Бета: Energy_vampi

Вы когда-нибудь чувствовали себя героиней романа? Не обязательного любовного. Может, отрицательным протагонистом из приключенческого детектива с элементами юмора и намёком на романтику и обязательной пометкой «Осторожно! Основано на реальных событиях!»

Наверное, хоть раз в жизни невольно замечали, как вокруг происходит слишком много событий, что среди однотипных серых, как ректорский несменяемый пиджак, будней ощущается как что-то запредельно-далёкое из параллельной Вселенной или недавно вышедшей гача-игры с космической тематикой и закрученным сюжетом.

Особенно для студенческого мозга, ещё не отошедшего от предновогодней сессии, закончившейся бурной вечеринкой в клубе и пробуждением в углу на коврике за три часа до начала первой пары от почему-то поставленного на обычное время будильника, — накачанное под завязку алкоголем и «помогите-сейчас-блевану» от авторского коктейля Пака Чанёля тело, не в силах сделать пару финальных шагов до кровати, не было способно на дальнейшее функционирование и уж тем более на поиски личного удобства.

Хоть где-то приземлиться бы и забыться мёртвым сном — позиция ясна, легка и понятна, и очень даже выполнима на раз-два, но именно это заставило меня слишком поздно пожалеть о паре тысяч потраченных вон на пойло, гордо именуемое «Тремя мудрецами» или «Лучшими друзьями мужчины», порекомендованное то ли Саной, чьи руки бармена мастерски мешали нужные ингредиенты в стакане и подавали отточенными движениями ловких пальчиков, на одном из которых девушка гордо носила обручальное колечко; то ли это всё же инициатива неугомонной и падкой на всякого рода веселье Момо, чья идея «культурно» отметить закрытую на «отлично» сессию провалилась на барной стойке, откуда подругу доставать пришлось в шесть рук вместе с Джонни и ВинВином, чисто случайно ставшим зрителем неудавшегося гоу-гоу от четверокурсницы с факультета хореографических искусств.

Это было единственным ярким событием, отпечатавшимся в моей лохматой голове вместе с пометкой «не ходить никуда с Хираи Момо после сессий», даже если очень сильно попросит, «не пить ничего крепче сакэ или лимонада», как бы ни умоляли широко распахнутые глазки подруги, знающей о моей слабости к милым вещам и всячески этим пользующейся, и самое главное, что нужно обязательно запомнить и никогда, никогда (!) ни при каких обстоятельствах «не впадать в алкогольное безумство после ссоры с парнем».

Если уже не бывшим парнем, чтобы под градусом заглушить печаль, развеять ядовитым дурманом оставшиеся бурлящие чувства к молодому человеку и забыть — срочно! — Ли Минхёна как страшный сон Сон Чеён.

Мой то есть.

Вообще, страшные сны меня не пугали никогда. Детских травм, способствующих приходу бесконечных кошмаров, у меня не наблюдалось, как бы иногда ни было трудно общаться с родителями, чьи консервативные взгляды на жизнь кардинально отличались от моих, а мнения расходились и того чаще — так часто местная звёздочка Ли Чеён не расставалась со своим ненаглядным Чхве Бомгю. Столько разных ссор (благо уже в осознанном возрасте), криков и битой посуды пережил наш частный домик в Дэгу, пока в срочном порядке не пришлось уехать в Сеул как раз на период окончания средней школы.

И поэтому приезжать домой только по большим праздникам и то на пару дней максимум, понимая, что больше по времени находиться рядом с роднёй не хватит никаких моральных сил и выдержки. Как обычно заведётся пластинка на нелюбимую мною свадебную тематику от тётушек и матушки, мол, тебе уже двадцать четыре — пора готовить приданное для жениха, а нет его — ищи, будь добра, иначе потом не родишь, здоровье не позволит и бла-бла-бла…

С Ли Минхёном же нас связывало восемь лет крепкой дружбы, соседство за одной партой с выпускного класса и четыре года, три месяца и семнадцать дней отношений, закончившихся не так давно, что, откровенно говоря, не было ни для кого удивительным явлением. Несколько болезненным, да, удушающим и невыносимым до ощущения сблёва внутренних органов и дикой мясорубки в моих мыслях, ведь этого человека я искренне любила и считала самым-самым, но не удивило.

Марк был парнем себе на уме, последние месяцы любил накручивать по любому поводу и, не разбираясь в ситуациях, ревновать меня к каждому столбу, что откровенно бесило среди других его недостатков, коих было не так много, да и не так уж они в глаза бросались и меркли на фоне имеющихся достоинств.

Но вот каждое его замечание, сделанное мне в плохом настроении, что якобы я слишком много времени проводила с Со Ёнхо и Кимом Чону, относившимися к категории «бро навек», с кем можно пить пиво по выходным под сериальный марафон, обсуждать девочек, мальчиков и прочие вещи, поскольку моя ориентация позволяла фантазии летать, и хорошо проводить время в приятной компании среди весёлой атмосферы дурачества, подколов и своих приколов, — напрягало и выводило из душевного равновесия, делая меня раздражительной и оттого язвительной.

Потому что поводов для ревности я не давала и не собиралась давать, ещё в самом начале пообещав себе не влюбляться в лучших друзей (некоторые из них оказались исключением), про которых знаешь всё — от вредных привычек и детских травм до бывших, кто так же осведомлён о твоих заскоках и всегда придёт на помощь, что бы там ни было.

