— Да?

...

— Не тяни кота за яйца, что стряслось? Ты меня с совещания выдернул.

...

— Какое видео? Куда утекло?

...

— Твою мать. Это он? Художник? Как его, Хайлигер?

...

— А кто тогда?!  Видео были только у него. Ты хоть понимаешь, что Артем нам всем голову открутит и будет прав?!

...

— Ладно, спокоен я, спокоен. Сколько времени прошло с момента утечки? Когда обнаружили?

...

— Хорошо, пусть ищут. Проверкой наших людей я займусь сам, сегодня же. И к художнику съезжу, поболтаю по душам.

...

— Не сейчас. Босс узнает, когда уже хоть что-то будет сделано. Ага. До связи. Держи меня в курсе.

***

— Да где это чертово кафе? — Проворчал Дима, в очередной раз сворачивая в знакомый переулок. Он терпеть не мог чувствовать себя идиотом. Не утешало даже то, что Валя тоже имел растерянный вид.

— Может, ну ее, эту Casablanc'у? Посидим еще где-нибудь. — Голос художника звучал не очень уверенно.

— Да оно было тут буквально вчера. — Огрызнулся мужчина и яростно уставился на обшарпанную кирпичную стену, где еще вчера — он точно помнит, как заходил в это кафе после работы, — сияли леденцовыми огнями лампы за большими окнами, и тяжелая резная дверь неохотно выпускала в осенний вечер запахи кофе и кардамона.

— Не сомневаюсь, но сегодня его тут нет. — Валю сложившаяся ситуация, кажется, совершенно не удивляла, но и не радовала. Он мягко взял своего спутника под локоть и потянул назад. — Придем в другой раз, ничего страшного. Тут рядом есть ирландский бар, там отличая музыка и напитки на уровне. Любишь фолк?

— Не слушал. — Дима ответил уже не так сердито. Его совершенно парализовало, но не столько от перспективы послушать фолк, сколько от вида обхватившей его локоть руки в тонкой кожаной перчатке. — Ладно, идем. Но пусть это место знает, что я на него сердит. Нельзя мне свидания обламывать. Я страшен в гневе.

— Сейчас закричу от страха и спрячусь в ближайшем подвале. — Ехидно хмыкнул художник, увлекая Диму за собой. — Да брось, мало ли, какие могут быть причины. — Вдруг совершенно серьезно добавил он. — Если его тут нет, значит, сегодня нас там быть не должно. И хватит об этом.

Мужчина в ответ только плечами пожал. Валя часто находил какие-то неочевидные и далеко не всегда реалистичные причинно-следственные связи, он уже привык. Это оказалось несложно, наверное, потому что такие объяснения происходящего зачастую нравились ему больше так называемых настоящих.

Фир сидел у самого окна, равнодушно созерцая освещенную леденцовым сиянием улочку, но все равно не заметил Хайлигера и Диму, стоящих буквально в десятке метров от окон кафе. Возможно, не увидел, а может, просто был слишком занят другими мыслями. Кроме того, он ждал. Его визави еще не опаздывал, но Фир все равно немного нервничал. Это было довольно непривычно для него, но для наслаждения остротой ощущений хватило первой минуты, дальше уже не то.

Он ждал. Думал, что давным давно на все забил и, соответственно, перестал владеть этим своеобразным искусством, но, оказалось, нет. Фир был отчасти даже рад этому открытию, но он даже сам себе не мог объяснить, почему.

Закурил. Тут же аккуратно потушил бычок в белой пепельнице и стал теребить зеленую косичку у виска, перекатывая в пальцах небольшую металлическую бусину. Наконец, в дальнем конце улочки показалась одинокая фигура. Фир не дернулся и не подскочил, но только потому что не сразу узнал Артема: слишком уж непривычно было видеть, как тот сутулится и втягивает голову в плечи, смотрит волком по сторонам, не поднимая глаз.

Вежливое приветствие бариста Артем проигнорировал. Молча сел на соседний с Фиром стул и угрюмо уставился на улицу. Он тоже не видел Валентина и Диму которые, посовещавшись, развернулись и пошли прочь. Взял едва начатую Фиром сигарету, раскурил, с наслаждением затянулся и наконец снова стал походить на человека: взгляд прояснился, плечи расслабились, лицо перестало делать вид, что оно — каменная маска. Красота. Все бы так.

