I will run alone tonight without you by my side. There's no pain that I won't go through. One day the earth will open wide and I'll follow you inside. Because the only hell I know is without you. - Starset (Die For You).

Закрыв за собой входную дверь, Дазай неторопливо проходит в тесную маленькую клетушку в общежитии ВДА. В ней сумрачно и пыльно. Нет никаких личных вещей. Нет безделушек, призванных украсить это жилище. Есть только футон у окна с рассохшейся рамой и узкий полупустой шкаф для одежды. В закутке за углом кроется кухня и дверь в не менее крошечную ванную. Туда Дазай и направляется, по пути избавляясь от обуви, пальто, жилета и рубашки. В зеркале с разбитым уголком, из которого берёт начало паутина трещин, когда он подходит к нему, отражается измученный молодой парень, во взгляде которого пустота. Бледные тонкие, почти костлявые пальцы касаются бинтов на груди. Два дня - слишком мало, чтобы рана окончательно затянулась и перестала болеть. Дазай так сильно ненавидит боль, но почему ему постоянно приходится терпеть её? Почему он сознательно выбирает её?

- Крошечный сверхъестественный организм достигает зрелости за двое суток и проедает тела обоих хозяев. Но если один из них умирает, действие способности прерывается. - Значит, чтобы спасти президента, нам придётся убить второго хозяина, Мори-сана.

Устало вздохнув, Дазай раздевается до конца и забирается в ванну, включает воду. Та набирается медленно, неохотно. Струя воды то слишком сильная, то слишком слабая - кран работает с перебоями. Подтянув колени к груди, Дазай думает о том, что мочить повязки не стоило бы, но он так устал. Устал настолько, что флёр блаженной улыбки появляется на губах в тот момент, когда воды набирается достаточно для того, чтобы соскользнуть спиной на дно и погрузить голову целиком в воду, глядя на размытый желтоватый свет сквозь мутновато-прозрачную воду. В ушах появляется тихий гул. Волосы вьются вокруг лица, колышутся в воде тёмными завитками. Дазай бы предпочёл вместо тесной неудобной ванны залив, но ему хватает ума, чтобы понять - воды залива не то, что нужно его всё ещё совсем свежей ране.

- У агентства нет шансов. Поэтому, Дазай-кун, предложение вернуться в Исполнительную команду ещё в силе. - Ну что вы. Это же вы выгнали меня из Портовой мафии. - Разве ты ушёл не по собственному желанию?