Да и как можно ревновать меня к Джонни, любящего всем своим большим сердцем одну-единственную Хираи Момо, мою лучшую подругу и самую прекрасную девочку во Вселенной, и все это прекрасно знали? Да даже Марк поздравлял на годовщину самым первым и радовался громче всех, вливая в себя апероль, а потом бац — резкая амнезия.

Глупо ревновать меня к тому же Чону, в свои двадцать пять уже обзавёдшегося своей собственной квартирой, стабильной работой то ли в юридической фирме, то ли в адвокатской конторе в центре Сеула, и любимой женой, с кем меня связывали исключительно приятельские отношения, начавшиеся в один из сериально-марафонных вечеров на квартире у Ёнхо с её робкой просьбы дать прикурить клубничные «Esse», поскольку я была единственной, кто носил и до сих пор носит с собой зажигалку, даже если курит два раза в год — перед экзаменами, тем самым успокаивая натянутые нервы, а после забрасывая никотиновую смерть в недра сумки до «лучших времён». Джиу, на самом деле, слишком душка, хоть и вида такого, будто сейчас схватит за волосы и пару-тройку десятков раз приложит о стену со всей силы, и уж точно нет никакого смысла Марку ревновать меня к девушке, счастливой в своём статусе законной супруги.

Голова точно сильнее разболелась от дурацких мыслей о причине поступков бывшего, а количество выпитого алкоголя и яркий солнечный свет в распахнутое окно лучше не делали, усиливая боль и слезотечение из глаз, поэтому ничего лучше не придумалось, кроме как найти в аптечке среди лекарств на все случаи жизни «волшебные» таблеточки и пройти на кухню, откуда доносился просто невероятный запах, как я поняла, антипохмельного супа.

На маленькой кухне съёмной квартиры тем временем хозяйничало самое неугомонное создание во Вселенной. Иначе как объяснить тот факт, что вчера Момо пила за десятерых и даже почти решилась залезть на барную стойку, а с самого утра носилась гепардом на амфетаминах с подстреленной задницей и без каких-либо признаков похмелья. И тут либо генетика делала своё дело, либо же подруга хранила страшный секрет, позволяющий просыпаться по утрам после бурных вечеринок настоящим огурцом и выглядеть на все двести процентов шикарно.

Я невольно завидовала Момо в такие моменты, но по-доброму — самой настоящей белой завистью, какая только существовала в мире. Понимала же прекрасно, что Моморин сама по себе такая и глупо злиться на неё из-за генетической лотереи, в результате которой та получила, помимо умения выглядеть прекрасно в любой ситуации шарм истинной гейши, грацию дикой кошки и двойное веко, которое так ценили в этой стране, куда родители подруги переехали в виду каких-то профессиональных причин, поселились прямо напротив, что позволяло нам проводить очень много времени вместе. Так, собственно, и подружились, спасибо моим родителям за гостеприимство, частые походы в гости к соседям и любовь моей матушки к Стране Восходящего солнца, как и слабость госпожи Хираи к Стране Утренней Свежести, что и объединило женщин, ставших лучшими подругами.

— Доброе утро, пьянь, — отсалютовала Моморин двумя наманикюренными пальцами и широко улыбнулась до выступивших ямочек на моё молчание и читающееся «Добро пожаловать отсюда» в прищуренных глазах из-за переливов в полумраке развешанных вдоль шкафчиков огоньков.

И пока я искала бутылку с водой и принимала таблетки в ожидании как можно скорейшего их действия, расположившись на одном из высоких барных стульев, подперев голову одной рукой, а пальцами второй массажируя кожу головы с целью прийти в себе, Момо суетилась, напевая под нос мотив неизвестной мне песни, и тем самым создавала особую атмосферу уюта и гармонии, которой так долго не хватало.

Дело, возможно, было в последних вечерах, тратившихся нами не на тёплые, такие привычные, разговоры друг с другом обо всём и ни о чём одновременно, скрашивающие досуг, а на подготовку к сессии, чтобы не светить неудом в зачётке и не краснеть перед причитающими родителями, укоряющими в недобросовестности и безответственности. Ведь как же они упустят прекрасную возможность похвастаться успехами Сон Чеён перед роднёй, коллегами и многочисленными друзьями, чтобы показать, какого способного и умного ребёнка они вырастили и как они гордятся, что дочурка не лишилась стипендии, не стала частой гостьей ректорского кабинета и даже не отчислилась и с достоинством дотянула (скорее уж, дожила) до последнего курса факультета иностранных языков.

Лингвистом быть легко, — говорили они, будучи не в курсе всех особенностей обучения на этом факультете, где, помимо как минимум двух иностранных языков, можно выбрать ещё один за дополнительную плату. Удар по кошельку сильный, так как университет-то престижный, а преподаватели знают своё дело и как можно поднатаскать студента так, чтобы тот же выбранный мною китайский как от зубов отскакивал. Трудно, тяжело, а сдавать сессию ещё хуже, поскольку от чередования нескольких языков и частого переключения с английского на французский, а с него на китайский и так по кругу, в голове настоящая каша вместо мозгов к концу экзекуции в письменном виде.

Неудивительно, что предложение напиться было встречено без особого сопротивления, только последствия в виде непонятно какого состояния наутро учтены обрадованной «отлично» в зачётной книжке не были. Однако ценный урок от этого извлечён, да и грех не полюбоваться на суетящуюся сейчас Моморин, чувствующую себя несколько виноватой в моём не очень презентабельном — потрёпанном, — виде.

Джонни очень повезло с будущей женой, если всё же надумает сделать предложение, в голову песок голову страусом общипанным не засунет, и язык из заднего прохода вытащит, сказав заветные слова.

