Холод. Бесконечный всепоглощающий холод и мрак окутывают меня, затягивают воронкой в свой тёмный омут, и на душе камень — безысходность. Я иду по тёмному лесу и не могу найти выхода. Слышу голос мамы, бегу за ней, но не могу её увидеть. Запутываюсь в корнях деревьев и падаю на что–то липкое и холодное, а в нос ударяет ржавый запах крови.
— Эми, девочка моя, я здесь, — голос мамы звучит приглушённо и тихо.
Она где–то там, среди деревьев. Ей плохо, я чувствую, как она борется с кем–то, слышу её взволнованный голос, но не могу понять, где именно она находится.
— Мама! — кричу я и начинаю утопать в кровавой грязи.
Мной овладевает паника, я пытаюсь двигаться, хватаюсь за корни деревьев, но они расползаются в грязное кровавое месиво, а каждый шаг даётся с неимоверной тяжестью, будто каждая мышца в теле парализована. Передо мной появляется пара светящихся глаз и начинает двигаться прямо на меня с животным рыком.
— Нет! — вскрикиваю я и просыпаюсь в своей постели.
Не веря в первые секунды глазам, я трогаю себя и оглядываюсь, пытаясь как можно скорее прийти в реальность. Всё те же старые сиреневые обои, старый сервант и незамысловатый торшер, моя кровать, застеленная малиновым постельным бельём — я дома. Какое счастье! Солнечные лучи пробиваются сквозь плотные шторы и эти пылинки — звездную пыль, что в детстве так сильно радовали меня. Остатки дурного сна начинают растворяться в памяти, и через пару минут после пробуждения я забываю весь страх и ужас, который пережила во сне.
Вчерашнее происшествие явно оставило след в моём подсознании. Хоть я и старалась держать себя в руках, но, придя домой после больницы, закинулась успокоительным и провела остаток дня с трясущимися от напряжения руками.
Спешу поскорее в душ, чтобы смыть оставшуюся в памяти кровавую грязь и начать новый день, который обещает быть нелёгким. Сегодня первый учебный день в университете, нужно выйти пораньше, чтобы взять учебники из библиотеки и найти аудиторию.
После лёгкого завтрака я иду одеваться. Недолго думая, надеваю джинсы, красную рубашку в клетку и довольно смотрю в зеркало. Тёмно–русые волосы придают карим глазам больше выразительности, а джинсы приятно облегают бедра. Мама всегда говорила, что у меня очень редкая красота, но я не вижу ничего особенного. Мне нравится моя внешность, но я не люблю излишнее внимание, поэтому никак не подчёркиваю свой образ: не крашусь, не экспериментирую с волосами, а ногти покрываю лаком только в особых случаях.
Кидаю в сумку блочную тетрадь и расписание пар, распечатанное с сайта. Ещё пара минут у меня уходит на то, чтобы проверить, не забыла ли я чего. Прохожу по дому, проверяя, выключены ли электроприборы и плита, а затем иду в гараж. Погода встречает меня лёгким дождём и сыростью, и все мои надежды на солнечное утро растворяются также быстро, как намокают кроссовки, когда я пытаюсь открыть заевшие ворота гаража. Сажусь в свою старушку и нетерпеливо бью по рулю, когда она начинает капризничать, кряхтя мотором.
Дорога занимает не так много времени, поэтому мне не удаётся морально подготовиться к скоплению студентов на парковке. Я никогда не была интровертом, просто в этих вечных поисках матери отвыкла от общения с людьми, обычными, не знающими меня и мою проблему. С одной стороны, это даже хорошо: можно раствориться в толпе, никто не обращает внимания на мой вечно хмурый и потерянный вид, все заняты своими делами, а с другой, — чувствуешь себя совсем одинокой в незнакомом шумном месте, то же самое, что прийти на вечеринку, где никого не знаешь и пить пунш в каком–то в углу, мечтая поскорее уйти.