Иногда Дазаю кажется, что вместо четырёх лет прошло намного больше. Десять, пятнадцать, двадцать лет. Когда жизнь перенасыщена самыми разными событиями, кажется, что время бежит быстрее. Новые люди, новые происшествия, новые разговоры, новые встречи, новые проблемы, новые улыбки, когда всё благополучно разрешается, новые слёзы, когда нет - всё это наполняет пустые по своей сути секунды и минуты, часы и дни, из-за чего миг покоя никак не наступает, и кажется, что ты оказался посреди яркой круговерти калейдоскопа. При таком раскладе люди часто начинают забывать. Кто-то забывает прошлое. Кто-то забывает то, что произошло неделю назад. Кто-то забывает разговор, который не счёл важным. Кто-то настолько проникся состоянием белки в колесе, что с трудом может вспомнить, что делал вчера вечером - так насыщена жизнь человека.Дазай считает, что относится к последнему варианту. Постоянно что-то случается, постоянно возникают какие-то проблемы, которые ему нужно решать, и его память хранит так много, мозг работает без устали, так почему же? Почему спустя эти четыре года, способные сойти за десятки лет по своей насыщенности, Дазай всё ещё помнит каждый взгляд, каждый вздох, каждое прикосновение? Почему он помнит каждую интонацию, каждый взмах рукой, каждую улыбку? Почему всё ещё так больно в груди? Почему всё ещё так пасмурно, тоскливо на душе? Почему его грызёт зависть? Почему его грызёт ревность? Почему ему прямо сейчас хочется схватиться за пистолет и сделать что-то... Что-то... Хоть что-то! Дазай даже не знает, что. Будь его самоконтроль слабее, он бы уже бегал кругами по комнате, неспособный понять, что же хочет сделать, что может сделать при том раскладе, что создал своими собственными руками. Но Дазай лишь опускается поглубже в воду и выдыхает, отчего пузыри воздуха медленно скользят по ней вверх.Дазай и сам не знает точно, почему, как и когда всё это началось. Точнее, что-то знает, о чём-то догадывается, но впервые в жизни не хочется анализировать, понимать и обдумывать. Зачем, когда в целом и так всё понятно.До встречи с Мори он всегда был один. Появившийся на свет в браке по расчёту в семье чрезмерно богатых, но абсолютно пустых людей, он был неприкаянной тенью, ненужной никому, не замечаемой никем. Тот огромный дом, полный запутанных коридоров и лестниц, до сих пор снится иногда Дазаю в кошмарах. Тени того дома преследуют его, пытаясь поймать и поглотить. Пытаясь навсегда запечатать, запереть в своём удушающем давящем стенами нутре. Но Дазай сумел сбежать. Дазай сумел выбраться из цепкой каменной хватки и обрести свободу. Точнее, так он думал, пока не понял всю грязь, порочность и бессмысленность мира вокруг и собственной жизни. Люди говорят, гениальные люди так умны и прекрасны, так интересны и необычны, так необузданны в своих желаниях и целях. Дазай часто ненавидел свой гений. Его разум, работающий не так, как у безликой серой толпы вокруг, с самого детства отравлял его существование.А потом в его жизни появился человек по имени Мори Огай.Дазай никогда не забудет первую встречу с этим мужчиной. Впервые в жизни кто-то посмотрел на него. Впервые в жизни кто-то увидел его. Дазай попал к этому человеку не по своей воле. Мори был тем, кто нашёл его в переулке, ведущем к его подпольной больнице, и подхватил мальчишку с истерзанными запястьями на руки, занёс внутрь, чтобы помочь. Дазай до сих пор затрудняется ответить самому себе, изменил бы он место своей запланированной смерти, если бы знал, что Мори Огай станет тем, кто спасёт его, или же нет. Что Дазай точно знает, так это то, что если прислушается к глубинам своей памяти, сможет увидеть острый цепкий взгляд тёмно-фиолетовых глаз с багровым отливом и почувствовать прикосновения мужчины к своим обрабатываемым, зашиваемым запястьям - уверенные, быстрые, но в то же время такие бережные, лёгкие. Почти нежные.Мори Огай действительно отличался от всех остальных людей. Среди безликой грязно-серой массы он пылал чёрным и красным, завораживал своим ярким цветом, привлекал горящим в грудной клетке неуёмным огнём. Дазай знал, что изначально Мори планировал лишь использовать его. Использовать мальчишку с тягой к суициду было для него самым верным решением. При таком раскладе ненужный свидетель, выполнив свою задачу, сам уберёт себя с шахматной доски: рано или поздно, но уберёт. И Дазай бы сделал это, если бы не заинтересовался Мори Огаем, если бы не захотел узнать и понять этого человека, так похожего и не похожего на него самого. Возможно, это и было началом его падения, падения в свой личный Ад. Или Рай? Как знать.Дазай до сих пор до последнего слова и взгляда, и жеста помнит их разговор в кабинете врача в тот день, когда ему был вручён «серебряный оракул» и было положено начало расследованию дела о слухах, связанных с появлением предыдущего босса, погибшего от рук Мори. Дазай в тот день капризничал и жаловался, ныл и хныкал, а потом от скуки начал намекать Мори, что тот совершил ошибку, выбрав его, ведь вот прошёл год, а Дазай всё ещё не покончил с собой, унося их общую тайну в могилу. Как было забавно наблюдать за тем, как в глазах Мори под слоем спокойствия зарождались искры волнения. Как было забавно наблюдать за тем, как под маской лёгкого недоумения крутятся шестерни, обрабатывая его слова и судорожно пытаясь найти подвох, определить реальную долю правды в брошенных словах и одновременно просчитать дальнейшие ходы: и свои, и чужие.

- Шучу. Довольно весело высказывать идеи, к которым я отношусь несерьёзно. Люди сразу же начинают волноваться. Это моё развлечение. - Прекрати смеяться над взрослыми. Я хочу, чтобы ты держал свой язык за зубами? Нет. Если бы стремился к этому, то давно сделал. Проще этого только дышать. Не припомнишь, сколько раз с начала года я спасал твою жизнь от попыток самоубийства? Это действительно тяжёлая работа.

Если задуматься, Мори действительно сделал для него многое. Сначала для Дазая общение с мужчиной было лишь развлечением и попыткой пробраться в чужой мозг и понять, как же тот работает. После, когда они на пару с Мори убили предыдущего босса Порта, Дазай решил узнать, как далеко простирается желание Мори оставить своего свидетеля целым и невредимым и начал эксперименты со смертью. Мори и в самом деле спасал его, откачивал, делал переливание крови и даже однажды разминировал бомбу. Дазай не скупился на методы, не жалел сил, дни и ночи напролёт придумывал новые и новые изощрённые планы. Но Мори только улыбался снисходительно, вздыхал устало и смотрел так понимающе, что Дазай от одного этого взгляда одновременно бесился и хотел поднырнуть под чужую руку, подставить макушку под широкую, тяжёлую, тёплую ладонь.Всё началось с привязанности. С исключительности этого человека. Мори понимал его. Мори умел читать его. Мори никогда его не боялся и не сторонился. Каким бы уставшим или загруженным работой он ни был, всегда находил время для Дазая, отвечал на его вопросы, даже самые глупые, и никогда не жалел своего внимания. Дазай знал, что это не бескорыстные отношения, знал, что является ценной фигурой на шахматной доске для Мори, однако был готов принять это, потому что впервые в жизни кто-то так ценил его и оберегал. К тому же, Дазай тоже использовал Мори: как прикрытие, как защиту, как развлечение. А ещё, несмотря на своё стремление к смерти, как предохранитель. Да, Дазай хотел покончить с собой, хотел освободиться от удушающих оков жизни, но в то же время в нём жила надежда на чудо. На то, что однажды он поймёт, какой во всём этом цикле смысл, и почему так, а не иначе.

