let it go – the neighborhood

I.

Сто шесть лет назад.

Сохи напряжённо оглядывается и открывает скрипучую калитку.

Боги, она же просто самоубийца! Прийти в дом Полоза, будучи ведьмой, в момент, когда отношения между змеями, вампирами и ковеном накалились настолько, что просто невозможно остаться нетронутым.

Не так давно ведьма покрутила бы пальцем у виска и решила, что сошла с ума, попросила бы закрыть себя в какой-нибудь гробнице, чтобы не творить глупости. Иначе как ещё объяснить то, что она в здравом уме пришла сюда, зная, что ей тут же сломают хребет? Никак. Абсолютно.

— Есть кто живой? — спрашивает Сохи достаточно громко, хотя знает, что в этом совершенно нет толку.

Если в доме кто-то есть, то этот кто-то явно знает о том, что она тоже здесь. Более того, Сохи прекрасно знает, что не одна здесь — она чувствует чужое мрачное присутствие, и ведьме не нужно быть собой, чтобы понять, чья это аура. Полоза, честно говоря, очень легко узнать в толпе: ни одна живая душа в мире не обладает настолько тёмной и мрачной аурой.

Во всяком случае, ни одна из тех, что известны Сохи.

— Полоз! Я знаю, что ты здесь, — гораздо тише говорит ведьма, остановившись посреди внутреннего двора.

Сохи обнимает себя руками, чувствуя, как по спине бегут мурашки; и она прекрасно знает, что это вовсе не от холода. Ей страшно, чертовски страшно здесь находиться, потому что ведьма прекрасно знает: если не продемонстрирует всё красноречие, то умрёт. Проблема в том, что именно красноречие никогда не было коньком ведьмы. Магия, быть может, но точно не красноречие — трепать языком Сохи никогда не умела.

На самом деле у неё так мало шансов выйти из этого дома живой. Сохи совершенно не хочет обманываться, верить в то, что Полоз отпустит её — ведьму враждебного ковена-то. Это как минимум глупо, хотя, надо сказать, все последние решения Сохи проходят под грифом «глупо».

Ведьма тяжело вздыхает:

— Я знаю, что ты за моей спиной.

Она чувствует змеиного короля каждой клеточкой своего тела, так, как если бы видела его.

Сохи страшно лишний раз пошевелиться от осознания того, что он стоит за её спиной. Говорят, чтобы хищник ушёл, нужно не двигаться. Не смотреть в глаза. По возможности не дышать. Тогда можно спастись или отделаться лёгким испугом.

Но Сохи ведь не нужно, чтобы хищник уходил. Ей нужно, чтобы он выслушал её, поверил или хотя бы сделал вид, что верит. Но почему-то ни в одном пособии не пишут, что делать, если тебе нужно донести свою точку зрения до опасного существа, которое ненавидит тебя просто по факту рождения.

Это даже в какой-то степени забавно: это первая встреча Сохи со змеиным королем — хочется надеяться, что и последняя вместе с тем — а она уже чувствует огромную волну презрения, обращённую к ней. И, если бы так можно было убивать, она бы упала замертво в ту же секунду, как он появился за её спиной.

— Так обернись, — обманчиво нежный голос ласково касается слуха, как будто бы обволакивает. Сохи ловит себя на мысли, что так, должно быть, Дьявол толкает заблудшие души на сделку.

Этот обманчивый тон располагает к себе буквально по щелчку пальцев. Всего секунда, и Сохи забывает о том, что за спиной её — опасный монстр, способный переломать каждую кость в её теле.

Он змей, змей-искуситель, и ведьма прекрасно понимает, почему ей кажется, что она зачарована им. Будто, если бы он решил вырвать ей сердце в этот момент, Сохи даже не стала бы сопротивляться, покорно принимая свою судьбу. Не потому, что жить не хочет, не потому, что это бессмысленно, а потому, что просто не сможет противостоять этому магнетизму.

Внезапно Сохи думает, что у змеиной королевы просто не было шанса устоять перед этим мужчиной.

Как будто смерть от его руки — благословение.

— Если обернусь, живой не уйду, — возражает Сохи, покачав головой, на что змей отвечает ей громким смешком, как бы говоря, что это абсолютно не зависит от того, видит он её или нет. — Хищники вроде тебя обычно смотрят в глаза жертвам. Чтобы видеть их страх.

— Когда речь идёт о ведьмах, мне достаточно и того, что я чувствую этот страх.

Она слышит тихие шаги и понимает, что это возможно лишь с позволения змея. В любой другой ситуации она даже не заметила бы, как он подходит. Стоит на расстоянии вытянутого предплечья, и ведьма внезапно хочет бросить всё и попробовать убежать, спастись о заслуженного гнева змеиного короля. Он близок, и именно это заставляет Сохи бояться ещё больше.

— Полагаю, я этот гнев не заслужила, но, раз его величество метёт всех под одну гребёнку, так тому и быть.

Есть ли смысл говорить с ним о том, что она не должна нести ответственность за то, что сделали её предки? Для Сохи — возможно. Это может спасти ей жизнь в каком-то очень идеальном раскладе, но для Полоза все её доводы явно не будут иметь значения.

— С твоей стороны было как минимум глупо приходить сюда. Ты ведь не надеешься, что выйдешь отсюда живой? — Полоз полностью игнорирует то, что она говорит, словно это для него не имеет никакого значения.

Впрочем, Сохи уверена, что так оно и есть. Она и всё, что слетает с её губ, для змея не представляет важности. Если смотреть на ситуацию в общем, то его вообще интересует только её смерть, не более того.

— Я хочу верить в то, что та информация, которую я принесла в ущерб себе, станет моим билетом в счастливую жизнь, — хмыкает Сохи.

В её голосе напускная бравада, которая явно очевидна змею. Он достаточно громко смеётся, так, словно она сказала только что самую смешную шутку в его жизни, но Сохи чувствует огромную неискренность и наигранность.

— Должно быть, тебе сложно сейчас разговаривать со мной, а не вырывать моё сердце? — тем же тоном хмыкает ведьма и тут же прикусывает язык, понимая, что на рожон лучше не лезть. Она и так ходит по очень тонкой грани, каждый раз рискуя оступиться и упасть.

— Я наслаждаюсь твоим страхом, ведьма, — возражает мужчина насмешливо. — Сладко, терпко и так греет душу. Честно говоря, за последние четыре века ваши смерти стали моей отдушиной. Так приятно!

