В ту ночь я и понятия не имела, что она будет нашей последней. В последующие вместо живописного мира ничего, кроме бесконечной темноты, не было. Я испугалась, мне действительно стало страшно, когда очертания высокого парня, мечтающего стать певцом, больше не всплывали во снах. Первый день, третий, восьмой, тринадцатый... С каждым последующим все снова возвращалось на круги своя: бессонница, слезы, отчужденность от других, депрессия. Одиночество вновь торжествовало надо мной, насмехалось так громко, что звенело в ушах.

Мне безумно хотелось увидеть его, услышать голос, хоть что-нибудь, дающее знак присутствия, но ничего, кроме отложившихся в памяти моментов, не было. Тогда я отчаялась: начала пить снотворное в надежде, что оно поможет мне снова увидеть Шона. Воображение будто бы объявило мне байкот, сказало "стоп", и все прекратилось, исчезло подобно дыму. Я потеряла его - свое спасение, свой повод смеяться.

Одиночество - мой удел.

* * *

Занятия закончились. Как можно быстрее собираю сумку и ухожу, спеша на свой автобус, чтобы уехать домой и закрыться в комнате, как делала когда-то и сейчас. Я иду и теряюсь в мыслях, пытаюсь восстановить исчезающую с каждым днем в памяти вселенную.

Пробираясь сквозь снующие толпы вечно торопящихся куда-то людей, спускаюсь в широкий подземный переход, где каждый раз бедняки и мародеры протягивают руки для пожертвований. Обычно я обхожу это место, пусть другой пусть и в два раза длиннее, я просто не могу смотреть на этих людей в грязных лохмотьях и с безжизненными глазами. Мне больно за них. Но сегодня что-то необъяснимое потянуло меня именно сюда, или, может быть, это всего лишь стремление поскорее оказаться наедине с собой. Здесь пахнет сыростью, табачным дымом, создаваемый топом и голосами гул отлетает от бетонных стен, от чего становится только вдвое громче. Среди этого звукового водоворота уши улавливают знакомую мелодию, но раньше я слышала ее без слов. Да, что-то подобное четко отзывалось в памяти. Нахмурившись, судорожно начинаю вспоминать, где именно слышала ее, молнейностно перебирая все возможные варианты и места. Где же... Сердце пропустило удар, когда в памяти вспыхнул момент с парнем в деревянном уютном доме и с такой же деревянной гитарой в руках.

Песня Шона.

"В моих мечтах ты со мной,

И вместе мы бесконечно счастливы.

Кто знает, может быть,

Эта ночь станет ночью нашего первого поцелуя,

Или это просто моё разыгравшееся воображение."

Буквально пролетая через несколько ступенек, оказываюсь в переходе, а в нескольких метрах от меня, возле бетонной стены стоит парень с гитарой и кофром для денег под ногами, играющий ту самую мелодию и, напевая слова, которые Шон все никак не мог подобрать. Что-то екнуло, сбилось дыхание, волна мурашек расползлась по позвоночнику - я во всех смыслах застыла. Не только из-за песни, а из-за того, что этот парень в точности такой же, как и сам Шон. Те же черты лица, волосы, глаза... Он словно перешагнул в тот день черту между воображением и реальностью, и все то время петлял меж улиц города, пока мы не встретились здесь. Не могу поверить глазам. Это вообще возможно? Может, я все же сплю, снова теряюсь во снах? Нет, нет, нет, безумие какое-то. Точно, я схожу с ума.

Кто-то проходящий мимо задевает меня плечом, и тогда я точно понимаю, что нахожусь в реальном мире. Воображаемый был пуст. В нем не было людей, только мы с Шоном.

"Я рисую в мыслях наш смех,

Наши прогулки по берегу океана,

Наши руки нежно переплетены,

И я не в силах описать свои чувства.

Всё это время, которое мы провели в одиночестве,

Мы не думали, что прикоснёмся

К чему-то насколько прекрасному,

Такому невероятно прекрасному."

Эти стихи... Они прекрасны. В них будто бы нарочно есть все те слова, все то, что происходило с нами. Я начинаю быстро моргать от щиплющих глаза слез. Это не слезы счастья и не слезы боли. На самом деле, я понятия не имею, почему заплакала здесь, стоя напротив музыканта, чертовски напоминающего кого-то очень далекого и невозможно близкого одновременно. Он улыбается мне той же улыбкой, отпечатавшейся в памяти, глядя прямо в глаза. Эти глаза уже успели помутнеть в моей памяти, как бы я не пыталась вспоминать их ночами, и теперь они вновь передо мной. Светло-карие теплые внимательные глаза.

Песня закончилась, парень завершил мелодию протяжным аккордом и убрал гитару за спину при помощи ремешка, опустив голову на несколько секунд. Должна ли я что-нибудь сказать, или лучшим решением все-таки будет уйти?

- Красивая мелодия, - именно эти слова я когда-то сказала Шону при нашей первой встрече.

Слегка замявшись, брюнет заметно покраснел, поднеся руку к губам, будто бы пытаясь скрыть смущение.

- Правда? - (киваю.) - Спасибо.

Он вновь замолчал. Над нами повисло напряжение, и я все же решила, что лучше уйти. Все это было глупо моей стороны. Достав из кармана мелочь, ложу ее ему в кофр, собираясь раствориться в потоке разномастных людей, как вдруг его голос останавливает меня:

- Почему ты заплакала, если не секрет?

- Было очень красиво. Песня заставила меня вспомнить кое-что очень важное... - немного помедлив, признаюсь ему. Конечно, я могла бы соврать, ведь мы с ним не знакомы, но когда я отвечала, мне казалось, что я отвечаю тому, кому доверила всю свою душу, а не ему. - Это хорошо.

- Что?

- Хорошо, что ты можешь плакать. Я считаю, если человек способен проливать слезы, значит, он еще жив внутри, - пожал плечами гитарист, засовывая в карман руки. - Ну, а теперь, думаю, тебе нужно улыбнуться. Улыбка на лице никогда не повредит, верно?

"Давай, улыбнись! Иначе я заброшу в тебя эту упаковку попкорна!"

И я улыбаюсь. Он прав. Шон тоже был прав. Улыбка на лице никогда не помешает, как и слезы на щеках.

- Так-то лучше! Хочешь послушать что-нибудь еще? У меня есть много песен в репертуаре. Ты не торопишься?

- Нет. Я с радостью послушаю.

В груди будто бы вновь ожил ушедший цветок, вновь стало легче дышать, свинец на сердце начал таять, давая ему возможность снова биться.

Каждый последующий день ноги сами собой несли меня в переход, к тому самому месту, на котором неизменно стоял и играл Бен. Он показывал мне и другие песни собственного сочинения, не менее восхитительные, чем та. Но она была моей самой любимой. Бен не мог придумать ей название, поэтому это сделала я. Imagination. Воображение. Воспоминания о воображаемом человеке, сдержавшем обещание. Он обещал, что я не буду одинока больше никогда, найду кого-то другого вместо него и был прав. Шон на самом деле существовал, просто нужно было время, чтобы он мог выбраться из сна в реальность, чтобы мы встретились. Не важно, что он носит здесь другое имя, совершенно не помнит меня. Главное, я нашла его. Снова.

Никто не одинок, нужно лишь научиться ждать.