curbstomp – meg myers

I.

Пять столетий назад.

Он раб.

Человек без имени и судьбы, участь которого — прислуживать жестокому господину, руки которого развязаны, что даёт полное право распоряжаться судьбой своей собственности — так хозяин называет своих слуг — как ему угодно. Продать, приказать высечь, измываться — его господин мог делать всё, что захотел бы.

И плевать господину было на то, что один из его рабов — шестилетний мальчишка, подхвативший простуду, из-за чего он физически не мог выполнять свою работу. Ведь у рабов не бывает моментов, когда им плохо. У рабов нет эмоций или чувств, рабам не больно, потому что боль испытывают только люди, а рабы ими не являлись.

О его господине слухи страшные всегда ходили, называли его за глаза монстром. Хотя, наверняка, господин Хван прекрасно знал, что о нём говорили его слуги. Никто не знал, откуда господин появился, как получил состояние и стал таким богатым. Кто-то поговаривал, что он не человек — чудовище, скрывающееся во тьме ночи, сам Дьявол. И мальчик был готов поверить в это, потому что каждый раз, когда он видел хозяина… Он хотел расплакаться, как ребёнок, которым он, впрочем, и являлся, потому что существа страшнее он никогда не видел.

За красивой внешностью и аристократическим лицом скрывалось что-то тёмное, холодное, и ребёнок надеялся, что он никогда не узнает, что именно это было. Иногда слуги травили байки, рассказывали страшные истории, но ни одна из этих историй просто не могла сравниться с тем ужасом, который у мальчика вызывал господин. И в последние дни этот страх только усилился. Усилился настолько, что мальчик думал, что может просто умереть от страха в ближайшее время.

В особняке вот уже несколько дней находились важные гости, а потому господин желал, чтобы всё было идеально, и усилил меры наказания для рабов, которые не справлялись со своими обязанностями. Все слуги ходили на цыпочках, боясь вызвать гнев хозяина, чьё молодое и красивое лицо всегда было тронуто холодом и опасностью.

За эти дни мальчику повезло увидеть лишь одну из гостей — юную госпожу, которая, как потом выведали слуги, была новоявленной супругой второго гостя, и его увидеть не удалось. И, кажется, это было только к добру, потому что… Мальчик чувствовал, что встреча эта не принесёт ничего хорошего. И другие слуги с этим вполне соглашались.

Повара, которым ребёнок помогал, поговаривали, что видели молодожёнов украдкой, тайно. Госпожа, по их словам, была сущим ангелом, очаровавшим всех находящихся в имении с первого взгляда — юная и прекрасная, она не могла не поражать — и мальчишка предпочитал верить этому, потому что все слуги сходились во мнении. И мальчик был абсолютно согласен с ними: лишь раз увидев молодую госпожу, он был очарован, а его детское сердце сражено наповал. Такой красивой улыбки он не видел никогда. Да и надо сказать, что какую-либо улыбку он, как раб, видел только тайно.

Рабам не улыбаются, по крайне мере тепло и нежно.

Так же, надо сказать, слуги сходились во мнении и тогда, когда говорили, что приехавший господин вызывает у них леденящий ужас — от него могильным холодом веет и жуткой хладнокровностью, от которой у них всех кровь в жилах стынет. Мальчику повезло не видеть его, и это было хорошо. Он предпочитал верить доброму старику Хо, который работал на кухне всю свою жизнь и прекрасно разбирался в людях.

Однако, несмотря на приезд красавицы-госпожи, очаровавшей всех в имении, все слуги были бы рады, если бы молодожёны покинули их господина — наказания начали обрушиваться на их голову в большем объёме.

Громкий детский крик разрезает тишину в задней части владений господина, когда острый кнут с огромной силой падает на спину, рассекая ткань одежды вместе с кожей и плотью. Кровь пятнает светлую рубаху, а мальчишка падает в грязь на землю, роняя в тёмную лужу крупные слёзы.

Один из приближённых людей господина что-то говорит о том, что он, ничтожный придурок, не смог выполнить простое поручение и угодить хозяину. Мальчик болезненно скулит, тяжело кашляя из-за простуды. Место, где живут рабы, оставляло желать лучшего, и простуды здесь не были чем-то удивительным. Только в прошлом месяце трое слуг умерли, захлёбываясь кровью, и господин тут же нашёл им замену.

— Не ной, щенок, ты заслужил! — рычит мужчина со злым оскалом, стоя над ребёнком. — Тебе дали задание, ты его не выполнил, теперь нужно расплачиваться. Разве ты не знаешь, как наш господин не любит, когда в его доме царит хаос?

Мальчишка всхлипывает, сидя в холодной грязи на коленях. Старик Хо говорит, что, если подумать о чём-то хорошем во время порки, боль не будет чувствоваться. У него никогда не получалось сделать это: никогда не получалось отвлечься и думать о чём-то хорошем. Если подумать, за всю недолгую жизнь он-то и хорошего ничего не видел, чтобы о нём думать.

Как будто бы мягкая улыбка гостьи, которую он увидел украдкой, была единственным хорошим моментом в его жизни.

Мальчишка слышит, как мужчина снова собирается ударить его, но…

— Эй, господин! Что вы делаете? — девичий голос, в котором мальчишка слышит неподдельный страх, звучит со стороны дорожки, ведущей в сад, и, когда парнишка смотрит туда, он видит, как на брусчатке рядом с мрачным мужчиной стоит юная госпожа, очаровавшая всех в доме.

Мальчик кашляет, прикрывая грязной ладонью рот, и видит, как девушка делает шаг по направлению к нему, но её спутник одним жестом останавливает её, взяв за руку выше локтя. Какое-то время ребёнок смотрит исключительно на её спину и серьёзное лицо мужчины, который, вероятно, и был её мужем. И слуги точно не соврали, потому что, глядя на него, мальчик чувствует ещё больший страх, чем перед человеком, что держал над ним кнут.

Даже несмотря на то, что господин смотрел на свою жену, в его взгляде не было и намёка на мягкость, как казалось мальчику, хотя и он, раб, не видевший ласки, мог ошибаться. Юная госпожа наклоняет голову, кажется, что-то говорит, после чего муж отпускает её руку с ещё более кислым выражением лица.

И девушка тут же поворачивается, направляясь к мальчику. Она немного приподнимает край юбки традиционной одежды, но не потому, что боится испачкать ткань — если бы боялась, не сошла бы с каменной тропинки — а только чтобы идти быстрее. Её обувь тут же пачкается в грязи, как и юбка сзади, но она очень быстро оказывается рядом.

— Что вы делаете, господин? — уже твёрже спрашивает девушка, вставая между мальчиком и мужчиной с кнутом.