Сохи качает головой, потому что это так сильно похоже на настоящий фарс.

Как будто вне зависимости от того, что она скажет ему, змей будет вести себя столь же высокомерно и цинично.

Ведьме кажется, что всё, что она задумала — просто глупость. Она не должна была сюда приходить. Должна была найти иной способ разобраться с этой проблемой, без вмешательства чокнутого змея.

Хуже всего то, что Сохи чувствует: он действительно наслаждается смертью каждой из них. Вне зависимости от того, умирает от его руки ребёнок или старуха, Полоз наслаждается пролитой кровью. Наслаждается их болью и отчаянием.

Сохи прекрасно знает, в каком мире она живёт. И хуже Полоза никого не встречала.

— И тебе, Полоз, совсем не интересно, что я хочу сказать? Я бы на твоём месте подумала дважды прежде, чем убивать меня, не выслушав. Вдруг я принесла тебе что-то интересное? В конце концов, я рискую своей жизнью, приходя сюда. Мне ведь прекрасно известно, что я не выйду отсюда живой. И всё равно пришла, зная, что моя информация будет тебе как минимум интересна, а как максимум полезна.

Сохи крупно вздрагивает, когда чувствует, как он опускает ладони ей на плечи. Всё так же обманчиво ласково звучит, а ведьме кажется, что он её сейчас с обрыва столкнёт. И это самое страшное, что только может быть.

— Чувствуешь это? — усмехается змей. — Запах твоего отчаяния, девочка. Видимо, в вашей общине что-то идёт не так, раз ты приползла ко мне, зная, что не выйдешь живой отсюда.

Ведьма тяжело вздыхает и, пересилив себя, скидывает руки мужчины со своих плеч. Резко оборачивается, смело глядя в глаза змею, и вздёргивает подбородок, показывая, что, как бы она не боялась, она та, кто есть — ведьма — и гордости ей точно не занимать. Даже перед лицом смерти Сохи точно не сможет пресмыкаться ради того, чтобы выжить.

Она готова принять смерть, но сделает это достойно. Не как мелкая сошка, такая, как все, а как ведьма сильнейшего ковена, не так давно потенциальная верховная. Ей просто не положено по статусу показывать свой страх.

— Ведьмы Тэгу в ужасе. Мы напуганы. Наша верховная боится, что, как только твоя королева вернётся, мы падём, — прямо говорит Сохи, решив, что ей нет больше смысла ходить вокруг да около.

Чем больше она тянет и не рассказывает правду, тем меньше у неё шансов и вовсе сказать хотя бы слово из того, что ей нужно сказать. Чем дольше молчит, тем больше рискует замолчать навсегда.

— О, вы такие проницательные, — иронизирует змей. На его губах играет жестокая усмешка, а шрам, этот жуткий шрам, всё равно не умаляет его привлекательности. Но Сохи всё равно страшно.

До дрожи страшно.

— Я бы на твоём месте не радовалась этому так сильно, Полоз. Потому что страх толкает нас… Совсем не туда, куда нужно. Верховная напугана настолько, что готовы пойти на глупость. Дай мне… — ведьма прикидывает мысленно, а после кивает. — Всего десять минут, а потом делай, что хочешь.

— С чего бы мне это делать? Мне куда приятнее будет убить тебя, нежели слушать. Знаешь истину? Ведьму приятно слушать, когда она молчит.

Сохи закатывает глаза, показывая, что эти колкости ей совершенно не нравятся.

Конечно, она не думала, что будет легко. Не обманывалась, что Полоз внезапно решит потрепаться с ней языками, но… Как будто так сложно уделить ей пару минут внимания, а не тут же ломать хребет, честное слово.

Или в мире змея по-другому не работает?

— Ты силён, Полоз, не скрою, но, если ведьмы сделают то, что хотят, они станут гораздо более опасными соперницами, чем ты можешь себе представить. И, боюсь, тогда они будут в силах разорвать сделку, которая должна вернуть тебе её.

Змей никак не меняется в лице, но девушка прекрасно знает, что это сработало. Атмосфера вокруг него сгущается, темнеет, и Сохи прекрасно понимает, что именно так выглядит Полоз, когда собирается кого-то убить.

Со стороны Сохи было очень неосмотрительно думать, что вот так просто можно упоминать возлюбленную змея и надеяться, что это не послужит толчком к тому, что он просто оторвёт ей голову.

Но это работает.

Змей сжимает ладони в кулаки, пряча руки за спину, и выглядит так, словно из последних сил старается не убить её. Слухи правдивы: стоит только упомянуть змеиную королеву, как в невозмутимой маске Полоза появляются трещины.

— Звучит, как дешёвый фарс, ведьма.

Сохи вздыхает, потому что она прекрасно знает, как это звучит. Будь она сама на месте змея, то никогда бы не поверила в ту чушь, которую говорит.

Кто она такая, чтобы Полоз верил ей? Кто Сохи такая, чтобы думать, что она может спасти свой ковен от той напасти, которую они сами на себя вот-вот накликают.

— Я знаю, как это звучит. Но я в настоящем отчаянии, у меня нет другого варианта, как остановить то, что они задумали. Не потому, что у меня в печёнках сидит эта война, не из-за того, что я устала каждый месяц хоронить старых ведьм или детей, потому что ты ублюдок… Нет, в основном, только поэтому. Но ещё я совершенно не хочу, чтобы ведьмы сами убивали друг друга, веря в какую-то глупую легенду. Они задумали настоящий… срам, и я не смогу остановить это сама. Мне остаётся надеяться только на тебя, змеиный король. Иначе многие умрут. Иначе твоя женщина не вернётся. Иначе от моей семьи останутся только руины.

Сохи видит едва заметную тень сомнения на лице змея, но он быстро принимает прежнее флегматичное выражение лица:

— В чём твой резон рассказывать об этом?

— Потому что ритуал Жатвы — большая ошибка. В лучшем случае для меня — ритуал реален. Что вместе с тем просто отвратительное развитие событий для тебя, потому что мы станем сильнее. А потом ведьмы точно нарушат сделку. И ты никогда её более не увидишь.

Проходит секунда, ещё одна, и Сохи думает, что всё, это точно конец, но…

— Рассказывай.

И змей не просит.

Он требует.

II.

Наши дни.