Я паркую машину на самом удачном месте, прямо возле кампуса, и удивляюсь своей везучести: обычно с местом парковки мне не фартит, но сегодня, видимо, удача на моей стороне. Настроение поднимается, и впервые за долгое время меня посещает предчувствие чего–то хорошего. Я беру сумку и выхожу из машины, ловя странные взгляды студентов: одни тревожные, другие — злорадные, в принципе, ничего удивительного, я же новичок в этом городе. Но все перешёптываются друг с другом и косятся на меня. Я начинаю нервничать, перебираю мысли: что во мне может быть не так? Вроде одета я как обычная студентка.
— Эми? — слышу знакомый голос.
Из десятка разных лиц я нахожу знакомое возле небольшого джипа и стараюсь не запеть от счастья. Ссадины на лице, залепленный нос и фингал под глазом моментально возрождают в памяти наше знакомство. Этого парня можно было узнать из миллиона людей.
— Том? — мой голос звучит чересчур радостно, и я ловлю себя на мысли, что готова обнять своего нового знакомого, но вовремя удерживаюсь от лишних сантиментов.
— Вот так встреча! Не знал, что и ты тоже учишься здесь, — говорит Том, захлопывая дверь джипа.
— Сегодня первый день, — застенчиво улыбаюсь я, теребя в руках листок с расписанием. — Как ты себя чувствуешь?
— Жить буду, — Том тихо смеётся, и его взгляд устремляется за мою спину. В какой–то момент в его глазах появляется лёгкая тревога, и он немного нервно начинает покусывать губы.
— Эми, только не говори, что ты припарковала машину возле кампуса... — голос его становится немного испуганным.
Звук разбивающегося стекла доносится быстрее, чем я успеваю обернуться. Моя машина начинает истерически визжать. Вмиг все студенты рассасываются с парковки, и я вижу его...
Не нужно обладать навыками сыщика или сверхинтуицией, чтобы понять, кто стоит возле моей машины. Этот пробирающий до дрожи взгляд объясняет всё. Адам Кинг собственной персоной злобно глядит на меня, а потом на моих глазах залазит через разбитое окно в мою машину и снимает её с ручника.
— Эй, что ты творишь! — я пытаюсь протестовать, но парень, не обращая ни малейшего внимания, обходит мою тачку и толкает её, что есть силы. Машина начинает двигаться с парковочного места.
Страх перед столкновением моего автомобиля с дорогой иномаркой побеждает инстинкт самосохранения. Я подбегаю к своей старушке и пытаюсь хоть как–то её остановить, но всё тщетно, и моя колымага целуется с бампером новенького Шевроле.
— Упс! — злобно произносит парень и театрально качает головой. — И как таким девушкам права выдают?!
На моё место заезжает чёрный Форд Мустанг, тот самый, который я видела в первый вечер около своего дома. Из машины выходят двое парней и злорадно смеются. Один, не отрывая взгляда от меня, отдаёт Адаму ключ. От злости и беспомощности на глаза наворачиваются предательские слёзы, но я пытаюсь держать себя в руках.
— Какого чёрта ты творишь, Кинг? — Том подбегает к моему обидчику и хватает его за куртку. Двое парней в миг оттаскивают его от Адама, готового напасть в любую секунду на уже и без того искалеченного защитника.
— Не надо, Том, — я подбегаю и встаю между ними.
Не хватало мне снова провести вечер под успокоительными. Парень явно не из трусливых, но я больше не хочу никого спасать.
— О, погляди, Томми, у тебя появился защитник, — грубый баритон Адама заставляет меня вздрогнуть. По телу пробегает неприятный холодок, но я пытаюсь не подавать виду. — Как же тебя зовут, юный рейнджер?
Серо–голубые глаза Кинга сверкают злобой, а на лице появляется широкая улыбка чеширского кота. На шее виднеется тёмная татуировка орла с раскрытыми крыльями, под левым глазом у Адама выбит маленький перевёрнутый крест, над бровью — непонятная надпись. Городской демон излучает исключительную агрессию, от которой хочется в прямом смысле бежать, но я заставляю себя смело взглянуть ему в глаза, чувствуя предательскую дрожь в коленях.
— Не только защитник, но и свидетель. И я в любой момент готова дать показание, что ты и твои дружки причастны к избиению и увечью Тома в парке.