— Слуги, которые не выполняют свою работу, получают наказание, госпожа, разве вы не знаете? — насмешливо говорит мужчина, а сам поглядывает опасливо на её мужа, стоящего на прежнем месте со сложенными за спиной руками. — Отойдите, госпожа, я бы не хотел задеть вас.

Девушка оборачивается к мальчику, и тот видит, как она поджимает губы, замечая, как он снова начинает кашлять.

— Он ребёнок, — она тут же приседает перед мальчишкой на корточки, протягивая к нему руку.

Тот тут же испуганно хочет отодвинуться от неё, но госпожа осторожно качает головой, как бы говоря не делать этого, и касается его грязного лба ладонью. Мальчик готовится к тому, что её лицо исказится от отвращения или презрения, но этого не происходит. В её взгляде он видит что-то, что не видел ни в одном другом, обращённом к нему до этого. Её прикосновение осторожное, нежное, и ему удивительно чувствовать, как его касаются именно так.

— К тому же ещё и больной, — тихо говорит девушка, поджимая губы.

Она осторожно убирает немного кудрявые волосы мальчика с его заплаканного лица, продолжая улыбаться мягко и нежно. И он в ответ просто не может робко не улыбнуться, опасливо глядя на личного палача его господина, как называли этого мужчину все слуги. Как будто за одну эту улыбку его уже накажут.

— Он раб. Это всё, что имеет значение.

Девушка резко поднимается, полностью спрятав мальчика за собой:

— Если подумать, вы тоже человек подневольный. Может быть, мне приказать наказать вас так же, как и вы посмели тронуть ребёнка? — тихо говорит она, звуча твёрдо, однако мальчик видит, как дрожат её пальчики на сложенных за спиной руках.

— Вы в гостях, но вы не можете приказывать, у меня другой господин, — усмехается мужчина. — А теперь отойдите. Или пусть щенок сам выйдет. Эй, раб, если не хочешь получить наказание больше, перестань прятаться за бабской юбкой и выйди сюда.

Мальчишка тут же поднимается на дрожащие ноги, чихнув, и собирается действительно выйти из-за спины девушки, но та выставляет руку в сторону, упираясь ладошкой в детскую грудную клетку, чтобы больше не дать ему сделать и шага.

— Чтобы ударить его, вам придётся ударить меня. Я бы не советовала этого делать.

— Я просто выполняю приказ своего господина. Господину Хвану не понравится, что его приказ не выполнен. Жалко мальчишку? Решайте это не со мной, я…

Мужчина резко морщится, как от боли, неестественно выгибаясь. Супруг молодой госпожи стоит позади него, сильно заламывая руку мужчине за спину, заставляя опуститься на колени. Мальчик испуганно смотрит на мрачного господина и прячет лицо в девичьей юбке.

— Твои пять минут на решение вопроса простым разговором окончены, любовь, — холодно начинает господин, и от его тона по спине ребёнка бегут мурашки. — Сонху, друг мой, — с усмешкой замечает он, обращаясь к стоящему на коленях мужчине. — Как тебе идея убраться с глаз моих долой, пока я великодушно не подарил тебе пару десятков ударов этим кнутом? Поверь, я получу истинное удовольствие, такое же, какое получал ты, пока наказывал больного ребёнка.

— У м-меня приказ-з.

— Пошёл вон. С твоим хозяином я решу этот вопрос сам.

Господин резко толкает слугу в спину, из-за чего тот падает в грязь, а после, тяжело дыша от злости, поднимается, и раздражённо идёт прочь, оставляя после себя пятна.

Молодая госпожа уже не обращает на это внимание, снова приседая перед мальчиком на колени:

— Привет, малыш, — нежно говорит она, мягко беря лицо ребёнка в ладони, чтобы он перестал прятать лицо в её юбке. — Всё хорошо, дорогой, этот подлый человек тебя больше не тронет.

Мальчик с опаской смотрит на мрачного господина, который за это время так и не поменялся в лице, и испуганно вжимает голову в плечи, что девушка тут же замечает и оборачивается на мужа, подарив ему многозначительный взгляд.

— И он тоже тебя не тронет, малыш. Он обижает только плохих людей. Иногда хороших…

— Я делаю это постоянно, любовь, — перебивает господин, встав за спину жене, возвышаясь над ней суровой скалой, на что та совершенно не реагирует, в отличие от ребёнка, который испуганно делает шаг назад.

— Юнги! — недовольно шикает девушка на мужа, а после, обернувшись, тут же смягчает взгляд. — Он шутит. У моего супруга очень плохое чувство юмора, знаешь?

Она нежно гладит мальчика по затылку, улыбаясь ободрительно и нежно, и мальчик чувствует, что он начинает против собственной воли забывать о страхе и боли, пока только на эту нежную улыбку смотрит.

— Я не шучу. Как и не шучу, когда говорю, что из-за твоего желания помогать всем и вся наша комната скоро превратится в приют для убогих, — цокает мужчина, именуемый, как понимает мальчик, Юнги, и складывает руки на груди. — Как будто рабов мало и всем можно помочь. Всем ты точно не поможешь, любовь, вот и зачем тогда начинать?

Юная госпожа качает головой, явно отмахиваясь от слов мужа, и мальчик позволяет себе верить, что она искренне любима своим супругом, раз так вольна с ним — даже в окружении слуг все знали, что в их мире женщина никогда не станет разговаривать с мужем таким тоном.

— Если я могу забрать ребёнка из этих условий, то почему нет? Ты станешь отличной… Как там говорят в Европе? Гувернанткой?.. Для всех детей, которым я захочу помочь, — фыркает ему в тон девушка, и мальчик ловит себя на мысли, что у них даже повадки одинаковые. — Как тебя зовут, малыш? — она спрашивает нежно и осторожно, совсем не так, как обычно разговаривают с мальчиком.

— У меня нет имени. Мои родители боялись, что я не выживу, поэтому не давали имя, но это они не выжили.

— И тебе даже не дали имя? — вздыхает девушка, а после задумывается. — Как насчёт… Чонгук?

— Чонгук? — хмурится ребёнок, не понимая, что от него хочет молодая госпожа. Она хочет дать ему имя? Разве он заслужил?

— Да, Чонгук, — нежно кивает она. — В переводе «столп нации», опора. А чтобы быть опорой чего-либо, пусть, может, и не нации, нужно быть сильным духом. Это ведь про тебя, а, малыш?

Мальчишка, надо признать, совсем не понимает, о чём идёт речь, однако он всё же соглашается, чтобы не злить молодую госпожу, пока она так добра к нему.

— Хорошо, Чонгук. А я Тэиль. Я обещаю, я не дам тебя в обиду, Чонгук.

Мальчишка… Чонгук недоверчиво смотрит на девушку, ожидая удара в спину.

