывается в сторону, держась за пробитую пулей руку. Нож выпадает из его рук и откатывается в сторону. Кровь хлещет из раны, Тэхён как безумный трясёт ладонью, из-за чего алые капли горячей влагой оседают на лице и одежде Чимина.

«Почему «как»?! Он совсем спятил!», - вопит внутренний голос, когда Юнги встречается с Тэхёном взглядом.

Потемневшие, с расширенным зрачком, какие-то блеклые, словно матовые вставленные стекляшки. 

- Сука, - рычит Ви и тянется за пистолетом.

Но Юнги быстрее, Юнги в мгновение ока оказывается рядом, и кулак врезается в челюсть блондина, сваливая его на пол. Ви не теряется, бьёт его ногой по коленям, из-за чего и сам Мин наворачивается на пол. Через секунду Тэхён уже сидит на нём, бьёт с размаху по челюсти, второй рукой сжимая горло. Вот только у него рука пробита, нервные окончания обжигает болью, да и кровь всё ещё хлещет, марая всё вокруг, а потому хватка не достаточно сильная.

Это и дракой-то назвать нельзя, они катаются по полу, осыпая друг друга смазанными ударами и напоминая драчливых школьников, не поделивших девчонку. Перепачканная одежда, разбитые губы, ссадины на кулаках и постоянные попытки приложить друг друга лицом о пол. Перекатившись, Юнги поднимается, судорожно осматриваясь, потому что пистолет куда-то откатился. Поднимается и Тэхён, низко рыча и растягивая окровавленные губы, кожа на которых висит ошмётками, в улыбке.

- Что такое, Сахарок, потерял свою игрушку?

Прикладывая Тэхёна лицом об стену, Юнги не думает совершенно ни о чём, даже о Чимине, который на тот момент давно отключился, погружаясь в спасительную темноту.

***

Чонгук отрывает от шторы кусок ткани, она всё равно вся перемазана в крови так, что остаётся лишь выкинуть, и перевязывает рану. Шипя и матерясь сквозь стиснутые зубы, Чон думает о том, как хорошо, что пуля его лишь задела. И о том, как хорошо, что в квартире Тэхёна установлена система звукоизоляции. Игнорируя разрывающийся от звонка мобильный, Чонгук отправляется в ванную, где умывается холодной водой и долго рассматривает себя в зеркало, подсчитывая повреждения, которых на самом деле оказалось мало.

Хосок бил в основном по животу или ногам, до лица дотянуться не мог, да и уворачивался Чонгук слишком хорошо. Настолько хорошо, что это надоело Хосоку, и он выстрелил. В пылу драки Гук как-то не уследил, куда отлетели их пистолеты, а потому был совершенно не готов к тому, что окажется лицом к лицу с дулом пистолета. Лишь благодаря развитой в себе мгновенной реакции парень смог увернуться от пули, которая пришлась не в череп, а ласково огладила руку чуть ниже плеча. Перевернуться, выбить пистолет из чужих рук ногой, а другой ногой врезать по лицу. Хоуп ногу перехватил и подтянул под себя, хватаясь на чужую шею и принимаясь душить.

- Жаль, что из-за этой маски не могу увидеть твоей напуганной рожи, - лишь прошипел Хоуп, сам подсказывая Чонгуку решение.

Здоровой рукой Чон дёргает кроличье ухо со всей силы и под наклоном, из-за чего оно откалывается и остаётся в руке острым куском керамики. Этот кусок Чонгук и вгоняет в чужое горло, радуясь, что на лице маска, иначе хлынувшая кровь залила бы ему всё лицо. Хосок обмякает, валится на него всем весом, конвульсивно дёргается, а чужая горячая кровь заливает шею и плечо, обдавая терпким запахом, пропитанным металлическими нотами. Когда чужой скулёж стих, Чонгук наконец-то стянул с себя маску и спихнул чужое тело, чувствуя, как разом уходят из него все силы.

Кончено. Наконец-то всё кончено.