Среди туристов Тэгу славится своим Кварталом — огромным районом, в котором, по слухам, какой только нечисти нет. Конечно, большинство туристов полагает, что это всего лишь байки для привлечения народа в город, но… Абсолютно не многие знают о том, насколько этот проклятый город — жуткая клоака, в которой и правда можно найти абсолютно любую дрянь.

Сильби-то об этом знает не понаслышке, будучи главной ведьмой города. Если в мире и есть больший рассадник зла, чем Тэгу… То это исключительно все сезоны мистической ереси про двух братьев-охотников, не более того.

В остальном, хуже Тэгу нет никакого иного места на всей земле.

Наверное, по-хорошему, Сильби было бы лучше покинуть этот паршивый город, но ведьма прекрасно знает, что никакого другого пристанища в этом мире она не найдёт. Для отвратительной ведьмы — отвратительный город. Для мерзкой ведьмы — самый поганый город.

Свернув с главной улочки Квартала на Ведьмовской переулок, Мун взглядом бегает по лицам шарлатанок, выдающих себя за гадалок, прорицательниц и сильных колдуний. Всё с приставкой «псевдо». Сильби нравится периодически заглядывать сюда, чтобы узнать, какую ахинею охотницы за быстрыми деньгами придумывают.

Надо сказать, что, если Сильби могла бы вот так просто придумывать различного рода небылицы и новые заклинания, то ей просто не было бы равных. Но как жаль, что магия не так проста, как думают все эти женщины, имеющие небольшие гадальные места в Ведьмовском переулке.

И Мун прекрасно знает, что из целой сотни псевдо-ведьм здесь есть всего одна настоящая. И именно она сейчас чертовски нужна Сильби.

Девушка, вновь оглянувшись, наконец замечает нужное ей лицо и усмехается. Если и нужно искать старую ведьму, то только здесь, в переулке. Так что Сильби с самого начала знала, что найдёт её здесь. Мун лёгкой поступью снуёт между туристами, иногда колдуя, чтобы фокусы очередной шарлатанки выглядели реальными. На губах ведьмы играет довольная улыбка, которую стереть никак не получится.

Мун, вальяжно отодвинув раскладной стульчик, садится напротив старой ведьмы, закинув ногу на ногу, и скрещивает руки на груди.

— Погадать тебе, красавица? — скрипуче интересуется старуха.

Сильби картинно морщится в ответ на эту разыгрываемую комедию и смотрит на ведьму так требовательно, словно одним только взглядом просит прекратить эту игру.

— Лучше давай поговорим, бабуль, — фыркает Мун, усмехаясь, но вместе с этим старается придать своему лицу как можно больше серьёзности, чтобы старая ведьма поняла, насколько её визит важен, и что времени на эти шутки у неё просто нет.

Хотя и у старой ведьмы тоже не особо много времени — после прожитого века счёт буквально на дни идёт, так что… На её месте Сильби бы так просто не трепала языком, а решала проблемы по мере их поступления.

— Бабуль? — сварливо хмыкает ведьма, собирает лежащие на столе карты в колоду и складывает руки на столе, деловито смотря на Мун. — Я старше тебя на пять лет, соплячка, и моё лицо — это то, как ты должна выглядеть. Когда ты прекратишь пользоваться этими мерзотными заклинаниями и примешь себя симпатичной старушкой?

Ведьма усмехается. Нет, что-что, а вот старость ей точно не подойдёт, в отличие от цветущей молодости.

Сильби непринуждённо жмёт плечами:

— Сказала старуха, которая живёт больше положенного.

— Я просто мечтала увидеть, как этот поганый ковен падёт. А сейчас я просто доживаю свои последние годы. Не мешай, пожалуйста, твоя провонявшая вампирами аура плохо действует на мою кожу. У меня морщины становятся глубже!

Сильби хмыкает, мол, да куда уж хуже? Она, конечно, старушечью долю уважает, да только и ведьме этой уже давно пора на рандеву с самой Матерью-Природой. Прожитый век — непозволительная роскошь. Как и для Мун, впрочем, тоже. И для Чимина, который нарушил правила Матери ещё пять столетий назад и положил начало этой череды заклинаний долголетия.

И Мун уверена: если так получится, что она заслужит покоя в обители Матери, то точно ответит за каждый лишний прожитый год. И её уж точно не будут гладить по головке. И это самое неприятное.

В отличии от Чимина и старой ведьмы, Сильби и правда переживает о своей жизни после смерти. Если Ад есть, то Мать точно отправит её туда: за злодеяния, за то, что она пошла против чужой воли — абсолютно за всё.

Ведьма опускает взгляд на колоду карт, замечая сверху карту смерти. Сильби склоняет голову к плечу, задумчиво рассматривая традиционный рисунок на карте. Кажется, теперь она должна понимать её в прямом значении.

— Принято считать, что эту карту лучше трактовать в переносном значении. Обнуление, трансформация, одним словом, любая метафорическая смерть, будь она неладна, но… В последний раз, когда мне выпадала эта карта, смерть была вполне себе реальной. Конечно, умер не тот, кому я гадала, но… Близкий ей человек. В моём мире обычно таких совпадений не бывает. Так что, будь добра, спрячь подальше это убожество, пока меня удар не хватил.

Старая ведьма подозрительно щурится, однако показательно убирает карту в середину колоды:

— Жаль змея. Я до последнего ставила на этих двоих, ещё с того момента, как впервые встретила её.

Женщина усмехается, потому что ещё каких-то два года назад напротив неё так же высокомерно улыбалась другая ведьма, связавшая свою жизнь не с тем существом. Как поразительно схожи судьбы тех, кто сталкивается друг с другом случайно.

Старой ведьме хочется думать, что Сильби, в конце концов, судьбу змеиной королевы не повторит. В этом городе осталось не так много ведьм, да и те не самые удачные — одна доживает свой век, разваливаясь, вторая и свечку поджечь с помощью магии не может, а третья — Сильби… Не хотелось бы, чтобы с ней случилось что-то страшное.

Иначе в городе останется только колдун, а это большой удар по матриархальным установкам всего ведьмовского общества.

— Тебе не жаль, — усмехается Мун. — Если бы умерла Тэян, ты бы точно немного погрустила из-за этого, как-никак, родственницы, пусть и в миллионном колене, но Полоз… Тебе нет до него абсолютно никакого дела, Сохи.