- Дазай-кун, зачем ты смешиваешь лекарства для понижения и для повышения давления, которые вообще-то должны быть в запертом шкафу? - Я подумал, что если приму их одновременно, то смогу безболезненно умереть. - Это тебя не убьёт! Боже, как ты вообще взломал медицинский шкаф? - Ненавижу, ненавижу, я хочу умереть! Я хочу совершить простое и безболезненное самоубийство! Мори-сан, сделайте что-нибудь! - Если ты будешь хорошим мальчиком, я рано или поздно научу тебя, как смешивать лекарства. - Вы лжёте! Вы всегда это говорите и заставляете меня усердно работать, и всё равно ничему не учите! Если так продолжится, то я просто предам вас и перейду на сторону вражеской организации! - Прекрати говорить о том, что ты не намерен делать, будь славным мальчиком.

Мори стал для Дазая целым миром. Единственный человек, который вызывал у него эмоции. Единственный человек, к которому Дазай испытывал весь возможный спектр. Там было и уважение, и понимание, и снисходительность, и раздражение, и привязанности, и ненависть, и... Любовь? Но это Дазай понял далеко не сразу. Изначально Мори стал для него своеобразной фигурой отца. Авторитетом, на который Дазай равнялся и который одновременно пытался сломить, превзойти. Они и в самом деле были похожи. Оба разыгрывали из себя легкомысленных часто ноющих по пустякам повес, а после взгляды темнели и тяжелели, скрещивались, как шпаги, и у Дазая в груди и животе тянуло: приятно, и в то же время до тошноты противно. И этими словами, в общем-то, можно описать их отношения целиком.Они всегда использовали друг друга, вот только со временем Дазай начал постепенно уставать от этого. Игра затянулась и стала наскучивать, терять прежние яркие краски. А ещё чем старше становился Дазай, тем больше разочаровывался в жизни и тем сильнее хотел умереть. Присоединившись к мафии, он не нашёл того, что искал, и шуточные обещания Мори о том, что мужчина обязательно смешает для Дазая какой-нибудь прекрасный яд, но «не сейчас, Дазай-кун, у меня для тебя новое задание» начали злить уже по-настоящему. Люди вокруг сторонились Дазая и постоянно повторяли, что он странный. Люди не понимали его стремления к смерти и ужасались, когда слышали сплетни о том, почему его тело закутано в бинты, почему лицо перевязано, почему Дазай всегда на передовой под шквальным обстрелом со всех сторон и безразличием в глазах. Мори же был тем человеком, который понимал и принимал желание Дазая умереть, и всё же... Всё же он постоянно мешал ему, ограждал от смерти, спасал, и это больно било по Дазаю. Почему мужчина не желал подарить ему то, чего Дазай так жаждал? Почему продлевал его земные страдания? За что? Зачем? Как жестоко...

- Если ты погибнешь, я расстроюсь.

Мори сказал ему эти слова однажды, и они навсегда отпечатались в памяти Дазая. Из-за них, именно из-за них Дазай позволил себе поверить, что нужен Мори не только в качестве ценного свидетеля, гарантии, билета в светлое будущее Портовой мафии. Да, Мори использовал его, чужими руками втянул-таки в Портовую мафию и создал «Двойной Чёрный», навесив на Дазая тонны обязательств, но это всё было после того, как Порт поднялся с колен. Мори и своих мозгов хватило бы удержать власть и контроль в руках, но он продолжал держаться за Дазая, продолжал удерживать его, и тогда...

- Мне шестнадцать, Мори-сан. - Конечно, Дазай-кун. Но шестнадцать - не одиннадцать, и меня интересуют только девочки.