Из ванной Чонгук направляется в спальню, где натягивает чистую футболку, а оттуда – в гостиную, где продолжает надрываться мобильный, раздражая слух какой-то попсовой песней, установленной на Юнги, дабы позлить последнего, ведь «только попробуй поставить это говно». 

- Нашёл его? – в лоб задаёт вопрос Чонгук, осматривая остывающее тело Хосока и думая о том, как бы от него избавиться без свидетелей.

- Нашёл, и он в хреновом состоянии. А ещё здесь твой Тэхён, который, блять, убить его хотел! – рычит на том конце провода Юнги. – Опоздай я хотя бы на секунду, и пизда мелкому!

- Забирай обоих и езжай к Сокджину. Я скоро буду, - припечатывает Чонгук и нажимает сброс, не слушая грязных ругательств Юнги.

Смысл слов не сразу доходит до мозга, но когда доходит, внутри словно что-то обрывается. Внутренности медленно, но верно покрываются коркой льда. Чонгук не хочет верить Юнги, но хакеру незачем врать. Как и программе, показывающей, что телефон Ви находится совершенно точно не в съёмной квартире Чонгука.

«Он мне не нравится. Не общайся с ним. Пожалуйся, Гукки, ради меня», - елейным голосом шепчет на ухо Тэхён в одном из воспоминаний, что живо всплыло перед глазами.

«Опять со своим Чимином в кафе сидел?», - надутые губы и обиженный взгляд.

«Ты с ним шляешься, а я здесь со скуки подыхаю в четырёх стенах», - недовольство и горящая в глазах обида вперемешку с ревностью.

«Гукки, если ты не перестанешь носиться с этим мальчишкой, я сделаю всё, чтобы он случайно, разумеется, упал с лестницы», - шутка, а в голосе затаённая угроза и железные нотки.

Хватая куртку и ключи, Чон выбегает из квартиры. Нужно как можно быстрее попасть к Сокджину. Парень и сам не знает, что будет говорить или делать. Ему бы убедиться сначала, что Чимин в порядке. А потом... А потом чёрт знает, что будет.

*** End flashback ***

- А такого и творится, - кривится на вопрос Намджуна Юнги, взгляд которого тоже был прикован к Тэхёну. – Хосок-таки решился похитить Чимина и именно тогда, когда мне пришлось отлучиться по делу. Как только я вернулся, то Чонгук прислал мне информацию, я принялся за поиски. А когда вышел на след и приехал в нужное место, там этот полоумный, - кивок на тут же показавшего в ответ средний палец Ви. - Опоздай я хоть на секунду, Чимин был бы мёртв.

Пак, услышав это заявление, тут же мелко затрясся, прижимаясь ещё ближе. Вообще-то он и от Юнги бы с радостью отсел подальше, но Мин был его своеобразным якорем, не дающим окончательно скатиться в истерику. С Юнги они часто виделись и общались в последнее время, Юнги был тем, кто пришёл его спасать, кто спас от смерти и освободил. Так что за неимением возможности сбежать из этого кабинета, из этого дома и подальше от всех присутствующих здесь людей, Пак выбрал наименьшее зло, так сказать. 

- А с Хоупом что? – уточнил Намджун и кивнул, получая краткое «мёртв», потому что это и предполагал. – Окей, тогда пора бы уже себя в порядок привести. Вы, идиоты, сидите здесь все с открытыми ранами, истекаете кровью и даже не думаете, что смерть от потери крови - тоже смерть, а не глупая шутка. Так что бери Чимина и вали наверх, а я пока с Тэхёном разберусь.

- Я хочу домой.

Голос Чимина тихий и неуверенный, почти неслышный, но все тут же воззрились на парня. Тот головы не поднимал, за чёлкой было не видно глаз, зато руки всё так же цеплялись за рукав толстовки Юнги.

- Я хочу домой. Пожалуйста.

- Я отвезу тебя, - говорит Юнги, игнорируя тяжёлый взгляд Намджуна.