В жизни Сильби не так много живых существ, которым она могла быть благодарна. На самом деле таковых можно пересчитать по пальцам одной руки: Полоз, и то с большой натяжкой, Чонгук и эта старая ведьма, Сохи, которая век назад каким-то невозможным образом убедила змея, что ковен готовит жуткий заговор. Быть благодарной кому-то всё следующее столетие — не так приятно, как может показаться. Если бы Сохи тогда этого не сделала, если бы не смогла заставить Полоза поверить в то, что Жатва может стать большой катастрофой, то Сильби была бы мертва, стала бы жертвой Жатвы, как и другие три ведьмы, которым повезло меньше.

В ту ночь Чонгук спас её, а Полоз вырезал стольких ведьм, скольких мог, чтобы его сделка не была нарушена. Сильби помнит, сколько крови пролилось тогда. Хуже то, что пролилась кровь её семьи, ведьм её ковена. И именно это было причиной, по которой в первое время своей жизни при змеином короле Мун больше всего хотела вспороть ему брюхо.

Так же сильно Сильби ненавидела Чонгука, спасшего её тогда, и Сохи, разрушившую то, что было задумано.

Она должна была стать спасительницей ковена — во всяком случае, так ей говорили. Мол, Жатва — подарок для такой ведьмы, как она. Ей говорили, что она воскреснет, говорили, что верховная знает, что делать, и Сильби принимала свою участь, как дар. Дар, который у неё отняла Сохи, заручившись поддержкой Чонгука и Полоза.

Но после Мун ждало большое разочарование — как только Сохи рассказала, что Жатва может оказаться бесполезной авантюрой, за которую Сильби отдаст жизнь просто так. Сильби хотела войти в историю ковена, но не хотела умирать. Если бы она знала, что у неё есть шанс умереть, то никогда не согласилась бы участвовать в ритуале.

Честь-честью, а жизнь Сильби была важнее.

Потом пришло понимание.

Если бы Сохи не рискнула всем: своим положением, статусом, местом в ковене — то Сильби тоже не повезло бы. Так же, как не повезло трём другим девушкам из её ковена. И оказаться на их месте Мун точно не хотела.

Прошло сто лет с тех пор, как самая страшная ночь в жизни Мун закончилась, но благодарности О Сохи не поубавилось. Если бы не эта старая ведьма, Сильби точно была бы мертва.

За эти долгие годы Мун получила всё, о чём мечтала: сильнейшую магию, власть и авторитет в городе, в котором ведьмам просто невозможно выбиться в люди. Она контролировала каждую ведьму в городе, чтобы хоть как-то отплатить за помощь Чонгуку и Юнги. Сильби не обманывается и не строит ложных иллюзий — с самого начала её отношения с вампиром были исключительно сделкой.

И Сильби знала условия: она получает неприкосновенность, а взамен полностью подчиняет ведьм Квартала, чтобы те не могли даже допустить мысли о том, что они могут задумать что-то похожее на Жатву снова. Контролировать ведьм оказалось не так сложно, как Сильби думала. Для короля змей, мечтавшего о том, как бы поставить ведьм на колени, она была настоящим благословением.

Подарком, потому что благодаря Сильби ведьмы Тэгу стали его меньшей проблемой. Ведь могут ли быть проблемой ведьмы, которым запрещено колдовать? Абсолютно точно нет.

Но всегда было то, о чём Мун не рассказывала и рассказывать не собирается: она контролировала не всех ведьм. Причём делала это осознанно, по собственному желанию.

В Тэгу на протяжении века, кроме Сильби, колдовать можно было только Сохи, и об этом не знал никто. Это был специфический акт благодарности за спасение жизни. И всё, что Сильби могла дать взамен — всего лишь карт-бланш на использование магии.

Надо сказать, Тэян не была первой ведьмой в жизни Сильби, которая использовала тёмную магию, как Мун говорила. Около полувека назад Сохи стала использовать тёмную магию, и магический радар перестал воспринимать её силу.

И это то, о чём никому не нужно знать. Конечно, теперь никто не скажет Мун, какая она стерва из-за того, что нарушила условия договора. Она ведь не просто позволила какой-то ведьме колдовать, но ещё и позволила это делать той, что использует тёмную магию. По сути, теперь некому обвинять Сильби в нарушении договора, но тем не менее она просто не может позволить, чтобы кто-то узнал об этом.

От греха подальше.

Сильби даже не уверена, что кто-то помимо неё знает, что ведьма, помешавшая Жатве, всё это время жила в этом городе. Так будет лучше, определённо лучше.

Сильби даже представить себе не может, каких трудов Сохи стоило осмелиться тогда прийти к Полозу: Сильби, даже обладая большой силой и зная, что чертовски нужна змею, чтобы контролировать ведьм, периодически побаивалась его.

Не знала, чего ждать.

— Да, не жаль, — скалится Сохи и выглядит, как самая сварливая старуха в мире. — Я теперь буду хвастаться, что пережила этого ублюдка, оставшись ведьмой! — смеётся скрипуче, сварливо, а Сильби на это только показательно закатывает глаза. Она даже не помнит, в какой момент ведьма стала настолько противной старухой. — Надеюсь, девчонка не особо переживает по этому поводу, пусть змей и помер, зато и Предков за собой утянул. Радоваться надо! Но я что-то не видела праздничного салюта в эту честь. Неужели твой вампир не может устроить хотя бы это?

Сильби поджимает губы, задумчиво отстукивая ритм по столу. Сохи явно замечает, как Мун напрягается, и настораживается сама. Смотрит таким взглядом, словно требует истины, и Сильби, вздохнув, как на духу выпаливает:

— Возможно, не утянул.

Сохи тут же меняется в лице. Она не собирается уточнять у ведьмы, насколько она честна в этот момент, говорить, что эти шутки абсолютно неуместны. Знает, что Сильби на эту тему шутить не будет, потому что это может значить слишком многое для них.

Если Предки не пали, то они обязательно придут за Сильби. Сохи чувствует, что Мун напугана, да при том серьёзно. А если напугана Сильби, то и у Сохи есть существенные причины переживать.

Сохи резко поднимается, начиная собирать свои пожитки, а после коротким жестом указывает девушке следовать за ней. Сильби понимает, что ведьма хочет поговорить, но переулок не лучшее для этого место. Слишком много посторонних, которые, конечно, не поймут, о чём речь, но Сохи, как и сама Мун, не особо хочет, чтобы у их беседы были свидетели.

Сильби молчаливо следует за ведьмой, напряжённо оглядываясь.