— Ты поверишь мне, если я скажу, что соскучился?

Фир решил не ждать, пока Артем придумает что-нибудь остроумное, и начал разговор первым.

— Поверю. — Мужчина дернул уголком рта и скосил серые глаза на собеседника. — Только не жди от меня ответного признания, я все еще страшно на тебя зол. В том числе за игнор в переписке. Детский сад, честное слово.

— Да, детский сад, — примирительно улыбнулся Фир и поднял руки ладонями вверх, — но можешь считать, теперь я перешел в начальную школу. Вот еще полчаса и можно будет в среднюю. А если ты еще и не пошлешь меня подальше, когда я приглашу тебя в гости, сегодня же вечером перейду в старшие классы. Правда, я способный?

Артем не смог долго сопротивляться, а потому улыбнулся уже после второго предложения. Его всегда забавляла милая способность Фира ругать себя самостоятельно, так что он ничего не смог, да и не захотел, с собой поделать.

— Даже не надейся, что отделаешься так легко. — Артем все еще пытался делать вид, что сердится, но они оба понимали, что его хватит ненадолго.

— А кто ж сказал, что легко? Я собираюсь тебя уговаривать, очаровывать, соблазнять и шантажировать. А если ничего из этого не сработает, просто сгребу в охапку и понесу на руках. Это, между прочим, тоже совершенно не легко: я же помню, какой ты сильный. — Фир в кои-то веки ему льстил, и это было чертовски приятно. Но про себя Артем решил, что честно сдастся до того, как у Феди лопнет терпение и он попытается воплотить в жизнь последний пункт своего плана.

***

Ich erinnerte mich, ich erinnerte mich an alles.

Они полулежали на полу. Дима, опершись спиной о разложенный диван, обнимал прильнувшего к нему художника. Валя сидел боком между ног мужчины, положив голову на теплое, пахнущее хвоей и мятой плечо.

— Мне нельзя сейчас спать.

Эти слова художника, сказанные непослушным заплетающимся языком, были первыми за прошедшие два часа. Дима уже отчаялся добиться от него хоть чего-нибудь связного, потому что Валя в ответ на любые расспросы только мычал и сердито вытирал то и дело набегающие на глаза слезы.

— Хорошо, постараюсь тебя отвлечь. Хочешь? — Мужчина не стал расспрашивать, почему, опасаясь, что, попытавшись ответить, Валя снова утратит возможность внятно говорить.

— Хочу. — Вяло отозвался художник, обхватывая Диму обеими руками поперек груди. — Отвлекай.

Нет ничего более парализующего сколь угодно обширный багаж опыта, знаний или просто анекдотов, чем просьба "расскажи что-нибудь", и никакая формулировка не в силах ни отменить, ни даже сгладить это ужасающее воздействие. Вот и сейчас в воздухе повисла звенящая тишина, пока мужчина судорожно пытался сообразить, что сказать. К счастью, Валя сам прервал затянувшееся молчание, скорее всего, просто забыв, что собирался предоставить это Диме.

— В детстве я давал автобусам и поездам имена. И вообще машинам. У мамы их было две. Нерта, желтый "Опель", и темно-синий "Форд" универсал, Сьюритталь. Я их так назвал. Мама даже заказала наклейки. Черную и рыжую. Как апельсин или как закат над Изаром. Это река. В Мюнхене.

Дима молчал, ошеломленный пониманием, сколько невысказанных сожалений стоит за этими рубленными фразами. Художник вздохнул и сердито вытер лицо рукавом. Он то и дело повторял этот жест, но что-то мешало ему — возможно, собственное ослиное упрямство, — дать волю слезам. Голос его звучал тихо, но твердо, лишь на самом дне интонаций тонко звенела дрожь.