Адам меняется в лице, а два его друга переглядываются между собой. Серо–голубые глаза, как две бездонные пропасти, наливаются гневом, а я готовлюсь к худшему, жалея о том, что сказала.
— Что здесь происходит? — меня спасает мужчина в бежевом костюме и с чёрной папкой в руках, видимо, преподаватель. На вид ему лет тридцать, у зелёных глаз виднеются лёгкие морщинки, а светлые волосы аккуратно уложены назад. Он встревожено смотрит в сторону небольшого ДТП, и я понимаю, что это его Шевроле.
— Мистер Блэк, — начинает Том. — Тут произошло...
— Недоразумение, — перебиваю парня, и ловлю его удивлённый взгляд. — Я не справилась с парковкой и случайно задела вашу машину, простите.
В один миг Адам и его дружки растворяются, оставляя меня разгребать то дерьмо, которое они натворили. Я мысленно проклинаю Адама Кинга и молюсь за здравие Шевроле, отгоняя машину. Мистер Блэк осматривает кузов, потирая пальцами пыль и грязь с бампера.
— Ни царапинки, — озадачено говорит мужчина. — Как же вы так?
— У меня всегда были проблемы с парковкой, — вру с три короба.
— Как вас зовут? — спрашивает Мистер Блэк.
— Эмилия Грин.
«Давай Эми, вылети из универа, даже не зайдя в здание», — проскальзывает у меня в голове.
— Что у вас сейчас?
Я судорожно открываю свой листок с расписанием. И моему удивлению нет предела, когда я вижу имя моего преподавателя.
«Генри Блэк»
— Основы журналистики.
Я влипла.
— Считайте это уважительной причиной, Эмилия, для опоздания. Вам лично задание: написать статью о правильной парковке.
Мистер Блэк садится в свой джип и начинает искать что–то в бардачке.
— Мне пора на лекцию, — говорит Том. — Ещё увидимся.
Парень уходит, слегка прихрамывая, а я быстренько паркую машину неподалёку и решаю подождать своего преподавателя, чтобы пойти вместе с ним на пару. Мистер Блэк оказывается весьма приятным человеком. Всю дорогу до аудитории мы разговариваем о жизни, и я впервые говорю кому–либо об исчезновении матери.
— Я думаю, мисс Грин, что всё образуется, и, возможно, вы узнаете, что случилось с вашей матерью. Обычно всё распутывается само собой, когда уже перестаёшь об этом думать, — подводит итог мой преподаватель и открывает передо мной дверь аудитории, где сидит куча студентов, ждущих лекцию. Я сажусь подальше от всех и стараюсь конспектировать всё, что говорит Мистер Блэк, но из головы ещё долго не выходит тот злобный взгляд Демона.
Первый учебный день проходит прекрасно, у нас с Томом совпадают некоторые предметы, и я сижу вместе с ним, чувствуя себя не так одиноко. Он помогает мне ориентироваться в этом огромном университете, показывает библиотеку, столовую, рассказывает про университетские мероприятия. Периодически я ловлю на себе его изучающий взгляд, тот самый, когда проявляется первая симпатия, и понимаю, что Том мне тоже нравится.
— Почему ты не сказала Мистеру Блэку, что Адам вскрыл твою машину? — спрашивает Том, когда мы выходим из аудитории в длинный коридор.
— Точно по той же причине, почему и ты не захотел говорить врачам и маме об избиении: я не хочу лишней шумихи и разбирательств.
Том качает головой. У нас обоих есть возможность манипулировать Адамом, теперь я понимаю, почему он молчит. Том ждёт, когда Кинг серьёзно оступится, и выложит все карты, тогда откупиться будет гораздо сложнее.
— Эми, я бы хотел спросить у тебя, — его голос становится вкрадчивым, а глаза начинают блестеть. — Не хочешь поужинать со мной в выходные?
Я чувствую, как мои щёки краснеют от смущения, а на лице появляется застенчивая улыбка.
— Конечно.
— Отлично, я зайду за тобой в воскресенье в восемь? Хорошо?
— Договорились.