И удар следует. Но гораздо больше, спустя два года, когда мрачный мужчина скажет Чонгуку, что его любимая госпожа больше не придёт к нему и не расскажет никакую историю.

II.

Иногда Чонгуку хочется вернуться на пятьсот лет назад.

В момент, когда он был простым человеком, ничего не знающим о сверхъестественном мире. Когда он жил самую обычную, пусть и отвратительную, человеческую жизнь.

Когда Чон говорит об этом своей правой руке за кружкой-другой пива, Ли Минхо всегда шутливо называет начальника придурком. Кто в здравом уме будет желать вернуться во времена, когда тебя даже за человека не считали? Когда у тебя была старая пара обуви, которую ты донашивал за умершим от болезни рабом, и драная одежда, толку от которой не было никакого? Когда у тебя за душой не было и гроша, а всё твоё существование сводилось к банальному выживанию в доме господина, который видит в тебе исключительно подушку для битья?

Но Чонгуку кажется, что жить во времена, когда его статус раба был главной проблемой, ему всё равно было легче. Было легче знать, что человек — самое жуткое существо на свете. Не приходилось бояться темноты, потому что в ней могли скрываться чудовища пострашнее людей.

Когда вскрылось существование вампиров, оборотней, ведьм, древних змеев, Чонгуку стало только хуже от понимания того, что жить в этом чёртовом мире ещё не безопаснее, чем он думал ранее.

Конечно, в его маленьком городке, в который древнего змея занесло по ошибке, ходили слухи о местных гадалках и ведьмах, способных наслать жуткое проклятие, но сам Чонгук в них никогда не верил. У него было и без того слишком много проблем, как и у любого раба в мире, так что не до ведьм было.

Ему, честно говоря, банально не хватало времени думать о том, что все страшные легенды — это не просто чьи-то выдумки. Слишком много работы в господском доме, слишком много поручений.

А потом всё в миг изменилось.

Встреча с Полозом в своё время перевернула мир Чонгука с ног на голову. Не только превратила его жалкое существование во что-то более значимое, не такое бессмысленное, но и открыла глаза на истину. На то, какой этот мир на самом деле страшный.

После встречи с Полозом, Чонгук перестал быть рабом, не рисковал умереть от любой болезни, потому что господа редко переживают о здоровье своих рабов. Богачам, за которых всё делают голодные, тощие рабы, проще дождаться, пока кто-то из них умрёт от болезни, чтобы по дешёвке купить нового, чем тратиться на лечение. Правда рабовладельческих времён заключается именно в этом.

У Чонгука появился кров над головой. Он начал жить в хороших условиях, питаться нормально, а не объедками с господского стола. Начал носить хорошую одежду из дорогих тканей, начал по-настоящему жить. Не выживать, а именно жить, так же, как жил его последний господин.

Это то, за что он всегда был благодарен Полозу. Был и будет, потому что Мин Юнги показал ему иной мир, без недоедания и болезней, без смертей.

Чонгук, надо сказать, никогда не тешил себя фантазиями о том, что Юнги тогда спас его по доброте душевной. Какое дело ему до раба, которого он видел в первый — и, как предполагалось, последний — раз? Полоза мало что вообще интересовало в этой жизни. Даже спустя столько лет Чонгук может уверенно заявить, что больше всего на свете Полоза интересует — интересовала — исключительно змеиная королева. Другие змеи, естественно, тоже, потому что Мин Юнги прекрасно знаком с таким понятием, как ответственность.

А вот до мальчишки-раба, который не должен был дожить до шестнадцатилетния, Полозу не было никакого дела.

Впрочем, Пак Тэиль, которой змей в качестве свадебного подарка решил показать мир вне их ведьмовского городка, дело было до каждой живой души в мире.

Вампир прекрасно знает, что, если бы не слишком добрая натура змеиной королевы, он бы так и остался безымянным рабом. Человеком без судьбы. Хотя Чонгук и не обманывается: если бы змеиная королева встретила его в этой жизни, она бы и пальцем не пошевелила для безымянного раба.

А потом начался не заканчивающийся по сей день аттракцион настоящей смерти. Чонгук не понимал, как Полоз спокойно жил в мире, в котором жертвоприношения — норма. В котором терять кого-то — норма. Причём, терять кого-то не из-за болезни, произвола богатеев или чего-то в этом духе. К этому Чонгук и сам привык.

К чему Чон не привык, так это становиться свидетелем того, как вампиры убивают невиновных. Он не был к этому готов.

Так же не был готов и к тому, что Полоз возьмётся за него. Несмотря на то, что это никогда не озвучивалось и не обсуждалось, Чонгук более чем уверен — его жизнь, бесполезная, надо сказать, жизнь, стала интересовать древнее существо только по науськиванию Пак Тэиль.

Пак ни в одной из своих жизней не признавалась. В первой, когда она была Тэиль, просто не хватило времени — Чонгук был человеком, когда Пак Тэиль умерла. Что же до её второй жизни… Здесь Чонгук был недостаточно милым с ведьмой, чтобы вернуть прежние тёплые отношения. Конечно, шансы были, когда Тэян всё вспомнила, но… У них всё равно было слишком мало времени до того, как Пак покинула город, решив, что больше не останется здесь и на день.

У неё явно есть дурацкая привычка покидать близких в тот момент, когда в ней хотя бы немного нуждаются.

Правда в том, что именно первая смерть змеиной королевы положила начало для череды неудач Чонгука.

Видеть день за днём смерти простых людей и знать, что дело вовсе не в человеческой жестокости, — вот что по-настоящему тяжело. Чонгук сам не заметил, как оказался втянутым в сверхъестественное дерьмо. И чем больше времени проходило, тем больше он окунался во всё, что происходит.

Проблема в том, что он никогда не просил ничего этого. Не хотел влезать в войну ведьм и змей, не хотел становиться вампиром вовсе, как и не хотел жить столько лет. Чонгук хотел покоя. Спустя сто лет своего вампиризма хотел, чтобы ему в сердце вонзили деревянный кол. Спустя ещё два века перестал ломать комедию и злиться на Юнги, ставшего причиной вампиризма. Потом принял и участь лидера вампиров в Тэгу.

Но всё это, надо сказать, слишком утомительно.

Чонгук всё отдал бы за то, чтобы снова стать человеком, чтобы забыть обо всём, что скрывается в этом городе в ночи.

Только это всё — слишком большая роскошь для него. Не после того, как он взял на себя ответственность за вампиров города. И не после того, как у города в качестве защиты не осталось никого. Чонгук не хотел брать на себя такую большую ответственность, но выбора ему никто не оставил.

К тому же, разве может Чон всё бросить после того, как сделал этот город великим в определённых кругах. Если оставить Тэгу не на того человека — пусть и условно человека — то всё рухнет. Вообще-то, во всём мире нет более безопасного места для вампиров, чем Тэгу.