В последние дни она просто не может спокойно выходить из дома. За Мун вечно следует ощущение чужого присутствия, словно кто-то следит за ней, но у ведьмы никак не получается обнаружить, кто именно. Это начинает походить в большей степени на паранойю, и в этом нет ничего хорошего.

Паранойя превращает любого человека в никому не доверяющего ублюдка. Мун знает, что каждый год такого недоверия будет уничтожать изнутри — она должна доверять хоть кому-то, чтобы окончательно не свихнуться.

Но такими темпами, не избавившись от этого постоянного страха и настороженности, Сильби может перестать доверять и собственной тени.

И в этом нет ничего приятного. Особенно когда в голове отчетливо крутятся картинки того, что может при этом произойти.

Сохи молчаливо приглашает ведьму в свою квартиру, и Сильби замечает магические символы на дверном косяке — скорее всего, одни из тех, что не позволяют никому войти в дом, пока старая ведьма не пригласит.

Мун совершенно не хочет знать, что будет, если зайти сюда без приглашения.

— Чай будешь? — Сильби иронично гнёт бровь, поглядывая на старую ведьму. — Что? Я проявляю гостеприимство, Сильби, и надеюсь, что ты откажешься, я уже не в том возрасте, чтобы стоять у плиты и готовить тебе чай, поняла?

— Ворчливая сука, — фыркает Мун, язвительно скалясь, потому что чувствует в этих старых костях боевой дух. Такое ощущение, словно Сохи не собирается умирать ближайшее тысячелетие уж точно.

И, что самое забавное, Сильби хотела бы, чтобы ведьма жила подольше.

Сильби с указания Сохи садится в кресло в гостинной, пока сама старая ведьма лениво опускается напротив, закинув ногу на ногу.

— Седину закрасить не хочешь? — внезапно кидает Мун, вскинув бровь.

— В кого же ты такая язва, понять не могу, — закатывает глаза Сохи и взмахом руки зажигает свечи в комнате. Основной свет тем временем тут же выключается. — Это всё вампирское влияние? Надеюсь, вампирёныш возит тебя на острова.

— А что? Интересуешься? Для справки, я не уверена, что ты в их вкусе. И, насколько мне известно, раньше они тоже не особо в твоём вкусе были.

— Уронить бы тебе на голову что-нибудь тяжёлое.

— Ой, да ладно! Ну расскажи мне, когда это ты заинтересовалась вампирами? Мне интересно! — Мун залезает на кресло с ногами, обнимая колени, и выглядит чертовски довольно.

— Сегодня что? Пятница? — Сохи задумчиво хмыкает. — Плюс, минус, вычесть, добавить… — рассуждает ведьма, наклонив голову к плечу. — Не твоё дело.

— Ауч, — щурится Сильби, словно это причиняет ей настоящую боль.

— Рассказывай, — припечатывает старуха, показывая, что для неё не имеют веса никакие её шутки. — У тебя есть пара минут, чтобы рассказать мне всё, потому что я начинаю терпение терять.

Сильби закатывает глаза.

Она и правда в отчаянии. Прошедшей ночью Мун снова проснулась от кошмара, в котором от неё требовали расплаты. Требовали заплатить за все злодеяния, которых было такое большое количество, что в пору было самостоятельно лезть в петлю и заканчивать это наказание. А потом была эта вспышка непонятной потери контроля, из-за чего Мун снова перевела слишком много чистой бумаги на каракули, не имеющие никакого смысла.

И это в который раз убедило ведьму в том, что что-то грядёт. И она первая цель этого «что-то». Первое имя в списке смертников.

Чимин никак не помогает. Он, так же, как и Сильби, не знает, с чем связаны эти приступы, и от этого легче не становится. Ко всему прочему, Тэян до сих пор не выходит на связь, из-за чего уровень отчаяния Мун растёт, как на дрожжах.

Сохи ведьма мудрая, повидавшая многое, как и сама Сильби, впрочем. Однако, именно Сохи готовили стать будущей верховной, потому и знаний у неё гораздо больше, чем у Мун.

Старая ведьма — последний шанс Сильби хотя бы попробовать докопаться до истины. Если не она, то Сильби больше никто не даст ответы на её вопросы.

Поэтому она рассказывает. Как на духу вываливает каждую подробность, даже то, что вспоминать по-настоящему страшно и тяжело. Говорит и говорит, не стесняясь ни выражений, ни каких-то мелочей.

А Сохи только и делает, что слушает, выглядя крайне задумчиво, как будто бы анализирует каждое сказанное Мун слово.

Молчит ещё пару мгновений после того, как Сильби завершает свой рассказ.

Сильби чувствует, как сильно озадачила старую ведьму, а потому терпеливо ждёт, пока старуха сама начнёт говорить.

Сохи внезапно критично качает головой:

— Это не Предки, Мун. Далеко не Предки.

— А что тогда? — восклицает Сильби, как будто бы ведьма только что разрушила всю её теорию. — Что, если не Предки, может иметь надо мной такую власть? Только Предки, никаких вариантов у меня просто нет!

— Я не знаю, Сильби, не знаю, но это точно не Предки, — фыркает старая ведьма, указав на небольшую чашу на полке, близкой к Сильби, показывая, что Мун стоит взять её. — Оставь мне немного своей крови, я попробую что-то разузнать.

Сильби иронично вскидывает бровь:

— Правда думаешь, что я дам тебе свою кровь?

Кровь — сильнейший источник магии. Сильби никогда в здравом уме не поделилась бы ей с кем-то просто так. Одно дело, смешать собственную кровь с чужой для заклинания и держать всё под контролем. И совершенно другое — давать её кому-то, не зная, как ситуацию контролировать.

Нет, как бы Сильби не доверяла Сохи, как бы не была благодарна, она и капли своей крови без контроля не оставит, находясь в здравом уме.

— Ну, надеюсь, что ты не будешь вести себя глупо, а поступишь разумно. В конце концов, я знаю побольше твоего, так что, возможно, твоя кровь может открыть мне правду.

— Нет. Даже не думай.

— Ты мне не доверяешь? — подозрительно щурится ведьма.

— Доверяю. Но кровь свою я даже самой себе не могу доверить, — качает головой Сильби.

Сохи хочет возразить, но её перебивает громкий стук в дверь.

Сильби напряженно опускает ноги на пол, глядя на старую ведьму так, словно она притащила в дом убийц по душу Мун. Интересуется, ждёт ли женщина кого-то, на что получает отрицательный ответ, и настораживается ещё больше.