— Кстати, Чеён, — когда с приёмом пищи было закончено, тарелки вымыты и расставлены по своим местам, а пространство комнаты перестало кружиться бешеной каруселью, Момо, выглядя донельзя довольной, обратила всё моё внимание на себя, — с наступающим Новым годом! Желаю тебе, подружка, всех благ, включая много-много денег, ну и не сдохнуть на летней сессии, естественно, а то не очень как-то получится. Прими же этот скромный презент от меня!

И выудила из кармана кенгурушки, аки заправский фокусник из волшебной шляпы, конверт, протянув его мне и тем самым дав рассмотреть карминовых драконов по бокам, обвивших наряженные по-праздничному ёлки, под которыми располагался выведенный каллиграфическим шрифтом текст, длинной простынёй устремлённый ниже аж на целых десять строчек, но понять смысл всё равно было трудно для обрадованной подарком меня.

Что бы это ни значило.

— Спасибо тебе большое, Моморин! — крепко-крепко обняв подругу и покружив на месте, чуть приподнимая над полом под заливистый смех, я с улыбкой принялась вчитываться в отпечатанный текст, не обращая внимания на пристальный взгляд успевшей успокоиться японки, пилящей пронзительными карими левую часть моего тела бензопилой, что несколько настораживало, но было оставлено без внимания.

Однако зря.

— C'est quoi ce bordel, Momo?!

Что я там говорила про то, что утро тридцать первого декабря — это хороший день? Забудьте. Ни разу не хорошо — отвратительно, кошмарно, ублюдочно и так далее по списку нелестных эпитетов, тщательно подбираемых рассерженной мной, аж пришлось переключиться на французский и проклинать в край обнаглевшую подругу и, кажется, не её одну.

— А что такого-то, онни? — Момо невинными глазками решила меня окончательно добить, но пыл моё это не снизило, наоборот, распалило.

— Ты ещё спрашиваешь! Я отказываюсь участвовать в этом блядском цирке, ищите с Джонни и Чону другого клоуна, кто согласится отправиться на свидание вслепую.

Только пересмотревшему дорам Чону могло такое в голову прийти. Как всегда: один предложил, второй подхватил, а третий реализовал, посчитав затею точной, как Швейцарские часы, мол, приглашение на свидание от непонятно кого растопит одинокое сердце в новогоднюю ночь. И пока все по порам под звуки салютов разбредутся, Сон Чеён останется в гордом одиночестве, поскольку праздник окружающим портить своей кислой миной не станет, предпочтя шумной компании бутылку соджу, ттокгук и чапче, дополнив скромный праздничный ужин мандаринами и просмотром дорам, укутавшись в тёплый плед у камина.

Кажется, подобное времяпрепровождение устраивало лишь одну меня, ибо я поначалу несколько не понимала, почему же во взгляде подруги ясное, как день, «ну ты и дурында, Чеён, я с тебя в ужасе», руки на груди скрещены, да и поза, в целом, не похожа на расслабленную.

С другой стороны, она беспокоилась обо мне и желала добра, прекрасно помня мой убитый и, в целом, отвратительный вид после расставания с Марком. Не на хорошей ноте разошлись, скажем так, с потрёпанными нервами и «пошло всё к чёрту», а конкретно — в личный чёрный список (пока только карандашом), а не тот, что в соцсетях, оставив в голове едкую мысль: вдруг напишет, если понадобится. Пусть даже причина будет такой же глупой, как и надежда на возвращение тёплых отношений, как в первые месяцы конфетно-букетного периода со всеми вытекающими: с букетиками любимых цветов, с робкими свиданиями в ресторанчиках уличной еды, прогулками по Сеулу в свободное от учёбы время и поцелуями украдкой, пока никто из прохожих не видит этот разврат.

То время я бы назвала самым счастливым в моей жизни, о котором я, несмотря на всё то плохое, случившееся позже, не собиралась жалеть. Марк принёс много хорошего в мою жизнь и показал, что я могу любить и принимать любовь, ничего не требуя взамен, не стыдиться быть той, какая я есть, сотканной из просмотра сериалов, пива по выходным, французских словечек и остатков ядовитого никотинового дыма, на который Ли ничего не говорил, кроме банального «всё обязательно будет хорошо», хотя я чётко видела его беспокойство, когда из-за нервов дымила, как паровоз, на балконе и очень хотела, чтобы наступило долгожданное спокойствие.

Но оно не наступило ни тогда, когда я так нуждалась в начавшем отдаляться Минхёне, предпочётшем мне музыкальную студию, где пропадал по ночам, оставляя в пустой квартире наедине со своими проблемами — учёба, родители, антидепрессанты, повлиявшие на режим сна и эмоциональный фон, и так по кругу, — ни сейчас: праздничное настроение решило покинуть именно в последний день уходящего года, накрыв воспоминаниями о бывшем парне, по которому я так или иначе скучала, однако не готова была броситься в объятия при встрече.

Перебьётся, дурак. Да и вряд ли мы пересечёмся. Сеул большой, а Минхёна последний раз видели в аэропорту при посадке на рейс «Сеул-Ванкувер». И не то чтобы я интересовалась его дальнейшей жизнью, с таким количеством знакомых слухи будут доходить самые разные.

— Ладно, — чуть успокоившись и прикинув рациональной частью мозга, что ничего плохого не случится, я растянула губы в улыбке, удивив притихшую японку своим актом доброты: минутами ранее злилась, пыхтела и проклинала друзей-затейников всеми возможными способами, а сейчас вдруг оттаяла. — Вы, конечно, те ещё балбесы, гнать вас ссаным веником с такими приколами надо, однако грех не воспользоваться таким подарком и никуда не сходить. Я его даже выкидывать не стану, честно-честно.