Кровь здесь льётся рекой, вампиры живут, не боясь, что на них начнут охотиться. Практически никаких правил и ограничений — делай, что хочешь, но не забывай, чья рука тебя кормит.

Надо сказать, что в Тэгу всего два правила для вампиров: не пить кровь туристов и не сметь трогать Мун Сильби. Конечно, отчасти с практической точки зрения: Чонгуку бы пришлось искать другую ведьму, которая могла бы помогать ему в этом нелегком занятии управления вампирской империей.

Но и отчасти потому, что Мун была нужна Чонгуку. Без причин. Просто нужна.

На самом деле Чонгук не представляет своего правления без Сильби под рукой. Куда проще, когда у тебя есть ведьма, способная на любое заклинание.

Хотя…

Он так и о Юнги думал. Но Полоз мёртв уже год, а империя Чонгука всё ещё существует. И справляется со своей работой он просто прекрасно — в повседневной жизни Тэгу ничего толком не изменилось. Не считая, конечно, того, что ведьмы перестали мешаться под ногами. И змеи.

Впрочем, нельзя сказать, что это плюс.

Чонгук сворачивает в один из переулков квартала, спрятав ладони в карманы чёрных джинс. Пространство освещено исключительно фонарями, хотя для простых людей этого было бы недостаточно. Но Чона спасает прекрасное зрение, так что он отлично ориентируется здесь. Впереди, в самом конце переулка, мелькают несколько силуэтов полицейских, которые, завидев вампира, не предпринимают никаких попыток остановить постороннего.

Тот, в свою очередь, очень быстро улавливает аромат свежей крови, из-за чего вампирские инстинкты тут же обостряются. В жизни каждого уважающего себя вампира нет ничего важнее, чем самоконтроль — чувствуя кровь, нужно уметь сдерживать свою натуру. У Чонгука был прекрасный учитель, который вдалбливал юному вампиру все азы этого самоконтроля.

Своими, надо сказать, методами: Юнги хреновый учитель и наставник, хоть Чонгук этого и не признаёт. Потому что абсолютно не педагогично ломать своему подопечному пальцы или сворачивать шею каждый раз, когда тот хотя бы на мгновение даёт власть своей вампирской сущности.

И хотя это было погано, плоды дало — Чонгук знает, что, сколько бы он не сидел без крови, всё равно не сорвётся.

— Дружище! — на него налетают со спины, обнимая за плечи. — Извиняюсь, красавчик, что вытащил тебя из тёплой постельки, но… Дело срочное.

Минхо улыбается самой обворожительной улыбкой в мире, и, будь Чон девчонкой, точно запал бы на вампира. Не просто запал, втрескался по самые уши, но, как говорится, Бог отвадил от такого счастья.

— А ты, как обычно, блудишь по ночам, — улыбается Чон, нырнув под поднятую другом полицейскую ленту.

— Работа такая, что уж поделать. Быть твоей правой рукой — значит спать на ходу, но я не жалуюсь, ты не думай, — тут же язвит Минхо, изобразив картинный поклон. — Короче, в чём суть. Зависал в баре Чимина с такой красоткой, просто закачаешься! Думал, ну сказка, а не вечер, но этот придурок, — вампир указывает на стоящего впереди мужчину, — позвонил и всё испортил. В Квартале труп.

— Кто-то из новообращённых сорвался?

— Ну, наш красавчик Бан сказал, что тело пусть и обескровлено, но не вампиром. Просто вены вскрыты, так что не думаю, что кто-то из наших. На первый взгляд, это обычный труп.

— Не знал, что мы занимаемся трупами.

— Обычными — хренушки, мне хватает того, что я разбираюсь с трупами твоих новичков. Но… Тут что-то не то. Сказал же, труп обычный только на первый взгляд! На второй же, похоже на сатанинские обряды, если честно, хотя я и не разбираюсь в этом, — Минхо действительно выглядит озадаченным, да и Чонгук знает, что без причины Ли не позвал бы его. — Так что я подумал, что ты должен узнать об этом до того, как окажется, что это всё реально сатанинские ритуалы.

— Я похож на сатаниста? — вполне искренне возмущается Чонгук и выглядит так, словно ему только что нож под рёбра вонзили.

— Ты трахаешь ведьму, сатанисты дрочат на Дьявола, почти похоже, на мой взгляд, — вальяжно замечает вампир и небрежно достаёт зубами из пачки одну сигарету. Шумит коробком со спичками, доставая одну, и прикуривает, прячась за Чонгуком от ветра.

— Тебе купить зажигалку? — иронизирует Чон, вскинув бровь.

Минхо дёргает спичкой в воздухе, тем самым потушив её, и жмёт плечами:

— Я консерватор, не лезь в мой монастырь со своими зажигалками, ребёнок прогресса.

— Я родился в рабовладельческую эпоху, о каком прогрессе ты говоришь?

— Да, в твоём случае это явно регресс, дружище, — скалится Минхо. И парень явно доволен собой и выглядит так, словно только что пошутил самую лучшую шутку в мире.

Чон только закатывает глаза. У его правой руки просто отвратительное чувство юмора. Если в мире есть наиболее несмешное создание, то это точно Ли Минхо.

— Какое неуважение, — фыркает Чонгук, а после вальяжно приветствует полицейского. — Привет, Крис.

Крис Бан — капитан местной полиции, отвечающий за все насильственные смерти в городе вот уже пять лет. Не без вмешательства Чонгука, конечно. Найти амбициозного стажёра в полиции было проще простого, как и дёрнуть за пару ниточек, чтобы обеспечить максимально выгодное сотрудничество: Бан гарантированно получает повышения за свою работу, а Чонгук сразу же узнаёт о подозрительных трупах в городе.

Кристофер, конечно, по началу решил, что Чон с катушек слетел, потому что не мог поверить в существование вампиров и всех иже с ними, но… Как оказалось, убедить простого человека в существовании сверхъестественной хтони проще простого, когда показываешь клыки.

Сотрудничество оказалось действительно выгодным, потому что Бан получил желаемое повышение, а Чонгук теперь был в курсе каждого происшествия, хотя бы немного похожего на те, к которым могли приложить руку вампиры. И, в случае чего, Крис помогал, замяв то или иное дело, чтобы это никак не повлияло ни на рост туризма, ни на уровень жизни в городе в целом.

— Парни, — Крис деловито салютует от виска. — Вы быстро. Завидую я периодами вашему вампиризму, что ещё сказать.

— Было бы чему завидовать. Попробуй по утрам просыпаться с жуткой жаждой вцепиться кому-нибудь в глотку.

— Вместо утреннего стояка? — хмыкает полицейский, кивнув в сторону трупа, как бы приглашая вампиров подойти ближе.