Уж Сильби не знает, какие заклинания Сохи применила, чтобы защитить это место, но, как бы Мун не старалась, у неё просто не получается почувствовать, кто пришёл. Обычно это получается сделать буквально за секунду, но не сейчас. Да это не дом, это просто крепость какая-то!

Сохи поднимается и настороженно ковыляет в сторону двери, прихватив с собой ритуальный кинжал с полки.

Хмыкнув, Мун так же поднимается. Уж кинжал старой ведьме точно не понадобится — она и с простой магией прекрасно защитит себя, но… Так, видимо, спокойнее.

Сохи открывает дверь, и Сильби прислушивается. А после пораженно усмехается, когда слышит сварливое:

— Привет, Чонгук. Как интриги? Империя не шатается, стоя на костях?

— Вне твоей компетенции работаем. Проекты серьёзные, — усмехается парень вальяжно, так по-чонгуковски, что Мун даже иронично усмехается. — Если моя империя и падёт, то я тебе обязательно об этом скажу. Хотя, боюсь, ты к тому моменту будешь чересчур мертва, чтобы оценить, Сохи. Где Сильби?

Мун резко замирает, потому что, получается, Чон прекрасно знал о Сохи. Мало того, что знал, так ещё и решил искать Сильби именно здесь, как только она понадобилась ему. Нет, уму непостижимо: Чонгук знал, что Сохи живёт здесь, и молчал!

Нет, Сильби просто интересно, как долго вампир знает о старой ведьме? И если давно, то почему он, чёрт возьми, не сказал ей? Это что, один из аспектов доверия друг другу? Молчать о том, что тебе, на самом деле, известно о ведьме, о которой знала только Сильби?

Возмутительно!

— Готовит план, как связать тебя и пытать, — ворчливо фыркает старуха. Она явно не рада тому, что вампир к ней пришёл.

— Пытки? Отлично! Жду не дождусь увидеть тебя, бабуль, в кожаном белье и на каблуках… Ну, честно, дамы, что вы со мной сделаете такого, чего я ещё с собой по приколу не делал по пятничным вечерам? За ушком почешите? Вперёд! — Мун слышит по голосу вампира, что он улыбается одной из своих дежурных улыбок, после которых, обычно, его лицо становится максимально серьёзным. — Я знаю, что эта дрянная девчонка здесь. Сильби!

Сильби картинно закатывает глаза, а после, наконец, выходит в коридор, опираясь плечом на дверной косяк, и мрачно смотрит на Чонгука, который, как кажется девушке, облегчённо выдыхает.

— Ты что тут забыл? — с очевидным упрёком в голосе спрашивает Мун, вскинув бровь.

— Ты когда научишься на звонки отвечать? Я чуть не свалился с инфарктом, пока не мог до тебя дозвониться! — а вот упрёк в голосе вампира звучит ещё ярче, чем у Сильби.

Та удивлённо выдыхает, а после достаёт телефон из кармана джинс, глядя на сто двадцать три пропущенных от контакта «Каллен». Ого. Да он за последний год столько не звонил, как за последние три часа!

— Ты вампир, у тебя чисто теоретически не может быть проблем с сердцем. Оно буквально не бьётся, — ворчливо фыркает Сохи, всё так же стоя между ведьмой и вампиром.

Чон закатывает глаза, глядя на старуху недовольно, а потом переводит серьёзный взгляд на Сильби:

— Нам пора, Селена.

И ей совершенно не нравится, как звучит голос вампира в этот момент. Она коротко кивает, тут же надевая высокие сапоги на плоской подошве. Сама же смотрит на Сохи, многозначительно вскинув бровь:

— То, о чём мы говорили… Ты уверена?

Старая ведьма решительно кивает:

— Да, уверена, Сильби. Это кто или что угодно, но не те, на кого ты подумала.

Мун благодарно кивает. Ей этого достаточно. Если Сохи уверена, что Предки не имеют никакого отношения к тому, что происходит, то она верит. Она всецело верит мнению Сохи.

И теперь ей просто-напросто придётся разобраться с тем, что это было на самом деле. Что само по себе просто невообразимая авантюра.

Она искренне благодарит Сохи, а после переступает порог квартиры. Не успевает толком выйти, как старая ведьма резко захлопывает дверь, из-за чего Мун нерасторопно шатается, но Чонгук быстро хватает её за руку немного выше локтя и тут же разворачивает к себе:

— Научись отвечать на звонки! — раздражённо рычит вампир, грозно смотря на ведьму сверху вниз.

Сильби хмурится, не понимая его реакции. Столько звонков, эта тревога в раздражённом взгляде — это то, что Чонгуку совершенно не свойственно. Настолько не свойственно, что девушка даже не знает, как вести себя в этой ситуации.

— Да что случилось? — хмурится ведьма, собираясь вытянуть руку, но вампир держит слишком крепко.

— То, что ты не думаешь, Сильби! — рявкает парень, а после начинает тянуть Сильби вниз по лестнице, и она едва ли за ним успевает.

В подъезде становится шумно до ужаса, и ведьма раздражённо поджимает губы, потому что доставлять дискомфорт простым людям и, кроме того, посвящать их в проблемы, не хочется. Однако она практически уверена в том, что неравнодушные старушки, которые как раз и стали соседками Сохи, точно притихли, слушая, о чём шумят двое.

— Чонгук! — возмущается Мун, перепрыгивая несколько ступеней, чтобы догнать вампира хоть так. — Помедленнее, я не успеваю!

Чон немного сбавляет ход, из-за чего Сильби теперь может идти немного спокойнее. Она смотрит в напряжённую спину вампира раздражённо, злобно, словно хочет взглядом столкнуть его с этой самой лестницы.

— Сегодня ты переезжаешь, Мун, — твёрдо, не терпяще возражений говорит Чонгук, когда они выходят из подъезда, а сам буквально тащит её по улице.

Сказанное доходит до ведьмы запоздало. Возмущение растёт в груди огромной лавиной, когда она понимает, что именно он только что сказал. Какого чёрта он вообще ей указывает? Они коллеги, но она уж точно не подчиняется ему!

Сильби останавливается и резко выхватывает руку, глядя на вампира так, словно хочет убить одним только взглядом:

— Что происходит, Чон? — повышает голос Мун, не в силах сдержать своё возмущение. — Не смей указывать мне!

Чонгук тяжело вздыхает, а после Сильби видит на его лице сомнение. А потом и понимание. Вампир на мгновение прикрывает глаза, явно пытаясь успокоиться, пока Сильби пытается придумать объяснение его поведению, что сделать у неё никак не получается.