Ещё бы, после всего, что произошло, с Паком нужно как минимум «воспитательную» беседу провести из серии «ты ничего не видел и не слышал, никого не знаешь, иначе твой труп никто никогда не найдёт», но Шуге на посыл друга плевать, потому что внутри всё плещется чувство вины. Это он виноват в том, что мальчишка попал в такую передрягу, оказываясь на волосок от смерти. Он виноват, ему и ответственность за промах влачить. Поэтому мужчина крепко сжимает руку Пака и тащит за собой к выходу, а оттуда – к машине, ключи от которой всё ещё покоятся в его кармане. 

Дорога до дома Пака занимает всего пятнадцать минут, потому что поздний вечер, потому что пробок давно нет, да и Юнги слишком сильно жмёт на педаль газа, игнорируя все светофоры, что горят жёлтым, проскакивая в последний момент под редкие, но громкие гудки других водителей. Ничего не говоря, Мин паркуется возле знакомого подъезда и идёт следом за Чимином до самой двери его квартиры. А тот так же молча закрывает перед его лицом дверь, оставляя на лестничной клетке.

Дома как всегда никого нет. Мать на работе, сестра на очередной пьянке. Чимин даже свет нигде не включает, проходя в ванную. И лишь там позволяет себе коснуться выключателя. Грязная одежда вместе с курткой и ботинками летит на пол, и парень точно знает, что после соберёт её в пакет и выкинет всё разом в мусоропровод. Даже нижнее бельё. Ничего из того, что хоть как-то связано с произошедшим за последние сутки дерьмом, не должно задержаться в его жизни. Рассматривая себя в зеркало, Чимин видит в отражении собственных глаз даже не думающий утихать страх. Оно и понятно, ведь человек всегда считает, что готов ко всему, но когда приходит время, ничто не может защитить изнеженную психику от сбоев и поломки. 

- Шрамов остаться не должно, - безразличный голос пронизывает тишину ненужным комментарием просто для того, чтобы осознать – всё ещё жив.

Чимин рассматривает собственное отражение и прикидывает, как долго мать будет читать нотации, как долго одноклассники будут отпускать глупые шутки. Потому что всё лицо парня изрезано тонкими идеальными линиями, неглубокими, кошка и то глубже кожу раздирает, когда царапается, но частыми и сочащимися мелкими каплями крови. Но это ещё тогда, в подвале, когда вокруг никого, кроме мигающей лампочки под потолком, протекающих труб и острого лезвия в изящных руках. Сейчас царапины покрыты багряными корочками засохшей крови, из-за чего кожу неприятно тянет, а смотреть на собственное лицо противно.

Тёплый душ обычно приносил Чимину нескончаемое удовольствие, но не в этот раз. Потому что из-за воды все засохшие разводы смываются, оголяя царапины и порезы. Щиплет, больно, неприятно. Пак матерится и шипит, но выдавливает на ладони как-то бактерицидный гель для лица, принадлежащий матери и гласящий, что после него кожа будет как новой, вспенивает его и намыливает лицо, отмывая всю грязь, кровь, пот и собственные пропитавшие лицо солёные слёзы. О да, он плакал, плакал от страха, от безысходности, от отчаяния. Плакал от боли, плакал от чужого громкого смеха, пронзающего тишину, от тягучего низкого голоса, вливающегося в уши.

- Я бы отпустил тебя, Чимин, - шептал Тэхён, выводя на его щеке новый порез, из-за чего кровь тонкой струйкой стекала к уголку губ. – Но ты ведь не угомонишься, вновь будешь крутиться рядом с Чонгуком. А даже если и не будешь, то Чонгук что-нибудь заподозрит, начнёт тебя расспрашивать, а у тебя же язык такой длинный, ты всё сразу выболтаешь. Даже если будешь молчать, он всё равно поймёт, ведь у тебя не лицо, а книжка с жирным текстом. Ты же совершенно эмоции не умеешь контролировать. Прости. Я бы сказал, что мне жаль, что так получилось, но нет. Спасибо Хосоку, я могу избавиться от тебя, а никто и не узнает.