Лучше бы ударил. Лучше бы выстрелил. Лучше бы посмеялся, не принял всерьёз, как бывало не раз - по большей части лишь для того, чтобы побесить Дазая, который всегда кричал в ответ: «Относитесь ко мне серьёзнее, Мори-сан, я уже не ребёнок!». Но нет. Когда Дазай после окончания последнего боя против Верлена оставил бессознательного Чую на попечение Озаки и умчался к Мори, чтобы своими глазами увидеть мужчину живым, целым и невредимым, всё просто...Дазай никогда не забудет, как взволнованно осмотрел его мужчина с ног до головы, чтобы убедиться, что нет серьёзный ранений, и его гордое искреннее «хорошая работа, Дазай-кун», когда Дазай нервно, дёргано подошёл вплотную и неожиданно и для себя, и для Мори, крепко обнял. Впервые за долгое время его нервы были так напряжены. Впервые в жизни он так переживал за благой исход операции. В тот момент на кону стояла жизнь Мори Огая, человека, сумевшего увидеть тень, коей всё детство был Дазай, и когда Дазай увидел Мори по окончании всей этой заварушки, на него ударом молота по затылку свалилось внезапное, резкое осознание того, что всё это время было прямо под его носом. И тогда Дазай повернул голову, чтобы порывисто, не давая себе шанса передумать, коснуться губами гладко выбритой щеки. И тогда пальцы Мори, облачённые в белую перчатку, оказались прямо перед его губами, накрывая их, служа непреодолимой преградой.

- Не нужно, Дазай-кун. - Мне шестнадцать, Мори-сан. - Конечно, Дазай-кун. Но шестнадцать - не одиннадцать, и меня интересуют только девочки.

Кто бы знал, как сильно Дазай после этого возненавидел начавшую появляться всё чаще Элис.В организации каких только слухов не ходило с попустительства самого босса Порта, желающего, чтобы люди считали его абсолютно бесчеловечным, тем, для кого нет никого и ничего святого. О том, что Элис - способность Мори, знало количество человек, для пересчёта которых хватило бы пальцев на одной руке. Конечно, были те, кто считал, что девочка - воспитанница босса или что-то подобное, но большинство после громких причитаний из серии «Элис-чан, ну прошу тебя, ну что мне сделать, чтобы увидеть тебя в этих милых кружевах?» склонялось к тому, что Мори Огай - прогнивший насквозь человек.Дазай видел дальше и глубже. За громкими причитаниями и едва не валянием в ногах у собственной способности он видел отблески тоски и сожаления, которое обычно появляется у людей, смотрящих на надгробные плиты своих родных. Кем была Элис? Пациенткой, погибшей на хирургическом столе? Потерянной дочерью? Погибшей племянницей? Сколько Дазай ни искал, не смог ничего найти о прошлом Мори и о том, была ли в его жизни златовласая капризная девочка, похожая на фарфоровую куклу, обличие которой могла принять материализовавшаяся способность Огая. Но в том, что эта девочка была Мори дорога, не было никаких сомнений. Когда Элис появлялась рядом, тот перестал видеть всё и вся, сосредотачивая своё внимание лишь на ней одной.

- Дазай-кун, ты опять развеял Элис-чан. Зачем? - Не понимаю, о чём вы, Мори-сан. Это произошло случайно.