— Чувак, да лучше б стояк, чем это, — закатывает глаза Минхо. — И это при том, что у меня отли-и-ичный контроль.

— Ну, не знаю, дружище, я с такими проблемами никогда не сталкивался, — язвительно цокает Чонгук, а после приседает перед трупом на корточки, опираясь локтями на ноги. Едва ли не наступает в лужу крови и вздыхает, потому что ботинки новые и пачкать их не хочется.

Смотрит на тело девушки-блондинки, которой на вид не больше двадцати, и хмурится. Слишком молодая, чтобы вот так просто умирать. Чонгука, надо сказать, не особо трогают смерти — слишком много их видел за пять веков жизни. Но каждый раз, когда ему приходится становиться свидетелем кончины кого-то такого молодого, Чон думает, что это просто несправедливо. Будь то девчонка, которая попала в лапы вампира, решив сократить дорогу через переулок, или парень-баскетболист и гордость семьи.

Почему-то Чонгука всегда особенно трогает то, что такие, как он, живут долго, непозволительно долго. Вампиры, по мнению Чона, совершенно не заслуживают долгой жизни, а потому каждый раз, когда в городе появляется чей-то молодой труп, Чонгук чувствует, что внутри начинают кошки скребстись от такой несправедливости.

Чон тянется вперёд и, обхватив женский подбородок пальцами, крутит голову из стороны в сторону, открывая себе вид на шею, но вампирских следов не находит. Задумчиво смотрит на запястья, но вместо ожидаемых укусов видит только толстые порезы, сделанные явно на скорую руку.

— Что скажешь? — Чонгук поднимает взгляд на полицейского, терпеливо ожидая ответа.

— Да что я могу сказать? — вздыхает Бан, присев рядом. — Вампиры к этому явно не имеют никакого отношения, криминалисты осмотрели тело, никаких признаков того, что кто-то из твоих клыкастых приложил руку. Больше похоже на каких-нибудь фанатиков с их ритуалами во славу урожаю.

— С чего ты решил, что это может быть ритуальное убийство? Мало ли, какой-нибудь придурок возомнил себя Богом и пошёл убивать девушек направо и налево.

— Но обычно рядом с простыми телами не находят это, — хмыкает Крис, демонстрируя перепачканное кровью оружие в прозрачном зип-пакете.

Чонгук тут же выхватывает оружие, рассматривая его сквозь прозрачный материал. Сталь кинжала не отражает свет из-за того, что полностью покрыта кровью. Рукоять инкрустирована рубинами разных размеров точно такого же цвета, как и кровь.

Кинжал выглядит древним, Чонгук такие в огромном количестве видел в «Карно» и у Сильби дома.

— У людей обычно странные хобби. Может, нашему клиенту нравится тыкать в девушек старыми кинжалами, — хмыкает Минхо, небрежно затаптывая бычок. Крис тут же кидает недовольный взгляд на вампира, а потом выразительно смотрит на окурок. — Да что?

— Даже если я вас сюда пускаю, это всё ещё место преступления. Подними бычок и выкини в ближайшую мусорку, чтобы это дерьмо потом не оказалось на складе вещественных доказательств и я не получил ордер на твой арест. Не думаю, конечно, что камера сдержит тебя, но, парень, не испытывай судьбу.

Вампир показательно цокает, но бычок поднимает и так же показательно прячет его в карман кожаной куртки. Фыркает что-то похожее на «блеск» и закатывает глаза, явно не довольный тем, что бычки приходится носить в кармане дорогущей куртки.

Чонгук открывает рот, чтобы что-то сказать, но резко замолкает, принюхиваясь. Обмакивает два пальца в лужу крови рядом, поднося ближе к носу, и растирает влагу по коже большим.

— Парень возомнил себя собакой, типичное воскресенье в Тэгу, — ехидно комментирует Минхо, глядя на начальника, но тот его игнорирует.

— Ты чувствуешь? — Чонгук прищуривается и поднимает взгляд на Ли.

— Если ты про кровь, алкоголь и её шоколадные духи, то да, чувствую.

— Нет, ещё что-то. Что-то сладкое, терпкое, что-то…

Чонгук морщится, опасливо лизнув кончик пальца, а после резюмирует:

— Она ведьма.

Неосторожно вытирает кровь о чёрную рубашку девушки и поднимается на ноги.

— О, как мило, — цокает Минхо, кинув взгляд на полицейского, который осмотрительно отворачивается в сторону. — Он у нас просто гурман, Бан, забей.

— Я вообще ничего не видел, о чём ты? — фыркает Крис. — Так получается, у нас обескровленный труп ведьмы, рядом с которым находят древний кинжал. А, и ещё кое-что.

Кристофер, быстро надев перчатки, переворачивает тело на бок и опускает с плеча лёгкую кофточку, демонстрируя вырезанные на теле символы.

— И именно это ты забыл показать, уверен, что ты заслуживаешь повышения? — усмехается Ли, рассматривая символы.

— Я рассказывал обо всём постепенно, окей? То, что вы балаболите мне под руку, исключительно ваша проблема.

Чонгук задумчиво отбивает ритм пяткой, а после достаёт телефон из кармана, спустя пару мгновений прикладывая его к уху.

— Доброе утро, спящая красавица, — усмехается вампир, не отводя взгляда от тела. — Не кричи, пожалуйста, мне нужна твоя помощь. Я скину адрес, можешь как можно скорее прийти, хорошо? — парень улыбается, слушая, наверное, ругательства на той стороне.

Минхо придвигается ближе, чтобы слышать разговор, но Чонгук его отталкивает, закатив глаза.

— Извини! Довольна? Мне правда жаль, что я разбудил тебя, но тут дело… Интересное, Селена, мне нужна твоя консультация.

Минхо хмыкает, скрестив руки на груди, и смотрит на полицейского, кинув что-то похожее на «Хозяйке звонит», на что услышавший это Чонгук театрально показывает кулак. Вампир улыбается, перекатываясь с пятки на носок, и поднимает лицо к небу, терпеливо и покорно слушая, как на него практически кричат в трубку.

— Можешь убить меня, сладкая, так и быть, только приди поскорее, тут тело вот-вот увезут, не будем же мы доставлять проблемы нашему красавчику Крису? Да, с меня выпивка, уговорила! И один полуночник… Стой, зачем тебе мой полуночник? Селена? Эй, Селена! Се…

Чонгук возмущённо смотрит на экран телефона, где отображается иконка завершённого вызова, и чувствует огромнейшее желание кинуть телефон со всей силы об асфальт.

Ну что за девчонка, в самом деле!

Зачем ей, чёрт возьми, нужен его полуночник? Полуночниками в городе называли тех вампиров, которые не имели права разгуливать по улочкам днём. Это низшие вампиры, начальная ступень обращения — они проявили себя недостаточно, чтобы получить солнечное украшение, зачарованное кровью Чонгука, и свободно разгуливать при свете дня. Хотя, надо сказать, что каждый вампир из полуночников к этому стремится.

