Два подростка, символизирующие такие разные вещи, сидели напротив друг друга на кровати Лисы. Чонгук взял теплые руки Лисы в свои. Он глядел на черные вены, которые были видны под кожей.

Осторожно Гук отпустил одну из рук девушек и использовал свою сводную, чтобы провести пальцем по одной из вен, заставляя Лису вздрогнуть от прикосновения. Чон находил это очаровательным, но мысль о том, что что-то плохое происходит с Лалисой, пугала его. Почему-то он думал, что должен ей за всю помощь, которую она предоставила, но он не знал, как должен был защищать ее от чего-то подобного. Больно было знать, что, может быть, он не смог ничего сделать и что, может быть, вены девушки стали черными из-за него.

— Может, я та, кому тоже нужна помощь, — сказала она и посмотрела вниз на запястья.

— Тогда позволь мне помочь тебе, — сказал Гук, прежде чем медленно наклонился и прислонил свои холодные губы к запястьям Лисы. Лиса слегка дернулась, как будто ее ударило током. Чонгук хорошо заметил это, поэтому быстро выпрямился, но она все еще смотрела вниз.

— Прости, — сказал он.

— За что? — сказала Лиса. — Ты ничего не сделал.

Тишина заполнила комнату на несколько минут. Гук помог прикрыть ее запястья, но все еще держал руки Лисы в своих. Ему нравилось тепло, путешествующее по его телу от рук. Он любил каждую эмоцию, которую его заставляла чувствовать Манобан. Даже страх, потому что страх заставлял его чувствовать себя живым.

— Могу я спросить кое-что? — спросила она после тишины.

— Конечно, — ответил парень. Он смотрел вниз, ему не нравилась мысль о том, что Лиса должна смотреть на него без глаз и с этими страшными щеками.

— Ты скучаешь по ним? — осторожно спросила Лиса. — По твоим родителям?

— Я… — начал Гук, но слова застряли в горле, и что-то в груди заболело от мысли о его родителях.

— Извини, — быстро сказала Лалиса. — Ты не должен отвечать на этот вопрос.

В комнате было тихо, прежде чем Чонгук поднял взгляд и заговорил:

— Не прошло ни дня без мыслей о моих родителях, — она знала, что если бы глаза Чонгука были видны, то они бы выражали боль. — Самая ужасная вещь в одиночестве на протяжении стольких лет — это то, что у тебя достаточно много времени на раздумья. Я видел убийство моих родителей в своей голове так много раз, что до сих пор помню каждую деталь. Мучения и слезы мамы, болезненные протесты папы, когда маму убили.

Лиса не знала, что сказать, поэтому она молчала. Вместо этого она подвинулась ближе к парню и смотрела на него.

— Я переживал убийство моей семьи каждый день, и никогда не становилось легче. С каждым разом было больнее, и с каждым днем я чувствовал, как далеко я был от них.

— Мне жаль, Гук, — успела сказать Лиса. — Я даже представить не могу, как ты себя чувствуешь.

«Даже если бы я знал, как больно терять кого-то, я бы продолжал стараться причинить тебе и людям вокруг тебя боль. И мне бы это удалось», — подумал он.

— Тогда ты был другим человеком, — сказала она, кусая губу. Первым, что всплыло в ее сознание, был день, когда Чонгук почти не убил Хосока. Паника и страх, которые она чувствовала в тот день, задержались внутри нее, но это было не так сильно, как в тот день. Она так же знала, что не имело значение то, что он тогда был другим, что он делал — было ужасно, и даже если она знала, что это было в прошлом, она никогда не смогла бы отпустить это. Она никогда бы не забыла кровь, никогда. Точно так же, как и Гук никогда бы не забыл кровь с той ночи, когда его семью убили.

Лалиса переместила взгляд к окну. Солнце село и луна спряталась за облаком, заставляя ее уставиться в мягкую темноту. Пока она сидела тихо, она могла чувствовать, как билось ее сердце, обеспечивая ее тело новой, насыщенной кислородом кровью.

— Становиться поздно, — сказала девушка больше себе, чем Чону. — Я должна, наверное, немного поспать.

— Оу, ты хочешь, чтобы я ушел?

— Если все, что ты сказал, — правда, то тебе следует быть рядом, — сказала Лиса. — Я думаю, ты можешь остаться, — улыбнулась она и вновь посмотрела на Чона. — Только закрой глаза, пока я переоденусь.

Чонгук слегка ухмыльнулся и встал, подойдя к окну. Лиса оставалась в кровати некоторое время и смотрела на парня, как его туловище двигалось, когда он дышал. Потом она поднялась и быстро переоделась в пижаму, прежде чем накрылась одеялом.

Лалиса смотрела на Чонгука, как он смотрел в окно. Он казался отдаленным и, кажется, не заметил, как она легла в постель.

— Я готова, — сказала она.

Гук посмотрел через плечо, слегка улыбнулся и кивнул ей, прежде чем снова вернул свое внимание к окну.

— Гук, — осторожно сказала девушка.

— Хм, — промычал он без движения.

— Ты не должен стоять там всю ночь, — сказала Лиса и слегка усмехнулась.

Он повернулся и посмотрел на девушку, она лежала, опираясь на локти, и улыбалась, ее темные волосы свободно свисали на плечи и обрамляли лицо, и в какой-то момент сердце Чонгука стало биться в два раза быстрее. Затем она отодвинула одеяло и похлопала на месте около себя.

— Ты не очень сможешь подобраться ближе, — сказала Лиса. — Это довольно большая кровать, обещаю, мы не будем лежать друг на друге, — она снова засмеялась. По словам Чонгука, ее смех был таким прекрасным. Он был легким, как перышко, и достаточно счастливым, чтобы взбодрить комнату, полную людей.

Чон медленно пересек комнату и осторожно лег на кровать рядом с девушкой, которая накрыла его одеялом, прежде чем положила голову на одну из подушек.

Чонгук выглядел немного жестко, ему было неудобно лежать там, и Лиса прикрыла рот, чтобы не засмеяться. С другой стороны, он выглядел прекрасно. Его коричневые волосы касались белой подушки, он казался напряженным, но прекрасным.

Из-за наблюдений за Чонгуком и мыслей о том, что он прекрасен, ее щеки покрылись румянцем, и когда она случайно хихикнула, Лалиса стянула одеяло и спрятала лицо. В первое время она волновалась из-за того, что Чонгук был рядом. Та нервозность, которую вы испытываете, когда вам кто-то нравится и вы боитесь сделать что-то не так. Нервозность, которая заставляет желудок трепетать, также известные как бабочки в животе. Бабочки никогда не смогли бы достичь красоты Чонгука, не в глазах Лалисы. Неважно, как много ярких цветов было бы на крыльях бабочки, они все еще казались бы более тусклыми, чем Гук. Они не были эталоном красоты девушки, но ее разум и тело думали, что Чонгук был им. Как это возможно, что образ Чонгука смог измениться так быстро?