— Машины она в итоге продала, когда мы переехали в Берлин, вместе с наклейками — покупателям понравились имена, мама даже не ожидала, думала, их придется отдирать, ужасно расстроилась. И... Вроде, она еще что-то продала, я не вникал. Я вообще почти не помню переезд, только долгую дорогу на поезде. Мы могли бы на самолете, но я всегда любил кататься на поездах, тем более проехать через всю страну, это казалось заманчивым... Мы смогли купить квартиру недалеко от центра, большую. И пустую, как тундра. Я там вечно мерз, и вообще мы оба ее не любили. Но она хорошая мать, она делала вид, что ей все нравится, иногда я ей верил. Зато у меня были спальня и мастерская. Правда, в спальне я почти не появлялся, даже ночевал в мастерской, у меня там был матрас. На полу. А днем я убирал его в шкаф. — На этом месте голос Вали дрогнул и затих, художник как-то весь сжался, уткнувшись лицом в Диму. В ответ мужчина машинально стал поглаживать выглядывающую из-под ворота майки белую шею у самой кромки кудрявых волос, вторую руку с талии сместив на бедро и сильнее прижав парня к себе. Дима чувствовал себя беспомощным — он совершенно не знал, что ему делать. Когда паршиво ему, никакие слова не помогают, надо только ждать и молчать. Ну, может, еще пить или вот точно так же сидеть, уткнувшись в кого-нибудь носом. Но откуда ему знать, может, Вале нужны нормальные человеческие утешения?

После звонка Знахаря Дима чуть в аварию не попал, торопясь поскорее приехать в галерею. А когда все-таки добрался, художник в полном одиночестве сидел на крыльце, уложив голову на колени и закрыв ее руками. Диму он узнал не сразу, поэтому, когда тот попытался поднять Валю, сначала вежливо попросил от него отцепиться. Язык у него почти не заплетался, сквозь резкие запахи парфюма и жвачки перегар пробивался едва-едва. Если бы взгляд Вали не был устремлен в пустоту, Дима, успевший изучить чуть ли не все выражения этих синих глаз, вряд ли вот так сразу понял бы, что что-то не так. До того момента, как решил бы начать разговор, конечно. На то, чтобы художник все-таки узнал Диму, ушло почти десять минут. И Валя явно не обрадовался, когда понял, кто пытается затащить его в смутно знакомую машину: помрачнел, нахмурился, но все же позволил усадить себя на переднее сидение. А потом молчал всю дорогу, не реагируя ни на какие реплики, и даже дома продолжал игнорировать все, что происходило вокруг. До настоящего момента.

— А твой отец? — Наконец осторожно спросил он, прикасаясь губами к макушке художника.

— Не помню. — Как-то неожиданно равнодушно ответил парень. — Но переехали только мы с мамой. Наверное, они развелись. Я не спрашивал. Чувствовал, что ей очень тяжело. Плохая была история.

— Скучаешь по ним? — На сердце уже покоилась целая груда камней, и Дима предчувствовал, что это только начало. Найденная в мастерской почти пустая бутылка и состояние Вали, когда тот сидел на крыльце галереи, — все свидетельствовало о том, что художник в стельку, но сложные формулировки предложений, ровные слова, лишь едва-едва смешивающиеся в кашу тяжелым от выпитого языком не вписывались в представления Димы о поведении пьяных людей, тем более, очень пьяных, а уж этого добра он перевидал достаточно. Все это выглядело так, словно Валя изо всех сил пытался вывести себя из строя, но ему это не удавалось. Дима не мог и представить себе, какого масштаба должна быть мука, чтобы ее не могло перешибить даже такое количество алкоголя.

— По маме... По маме очень. А отца я почти не помню. Странно, я ведь довольно взрослый был, когда мы переехали...

Диму что-то удерживало от вопроса, когда Валя в последний раз навещал мать. И почему бы не позвонить ей, например, прямо сейчас. Когда так плохо, можно и поднять близких с постели. Он бы точно хотел, чтобы его в случае чего подняли: лучше проснуться ни свет ни заря, чем потом задним числом узнавать, что родной человек страдал в полном одиночестве.

А потом Валя говорил. Всхлипывал, вытирая милосердно появившиеся слезы, но продолжал говорить, словно распутывал узел за узлом и сматывал нить своих слов в клубок. Дима понимал, что клубок этот в итоге достанется ему, и совершенно не представлял, что делать с этаким сокровищем. В сейф-то не запрешь, и сжечь рука не поднимется.