Дазай врал. Они оба знали это. Но поделать с собой мальчик ничего не мог. Он ненавидел Элис, потому что ей и только ей доставалось всё внимание Мори. Тот опекал её, угождал, развлекал, баловал. Тот смотрел на неё и видел её, что раньше Дазай считал исключительно своей привилегией. Когда Элис оказывалась рядом с Мори, Дазай вновь становился безликой тенью без возможности быть увиденным, услышанным, замеченным, и это разъедало его изнутри, наполняя ядовитой злобой, порождённой не менее ядовитой ревностью.Вынырнув из воды, Дазай зачёсывает мокрые пряди волос со лба пальцами и шумно выдыхает, глядя сквозь пространство перед собой. Даже с открытыми глазами он может видеть картины прошлого, транслируемые на пожелтевшей плитке перед собой как на полотне для прожектора. Пальцы сами собой цепляют бинты на запястьях. На них много шрамов, очень много: продольных и поперечных, и косых, и кривых, и узорчатых. Как Дазай только не извращался. И сейчас каждый шрам - тонкий, толстый, плоский, бугристый, ярко очерченный и почти незаметный - горит на его коже, будто отдавая всё накопленное тепло, собранное с кончиков чужих пальцев, когда Мори с печальной улыбкой поглаживал свежие швы, отказываясь встречаться с Дазаем взглядом.Говорят, первая любовь должна быть такой: кривой и косой, разбитой и режущей, несчастной и болезненной. Ошибки, не те слова, не те поступки, не те реакции и страх быть отвергнутым, незнание и непонимание - всё это бьёт наотмашь. Но то глупые подростки с надуманными проблемами, иногда важными, но теряющими свой размах на фоне чего-то более страшного и глобального, а это был Дазай. Дазай, который видел Мори насквозь. Дазай, который знал, что между ними образовалась крепкая нерушимая связь. Дазай, которому доставалось всё внимание Мори и всё его тепло, его завуалированная под насмешку забота и его желание помочь Дазаю найти своё место, оставив летальный исход на самый крайний, дальний, чрезвычайно безнадёжный случай. Так почему же Мори оттолкнул? И почему он позволил Дазаю уйти?- В тот вечер, когда босс узнал обо всём, он объявил, что выборов нового Главы Исполкома не будет, и твоё место останется незанятым, Дазай-кун, - вот что рассказал ему спустя годы Хироцу.Так сладко и так горько одновременно. Заботился и опекал, приглядывал и ценил. Спустя время даже безоговорочное использование отошло на второй план. Так почему? Почему Мори не смог принять его чувства? И почему, если до самого конца опасался, что Дазай вновь активно примется за старое, позволил уйти прочь - туда, где никто не присмотрит, не обработает свежие порезы, не оборвёт верёвку петли на шее?Ещё большую боль причиняет осознание того, что весь этот план с «Мимик» был воплощён в жизнь, возможно, не только ради лицензии и того, чтобы люди в Министерстве оказались в долгу перед Портом. Иногда Дазай задумывался о том, могло ли быть так, что открытие правды об Анго и смерть Оды были попыткой Мори навсегда оттолкнуть его от себя. Но почему и зачем? Неужели Мори так сильно тяготился его чувствами? Неужели Дазай, доказавший, несмотря на все злые и ядовитые, и полные двойного дна слова, свою верность, потерял своё место возле Мори в тот момент, когда открыл ему своё сердце, но просто этого не понял?- Когда я вообще перестал понимать вас, Мори-сан? - спрашивает Дазай у пустоты, медленно развязывая и снимая промокшие бинты, неприятно липнущие теперь к коже.У него нет ответа на этот вопрос. Иногда Дазай думает, что, возможно, вообще никогда не понимал Мори, но отмахивается от этих мыслей, потому что они болезненнее, чем кажутся. Чем должны быть.Когда Анго оказался тройным агентом, а Ода погиб, Дазай был разбит. Разбит тем, что Мори приложил руку к смерти важного для него человека, что скрывал от него такую важную правду об Анго, которому Дазай доверял, несмотря на свою паранойю и обычную отстранённость со всеми людьми Порта, кто не Главы и не прямые подчинённые, и не напарник в лице Накахары, верность которого Порту подверг бы сомнению только безумец. Но ещё большая разбитость пришла в тот момент, когда Дазай покинул мафию, а Мори даже не послал за ним ищеек. Как будто боссу Порта был абсолютно безразличен уход того, кто был его заместителем, главным помощником, бесценным союзником и драгоценным свидетелем. Кто был единственным человеком, который знал мужчину, понимал его, и который... Любил.В настоящем Дазай только сильнее запутывается в хитросплетениях прошлого. После рассказа Хироцу о том, как всё было после его ухода, сердце болит только сильнее. И Дазай ненавидит это. Он всегда был таким равнодушным, таким безразличным, и сердце его было лёд и камень. Так почему? Почему годы прошли, пролетели по ощущениям целые десятилетия, а эти чувства всё ещё живут в нём и сильны так же, как и прежде, если не стали ещё сильнее? Почему первая встреча так выбила из колеи? Почему Дазай назвал Мори боссом, если тот давно не является им для него? Почему внутри так сладко тянуло, когда Мори всё-таки прислал ему на подмогу Чую во время противостояния с Гильдией, хотя до этого всем своим видом дал понять, что падение ВДА будет лишь поводом для праздника?

- Добро пожаловать, босс. - Здравствуй, Дазай-кун. Четыре года прошло.