Дневных вампиров в городе не так мало. Это, в основном, только те, кто хорошо зарекомендовал себя. Как вампиры, которые хорошо контролируют свою жажду и могут быть полезными в деле Чонгука. Обычно дневные вампиры занимали какие-то ведущие должности в городе, чтобы Чону было легче управлять всеми сферами Тэгу, в то время как полуночники… По сути, не имели никакой власти.

Надо сказать, что благодаря своим дневным вампирам Чонгук контролировал практически каждую сферу жизни в городе, кроме, пожалуй, полицейской структуры, но и там у него был свой человек. И когда говорится «человек», имеется в виду прямое значение слова. Всего лишь человек, который прекрасно знает о сверхъестественном мире и всячески содействует Чонгуку. Без Криса у Чонгука и правда не получилось бы взять под контроль полицию — как будто что-то мешало. Как бы он не старался поставить на руководящие должности своих вампиров, всё шло не так. Сильби, кажется, всегда догадывалась о причине, но никогда не говорила, чем чертовски раздражала и без того раздражительного Чонгука.

Если дневные вампиры занимали поистине высокое положение, то полуночники не имели никакого веса с практической точки зрения — хотя Чонгук всё равно ценил каждого вампира, находящегося под его контролем — и поэтому иногда случалось так, что Сильби использовала полуночников в своих целях.

Кажется, это сложно назвать гуманным, но, как бы сильно Чонгук не старался убедить свою ведьму в том, что его полуночники, вообще-то, не расходный материал, ей было плевать. Из-за этого практически все полуночники старались обходить стороной Сильби, чтобы не попасть в её загребущие лапы. Конечно, надо сказать, что Сильби не приносила непоправимого вреда, то есть бедных полуночников Чонгука она, конечно, не убивала, но иногда и правда использовала в своих ведьмовских планах. Хорошего в этом было абсолютно точно мало.

Чонгук снова смотрит на тело, устало вздохнув. Какова вероятность того, что труп ведьмы появился в Квартале после того, как Сильби решила, что что-то грядёт? В любом другом городе вероятность точно была бы равна хотя бы пятидесяти процентам, но в Тэгу… Ноль. Целый ноль.

Звучит, как просто отвратительная перспектива.

III.

— Если это не что-то стоящее, следующим трупом будешь ты, — вздыхает Сильби, подходя к стоящему на входе в переулок вампиру. — И мне плевать, что вместе с тобой умрёт каждый вампир в этом городе и Тэгу погрузится в хаос. Это место и так ад на земле. Ничего не изменится, если на улицах внезапно появится пара сотен трупов. Спишут на эпидемию.

Чонгук хмыкает, улыбаясь своей самой очаровательной улыбкой, а после кивает в сторону переулка, приглашая Мун пройти вперёд.

Ему хочется сказать что-нибудь забавное, потому что ведьма выглядит просто умилительно. Она всё ещё чертовски заспана и явно надела первое попавшееся под руку. Однако вампир не спешит озвучивать то, о чём думает, потому что, несмотря на добрый внешний вид, сонная Сильби способна в одночасье поджарить его мозги.

Не то, чтобы она в обычное время не может сделать что-то подобное, но, если Мун неожиданно поднять, можно самому лечь. Правда, исключительно в гроб, и об этом вполне серьёзно заявляет Чонгук, которого не так уж и просто убить, если честно.

— Прости, сладкая! Ты же знаешь, я бы не стал дёргать тебя ночью.

Сильби вздыхает и молчит, потому что да, она прекрасно знает, что Чон не стал бы её тревожить без причины. Она настороженно идёт за вампиром, сняв с головы капюшон толстовки, и прячет ладони в карманы пальто. Оглядывается, как будто Чонгук мог привести её в небезопасное место и на неё могут в любой момент напасть.

— Крис, — Мун небрежно кланяется, приветствуя полицейского. Лениво окидывает взглядом Минхо, отсалютовав ему от виска.

Надо сказать, что Сильби никогда особо не нравился Минхо. Как там говорят? Нам больше всех не нравятся те, на кого мы наиболее похожи. Каждый раз, когда Мун смотрит на правую руку вампирского короля, ей кажется, что она смотрит на своё собственное отражение. Плохое чувство юмора, никакой эмпатии к слабым и желание, чтобы все умерли в муках.

Такой Минхо, такая Сильби, и между ними кое-как выживает Чонгук. Это как находиться между двух зол, которые так и норовят посильнее задеть, уколоть, обидеть. Чонгуку пришлось свыкнуться с мыслью о том, что единственные люди, которым он доверяет, — две страшные фурии.

Сосуществовать Минхо и Сильби просто не могут, как бы Чонгук не пытался исправить положение.

Управлять империей, когда наиболее приближённые к тебе существа не ладят, пусть и не невозможно, но достаточно проблематично.

— Что у вас тут, страдальцы? — вздыхает Мун, всем своим видом игнорируя существование второго вампира.

— Труп.

— О, да ладно, — фыркает Мун, небрежно осматривая тело в паре метров от себя. — А я совершенно не заметила этого. Думала, красотка просто решила прилечь.

— Какая ты милашка, слов нет! — смеётся Ли, легонько толкнув Мун под рёбра локтем.

— Тронешь ещё раз, я сломаю тебе руку, — с очаровательной улыбкой предупреждает Сильби, а после смотрит на Чонгука. — Я совершенно не кровожадная, но когда вижу этого парня… Можешь держать его от меня подальше?

Вампир хмыкает, а после тянет Минхо за ворот куртки, перетягивая его на другую сторону от Сильби, чтобы стоять между ведьмой и вампиром и не накликать беду. Проблем у них явно прибавилось, не хотелось бы, чтобы Минхо и Сильби вцепились друг другу в глотки.

— Не могу поверить, что порядок в этом городе поддерживает эта троица, — вздыхает Крис, глядя на вампиров и ведьму.

— Ты ещё бывшего короля не видел, змеюку многовековую, вот там вообще комедия, — хмыкает Минхо.

— Эй! Мальчик, о покойниках либо хорошо, либо никак, поэтому помалкивай, пожалуйста, — фыркает Сильби. Не то чтобы её интересовало, как кто-то отзывается о Полозе, но… Во имя всех злодеяний, которые они делили на двоих, нужно как-то поддерживать уровень уважения. — Так в чём дело, народ? Я всё ещё страшно хочу спать. Чего я не хочу, так это сидеть около трупа какой-то девчонки, которую вижу в первый раз в жизни.

— Мы… Точнее, Крис думает, что это ритуальное убийство, — кидает Чонгук, переглянувшись с упомянутым мужчиной.