***

Дима чувствовал себя так, словно камень, покоившийся все это время на его сердце, вдруг свалился ему на голову. В этом освежающем состоянии он прибывал уже без малого полтора часа, с тех пор, как Валя, выговорившись, наконец уснул, вцепившись в его руку мертвой хваткой. Тишина комнаты окружила его со всех сторон, сомкнула холодные пальцы на его горле и теперь лениво ворочалась у него в ушах. Воспоминания, которые до этого момента застилал сладкий туман, проявились с пугающей четкостью, являя одну за другой яркие картинки: вот их первая встреча, и Валя, хмурый, старчески серьезный, неприступный, заходит в кафе; вот художник рассказывает про свою странную работу; вот улыбается в первый раз за вечер в ответ на Димину шутку, дурацкую, на самом деле, даже в старших классах Дима шутил остроумнее, но этого хватило, чтобы разрядить обстановку; вот холод, оставшийся в груди после расставания с Сашей, тает, истончается, пока не исчезает совсем; вот абсурдные, словно бы специально срежиссированные разговоры, смех и теплый туман в голове, все время, постоянно; странные совпадения, странные реакции, мутное прошлое, не менее мутное настоящее художника долгое время не вызывали вопросов, но теперь они наконец обрушились на Диму все разом, сбивая с ног.

Мужчина вздохнул, тяжело поднимаясь на ноги и с трудом удерживая художника в онемевших руках, подошел к кровати и сгрузил на нее свою драгоценную ношу, после чего, слегка пошатываясь, побрел на кухню. Поставил чайник, уселся на табуретку, чувствуя, что еще немного, и его голова просто взорвется. Он с внезапной, пугающей его самого четкостью понял, что абсолютно ничего не знает про Валентина Хайлигера-Хелльберга, Валю, подающего большие надежды немецкого художника, восходящей звезде современной живописи и прочее и прочее. Все его упоминания и эпизодические рассказы о своем прошлом походили в лучшем случае на краткий пересказ какого-нибудь Селлинджерского романа, и никак не связывались в цельную картину. Не давало покоя и острое, почти болезненное сочувствие, приправленное гремучей смесью понимания и бессилия что-либо изменить. Дима сидел, устало ссутулив плечи, оглушенный и сбитый с толку, пока не закипел чайник. От тихого мелодичного свиста мужчина вздрогнул, очнувшись, выключил плиту и с тоской уставился на чернеющий полупрозрачной темнотой вход в спальню в конце коридора. Там, под ворохом пушистых одеял лежала, вцепившись в подушку, еще не знакомая, уже не чужая, но желанная тайна, от которой Дима теперь уже не сможет отказаться. Однако вернуться в спальню было выше его сил, короткий коридор и мастерская казались непреодолимой пропастью. Про себя он уже давно решил, что хочет помогать Вале, защищать, успокаивать и даже доверить собственные шкафы и скелеты, но от чего защищать, как? — неведомо. И это противоречие постепенно начинало сводить с ума.

В какой-то момент в хоре тихих шепотков в Диминой голове появился новый солист, при одном звуке шагов которого смолкли все остальные. Он указал на одно-единственное воспоминание, и, не успел Дима понять, что происходит, как перед глазами уже стояла смутная картина: синие глаза, горячие ладони, шумное дыхание, полумрак коридора, невесомое, непослушное тело и другое тело, гибкое, сильное, но покорно позволившее прижать себя к двери. А еще губы с легким привкусом виски и специй для мяса, такие нетерпеливые и желанные, что голова идет кругом сильней, хотя казалось бы, куда еще. Все это и еще множество мелких, но ярких подробностей их возвращения из бара той ночью каруселью пронеслись в голове, заставив забыть обо всей этой ерунде, которая не давала Диме покоя с того самого момента, когда он взял вчера вечером трубку и услышал непривычно взволнованный голос Знахаря.

Так и не налив себе чай, Дима на деревянных ногах вышел из кухни и исчез в темноте дверного проема спальни.

***

— А я уже и забыл, где в этом доме находится спальня. — Насмешливо, но ласково сказал Артем, делая вид, что его совершенно не волнуют горячие ладони, бесцеремонно забравшиеся под его рубашку.