Считал ли Мори точно так же, как и он, дни, прошедшие с момента его ухода? Был ли он действительно рад этой встрече? Когда Чуя появился на поле боя возле склада, в котором держали Кью, Дазай сделал вид, что предвидел это, что всё идёт по плану, но правда в том, что он действовал на авось, и подмога, да ещё и от Портовой мафии, была неожиданностью. Дазай тогда скривился и сделал вид, что работать с Чуей ему ужасно не нравится, но правда была том, что нравилось, очень нравилось, потому что с бывшим напарником его тоже связывало много всего: хорошего и плохого, но всё равно по-своему ценного. А ещё это было горько, потому что в очередной раз напоминало о прошлом, в котором после миссий «Двойной Чёрный» приходил отчитываться Мори, и тот смотрел на созданную своими руками козырную карту Порта полными гордости и даже лёгкого восхищения глазами.- Босс сказал тогда: «Если бы Дазай-кун был сейчас моей правой рукой, у Гильдии бы не было шансов».Иногда Дазаю казалось, что на самом деле Хироцу понимает и видит намного больше, чем остальные, и этому чопорному зануде - и прекрасному информатору, к слову - нравится сыпать соль на его раны.Кому точно нравилось сыпать соль на чужие раны, так это Достоевскому. О, какую бурю он поднял в Йокогаме, когда заявился в город со своими грязными подлыми планами. Когда Дазай узнал о том, что жизни Фукудзавы и Мори связаны, и один выживет лишь благодаря смерти другого, его мозг буквально взвыл сиреной, загораясь множеством красных тревожных огней. И переживал Дазай вовсе не за Фукудзаву. Переживал он за Мори, потому что недооценивать преданность Рампо и Йосано было нельзя, а на стороне Порта не было тактика, который сможет правильно распределить силы и направить безграничную мощь Чуи в нужное русло. К тому же, на стороне ВДА теперь была Кёка, и в подобной ситуации она без всякого страха за свою жизнь нарушила бы негласное соглашение с оставленным позади Портом: «Ты будешь жить, пока хранишь наши секреты и держишь рот на замке».Дазаю пришлось сделать многое и пойти на многое. Наверное, даже во время нашествия Гильдии он не был так взволнован, так встревожен. Но Достоевский... Его нельзя было недооценивать, и Дазаю даже пришлось подставиться под удар, оказаться в больнице, лишь бы отсрочить решительные действия ВДА, лишь бы оставить их с поддержкой одного только Куникиды, который не стал бы совершать необдуманных поступков, разрываясь между своей честью и правилами, данному директору обещанию не лезть на рожон и осознанием того, что если члены ВДА ничего не предпримут, Фукудзава умрёт: вместе с Мори или за него, если Порт решит не размениваться по мелочам и нанесёт удар, несмотря на сопутствующий «мирный» ущерб.Отбросив ком мокрых бинтов на пол, Дазай выбирается из воды и вытирается полотенцем, вновь разглядывая своё лицо в отражении зеркала. Бледно-серая кожа, синяки под глазами от недосыпа, тяжёлые веки и сухие искусанные губы. Странгуляционная борозда на шее как настоящая петля, и воздуха будто не хватает. Дазай дышит часто, неглубоко, а после набирает в лёгкие побольше воздуха и задерживает дыхание, начиная отсчитывать секунды. Только когда он насчитывает две с лишним минуты, и перед глазами начинают летать цветные мушки, Дазай медленно выдыхает и, кое-как вытерев мокрую голову, выходит в главную - впрочем, единственную - комнату.

- Ты до сих пор носишь плащ, который я тебе дал? - Разумеется, я его сжёг.

Открыв шкаф, Дазай достаёт чистое нижнее бельё и надевает его, а после садится на корточки и из-под горы помятых вещей, смешавших в себе домашнюю одежду и одежду для прикрытия, достаёт простой белый пакет. Из этого белого пакета, отодрав широкие полосы клейкой ленты, едва заметно дрожащие пальцы достают потрёпанный чёрный плащ, который когда-то был совсем не по размеру и болтался на плечах балахоном, рождая иррациональное чувство безопасности и согретости. Будто в тот момент, когда Мори подошёл к Дазаю со спины и набросил на него плащ со своего плеча, придавив ткань ладонями поверх плеч, тепло его рук и грудной клетки, почти прижавшейся со спины, пропитало материю и после окутывало Дазая каждый раз, когда он надевал этот плащ.- Как глупо... Мне и в самом деле стоило его сжечь... - шепчет едва слышно Дазай, разглаживая ворот плаща.А после поднимается с корточек и накидывает ткань себе на плечи, закутывается в полы и жалеет о том, что больше не костлявый подросток и не может спрятаться в этом плаще целиком. О том, что не может вернуться в прошлое и вновь прочувствовать тепло почти приобнявшего его со спины Мори. О том, что нет такого устройства, которое сотрёт начисто его память или вырвет эти отравляющие, болезненные, приторные, как сладости Элис, до тошноты чувства, которые даже годы спустя живут в его груди. Не позволяя обрести покой. Не позволяя вновь взять лезвие бритвы в руки и провернуть этот своеобразный ключ в замке своих вен, открывая дорогу к долгожданному способному охладить вечно пылающий разум забвению.Сев на футон, натянув ворот плаща поближе к ушам, будто закрываясь от пронзительного ледяного ветра, Дазай осматривает своё жилище и в который раз устало, тяжело выдыхает. Сумрачно и пыльно, и бардак кругом. Быть может, от этой пыли и болит так сильно голова по утрам, из-за чего звон случайно опрокинутых пустых бутылок из-под саке раздражает только сильнее. Надо бы прибраться. И вот бы ещё найти способ избавиться от пыли и бардака в своём разуме, голове.Память, будто издеваясь, нашёптывает голосом Мори предложение о возвращении в Порт. Была ли это изощрённая шутка или нет? И почему, если Мори был безразличен его уход, в настоящем мужчина так помогает Дазаю? Уж в том, что босс Порта ввязывается в дела ВДА только из-за того, что в их рядах находится бывший - и всё ещё ценный, несмотря ни на что - Исполнитель мафии, Дазай не сомневается. Иначе Мори с радостью бы понаблюдал за тем, как ВДА и их враги перебивают друг друга, а Министерство якобы незаметно заметает за всем этим кровавым и жестоким, разрушительным бедламом следы.