— Кто ты и куда дела мою ненавидящую всякие сборища людей Чеён? — глаза Моморин сейчас — два тазика, но раз в год и палка стреляет, да и можно себе позволить чуть похулиганить.

— Не радуйся так, я это делаю ради халявной говядинки, а не ради левого парня, который мне наскучит через полчаса максимум, — и повредничать тоже, однако доля правды в моих словах всё же была.

Заводить отношения сейчас — затея максимально бредовая. Сначала пропить бы последний курс таблеток и показаться неврологу для дальнейших действий, а потом, стабилизировав эмоциональный фон и угомонив перепады настроения, когда сначала радость буквально от показанного пальца сменяется апатией, и всё это без золотой середины, — можно и завести себе кавалера. Желательно адекватного без замашек диктатора и ревнивого козла, рога бы которому обломать и отправить обратно, где нашлось такое чудо в перьях.

— Чеён! Ну как тебе только не стыдно быть такой вредной задницей. Сходить на свидание ради бесплатной еды, ну что за ужас и кошмар, — покачала головой Момо, но тут же развеселилась, — я не думаю, что в этот раз тебе будет скучно. Знаешь, судьба, она такая интересная штука, что не знаешь, какой подарок она тебе принесёт на следующий день.

— На этом разве сюрпризы не заканчиваются? — тут же насторожилась я, сжав в руках многострадальный конверт. Потому что такие улыбочки Момо — хитрые, с бесами в прищуренных глазах, — ни к чему хорошему не приведут. Там точно план по завоеванию мира как минимум.

— Узнаешь, Чеён-а, узнаешь.

* * *

Что ни говори, а узнавать я ничего всё же не собиралась, да и особо желанием не горела прочувствовать на себе все те сюрпризы, что подготовила мне компания уже поддатых ближе к десяти вечера друзей. Им даже повод не нужен, чтобы напиться вдребезги на квартире у Ёнхо, к которому Моморин, получив от меня подарок в виде абонемента в бассейн, побыв здесь ещё немного, «чтобы я не раскисла в компании тараканов и мошек от пропавших в холодильнике мандаринов», радостно ускакала, взяв с меня обещание не скучать, а веселиться, если вдруг не надумаю воспользоваться подарком.

Кстати, об этом.

Не то чтобы я прям очень сильно хотела во всём этом участвовать, прислушиваясь к внутренним ощущениям домоседа, подсказывающего закрыться в квартире и получать удовольствие от красивых актёров дорам и полуголого Джея Пака, если будут показывать повторы концерта, никуда не ходить и приключения не находить на одно место, с чем я была согласна, однако в таких случаях всегда можно найти «но», а у Сон Чеён с этим особые отношения.

Свернувшись на диване клубком и с головой укрывшись клетчатым пледом, я краем уха слушала поздравления от родителей. Отец ограничился коротким «не болей и хорошо учись в наступающем году», а вот матушка моя понеслась по кочкам в далёкие дали своей фантазии, осыпав меня пожеланиями не только не вылететь из университета и не подхватить букетик разных болячек, но и найти кавалера, достойного меня, кто будет и на руках носить, и осыпать комплиментами, и — главное, — при деньгах будет.

И на этом моменте решено было ни разу не тактично отнять телефон от уха и внимательно, будто никогда не видела, смотреть в экран телевизора, где как раз Джей тряс своими сочными ягодицами под легендарную «Mommae» и демонстрировал не прошедшие зря посещения спортзала — торс со всеми имеющимися кубиками, на которых только и делать, что бельё гладить заместо доски.

Ну а как иначе пропустить всю болтовню, выслушиваемую каждый месяц по пять раз из года в год, выученную наизусть ещё когда мы с Момо были незрелыми первокурсницами, будто попавшими в новый мир со всеми вытекающими оттуда последствиями в виде отходняков по утрам, горы конспектов и бессонных ночей, чтобы знания в голове были и не вылетели попутным ветром оттуда через три дня.

Тогда всё казалось простым, разговоры с матерью не напоминали заевшую граммофонную пластинку, которую не перекричишь и не переспоришь, здоровье не было посажено до критической отметки «хочу вскрыться из-за всего и сразу». Первый курс не щадит никого, если не повезло с преподавателями, навалившими с первых дней гору домашних заданий, дополнительных материалов и контрольных; не повезло с дотошными родителями, даже по телефону умудряющимися испоганить настроение сравнительными характеристиками с детьми своих друзей, добившимися больше успеха, чем их дочь. И как же так вышло-то, что у Сон Чеён после таких разговоров сдали нервы, а деньги стали уходить не на вкусно покушать, а на таблетки и личного невролога, к кому уже как к себе домой ходить можно.

— Ты меня не слушаешь, да? — уставший материнский вздох прозвучал слишком громко под ухом, заставив оторваться от созерцания прекрасного и вернуться в суровую реальность — в пустую квартиру, настроение в которой создавали переливающиеся фонарики гирлянд, обвившие дверцы шкафов и задёрнутые шторы. — Как обычно, расстраиваешь меня, засранка.

— Я давно всё это выучила наизусть, мам, — перевернувшись на другой бок, я всё же приложила телефон к уху, чтобы уж совсем не наглеть. — И про кавалеров, и про деньги, и про лучшую во всём Ким Дахён из соседнего дома. Одного не пойму: если тебя так устраивают её успехи, то почему ты её не удочерила, когда была возможность сдать меня в детдом?

