Дыхание держу ровнее, сохраняю средний темп, чувствуя первые покалывания в боку. Пробежка с утра — не столь давняя традиция, она приводит мысли в порядок и позволяет отвлечься. Я люблю слушать музыку во время прогулок, а во время бега она помогает мне подобрать нужный ритм.
Забегаю в небольшой парк и перехожу на шаг, чтобы привести пульс в норму. Вдыхаю полной грудью, чувствую запах свежескошенной травы, и на лице появляется лёгкая безмятежная улыбка. Утро подарило сегодня немного солнца и тепла, что так несвойственно для приближающейся осени в этом городе.
Выхожу на небольшую поляну, залитую солнечным светом, и наслаждаюсь теплом.
Спокойствие и умиротворённость — вот, что я ожидала от переезда, и мои ожидания оправдались.
«Где бы ты ни была, что бы с тобой ни происходило в жизни, знай — дома тебя всегда ждут и любят», — говорила мне мама.
Я вспоминаю её слова, и пелена слёз застилает глаза. Чувство радости и печали перемешиваются в ком эмоций, и я невольно сажусь на газон, обхватывая руками колени.
Меня зовут Эмилия Грин, мне восемнадцать лет, и я совсем одна. Моя бабушка умерла, мама пропала, а отца я никогда не видела. Мама говорила быть сильной, но я теряю веру с каждым днём, надеюсь, хотя бы в этом городе я смогу жить по–новому.
Мою минуту лирики и самобичевания прерывает чей–то яростный крик; я поднимаю голову и всматриваюсь в сторону звука. Крики и возня продолжаются, я встаю и иду к эпицентру событий. За деревьями возле огромного многолетнего закрученного дерева виднеются силуэты людей, листва деревьев и кустов скрывают их лица.
— Сколько раз повторять тебе: не суй свой нос не в свои дела! — слышится чей–то грубый баритон.
Я прячусь за толстым стволом многолетнего дуба и смотрю на происходящее: тройка людей в капюшонах стоят вокруг парня, который лежит на сырой земле и захлёбывается собственной кровью. Вся одежда окровавлена, пропитана грязью, он хрипит и что–то бубнит, постанывая от боли. Второй в чёрной косухе пинает ногами его в живот, что есть силы. Лицо яростного нападающего я не вижу, он стоит спиной, и мне приходится раздвинуть листву, чтобы запомнить лица бандитов. Я опускаюсь на четвереньки и начинаю ползти под кустами, отделяющими меня от хулиганов, пытаюсь сквозь листву увидеть хоть что–то, но как только мне удаётся найти лучший ракурс, нападающие растворяются в лесной чаще. Только окровавленный парень лежит на земле и продолжает хрипеть.
Я подбегаю к нему и вижу его разбитое лицо: из носа хлыщет кровь, левый глаз закрылся от отёка, а губы больше похожи на отбивную.
— Я вызову скорую, — слышу в собственном голосе нотки паники, но стараюсь не подавать виду.
— Не надо, — тихо отвечает парень.
— Ты шутишь? Ты себя видел?! — я пытаюсь достать телефон из спортивного чехла на плече, но его рука хватает меня за кисть.
— Я же сказал, — не надо, — немного раздражённым голосом говорит незнакомец.
Секунда ступора в потоке мыслей, и решение приходит само собой.
— Вставай, — пытаюсь сохранить спокойствие. — Ты сейчас захлебнёшься собственной кровью.
Я даю ему руку и помогаю встать. Парень кряхтит от боли и машинально задирает голову вверх, чтобы остановить кровь из носа.
— Не поднимай, — говорю ему и держу его голову прямо. — Зальёшь все пазухи, пойдём, я живу здесь недалёко.
Я закидываю его руку себе на плечи, чтобы было легче идти, и потихоньку веду к дому. Мы молчим, только слышно, как незнакомец шоркает по асфальту отяжелевшими от боли ногами, и сплёвывает кровью.
Дома я усаживаю его на край ванны, а сама начинаю искать аптечку в своих ещё не распакованных коробках.
— Ты запомнил их лица, сможешь описать, кто это был?
— Не надо никого описывать, это был Адам Кинг — демон города Лафайет, ты что, не местная? — незнакомец смотрит на мои коробки.
— Отсутствовала какое–то время.
— Теперь ясно, почему ты спрашиваешь, — он начинает хрипло смеяться, и я понимаю, что у него постепенно сходит шок, и начинается нервный срыв.
Надо бы ему ещё успокоительное дать. И себе заодно.
— Вот же она, — я достаю коробку медикаментов и нахожу в ней вату и бинты, смотрю на его сломанный нос. — Погоди, я сейчас.
Из морозилки достаю пакеты со льдом и прикладываю ему на переносицу, отчего парень начинает тихо шипеть. Я же настойчиво обрабатываю ссадины и смываю кровь с его лица.