- Мори-сан, вы боялись, да? Что однажды я нацелюсь на ваше место и перережу вам горло. Как вы поступили с предшественником. Зло от других ждёт только зла.

Может ли быть так, что Мори в самом деле боялся Дазая? Опасался, что тот решится на подобный поступок? Было бы логично так предположить с учётом всех попыток держать на расстоянии, но что делать с чувствами Дазая? Мог ли Мори думать, что это уловка? Нет, он всегда видел Дазая насквозь. Тогда думал ли он, что ради власти Дазай сможет убить даже любимого человека? Звучит отвратительно, а ещё бесконечно глупо и смешно. Вся эта ситуация, если задуматься, очень смешная, и неважно, что смех почти истерический, болезный. Дазай никогда не стремился к власти, ему это было неинтересно. Всё, чего он желал, было вниманием Мори.Может, поэтому позже он и был так жесток с Акутагавой. Без всякого зазрения совести он вымещал на нём свою боль и злость. Акутагава тянулся к нему, к его вниманию и признанию, и Дазай, уже оступившийся на этой дороге, просто решил показать, доказать ему, что это пустое. Что не будет никакой отдачи и не будет никакой желанной награды. Хоть ты из кожи вон вылезь, объект твоего восхищения и желания придумает план вроде «Мимик» и избавится от тебя, сделав вид, что совсем не при чём. Или покинет мафию, оставив тебя за спиной, потому что ты никогда не был важен и не имел никакой ценности, чтобы хотя бы оглянуться на тебя на прощание, в последний раз.- Почему? - в который раз спрашивает Дазай у тишины, окутывающей саваном, и бессознательно проводит пальцами по рукаву плаща. Если принюхаться, можно почувствовать эфемерный запах пороха и крови, пропитавших в своё время ткань насквозь. - Почему вы оттолкнули меня, Мори-сан?Дазаю ведь не нужно было много. Когда пальцы в белой перчатке стали преградой для его губ, он сразу отступился и даже попросил прощение за свою порывистость. Да, ему было больно и обидно, и ревность с завистью стали разрастаться в груди всё сильнее - Дазай даже к Чуе начал ревновать Мори, ведь с Накахарой тот был исключительно вежлив и приветлив, приязнь была заметна невооружённым взглядом - но всё это никак не отразилось на рабочих отношениях, на деле.Дазай был готов оставаться рядом в той же роли, что прежде. Он был готов довольствоваться нежными прикосновениями к израненным запястьям, усталыми вздохами и снисходительно-родительскими взглядами, будто порезанные вены - раз за разом повторяемая шалость, которая уже не злит, только вызывает вздохи и, возможно, закатывание глаз. Дазай был готов к тому, что Мори так и продолжит видеть в нём неразумного, несмотря на гений, непутёвого ребёнка и в семнадцать, и в восемнадцать, и в девятнадцать, и в двадцать лет. В момент совершеннолетия и после него. Он был ко всему этому готов. Но Мори оттолкнул его от себя. Да так сильно и явно, что этот толчок проигнорировать было невозможно.Новая открытая бутылка саке - пожалуй, единственное, что водится в его холодильнике - и голова постепенно становится всё легче. Картина мира вокруг и возможность мыслить здраво смазываются почти сразу из-за голода и усталости, и лекарств в крови, и Дазай выпивает дешёвый дрянной алкоголь залпом и сворачивается клубком на футоне, подтягивая вечно мёрзнущие ноги к груди и кутаясь в полы чёрного плаща, даже спустя годы отдающего ему чужое эфемерное тепло.Недосып и стресс последних дней делают своё дело, и Дазай постепенно проваливается в мутный, вязкий сон. В этом сне посреди тьмы красуется зеркало в вычурной резной раме. Перед этим зеркалом стоит Дазай, а в отражении Мори подходит к нему со спины и лёгким движением накидывает на его плечи свой алый шарф. Мужчина говорит, что гордится им. Мужчина смотрит на него сияющими подобно драгоценным камням глазами, читает его душу и сердце и мягко улыбается. Его губы шепчут на ухо: «Мой бесценный преемник». Его ладони крепко держат за плечи. Дазай улыбается в ответ насмешливо, но его глаза сверкают радостью, светом, надеждой. Всё внимание Мори сосредоточено только на нём, и под этим взглядом - и только под ним - Дазай чувствует, что наконец-то вновь живёт.