— Тебя бы всё равно не взяли, — какая непрошибаемая женщина. — Кроме того, я говорю правду. Пора взрослеть, Чеён. Самое время взяться за ум и найти того, с кем как за каменной стеной будешь. Расставание ещё не повод закрыться в своей раковине и не подпускать к себе ни одного парня, может, среди них нашлись бы достойные претенденты на твоё сердце.

— Ты так говоришь, потому что я разбила в пух и прах твои мечты о внуках на ближайшие пару лет, а не потому что искренне обо мне беспокоишься, — фыркнула я, однако до сих пор не понимая её зацикленности на моей свадьбе (её полном отсутствии), детях и личной, сука, жизни, что для меня не было самым главным в жизни.

Может, она просто не хотела для меня такой же судьбы, как у неё, когда рожаешь один-единственный раз по ряду неизвестных мне причин после тридцати, обзаводишься кучей проблем со здоровьем и в частности с репродуктивной системой? Время-то идёт, Ким Тэра не молодеет, постепенно приближаясь на шаг к уходу в мир иной, ребёнок взрослеет (причём не умнеет с возрастом) и не собирается остепеняться, купается в других проблемах, в которые не входит семейный очаг, идеальный муж и дети.

Но я что-то не видела здесь повода давить на меня.

— Конечно, я беспокоюсь о тебе и твоём благополучии в первую очередь! И поэтому желаю богатого зятя, крепкого здоровья, чтобы выносить и родить здоровых детей и всех благ, моя дорогая Чеён-а.

— Лучше ты мне этим не сделала, мам. Спасибо. Я прям почувствовала облегчение от твоих объяснений.

— Сон Чеён, я не воспитывала тебя такой занудой! Почему ты не ведёшь себя на свой возраст, не понимаю, — упрекнула родительница, явно в такой момент цокнув языком и закатив глаза, как всегда делала, когда настроение падало до критической отметки. Мимика мамы выучена вдоль и поперёк, и не надо быть экстрасенсом, чтобы это понять, а видеть так тем более. Жуткая картина, на самом деле.

— Ну уж извини, что разочаровала. В очередной раз, — в этот момент остатки настроения ещё ниже скатились в самые глубины Марианской впадины без надежды выплыть на поверхность, убрав улыбку с моего лица. Да даже любимый Джей теперь не вызывал большого интереса и расплывался перед глазами, покрывшимися пеленой наворачивающихся слёз. — С наступающим, мамуль.

И завершила звонок, не став слушать возражения, вот-вот готовые сорваться с губ матери, не понимавшей и не разделявшей мои интересы и чувства никогда. За что бы я ни бралась и как бы ни пыталась бежать впереди планеты всей, она никогда не обращала на это внимания, больше упрекая и навязывая своё мнение, к которому обязательно надо прислушиваться: и причёска не та — вызывающая, и новый цвет волос не подходит — старит, и отметки ниже, чем должны быть, и даже Марк был не тем, кто мне нужен — слишком простой, и как же хорошо, что мы разошлись подобно в море кораблям.

А другого мне и не надо было.

«Что с тобой не так, Сон Чеён? Раскисла из-за всякой ерунды, не достойной твоего внимания. Такими темпами от тебя даже тараканы сбегут, испугавшись опухшей недовольной физиономии».

Не так уж глупо подбадривать себя таким образом: по-детски наивно, с долей озорства, не позволяющей скатиться до сотрясающих плечи рыданий, от чего я не так далеко ушла, ощутив мокрые дорожки с привкусом соли на щеках, на которые легли подрагивающие вовсе не от холода пальцы. Как обычно, как всегда, ничего нового: таков итог маминых наставлений — горькие противные слёзы из-за разливающегося мерзкого ощущения собственной неправильности и давней обиды, сдавившей внутренности лозой терновника, отчего я задыхалась и тянулась к сигаретам, не то чтобы спасавшие от грусти. С ними накатывало временное расслабление и появлялась возможность отвлечься на что-то другое.

Например, сколько сигарет понадобится выкурить, чтобы в лёгких стало больше дыма, чем альвеол? Или как скоро я начну ощущать последствия вредной привычки и поселюсь в больнице, где уж точно не до звонков от родни будет, что только плюс для уставших ушей.

А настенные часы отсчитывали время до полуночи, когда запустят салюты, в воздух взлетят пробки из-под шампанского под весёлые крики и счастливый смех встречающих Новый год дома с роднёй в окружении многочисленных закусок и выпивки. На улицах не менее весело и шумно, и это при том, что большинство коренных жителей Республики Корея предпочитали отмечать по-тихому дома — в тепле, считая европейскую вариацию праздника не такой особенной, как Соллаль, приходящийся на десятое февраля.

Традиции надо чтить, как и ловить момент и сделать что-то из ряда вон в старом году, чтобы войти в новый эффектно и с иными ощущениями. Только если это не будет пинок для скорости или подзатыльник с профилактической целью — только так влетите в две тысячи двадцать четвёртый год, отделавшись лёгким испугом и небольшой производственной травмой в случае лопнувшего терпения окружающих.

Поэтому, отбросив сомнения и не став перебирать иные варианты, как можно встретить следующий год и не обзавестись естественной сединой, я вышла из дома и побрела в центр, минуя скопления людей и насвистывая под нос незамысловатую мелодию, не забывая сверяться с адресом на конверте, чтобы не забрести куда не надо и избежать проблем на свою пятую точку.

Но это по возможности.