— Ничего, я тебя провожу. Я тебя еще и в душ не отпущу одного, а то вдруг потеряешься по дороге. — Промурлыкал Фир, выцеловывая на шее мужчины какие-то узоры. Ему едва хватило терпения, чтобы позволить Артему снять верхнюю одежду и обувь, а дальше руки сами собой притянули желанную добычу к себе. Тема, угревшийся, расслабленный, льнущий к нему всем телом, сводил с ума, пробуждая какие-то дремучие собственнические инстинкты, и, судя по тому, как лукаво поблескивали его серые глаза, прекрасно знал об этом.

Раздался звонок телефона. Артем тут же напрягся: такая мелодия у него стоит на один-единственный номер, с которого его помощник звонит ему только в экстренных случаях.

— Не отвечай. — Шепнул на ухо Федя, уже начавший оперативно расстегивать Темины ремень и брюки. Однако уже в следующую секунду ему пришлось прерваться, потому что Артем вывернулся из объятий и вытащил из кармана своего пальто телефон.

— Да?

Фир, внимательно наблюдавший за возлюбленным, забеспокоился: Артем выглядел хмурым, сосредоточенным и сердитым, но не как человек, которого прервали во время секса, а как полководец перед обсуждением тактики заведомо проигранной битвы. И в то же время в чертах его лица, в засверкавших глазах и обманчиво расслабленной позе чувствовалась странная злая веселость, едва знакомая ему ипостась Артема, виденная им всего один раз, когда тот на свой страх и риск привел в свой любимый клуб двух чужаков.

— Не удивлюсь, если это случайность. — Фир видел, каких усилий Артему стоит эта маска спокойствия. — Хайлигер не из тех, кто пользуется такими методами. Я недавно разговаривал с ним, все было нормально.

Услышав имя друга, Федя внутренне подобрался, не замечая того, как сжались его кулаки. Артем с некоторым интересом покосился на парня и беззвучно хмыкнул.

— В любом случае нужно разобраться. С ним говорил уже кто-нибудь?

...

— Хах, так вам и надо. Между прочим, он всего лишь студент, и лет ему на десяток меньше, чем вам всем. Это будет неплохим уроком. Как он умудрился?

Выслушав ответ, Артем вдруг нахмурился и вздохнул.

— Кадык, значит. Ну, главное, что остался жив. Я сам поговорю с Хайлигером. Главное, вы ликвидировали последствия? Каковы убытки? Что федералы? — Фир даже испытал секундную гордость за друга, словно в боевых успехах Валентина была его личная заслуга. Артем тем временем отклеился от своего места, на котором до этого стоял, замерев, словно изготовился не то ринуться в драку, не то дать деру. Легкие шаги мужчины проследовали на кухню, где он уселся на низкий, как и во многих старых домах, подоконник и жестом подозвал Фира к себе. Тот послушно встал рядом, и Артем тут же уткнулся лбом ему в грудь, всем корпусом прижимаясь к его паху и животу. Федя бесшумно, но тяжело выдохнул, машинально положив ладонь на затылок мужчины.

— Хорошо. Сегодня попробую разобраться. Если он откажется со мной встретиться, уже тогда будем думать. Ничего не предпринимать по его поводу, все силы на ликвидацию последствий. Да. При любых эксцессах связываться со мной, Шер занят. И никакой самодеятельности. До связи.

— Что у вас? — Едва дождавшись окончания разговора спросил Федя. Возбуждение и томное ожидание слетели вмиг, в голове сделалось чисто и ясно, а где-то в недрах задницы зашевелилась чуйка: случилась из ряда вон выходящая пакость, и ему, Фиру, придется принимать в разгребании последствий непосредственное участие.

— Либо твой друг-художник работает на кого-то из моих конкурентов, либо у жизни отвратительное чувство юмора. — Мрачно усмехнулся Артем. Волшебство настроения, связавшего их, когда они, внутренне подрагивая от желания, зашли в квартиру, улетучилось. В тот момент для них не существовало никого, кроме друг друга. Теперь же, когда в этот хрупкий мир только для двоих вмешался мир внешний, полный прозаичных житейских неприятностей — у каждого своих, — между Темой и Фиром образовалась маленькая трещинка, через которую медленно, но неумолимо утекала нежность. Теперь они держались друг за друга, словно стараясь не дать этой трещинке разрастись до настоящей пропасти, на противоположных краях которой большую часть жизни пребывают все пары.