— Вампир поразвлёкся, а вы решили, что это ритуальное убийство? Как мило, — хмыкает Сильби.

Она явно настроена скептически и совершенно не хочет присутствовать здесь. Потому что хочет спать больше всего на свете, и Чон это видит. Если бы он сейчас предложил ей своё плечо в качестве подушки, Сильби тут же заснула бы.

Чонгук в ответ на её колкость только закатывает глаза:

— Крис, покажи ей.

Полицейский кивает, вновь приседает рядом с телом и показывает ведьме символы на плече. Сильби вздыхает, потому что ей совершенно не нравится перспектива того, что в городе могут начаться ритуальные убийства.

Ведьма приседает на корточки, чтобы получше рассмотреть символы, вырезанные на плече. Обнимает себя руками, задумчиво склонив голову к плечу, и выглядит чертовски задумчиво. Символы кажутся ей знакомыми, но Сильби никак не может понять, где видела их.

— Ещё и это, — Чонгук протягивает пакет с кинжалом. — Видела такой?

Мун хмурится, рассматривая оружие, прежде чем вздохнуть:

— Как будто бы видела. Как и символы, но… Не могу вспомнить, где именно и… — Сильби резко замолкает и переводит удивлённый взгляд на Чона. — Это ведьма.

— Бинго, детка! Ты така-ая сообразительная, — скалится Минхо.

— Пошёл ты, — Мун закатывает глаза и снова смотрит на Чона. — Почему ты не сказал сразу?

— Сюрприз? — неуверенно хмыкает Чонгук, разведя руки в стороны. — Видите, какая она у меня классная? Даже кровь не пришлось облизывать! — он весело треплет ведьму по волосам, от чего та тут же отмахивается.

Ведьма смотрит на Бана, спрашивая, может ли она сфотографировать символы, чтобы изучить их на досуге. Полицейский согласно кивает и даже светит на символы фонариком, хотя Мун вполне себе может использовать вспышку на своей камере.

— А кинжал? Могу забрать? — деловито интересуется ведьма, убрав телефон в карман пальто.

— Это вещдок, Сильби, при всём желании…

Бан замолкает, когда ловит на себе многозначительный взгляд Чонгука, и тяжело вздыхает:

— Правда не могу, у меня будут проблемы, если мы потеряем улику.

Сильби поднимается на ноги, запустив пальцы в волосы, тем самым придавая им более небрежный вид:

— Если мы принесём тебе такой же, всё будет в порядке? Испачкаем кровью, а ты подменишь? Мне нужен этот кинжал, Крис, чертовски нужен. Вы правы, похоже, это ритуальное убийство. А любое ритуальное убийство оставляет после себя след магии. Я не могу потребовать тело бедняжки, — Мун окидывает скорбящим взглядом тело. Сильнее женской солидарности только ведьмовская, это нужно знать. — Хотя через него было бы куда проще выйти на след того, кто этот ритуал начал. Но за неимением других вариантов мне нужен кинжал.

— Если сможете принести идентичный, тогда кинжал ваш.

— Да где ж я найду идентичный? — возмущается Мун достаточно громко, но тут же понижает громкость голоса, когда Бан на неё шикает, потому что она привлекает постороннее внимание. — Или пусть наши доблестные вампиры используют свои ультра-способности и заставят всех всё забыть, — Мун смотрит сначала на Чонгука, потом на Минхо, который дарит ей ироничную улыбку.

Сильби крутит пакетом с кинжалом перед лицом полицейского, а после показательно прячет его во внутренний карман пальто:

— Короче, разбирайтесь сами, а это я забираю.

— Сильби! — ведьма вызывающе вскидывает бровь, глядя на Криса. Тот переглядывается с Чонгуком, и, когда последний машет рукой, мол, оставь, разберёмся, полицейский вздыхает и поднимает руки, показывая, что он всецело принимает решение ведьмы.

Мун дежурно прощается, снова отсалютовав от виска, и, накинув на голову капюшон и спрятав ладони в карманы пальто, разворачивается, двигаясь в сторону выхода из переулка.

Чонгук вальяжно просит Минхо разобраться в том числе и с отсутствующим оружием, а после, усмехнувшись, спешит за ведьмой практически вприпрыжку. Ли смотрит вслед боссу, хмыкает весело, задорно покивав на вопросительный взгляд Кристофера. Шепчет довольно, мол, всё сложно, а после предлагает всё-таки разобраться с теми проблемами, которые могут возникнуть из-за пропажи вещдока.

Чонгук тем временем нагоняет Сильби на выходе из переулка и, поравнявшись с ней, даёт понять, что решил проводить её.

— Сама дойду, Чон, — фыркает Мун, не глядя на вампира.

— Не тогда, когда в городе убили ведьму, — цокает вампир в ответ.

— Я могу постоять за себя.

— Мне так спокойнее, — возражает вампир абсолютно невозмутимо. — Серьёзно, Сильби. У нас тут ведьму убили и…

— Чонгук, — резко прерывает Сильби, взглянув на Чона. — В этом-то и проблема. Я лично знаю каждую ведьму в городе, а эту — нет. Более того, я не чувствовала, что в городе появилась новая ведьма, как это было с моей неудачной протеже. А тут… Ничего.

Чонгук вздыхает, уже жалея о том, что решил проводить девчонку. Непоняток и сомнений и до этого было просто навалом.

— Подозрительно, да?

— Подозрительно? — усмехается Сильби. — На фоне того, что мне снилось, моего дурного предчувствия и того, что мы жили относительно спокойно, это не просто подозрительно. Эта ситуация буквально кричит: спасай свою задницу, если не хочешь сдохнуть. Хуже то, что я не могу спать нормально, мне постоянно кажется, что… я попросту трачу время на этот грёбаный сон вместо того, чтобы спать. И дома не могу находиться, стены давят.

Чонгук приобнимает Мун за плечи. У них достаточно большая разница в росте — Сильби буквально достаёт ему до плеча, из-за чего после таких объятий она буквально упирается ему виском в плечо.

— Хочешь, у меня переночуешь? — предлагает вампир.

Наверное, со стороны в таком положении они точно выглядят, как парочка, и одна только мысль об этом заставляет Сильби фыркнуть и попытаться отодвинуть от себя Чонгука, но тот не реагирует, продолжая приобнимать ведьму.

— Твои вампиры и так думают, что я твоя любовница, нет уж спасибо. Не хочу, чтобы твои полуночники лезли ко мне в попытках подлизаться, чтобы великий вампирский король, — Мун довольно усмехается, — даровал им разрешение на ношение дневного кольца.

— Хочешь, я им языки вырву, чтобы чушь не несли? — хмыкает Чонгук и, не дожидаясь ответа, сворачивает на перекрестке на улицу, которая ведёт в противоположную сторону от дома Сильби.