А пока моё внимание полностью переключено на утопающий в разноцветной иллюминации Сеул, на звёздном небе которого взрывались первые фейерверки, мимо проносились малочисленные компании подростков с зажжёнными палочками бенгальских огней, сопровождая всё заливистым смехом и поздравлениями прохожих с праздником, и грех было не поддаться этому веселью — широко и впервые за несколько часов искренне улыбнуться и отправиться искать тот небольшой ресторанчик, где меня ожидал неизвестный мне молодой человек.

Будь что будет, как говорится, никакого смысла поворачивать назад и закрываться дома, когда до первого января полтора часа, за которые можно много чего успеть сделать. Разочароваться, разозлиться или, что маловероятно, влюбиться в того, кого птичка на хвосте притащила и поставила перед фактом — этапом знакомства.

Влюбиться. Такое слово интересное, красивое даже, но сколько же от него проблем и неприятностей! Многие испытывали чувство, словно сердце с уходом второй половинки вырвано с корнем или от него остались крохотные осколки, не способные собраться воедино и склеиться самостоятельно. Супер-клей только у одного человека, и тот давно с другой или с другим, а ты у разбитого корыта с подорванным доверием и без розовых очков, сквозь которые проблемы в отношениях не замечались.

Если бы существовало средство, способное выключить чувства в удобный момент, я бы им обязательно воспользовалась, чтобы не страдать по бывшему до сих пор. Марка пора отпустить, а не мучиться от мыслей о нём, как он там и что делает, что его радует, а что гложет. Невыносимо отвлечься ни сигаретами, ни посиделками с друзьями, — Ли Минхён забрался гораздо глубже, чем мне казалось, и забрал моё сердце с собой своим уходом.

Даже находясь среди веселья, я не очень-то чувствовала себя в праздничной колее, а скатывалась ниже по отмеряющей количество пиздеца лестнице в самое его сосредоточие — в бездну.

И на что я надеялась? На чудо, что или унесёт всё плохое и позволит мне стать свободной и счастливой без мыслей о Марке? Или на то самое чудо, что столкнёт меня к носу с прошлым, которое надо оставить в главе лиловых закатов, перешагнуть и с улыбкой идти дальше навстречу будущему, где я обязательно обрету то, что так долго ждала?

Нет, я надеялась на адекватную встречу две тысячи двадцать четвёртого года, без триггеров и нежелательных встреч, однако ни к чему из этого не пришла, так и застыв посреди улицы, как раз рядом с нужным рестораном, с разинутым от удивления ртом и широко распахнутыми глазами и ощущением, будто надо мной издеваются выкачиванием кислорода из лёгких и зрительными галлюцинациями.

Но это слишком реальная галлюцинация, не смешная, глупая, дурацкая. С не менее дурацкой улыбкой и идиотскими ни капли не милыми ямочками на порозовевших от холода щеках, на которых замечательно будет смотреться след от моего кулака только с одной целью: убедиться, что это не Марк Ли передо мной в пяти метрах, а всего лишь его потерянный брат-близнец.

Но это бред что на трезвую, что на пьяную голову. А Марк так и останется Марком, которого я узнаю из тысячи.

Это та вещь, что не изменится никогда. Ни под гнётом серо-буро-малиновых будней, ни под оглушающую громкостью музыкой праздников, повторяющихся из года в год.

Марк всё тот же идиот со съехавшей на глаза шапкой и расстёгнутой куртке, надетой на одну футболку, — ничего не изменилось за это время, как и не брошены попытки бывшего превратиться в сосульку, а не в закалённого моржа.

Идиот с букетом лилий в побелевших пальцах.

Идиот, которого ничего не исправит. Даже идеальная память на мои любимые цветы не избавит от недовольства и не изменит решения как следует пройтись по когда-то любимому (или, возможно, даже до сих пор) лицу кулаком и оставить там красивый автограф как напоминание на будущее: не стоит мучать тех, от кого ушёл, своим присутствием.

Ещё пара-тройка шагов, и он приблизится, а я снова окажусь между двух огней: поговорить спокойно, не выкатив претензии и наезды, мол, ты меня недостоин; или пройти мимо, так и не удостоив взглядом и сделав вид, что не узнала, оставив незакрытый гештальт и нерешённые вопросы. Хотя что тут можно решать, если расстались, поставили точку, потому что нечего мучать себя бессмысленными обвинениями.

— Чеён.

— Минхён.

И молчание.

Имена друг друга не забыли, произнеся их одновременно и со спокойствием, словно внутри ничего не трескалось, вновь восстанавливаясь и рассыпаясь с каждый пробежавшей секундой, пока смотрели друг другу в глаза, подходя ближе, и пока не остался метр. Жалкий метр, отделяющий Марка от кулака в глаз, а меня — от полицейского участка и дальнейших глупостей, таких как поправить эту дурацкую красную шапку, а то что он как непонятно откуда сбежавший чудик, и застегнуть куртку, иначе заболеет — иммунитет слабенький, а таскать мандарины в больницу некому будет.

И как же я всё же много знала о своём бывшем, что даже страшно. Не странно, нет, я всегда понимала и принимала то, что не совсем адекватная. Потому и не удивилась, обнаружив себя сначала застёгивающей чужую куртку, до одури пахнувшую цитрусами и шоколадом, и…

И возвышающемся над согнувшимся в три погибели Минхёном, державшимся за щёку, куда пришёлся не особо сильный, но всё же ощутимый удар ладонью после услышанного «Прости меня», которое вызвало во мне целую бурю смешанных эмоций, но больше — смеха. Нервного и громкого до слёз и пальца у виска от осознания, что всё было спланировано.