Чимин даже сказать ничего не может, потому что ему страшно. А ещё какое-то мерзкое чувство бьётся внутри, желая найти выход. Чонгук – его друг, почему они не могут общаться? Из-за какого-то психопата, возомнившего, что Чон – вещь, принадлежащая ему одному? Это не так. Чонгук имеет право выбирать, с кем ему общаться, а с кем – нет. И если он всё-таки сдался под напором Чимина, если пустил в своё личное пространство, то действительно хотел этого, хотел дружить с Чимином, общаться с ним. И никакие Тэхёны со своим неудовольствием им не преграда. Вот только сказать это значит тут же умереть. А ведь хочется, чтобы быстрее прекратить свои страдания. Но голос подводит, пропадает от страха, спасая своего хозяина.

- Ты уж прости, Чиминни, ничего личного.

Пена попадает в глаза, начиная тут же жечься, и парень тут же запрокидывает голову, чтобы вода смела разъедающую слизистую жидкость. Тянется к шампуню, выливает щедро жидкости сразу на волосы, зарывается пальцами, растирая пахнущую мятой жидкость и одновременно ощупывая череп. Вообще-то голова болит даже сильнее, чем что-либо ещё. Тот парень, Хосок, когда тащил его по подвалу на своём плече, знатно приложил головой об угол стены, когда Чимин очнулся и вздумал брыкать и вырываться. Удар был сильный, звёздочки перед глазами летали. И да, мыльные пальцы нащупали шишку, от прикосновения к которой прострелило болью до висков, заставляя стиснуть зубы. 

После душа Чимин тщательно вытирается, долго натирает мокрые волосы, игнорируя вспышки боли. Эта боль отрезвляла его, не давала погрузиться в омут с головой. Нет, сейчас нельзя, нельзя поддаваться слабости. Чимин кидает влажное, покрытое розовыми разводами полотенце к куче с грязной одеждой и идёт в свою комнату. Достаёт бельё чистое, футболку чёрную на размер больше, самую любимую, штаны домашние, а после идёт в гостиную, где в тумбочке под телевизором стоит аптечка. Перекись доставляет новую порцию боли, а Чимин тщательно протирает все ссадины и порезы на лице, на шее и руках, на ногах. А после смазывает всё мазью, от которой приятное тепло распространяется по коже. Несколько пластырей окольцовывают пальцы, ещё один приземляется на подбородок, закрывая собой самый глубокий порез. Чимин в его появлении сам виноват в какой-то степени. Не нужно было дёргаться, пытаться отстраниться. И пытаться пнуть Тэхёна тоже не стоило. Вообще не стоит пинать людей, в руках которых нож. 

Дело сделано, раны «зализаны», и Пак убирает аптечку, двигаясь в следующий пункт назначения, коим оказывается кухня. 

«Наверное, я специально делаю что-то обычное, повседневное, чтобы создать иллюзию, словно ничего не было», - мелькает в голове мысль, пока руки заняты приготовлением нескольких бутербродов. – «Словно я просто только что вернулся после вечерней тренировки». 

Вскоре к ним присоединяется крепкий жасминовый чай, три ложки сахара в котором совершенно не спасают от горечи, оседающей на языке и нёбе. Чимин по привычке обжигает язык, по привычке проглатывает бутерброды всухомятку, дожидаясь, пока чай остынет, по привычке этот самый чай выпивает залпом, когда тот поостыл. Только кружку не моет, оставляя возле раковины, ведь руки в мази и пластырях. 

Поддаваясь напавшей после тёплого успокаивающего напитка дремоте, Чимин сворачивается клубком на своей кровати, укрываясь одеялом и думая о том, идти или не идти завтра в школу. С одной стороны, это отвлечёт от проблем. С другой, организм вкупе с пошатнувшейся психикой не готов к новым тычкам, теперь уже со стороны учителей и одноклассников. Тишина и покой – всё, чего желает сейчас Чимин. И что не может получить, потому что соседи сверху совершенно не вовремя и громко включают музыку. Сон тут же машет ручкой, улетучиваясь, а на смену ему приходит та самая бездна, от которой Чимин так долго и старательно бегал, стараясь нарезать колбасу на бутерброды одинаковой толщины кружочками.