***

Где-то на другом конце города в штаб-квартире Портовой мафии Мори Огай стоит перед панорамным окном и задумчиво смотрит на пасмурное серое небо, вспоминая одного взбалмошного гения с бинтами по всему телу и мягким вороньим гнездом на голове. Неслышно подходит, встаёт рядом Коё и едва заметно касается плеча босса Порта своим.- Почему вы оттолкнули его? - спрашивает женщина, будто мысли читает.Всегда такая проницательная. Мори улыбается. Замок из пальцев за спиной сжимается чуть крепче.- Потому что любовь Дазая-куна ко мне разрушала его изнутри: тоскливая, болезненная. Безответная.- Тогда, почему вы предложили ему вернуться?- Потому что нахождение на грани жизни и смерти и отчаянная борьба Дазая-куна за мою жизнь кое-чему меня научили. Нужно уметь признавать свои ошибки, Коё-кун.Озаки какое-то время продолжает стоять рядом, обдумывая его слова, а после слегка склоняет голову в знак уважения и уходит. Как только за её спиной закрывается дверь, Мори позволяет себе тихий усталый вздох.Он не солгал: ни Дазаю в своё время, ни Коё только что, ни самому себе. Чувства Дазая не были бременем, но были опасны для самого мальчика, такие сильные, способные подтолкнуть - и почти подтолкнувшие - к саморазрушению. Мори думал, что поступает правильно, когда вносил поправки в свои планы, зная, что из мафии Дазай, верный своим словам, уйдёт к врагам, а это значит: Министерство или ВДА. В Министерстве работал Анго, что автоматически означало выбор ВДА, и Мори принял это. Он надеялся, что на новом месте Дазай позабудет о нём и обретёт хоть какой-то покой, а уж о том, чтобы мальчик не наделал глупостей, Мори бы и на расстоянии смог позаботиться, учитывая его общее прошлое с Фукудзавой.- Но я ошибся... - едва слышно признаётся Мори, глядя на темнеющие вдалеке воды залива.Оттолкнуть от себя Дазая действительно было ошибкой. Мори понял это в тот момент, когда услышал тихое «добро пожаловать, босс» и увидел пустой тёмный взгляд. Когда услышал отчаянную ядовитость в голосе Дазая в тот момент, когда его бывший преемник при всех раскрыл тайну смерти предыдущего босса. Да, это была попытка доставить Мори проблем, но в то же время мужчина услышал отчаянный зашифрованный крик: «Я больше не твой свидетель, я больше не имею ценности, так сделай же что-нибудь, хотя бы сейчас!». Но что мог сделать Мори, когда оказалось, что именно он является причиной саморазрушения Дазая?В тот момент единственное, что ему осталось, это с горечью осознать и принять свою ошибку - да, чувства Дазая могли разрушить мальчишку, но пока тот был рядом, Мори мог контролировать их, дарить хоть какое-то так необходимое Дазаю внимание, пусть и лишённое романтического подтекста. И Дазаю бы этого хватило. Дазай бы хватался за эту малость как утопающий за соломинку. Но Мори сделал всё, чтобы Дазай ушёл, считая, что так будет лучше, и вот тогда чувства мальчишки начали разрушать своего хозяина изнутри. И не помогло время, не помогли новые люди и новая обстановка. Нет палача страшнее памяти, а уж на что-что, а на память Дазай никогда не жаловался.- Ты очень похож на меня, Дазай-кун, - негромко говорит Мори, будто тот может его услышать. - Но у нас есть одно существенное различие. Из нас двоих тот, кто всегда стремился к максимуму - это я. Ты был готов довольствоваться и частью, если она нравилась тебе и приносила покой.Как доказал пример отношений Акутагавы и Дазая, всё можно было разрешить легко и просто ещё тогда, в прошлом. Не нужно было ответной любви и не нужно было чуждой им обоим романтики. Когда-то Дазая согрело внимание Мори, его забота и умение понять. Быть может, этого хватало бы и дальше. Быть может, большего Дазай и не потребовал бы даже после того, как осознал свои чувства, открыл их и был отвергнут. Быть может, Мори не нужно было принимать никаких решительных действий, никаких действий вообще, и тогда в настоящем, на какой бы стороне Дазай ни находился, жив был бы свет в его глазах.- Но я ещё могу попытаться всё исправить, - кивает сам себе Мори и запрокидывает голову, смотря на небо.Да, он может. Потому что пока важный для тебя человек жив, ничего невозможного и непоправимого нет.

I know you're lost when you run away. Into the same black holes and black mistakes. And when you fall away and crash back down below, I'll search the skies for you. And I'll bring you home. - Starset (Die For You).

|End|