— О, спасибо, дорогуша, но нет, я не увлекаюсь коллекционированием языков в формалине, так что не надо, — смеётся Сильби.

Её дом и так похож на склад черепов и костей, куда уж ей ещё языки в формалине?

— Ну, хорошо, обойдёмся без языков. Но моё предложение всё ещё в силе. Я попрошу постелить тебе на другом этаже, не переживай, сладкая, никаких слухов!

— Ага, а потом они начнут говорить, что ты залезаешь ко мне ночью через окно.

— Я занятой человек, они знают, что у меня есть занятия поважнее, я просто не буду залезать к девушке через окно! Особенно к тебе! Это просто небезопасно.

Сильби хмыкает. Если бы к ней кто-то залез в окно, этот кто-то точно не остался бы невредимым.

Но спорить с Чонгуком бесполезно. Бесполезней было только с Полозом спорить, право слово.

Если Сильби после долгих споров могла бы согласиться на компромисс, то Чонгук всегда оставался непреклонным в любых ситуациях, даже если это могло стоить ему хороших отношений с кем-то. Так что, предлагая переночевать у себя, Чон, по сути, не предлагал, а сразу знал, что Мун в эту ночь останется у него.

— И вообще, с каких это пор ты думаешь о том, что думают мои вампиры?

— Я не думаю, просто слухи обычно мешают жить. А у нас и так стало слишком много трудностей, чтобы жить ещё и в окружении слухов. Я не очень люблю, когда что-то нарушает мою размеренную жизнь, но, думаю, ты того же мнения.

— Знаешь, — с улыбкой хмыкает Чонгук, выходя на главную улицу Квартала. — Мне живётся пока что просто прекрасно. Если опустить тот факт, что в моём городе совершено ритуальное убийство ведьмы, моей ведьме приснилось что-то, что можно трактовать, как конец всему живому, а мой наставник мёртв, думаю, я живу практически спокойно и размеренно. Хочу верить, что сегодня всё это внезапно закончится, мы с тобой посмеёмся за стаканом виски, и я скажу тебе: «Эй, Сильби, подружка, твой ведьмовской радар дал сбой! У нас всё в амуре!»

Мун снова смеётся, лбом уперевшись в плечо вампира, и выглядит чертовски довольно. Надо сказать, она ужасно хотела бы, чтобы всё случилось ровно так, как говорит Чонгук.

Чтобы её ведьмовской радар и правда дал сбой, только это невозможно. Сильби не ошибается, как и предчувствие её никогда не подводит. Опираясь на внутренние ощущения, ей всегда удавалось выйти живой из игры — и если чутьё вопит, что ей нужно остерегаться, потому что что-то грядёт, так и есть.

Надеяться на что-то обратное — непозволительная роскошь для неё.

— Но что мы будем делать, если я не ошибаюсь? — вздыхает Сильби, показывая, что хорошее настроение Чонгука на неё никак не повлияло. Особенно потому, что она прекрасно чувствует неискренность вампира.

Он, конечно, и сам не думает, что всё хорошо, но её убедить в обратном по какой то причине старается. То ли чтобы не дать упасть духом, то ли пытается манифестировать — мол, чем больше он в это верит, тем больше шансов, что его фантазия станет реальной.

— Будем решать проблемы по мере поступления, — Чонгук жмёт плечами и смотрит на неё с лёгкой улыбкой. Внезапно останавливается, встав напротив, и опускает обе ладони ведьме на плечи.

На главной улице Квартала как обычно шумно. Уличные музыканты развлекают шумных туристов своей игрой, слышны громкие разговоры и рассказы ночных гидов о том, как страшен этот район в ночи, а Сильби внезапно кажется, что весь мир сужается до одного единственного вампира.

Мун готова смело признать одну простую вещь, в которой она чертовски уверена.

Она верит Чонгуку. Доверяет ему так, как не доверяет самой себе. Если бы Сильби пришлось выбирать кого-то, кто должен будет защитить её от всего мира, она, не думая, выбрала бы Чонгука.

После всех тех превратностей, что они прошли вместе, Сильби просто не может позволить себе сомневаться в нём — нет на свете существа, в котором она была бы так сильно уверена. У них с Чонгуком есть своя история.

Она долгая, тернистая и запутанная. В любом нормальном мире их отношения — странные, до сих пор никак не обозначенные — закончились бы. Но не в Тэгу. Здесь выжить можно, только не обозначая сущность отношений с другими.

Сильби не знает, кто ей Чонгук. Знакомый? Он видел её в тех состояниях, в которых не показываются даже перед семьёй. Коллега? Будь они коллегами, Сильби никогда не позволила бы себе такую близость с Чоном — это всегда мешает работе. Мешает настолько, насколько вообще можно. Друг? Тоже мимо, они с вампиром гораздо ближе, чем простые друзья, да и на друзей не смотрят так, как Чонгук иногда смотрит на неё. Любовник? Здесь минусы вообще по всем пунктам — Мун никогда бы не смогла пустить в свою постель вампира.

Даже если бы хотела того.

Чон тем временем окидывает её выразительным взглядом, чтобы вкрадчиво продолжить:

— Что бы не ждало нас впереди, Сильби, мы справимся. Вместе. Как всегда, вообще-то, — и Сильби уверена, это не просто брошенные на ветер слова.

Не потому, что это совсем не в духе Чонгука — хотя не без этого. Она слышит особенные нотки в его голосе. Слышит, потому что вампир позволяет ей их слышать. Потому что доверяет настолько, что готов показать ей и эту часть себя — достаточно ранимую и эмоциональную часть, которая может позволить себе давать обещания.

А Чонгук обещает. Он определённо обещает, и Сильби верит, что Чон не обманет.

Он, если подумать, никогда не обманывал её. Начиная с того самого первого обещания, данного сто лет назад: Чон обещал, что её в этом городе никто не тронет, что под его защитой она будет в полной безопасности — и не соврал. Сильби знает, что никто в здравом уме просто не сунется к ней.

— В конце концов, ты со мной в этой игре. Ты мой воин. Кто бы не появился на горизонте, ты всегда будешь моим союзником. Как и я — твоим. И, на мой взгляд, этого достаточно, чтобы поставить на колени весь мир, как думаешь?

Сильби закатывает глаза, но кивает. Чонгук всегда знает, как поддержать её, как внушить уверенность в завтрашнем дне.

Если бы они решили захватить весь мир, Мун хватило бы энтузиазма драться до последней капли крови, если бы Чонгук хотя бы шёпотом говорил, что верит в неё. Иногда ей хочется пошутить о том, что они — Бонни и Клайд этого паршивого города.

Впрочем, Сильби весь мир не нужен — ей достаточно только Квартала и того, что половина власти в этом городе принадлежит именно ей.