Выхода не остаётся, никакого запасного плана нет, и Чимин всё-таки решается на отчаянный шаг. Поднимается с постели и выходит из комнаты, направляясь в коридор. Взяться за ручку, провернуть и толкнуть от себя. Он даже замок не закрыл. Мама бы ругалась.

- Заходи.

Юнги, сидящий на полу возле двери, поднимается на ноги и послушно заходит. Так же послушно идёт в душ, где долго шипит и матерится, отмывая кровь и задевая синяки и ссадины. Так же послушно вытирается, прибавляя к куче на полу ещё одно грязное полотенце. Так же послушно надевает протянутую Чимином одежду, а после терпеливо сносит чужие прикосновения на лице и руках, пока мазь сменяет перекись, а яркие лимонно-жёлтые пластыри с нарисованными мордочками щенят занимают места на разбитых костяшках пальцев, рассеченной брови и скуле. И время бы могло замереть, когда Чимин осторожно втирал какой-то лечебный бальзам, опять же принадлежащий матери, в разбитые изуродованные губы Юнги, вот только Мин шипел и матерился, отпихивая чужую руку, а Чимин упрямо касался его губ вновь и вновь с застывшей на лице маской отрешённости. Ничего, кроме бурлящего в обоих раздражения и усталости.

Они пьют чай и оба вновь обжигают языки, но Чимину больнее, у Чимина язык и так уже обожжён. Но парню плевать. Поболит и перестанет. Заживёт. Ничего страшного. И слова эти, крутящиеся в паковской голове, относились совсем не к ноющему языку на самом деле.

- Ты не мог бы выкинуть вещи? Мама будет ругаться.

Юнги в очередной раз слушается, собирает грязную одежду и полотенца, обувь и бельё в пакет, выходит в подъезд и забивает всё это добро в мусоропровод. А после возвращается, садится на постель Чимина, подкладывая подушку под ноющую спину, и принимается перебирать волосы на чужой голове, что покоится у него на коленях. Пак сворачивается клубком, притирается щекой и утыкается носом в низ живота. И время вновь могло бы замереть, но нет.

Нет.

***

В больничной палате тихо и спокойно. В отличие от других белоснежных помещений, это радует взгляд персиковыми стенами, многочисленными растениями и картинами, висящими то там, то здесь. На столе возле больничной койки стоит изящная ваза с цветами, и Чонгук силится вспомнить, когда она здесь появилась, но не может. У него в голове полная каша, а перед глазами – бледное лицо Тэхёна, укрытого совершенно негреющим даже на вид одеялом. Вот и нашлось хоть что-то, не отличающееся в платных и бесплатных палатах. А Тэхён лежит в платной, разумеется, уж Сокджин об этом позаботился.

Ви бледный как смерть, а под глазами ярко выделяются тёмные тени. Всё ещё лохматый и грязный, облаченный в больничную рубашку, ведь никакой сменной одежды под рукой не было. Единственным чистым участком на его теле является залатанная врачами рука, перебинтованная сейчас. И протёртый спиртом сгиб локтя с воткнутой под кожу иглой, трубка от которой тянется к пакету с какой-то целительной жижей. Тэхён спит под действием обезболивающего и снотворного. Такой тихий и умиротворённый, расслабленный и родной. У Чонгука непроизвольно волна умиления в груди поднимается, но парень её тут же давит.

Никакого умиления. Никакой нежности. Никакой жалости.

Чонгук долго думал о том, что произошло. Думал о том, что скажет Чимину, как объяснит другу всё. Думал о том, что Чимин его и на порог дома не пустит, так что никакую речь готовить не надо. Думал о том, что Намджун действительно невероятно крутой хён, если всё-таки смог вырубить Ви и отволочь его бессознательное тело в больницу. Думал о том, что Сокджин всё-таки самый странный из всей их компании, потому что на фоне головорезов и психопатов кажется вообще-то совершенно адекватным человеком. 