Вампир словно с цепи сорвался, и Сильби никогда не видела его таким несдержанным. Да и не почувствовать эту тревожную атмосферу, окутавшую Мун в тот самый момент, когда она увидела Чонгука, просто невозможно. Что-то явно его тревожит, заставляя вести себя так несдержанно.

— Извини, — бормочет Чон, тряхнув головой. — Извини, не знаю, что на меня нашло, просто…

Сильби подходит ближе, тут же обхватывая лицо вампира холодными ладонями и заставляя смотреть на себя. Окидывает парня тревожным взглядом, пытаясь найти на его лице ответы на молчаливые вопросы, но ничего. Только взволнованное выражение и тревожный взгляд, которыми Чонгук быстро скользит по её фигуре, словно хочет убедиться, что с Мун всё хорошо.

— Ты ведёшь себя максимально непривычно для тебя, и сейчас я говорю о твоих извинениях, — беззлобно хмыкает Сильби, скорее только для того, чтобы поднять вампиру настроение, и качает головой. — И это заставляет меня не злиться на тебя. Ладно, злиться, но просто молчаливо и без желания сломать тебе хребет. Что случилось, парень?

Чонгук оглядывается, смотрит на мелькающие мимо лица, а после качает головой:

— Не здесь, Сильби.

Ведьма кивает и молчаливо идёт следом за вампиром.

На мгновение снова появляется ощущение, что за ней наблюдают, но Сильби быстро отмахивается от этого чувства. Не до этого.

III.

— Ты точно в порядке? — не успокаивается Чонгук, глядя на вышедшую из кухни Сильби.

Та только дежурно кивает, пожав плечами, мол, что с ней вообще может случиться?

Проходит в гостиную, громко шаркая ногами в забавных розовых тапочках по полу, а после падает на диван рядом с парнем, тут же протягивая ему стеклянную бутылку с пивом. Свою открывает, приложив зазором к деревянному подлокотнику и со всей силы ударив сверху. Крышка тут же отлетает куда-то на пол, а Мун довольно хмыкает, тут же приложившись к бутылке.

Чонгук усмехается, но Сильби видит, что он всё ещё жутко напряжён, хотя и пытается выглядеть иначе.

— Итак, красавчик, какого чёрта ты вёл себя, как истеричка? — деловито интересуется Мун, повернувшись к Чонгуку, а сама упирается спиной на подлокотник. Задумчиво рассматривает вампирский профиль, терпеливо ожидая ответа.

— Минхо нашёл нескольких вампиров с вырванными сердцами, — тихо бубнит Чонгук, без труда открывая свою бутылку.

— Как мило, — ведьма салютует алкоголем. — Надеюсь, они обретут покой. Интересно, Мать принимает вампиров у Очага? Они ведь когда-то были людьми, её творениями.

— А потом стали моими творениями, так что пусть эта сука подавится. Однако, на их покой я всё-таки надеюсь, — закатывает глаза Чонгук.

Ему нет дела до Матери-природы, потому что, если верить ведьмовским рассказам, она та ещё стерва, и Чонгуку меньше всего хотелось бы, чтобы его люди после смерти попали в её лапы. Если, конечно, это не будет стоить им покоя.

— Не оскорбляй мою Мать, — картинно цокает Сильби. — Я тут при чём?

— Это были твои охранники.

Мун едва ли не давится пивом, недоверчиво глядя на вампира.

Только самоубийца убьёт вампира в Тэгу! У Чонгука относительно этого строгие правила: человека ждёт неминуемая смерть, а вампира за убийство себе подобного наказывают страшнее — приговаривают к заточению в глубоком подземелье без доступа к крови.

Сильби знает, что для вампира нет ничего хуже, чем жить, не имея права сделать и глотка крови. Знает, пусть и в теории, и хочет никогда не оказаться на месте вампира, приговорённого к такой участи.

Но кто-то действительно решился на такое. Причём, кажется, осознанно. И ведьму это не радует.

Если кто-то способен на безумство, этот кто-то — опасный враг.

— Я звонил тебе, как ужаленный, потому что боялся, что пришедшие за ними пришли и за тобой, Сильби, — вдруг признаётся Чонгук, а у Мун всё внутри переворачивается. Он и правда говорит ей это? — Господи, ты не представляешь, чего я себе успел надумать!

Мун давит усмешку. Вампир, который упоминает Господа — кому скажешь, точно не поверит.

Только это единственное хорошее, что есть в сложившейся ситуации.

Сильби, надо сказать, привыкла к тому, что за ней везде следуют вампиры Чонгука. Пусть это и было вынужденное сотрудничество, от которого ни одна из сторон не была в восторге. Ведьме не нравилось таскаться везде с вампирами в качестве багажа. Им же вообще никак не симпатизировала надменная ведьма, которую приходилось охранять по приказу Чона.

Но приходилось привыкать. Чонгук бы просто не позволил попасть своей ведьме в западню, чтобы она, не дай Бог, умерла. Потому что от живой Сильби было куда больше пользы, чем от мёртвой. Наладить контакт с вампирами, приставленными к ней, было достаточно проблематично, но спустя полвека им всё-таки удалось научиться уживаться вместе.

Для Сильби уже привычным стало чувствовать вампирское присутствие, когда она выходила из дома, так что, когда сегодня случилось кое-что ровно противоположное и вампиров она не почувствовала, Мун в какой-то степени даже запереживала.

Конечно, ей и не было никакого дела до того, будут ли её охранники живы или нет, в конце концов, это зона ответственности Чонгука, а вот чувствовать это холодное одиночество, а не чужое мрачное присутствие, было как-то не по себе.

Но Сильби искренне думала, что вампиры не следовали за ней только из-за приказа Чонгука.

— Я думала, что ты приказал им оставить меня и не охранять, — озвучивает свои мысли Сильби.

— Шутишь? — возмущённо восклицает Чонгук. — После того, как ты сказала, что что-то грядёт? После того, как в моём городе убили ведьму? После того, как кто-то убил моих парней, я бы тебя вообще из дома не выпускал, но… Мы не на том уровне отношений.

Мун хмыкает, покачав головой, но на её лице появляется всё то же взволнованное выражение, которое повторяет выражение лица вампира.

Это не совпадение, они оба прекрасно понимают это. Сначала кошмары Сильби, потом убийство ведьмы, а теперь ещё и вампиры, которые служат Чонгуку. Конечно, не совпадение, и от того ещё хуже становится.