— Чисто логически, это не взаимоисключающие варианты. — Нервно хохотнул Фир, ласково поглаживая Артема по растрепанным волосам. — Но насчет первого — не думаю, если честно. Я не знаю точно, чем ты занимаешься, хотя и догадываюсь, но Хайлигер довольно разборчив, когда дело касается работы, а от всего, что пахнет любым криминалом, старается держаться подальше. По идейным соображениям.

— Ну-ну... —  Протянул Артем. По его голосу было слышно, что Фир его не убедил. — В любом случае, от моих людей он сегодня ушел. Неплохо ушел, я бы сказал. Так что я поговорю с ним сам. Не бойся, это же не боевик девяностых. — Поспешно добавил мужчина, ощутив, как напрягся Федя. — Но мне действительно надо выяснить, что случилось.

— Ладно. Его адрес я тебе не дам, уж извини, но если тебе и правда надо только поговорить, можешь пригласить его сюда. Тогда он и сам придет один и не будет бояться засады.

Артем задумался на несколько секунд.

— А ты уверен, что он придет? — Медленно, тщательно подбирая слова, выговорил он. — Он может решить, что ты у меня в заложниках, — Артем даже усмехнулся саркастически, вспомнив свое утверждение про боевик девяностых, — или вообще не в курсе происходящего.

— Хайлигер не идиот. Ему хватило увидеть нас вместе один или два раза, чтобы понять, что ты не причинишь мне вреда. — Тем же тоном ответил Фир и за подбородок приподнял лицо Темы, заглянул в свинцово-серые глаза. Несколько секунд они оба молчали, но воздух на кухне замер и потеплел от их взглядов. Артем первым прикрыл глаза, капитулируя, снова уткнулся лицом в мерно вздымающуюся и опадающую грудь Феди.

— Ладно. Тогда звони ему, приглашай сюда, если ты сегодня собрался с ним поговорить. Но уж полчаса-то дело потерпит?

— Полчаса? Да, наверное. Не думаю, что он так уж сильно испугается, что рванет куда-нибудь прятаться. А что? — Нахмурился Тема.

— У нас незаконченное дело. — Ухмыльнулся Фир, подхватывая своего визави на руки и направляясь из кухни в коридор. — Я так и не показал тебе, где тут душ и спальня. Непростительная халатность.

Артем в ответ нервно усмехнулся, Фир видел, что мыслями он был далеко отсюда. Однако уже в следующую секунду Федя сминал его губы своими, пинком захлопывая за собой дверь в ванную, и мысли — и близкие, и далекие, — покинули голову мужчины стремительно, как крысы — тонущий корабль.

***

13.11

Записку Валентин нашел на кухонном столе, и только тогда окончательно уверился, что Дима ему не приснился.

"Валя, солнышко, прости, что убежал и оставил тебя просыпаться в одиночестве. Лев позвонил, сказал срочно приезжать, он делает так редко, но еще ни разу не было такого, чтобы вызвал зря. Я обязательно заеду вечером, привезу жареной рыбы из того ресторанчика, и пирожных, хорошо? Напиши мне, как проснешься, я перезвоню. Держись.

С любовью, Дима

P.s. Я согрешил с твоей плитой, кофе убежал, я не успел убрать. Извини

P.P.s. Я пытался приготовить завтрак, но... Получилось что получилось. Обязательно научи меня печь оладьи, как у тебя!!!"

...

— Я в порядке, Дим. Даже похмельем не мучаюсь. У тебя там как?

...

— Ну и слава Ктулху. Учти, я всерьез рассчитываю, что ты сегодня вечером нагрянешь в гости. Ты обещал. И рыбу. С пирожными.

20.01 Дмитрий В.

"Освобожусь только часа через полтора. Это 3,14здец, солнце мое. Прости, иначе не получается"

20.02 Hyliгeр

"Уверен, что будешь в силах до меня доползти? Я буду рад тебя видеть, но ты же наверное устал, как собака"

20.24 Дмитрий В.