А ещё Чонгук жалеет, что его жизнь – не красивый фильм в экране телевизора. 

Будучи героем такого фильма, Чонгук мог бы бросить всё, собрать вещи и махнуть куда-нибудь к чёрту на рога, где можно будет отдохнуть, отоспаться, привести мысли в порядок и решить, что делать дальше. Будучи героем фильма Чонгук обязательно разобрался бы со всем этим за пару месяцев, а после вернулся ещё более крутым, чем уезжал. Вот только его жизнь – не фильм, уехать ему некуда, а бросить школу парень совершенно точно не может, это было бы самым глупым поступком. 

Чонгук смотрит на лежащего в отключке Тэхёна и понимает, что ничего изменить не может.

И не хочет.

Через несколько минут он поедет домой к Тэхёну, где его дожидается Намджун, чтобы помочь избавиться от трупа Хосока. Потом он наведёт порядок в чужой квартире и вернётся в свою, где тоже будет долго и упорно прибираться, ведь на днях хозяйка должна зайти за оплатой. После этого Чонгук отправится в душ, где будет почти час отмываться, несмотря на перебои с холодной и горячей водой. После свежие бинты обтянут руку, которую внимательные врачи тоже залатали, а потом он ляжет спать. Чтобы подняться через пару часов, отгладить школьную форму, собраться и пойти на занятия. Чонгук и так достаточно пропустил, а ведь староста писала ему, что как раз завтра будет общий зачёт по всем предметам. Чон обязан на нём появиться.

Потому что он – идеальный.

Закрывая за собой дверь палаты, Чонгук идёт к выходу и вспоминает ярость и алую пелену перед глазами, когда Тэхён дразнил его, когда откровенно насмехался. Чон не думал и не говорил «я от тебя такого не ожидал». Потому что ожидал. Знал, подозревал, считал, что это лишь вопрос времени. Но верил. Верил, что Тэхён не опустится до такого, не опустится до убийства его друга в угоду собственной больной жажде единоличного обладания. Чонгук даже не может толком себе объяснить, из-за чего действительно готов был задушить Тэхёна, из-за чего почти сделал это. Из-за покушения на Чимина? Из-за обмана? Из-за «ножа в спину»? Из-за раздражающего осознания, что Ви действительно считает его вещью?

«Нет», - думает Чонгук намного позже, когда все дела сделаны, а сам он стоит в гостиной своей старой пустой снимаемой гостиной и смотрит на пол, с которого только что отмывал кровь. – «Нет, не из-за обмана, не из-за твоего недоверия или такого подлого поступка я хотел оторвать тебе твою пустую голову».

Страх.

Страх и паника охватили Чонгука, когда он увидел, в каком состоянии Шуга доставил Тэхёна. Избитый, помятый, грязный, залитый кровью, баюкающий раненую руку. И улыбающийся. Широко так, открыто, ярко.

-Чонгукки! – радостный вскрик и блестящие больной любовью глаза.

«Юнги ведь мог выстрелить не в руку. Юнги мог выстрелить в голову. И тогда...», - мысль обрывается.

Чонгук не хочет додумывать, что «и тогда». И тогда не хотел, когда смотрел на улыбку Ви. Ему хотелось лишь разбить чужое лицо ещё сильнее, потому что «да когда же ты, мать твою, начнёшь думать головой?!». 

Если бы Юнги убил Тэхёна, Чонгук бы совершенно точно обезумел, принимаясь мстить, а после так банально и драматично продырявил бы себе череп. И как же бесило его осознание того факта, что Тэхён, кажется, так и не понял, из-за чего действительно взбесился его Кролик, считая, что злость Чона вызвана его нападением на «конечно, этот смазливый маленький ублюдок тебе всегда был дороже меня» Чимина. 

To be continued...