Ситуация принимает совершенно неудобный расклад. Смерти в этом городе, связанные со сверхъестественным, никогда не бывают случайными. Скорее всего, и та ведьма, и вампиры — звенья одной цепочки, но Сильби сложно понять, где её начало или конец.

Что совершенно точно нельзя назвать удачным стечением обстоятельств.

— Так ты… волнуешься обо мне? — недоверчиво интересуется Мун.

— Конечно! Сильби, я знаю тебя уже столько лет, повидали многое, так что, да, я за тебя переживаю. Чертовски переживаю. Особенно теперь.

Сильби слабо улыбается, а после тянет одну руку по спинке дивана, чтобы опустить ладонь на плечо вампира и несильно сжать его. Чонгук сначала смотрит на руку девушки, потом на саму Сильби, и она в его взгляде видит огромное волнение.

— Со мной всё будет хорошо, я могу себя защитить, — вкрадчивым шёпотом роняет Сильби, снова попытавшись улыбнуться. Лицо Чонгука принимает то выражение, которое Мун просто не может понять, а после вампир кивает. — И, я надеюсь, ты шутил, когда говорил про то, что я переезжаю, — Чон собирается возразить, но ведьма качает головой. — Мой дом — моя крепость. Для меня не будет места безопаснее, поверь. Хотя бы потому, что я по пальцам одной руки могу пересчитать тех, кто спокойно может войти сюда. Один из этого списка мёртв, второй нет в городе, третья вряд ли сунет нос в центр Квартала, а четвертый… Я очень сомневаюсь, что ты захочешь причинить мне боль. Так что, да, я останусь здесь, тут мне лучше всего.

Чонгук поджимает губы, нехотя соглашаясь с ней.

Доводы Сильби, впрочем, явно не кажутся ему убедительными, вампир так и хочет возразить, но не делает этого. То ли потому, что крыть нечем, то ли просто из-за банального уважения к мнению самой Мун касательно этого.

В любом случае Сильби это ценит больше, чем попытки защитить её путем ограничений и указаний.

Она согласилась на эту сделку с вампиром и Полозом по двум причинам: во-первых, Сильби могла добиться уничтожения ковена, когда пришло бы время, а во-вторых, ей обещали практически полную свободу.

Мун хочется верить, что Чон для её защиты не будет вести себя, как мудак.

— Как думаешь, что происходит? — устало интересуется Чонгук.

Ведьма качает головой, показывая, что она не хочет говорить об этом. Сама не знает, если честно, и ничего хорошего в этом точно нет.

Всё вышло из-под её контроля, а это в свою очередь просто не может радовать Сильби.

— Как давно ты знаешь про Сохи? — вдруг спрашивает Мун, переводя тему.

Чонгук понимает, что она делает, но не возражает.

Лишь коротко жмёт плечами:

— Лет семьдесят. Она действительно хорошо поработала. Даже внешне её было сложно узнать, честно говоря. Вышло совсем случайно, хотя и, надо сказать, вы очень плохо шифровались.

— Почему не дал знать? Не намекнул хотя бы? И почему не рассказал Юнги?

— А зачем? Он убил бы Сохи, потому что колдовать в этом городе можно было только тебе, и не мне рассказывать, как и чем расплачивались нарушительницы. Да и к тому же ты тоже могла пострадать хотя бы за то, что нарушила условия сделки. Мог ли я это допустить? Совершенно точно нет. К тому же очевидно, что твоя тайна о колдующей Сохи — акт благодарности. Я не мог позволить себе оставить на тебе такой долг.

Сильби подозрительно хмурится:

— Ты сделал это потому, что волновался за меня? Уже тогда?

— Не имеет значения, как долго я пекусь о твоей жизни. Важно, что это меня волнует, — Чонгук серьёзно смотрит на ведьму. — И я просто не могу потерять тебя.

Мун хочется ответить, что это действительно взаимно, но…

Нет, Чонгуку вовсе не нужно об этом знать.

IV.

Квартал никогда не спит. Квартал всегда дышит и живёт как отдельное, живое существо. Если Квартал затихнет, то это будет значить только одно — власть в Тэгу переменилась, вся нечисть покинула город, а во главе встали ничего не подозревающие люди, не знающие о жутких переменах города.

Это жуткий город. Город, в котором в каждой тени скрываются жуткие существа. Они наливают не знающим правду туристам алкоголь, проводят экскурсии, рассказывая легенды о городе, владеют отелями и ресторанами. Каждое здание в городе принадлежит вампирам. И не только здания — абсолютно всё в нём принадлежит вампирам.

Молодой длинноволосый парень с трудом открывает дверь бара с яркой вывеской «У Пака» и кое-как выползает на улицу, вдыхая полной грудью ночной воздух, наполненный терпким запахом благовоний, которые использовали многочисленные псевдо-ведьмы в лавках. Парень кое-как спускается по ступенькам, кинув друзьям, которые выходят следом, что доберётся до отеля самостоятельно.

— Прогуляюсь ещё! — пьяно хихикает парень, пафосно, но до смешного неловко поправляя кожаную куртку, которая слишком несуразно смотрелась на худощавом теле.

Едва ли не спотыкается о собственную ногу, из-за чего у него вырывается веселый смешок.

— Эй, красавчик, — откуда-то сбоку звучит сладкий женский голос, и парень спешит обернуться.

Напротив него, опираясь плечом на стену переулка, стоит девушка, скрестив длиннющие ноги на высоких шпильках. Она шально улыбается, опустив голову на бок, и выглядит просто изумительно.

Особенно для пьяного разума, который любую картинку примет за богиню.

— А? — пьяно хмурится парень, выгибая бровь.

— Иди-ка сюда.

— За…

Молодой человек хочет сопротивляться, но то ли дело в выпитом алкоголе, то ли в чём-то ещё… Он несмело делает шаг вперёд, потом ещё один, пока не заходит в переулок, скрываясь в густом мраке неосвещённого пространства.

Нежные руки обнимают мужское лицо приятной лаской, тихий шёпот ласкает слух, влажный язык касается ушной раковины вместе с осторожным внушением, проникающим глубоко-глубоко в ослабленный алкоголем разум.

А после парень чувствует, как в его плоть вонзается что-то острое, похожее на клыки животного. Ему хочется кричать, но звук застревает в горле, как настойчивый запрет.