— Кстати, меня зовут Том, — уже бодрее говорит мой «пациент», улыбаясь. Из его разбитых губ сочится кровь, — Том Флинн.
— Эмилия, — его улыбка заставляет меня улыбнуться в ответ, — Эмилия Грин.
Несмотря на ссадины и кровь, его лицо очень симпатичное: правильные черты, тёмные волосы и ясно–голубые глаза. Такое контрастное сочетание я редко видела в людях, поэтому задерживаю на пару секунд взгляд на Томе, пытаясь понять, носит ли он линзы, но так и не замечаю прозрачный ободочек на белках. Парень не обращает внимания на мой пристальный взгляд, лишь слегка щурится, улыбаясь мне. Том излучает исключительное добро, хоть и находится сейчас не в лучшем состоянии.
— Ты врач? — спрашивает он.
— Моя мама была медсестрой, я всё детство провела в приёмных покоях, хочешь не хочешь, а научишься оказывать первую помощь. Тебе по–любому нужно в больницу, у тебя сломан нос. И лучше поторопись, кости тут быстро срастаются.
Том криво улыбается и встаёт с ванны.
— Спасибо тебе, Эмилия.
— Лучше просто Эми.
Парень делает шаг и корчится от боли, хватаясь за рёбра.
— Всё гораздо серьёзней, чем я думала, — встревожено говорю, чувствуя, как трясутся мои руки от напряжения. — Я отвезу тебя в больницу.
— Нет.
Его упорство заставляет меня улыбнуться.
— Поехали, Том Флинн, больно не будет.
Он побеждёно вздыхает и двигается за мной.
Когда мы садимся в салон, машина начинает показывать характер и заводится только с третьего раза, отчего у Тома вырывается смешок, и он скептически смотрит на меня, явно намекая на ненадёжность моей старушки.
— Зато не пешком, — пожимаю я плечами.
Мы выезжаем из гаража и двигаемся в сторону единственной больницы в этом районе. Мой больной держит уже подтаявший лёд на переносице и периодически сдерживает гримасу боли.
— Чем же ты не угодил демону этого города? — решаю завести разговор, так как приёмник давно не работает, и неподдельный интерес во взгляде Тома меня немного смущает.
— Если я тебе расскажу, ему придётся тебя убить, — жутко отвечает Том.
— Откуда он узнает? Я же только приехала.
— Эми, у этого человека стёрты понятия добра и зла, он очень не любит, когда мешают его планам, и делает всё, что ему захочется. Я один из немногих, кто пытается хоть как–то бороться с его тиранией.
— А почему никто не обращается в полицию?
— А смысл? Его отец — самый богатый человек в Луизиане, у него большой авторитет, и он откупит своего пасынка от любой «шалости».
Очередной богатенький мажор позволяет себе всё, что хочется... Наверное, в каждом городе есть свой такой отморозок.
— Говорят, что на выпускном он убил Джимми Смита, скинул его с моста, но полиция в итоге объявила о несчастном случае, — говорит Том с явным ажиотажем. — Но я не верю официалам, я хочу найти доказательства преступлений и упрятать Адама за решётку.
Меня поражает бесстрашие Тома перед таким чудовищем, как Адам. Мало кто не опускает руки перед подобной безнаказанностью. Зато если сейчас Том снимет побои, — виновник будет наказан.
Мы подъезжаем к больнице, и я веду Тома в приёмку. Некоторое время в коридоре слышатся переговоры. Мой новый знакомый о чем–то долго разговаривает с доктором, озадаченно кивая головой. Я не придаю этому особого значения и открываю журнал, который нахожу на столе, о подростковой беременности.
— Спасибо ещё раз, Эми, — говорит мой пациент, подмигивая мне. — Я сейчас как раз иду на рентген.
— Тебя подвезти потом?
— Не надо, всё хорошо.
Врач как–то странного поглядывает на моего нового знакомого, еле заметно качая головой, а потом тихо зовёт его.
— Пока, Том, — говорю я, парень лишь улыбается своей подбитой улыбкой и скрывается в одном из кабинетов, а я закрываю журнал с недочитанной статьёй «как сказать родителям о беременности» и слышу испуганный голос, готовый вот–вот перерасти в крик.
— Том! Мой мальчик, где он?
Я слышу женские всхлипы, слышу, как встревоженная посетительница расспрашивает приёмную медсестру. Перед глазами сразу всплывает образ моей мамы. Каждый раз, находясь на дежурстве, я видела, как ей приходилось говорить не всегда хорошие новости. Она выглядела всегда сдержанной и сильной, но, когда что–то случалось у меня, мама теряла самообладание.
Я прислушиваюсь к первым всхлипам испуганной женщины и к словам врачей. Больше всего меня удивляет странная причина травм Тома, которую озвучивает медсестра:
— Упал с мотоцикла