"У моего друга была собака и могу заявить с уверенностью, что собаки так не устают. Но если я еще и тебя не увижу сегодня, повешусь в ближайшей общественной уборной"

20.25 Hyliгeр

"Понял. Вопрос снят. Жду. Ужин дома есть"

20.31 Дмитрий В.

"heart eyes:"

***

14.11

"Доброе утро, Дим =)

Я — ужасный человек, немилосердный ядовитый злодей, сдуру укусивший себя за задницу, потому что меня с утра пораньше вызвонил Фир и... В общем, я убежал. Завтрак на столе :3"

9.40 Дмитрий В.

"Это просто нечестно! Я вчера приехал невменяемый, а ты смылся прямо с утра. И это при том, что мне вот именно сегодня на работу где-то к обеду. Ты редиска"

10.02 Hyliгeр

"Такова жизнь. Сам не рад"

10.10 Hyliгeр

"Ты сегодня вечером у меня или домой поедешь?"

10.11 Дмитрий В.

"Домой, наверное. Надо хоть квартиру немного в порядок привести"

10.13 Hyliгeр

"Уууу... Страшно. Удачи в битве за чистоту. Постарайся не слишком терроризировать своих тараканов, а то они сбегут от тебя к соседям, а у тебя там такая бабка рядом живет, по-любому ведьма. Проклянет"

10.13 Дмитрий В.

"rofl:"

***

15.11

— Привет, Дим. Можешь говорить?

...

— Да жив я, жив. Хочу узнать, какие у тебя планы на вечер.

...

— Простое человеческое желание поужинать, что же еще. Нашел вчера такую кафешку классную, можно было бы сходить.

...

— В пять. Ты?

...

— Договорились. Давай.

...

...

— Валь, твою за ногу. Ты опаздываешь на сорок минут. Что стряслось? Ты чего не берешь трубку?!

...

— Не на весь зал, я на улицу вышел. Итак?

...

— Понял, сейчас приеду.

...

— Да пошел ты! В смысле "не надо"?! Что на самом деле произошло?

...

— Хорошо. Понял. Извини, я....

...

— Да. Я тебя тоже. Давай.

...

21.28  Hyliгeр

"Я жив, цел, Знахарь доставил до дома, я сразу лег. Вот сейчас проснулся, таблетку выпью и обратно спать"

21.28 Дмитрий В.

"Ты меня своими приключениями в гроб загонишь. Спокойной ночи, солнце мое. Я приеду завтра вечером"

***

16.11

21.49 Дмитрий В.

"Еще немного и я начну ненавидеть свою работу. Увидимся завтра, хорошо? Я хоть в середине дня к тебе подъеду в институт на обеде,у меня там дырка небольшая в расписании. Мне совершенно необходимо на тебя полюбоваться"

21.49 Hyliгeр

"Никаких возражений. Я соскучился"

***

17.11

10.11 Hyliгeр

"Дим, ты меня убьешь и будешь прав. Меня на обеде не будет в институте. Нас всей группой куда-то потащили. И это последний курс, мать его, перед сессией, обалдеть. У тебя вечер как?"

11.00 Дмитрий В.

"Не убью, без тебя этот мир будет слишком скучным. Черт. Вечер забит, освобожусь часов в 10, не раньше. Могу приехать к тебе."

11.01 Hyliгeр

"Давай. Хоть обниму"

11.01 Дмитрий В.

"Ловлю на слове"

11.02 Hyliгeр

"stuck_out_tongue:"

***

18.11

— Дим, привет.

...

— Порядок. Ты?

...

— Да, Фир позвонил, попросил приехать.

...

— Приехать сейчас, так что я сам, на общественном.

...

— Ага. Ключи у тебя есть, заходи, но я буду скорее всего поздно и пьяный.

...

— Хорошо, отзвонюсь. Посмотрим.

...

— Не знаю.

...

— Дим, ничего я от тебя не скрываю. Я понятия не имею, что за вожжа попала Фиру под хвост, окей? Меня здорово напрягает эта ситуация.

...

— Не знаю, может, и связана. Не такие уж там серьезные синяки, те парни сильнее пострадали.

...

— Прости. Ладно, давай, я на связи. До вечера.