Не было никакого свидания вслепую с рандомным парнем, пришедшим в голову подруги и одобренного Чону. Этот ресторан закрыт на ремонт, о чём говорила крупная вывеска на двери, которую я видела с расстояния нескольких метров и никого больше, кто бы остановился здесь даже просто поболтать с друзьями. Все спешили по своим делам и радовались приближающемуся торжеству, а передо мной только пострадавший от моей лёгкой руки Марк, выглядевший несколько ошалевшим, с обидой и смирением в тёмных глазах.

Какая же я наивная, поверившая в возможность забыться, дура, несмотря на всё не собиравшаяся отпускать прошлое, а упорно цепляться за него.

— Видимо, я заслужил, — наконец придя в себя, произнёс Марк, зачерпывая ладонью горсть снега и прикладывая к покрасневшему следу. И улыбкой засветился, что ещё более удивительно. Я ожидала ругательства и проклятия в свою сторону как минимум за рукоприкладство. — Давно не виделись, Чеён. А я тут это, как бы сказать…

— Решил прогуляться и заскочить в Сеул, когда должен быть в Ванкувере, — в эту игру могут играть двое, если человек замялся и не знает, что бы такого придумать, лишь бы не спалиться. — Мы не виделись полтора месяца, три дня и пять часов с момента, как расстались, и не то чтобы это было приятно, знаешь ли. Не совсем понимаю, в чём я так провинилась перед тобой, раз ты просто… ушёл.

Во мне всё ещё играла и говорила обида на него. Не было ни поводов для сцен ревности, ни причин уходить, когда я так хотела, чтобы он остался, а не бросил меня наедине с загонами в ядовитом дыму, пропитавшем комнату, пока Момо весело проводила время у Джонни и не видела, во что же превратилась квартира в её отсутствие.

Я просто хотела любви и ласки, что перекроют тьму как снаружи, так и внутри меня, а не лицезреть спустя полтора месяца за всего-ничего перед первым январским утром искренне сожалеющего о расставании бывшего. Это было видно по чуть поджатым губам, резко потухшим глазам и опустившимся рукам, в которых всё ещё сжат чуть потрёпанный букет любимых жёлтых лилий.

Страдалец чёртов. И смотреть жалко, но в то же время хотелось, чтобы помучился чуть-чуть. Жестоко с моей стороны, может, матушка была права, когда говорила, что мне уже ничего не поможет, кроме ежовых рукавиц, но я тут же отбросила эту мысль и легко, словно ничего не случилось, улыбнулась, подойдя чуть ближе.

Вводить людей в заблуждение — мой конёк, кажется.

— Кхм, Чеён… — откашлялся Марк и робко, как смущённый школьник первой учительнице, протянул цветы, тут же принятые мною, на что парень позволил себе выдохнуть. Видимо, думал, что в лицо прилетят. — На самом деле, я не хотел тебя бросать и уходить куда-то тем более, однако так сложились обстоятельства.

— И эти обстоятельства действительно стоили того, чтобы начать вести себя как последний козёл именно в период подготовки к злоебучей сессии, — не выдержала и усмехнулась, но тут же закрыла рот, терзаемая жутким любопытством.

— Ни капли не изменилась, язва, — фыркнул Марк. — Знаешь, я даже оправдываться не стану. Ты и так прекрасно знаешь, как я себя вёл — отвратительно и глупо, срывал на тебе злость в попытках уйти от проблем, полагал, что так проще, а на деле — отстойно, и не до конца осознавал, что этим самым мог тебя обижать, ведь у тебя тоже был не самый лучший период. Вряд ли мне найдётся оправдание и какое-то прощение, но знай, что я искренне виноват в том, что натворил.

И вот что на это отвечать? В моей голове полная каша после слов Минхёна, не собирающегося останавливаться и продолжающего говорить о том, что у него накипело за эти дни, пока не виделись. А накипело прилично у него, ведь я узнала то, что несколько остудило мой пыл и подтолкнуло на шаг понимания, а не к холодной войне, присущей многим бывшим партнёрам.

Узнала о проблемах на студии, которую Марк держал вместе с другом и всячески способствовал тому, чтобы её не закрыли из-за появления более сильных конкурентов, куда и уходили записываться как постоянные, так и недавно обретённые клиенты. Это принесло кучу убытков и проблем, вплоть до того, что новое оборудование пришлось закупать из личного бюджета, из-за чего Ли срывался и иногда напивался, хотя особой любви не питал к алкоголю, ведь не умел пить так, чтобы не уносило с пары бокалов.

Как и не питал любви к советам своей тёти, считающей меня не совсем подходящей партией племяннику, выбравшему не милую умницу-отличницу и к тому же социальную бабочку, находящую общий язык со всеми, а предпочитающую как можно меньше людей, матерящуюся на разных языках меня, что оказалось сильным ударом для столь культурной женщины. Естественно, капать на мозг уставшему и вымотанному после студии Марку меньше не стала, наоборот, только сильнее вызывала раздражение и усиливала злость, что со временем накапливалась, и ничего другого Ли не придумал, кроме как выплёскивать это всё в мою сторону, делая больно нам обоим: страдала тут не только я, чувство вины грызло парня, но возможности нормально извиниться не представилось — проблема на проблеме у обоих, и наш разрыв в итоге порушил все планы.

Оказалось, не только у меня мама озабочена поиском идеального кандидата для доченьки, но и тётушка, заменившая Минхёну мать родную. Как они так ещё не спелись за нашей спиной и не попытались подложить свинью — ума не приложу.

— В итоге всё вылилось, ну, вот в это, — Марк, уже изрядно выдохшийся долгой болтовнёй, неопределённо обвёл рукой перед собой, как бы намекая на то, где мы сейчас были, а я не сказать, что была ошарашена. Тихий ужас — более подходящее слово в данной ситуации. — И что теперь делать с этим — решать тебе. Я пойму, если надумаешь окончательно меня забыть или остаться просто друзьями, чтобы как раньше было у нас: ты, я, сборник английских анекдотов и бейсбольный матч под пиво недельной давности.

А что бы я решила? И что тут вообще можно делать? Надо обдумать всё, разложить по полочкам и на основе этого принимать решение с наилучшим исходом, ведь так поступают разумные и адекватные люди.

Но не в моём случае.

— Марк, послушай, — как же я, чёрт их всех побери, устала от всего этого дерьма, — это всё очень трудно осознать и переварить сразу. Да что там — я не очень понимаю, как твоя тётя не подружилась с моей мамой и не попыталась меня убрать из твоей жизни подкупом или как-то ещё, обычно же в сериалах так происходит. И не смотри на меня так, словно я открыла законы Ньютона или у меня вторая голова выросла. Я…

А что я? Ну вот что? Дура я, и это не лечится.

— Я не держу на тебя зла и не желаю тебе сдохнуть в канаве — это сто процентов правда. Может, крохи той обиды остались, но это пройдёт. Не так много времени прошло, чтобы я забыла то, что между нами было, как и то, что случилось после белой полосы. Каждое твоё слово помню, каждый взгляд, это то, что нелегко вывести из памяти, Марк.

По мере моей речи эмоции Марка сменялись хаотично, и я не успевала улавливать каждую из них, за исключением искреннего раскаяния и робкой, ещё не до конца похороненной надежды начать всё с самого начала, если ещё не поздно.

Поздно не было. Было трудно взять себя в руки и шагнуть вперёд из-за опасения наступить на те же грабли, снова разочароваться и остаться у разбитого корыта в этот раз с полным разрывом всех связей, удалёнными телефонными номером и блокировкой везде, где только можно, включая жизни друг друга, — боязнь стать чужими абсолютно нормальна, но это не делает её менее страшной.

И оттого под рёбрами грохотало в бешеном ритме сердце, по телу удушливыми волнами ползли мурашки, а пальцы с силой впивались в ладони, царапая кожу и оставляя там полумесяцы о ногтей, — нервы сдавали с каждой секундой, делая голос хриплым и высоким, но я всё же выдавила из себя вертящееся на языке:

— Я не против попробовать заново. С тобой.

И, словно по заказу, небо над головой окрасилось красным, облетело по краям зелёным змеиным хвостом и взорвалось разноцветным всполохом серий фейерверков самых разных форм и размеров, а колокольный звон из павильона неподалёку в какофонию из криков вливался самой настоящей музыкой и не раздражал слух своей громкостью.

Ровно полночь. Последние секунды уходящего года пролетели слишком незаметно, и не верилось, что этот кажущийся долгим год махнул крылом и оказался прошлым, открывая дверь доброму дракону.

— Ты это сейчас серьёзно, Чеён?

А Марк не совсем верил — удивлённо смотрел слишком, что только смех вызвало. Не осознавал, что простили так легко, не обращая внимания на царящую кругом бешеную атмосферу Нового года, когда мимо проносились люди навстречу друг к другу, сплетались в объятиях и осыпали пожеланиями всего-всего, что только можно пожелать: и здоровья, и счастья, и любви, и удачи, и благополучия, и денег…

Как всегда.

— А похоже, что я шучу? Или я сама для тебя шутка и ты буквально извиняешься перед галлюцинацией, юморист, — ещё один шаг, но в сторону, чтобы не оказаться затоптанной неизвестной счастливой парочкой, очень бурно радующейся согласию заключить друг с другом брак, я переплела пальцы с пальцами Минхёна и поймала себя на мысли, что не хочу, чтобы этот момент когда-то заканчивался. — Как ты думаешь, в этот раз всё будет иначе?

— Всё точно не повторится, как в прошлый раз. Я обещаю в этом новом году сделать всё для того, чтобы сделать нас самыми счастливыми.

— Тогда я буду стараться делать всё для того, чтобы помочь тебе сдержать обещание.

И это чистая правда. Отпускать прошлые обиды тяжело, но ещё тяжелее принимать обратно в свою жизнь бывшего молодого человека, выходить из зоны комфорта и понимать, что, сколько бы ни прошло времени, как бы ночь ни сменяла день, а праздники всегда встречали будни, а Марк Ли всё ещё останется замалчивающим свои проблемы дураком, потому что по-другому не умеет.

Ничего не будет легко — пора снимать окончательно розовые очки и смотреть в глаза правде: без ссор, ругани и битой посуды не обойдётся, ведь мы оба те ещё упрямые бараны, каким-то образом нашедшие друг друга в этом мире.

Но сейчас, пока не онемеют ноги от холода и прохожие нас окончательно не затопчут, можно позволить себе упасть в раскрытые объятия и претвориться великой слепой, для которой не существует ни забот, ни проблем, — зато довольной и счастливой.

Сказки существуют, в них нужно только поверить, на миг ощутив себя главной глупой героиней клишированного романа с прекрасным принцем, но с той лишь разницей, что там не будет волшебства в прямом его воплощении с помощью волшебной палочки или феи крёстной.

Волшебство творишь ты сам, отпуская страхи и позволяя доверить своему сердцу простить и отпустить неприятный случай с дорогим для души человеком, потому что знаешь и веришь, что всё будет иначе — счастливо в вашем идеальном, только двоих, сказочно-ванильном мире.