Голубые глаза Тома светятся от счастья, он поправляет свою сумку на плече и смотрит на часы.
— Совсем забыл, мама ждёт меня сегодня, я обещал помочь ей съездить в магазин. Увидимся завтра, Эми.
— Пока, Том.
Парень уходит, оставляя меня одну в постепенно пустеющем коридоре. Я пытаюсь вспомнить, где нужная мне аудитория, открываю расписание и иду на последнюю лекцию. Поиски занимают не так много времени, и уже через пару минут я подхожу к двери, предвкушая одну из самых долгожданных пар за этот день.
Ну, здравствуй, философия, как долго я ждала начала именно этих занятий!
Я захожу в аудиторию и сразу же сталкиваюсь взглядом с Демоном. Мне хочется провалиться сквозь землю, испариться, перестать существовать, только чтобы больше никогда не видеть его и не испытывать это чувство незащищённости и страха. Адам сидит на предпоследних рядах и косо глядит на меня, испепеляя взглядом.
Существует ли ненависть с первого взгляда?
Я пытаюсь не смотреть в его сторону, быстро сажусь как можно дальше от него, на первые ряды, и достаю тетрадь для конспектов. Внутри меня с каждой секундой нарастает паника. Я чувствую на себе взгляд настоящего хищника, готового прыгнуть и разорвать меня на куски в любую минуту.
Когда начинается лекция, мне удаётся немного отвлечься, но я никак не могу успокоить свой бешеный пульс. Вместо записи лекции я начинаю копаться в себе, чтобы понять, откуда во мне такой страх. И дело далеко не в Адаме. Я в этом городе одна: ни знакомых, ни друзей, — мне не с кем поговорить, поделиться своими переживаниями и получить моральную поддержку, и если со мной что–то случится, меня некому будет искать. Время перестаёт существовать, никак не могу сконцентрироваться на том, что говорит преподаватель, не могу думать ни о чём, кроме того, чтобы поскорее уехать домой.
Когда чувство тревоги доходит до паранойи, я решаю повернуться в сторону, где сидит Адам, и страх уходит так же внезапно, как и появился. Парень сидит в своём телефоне, и на его лице виднеется лёгкая улыбка. Я вздыхаю от облегчения, задерживая взгляд на юноше, который сейчас выглядит, как все обычные студенты.
Разве он умеет чему–то радоваться?
— На сегодня всё, — говорит Миссис Вуд.
Моему разочарованию нет предела. Я ничего не успела записать. Всё своё школьное время мне так хотелось поскорее начать изучать философию, и в первый же день ожидание не совпало с реальностью, впечатление было испорчено. Я даже имя преподавателя не могла вспомнить, пока не прочитала на доске. Мой первый день в университете испортил этот проклятый Адам Кинг!
Раздосадованная и немного злая, я собираю учебники в сумку и выхожу из аудитории, но как только поворачиваю по коридору, чьи–то сильные руки хватают меня. Передо мной сверкает пара серо–голубых бездонных глаз, наполненных холодом и тьмой. От обычного улыбчивого парня, которого я видела пять минут назад, не осталось и следа. Адам силой припечатывает меня к стене, и я больно ударяюсь затылком, отчего голова начинает кружиться.
Адам стоит так близко, что я чувствую его тепло, в нос ударяет сладкий перцовый аромат мужского одеколона. Парень всем телом прижимает меня к стене. Его лицо приближается, Адам слегка касается губами моей мочки уха, обжигая своим дыханием. Внутри у меня всё скручивается от страха, и я цепенею в его руках, готовых в любую секунду свернуть мне шею.
— Слушай сюда, Мать Тереза, — рычит мне на ухо Адам с притворной сладостью в голосе. — Не лезь туда, куда не надо, иначе я оторву тебе твой поганый язычок.
Мне кажется, что я сейчас заплачу, сердце готово выпрыгнуть из груди, а ноги становятся ватными. Адам отстраняется, и его холодные ладони ложатся мне на шею. Он заглядывает мне в глаза. На лице Демона появляется зловещая улыбка.
— Тебе всё ясно?
Я не могу пошевелиться, собираю себя по кусочкам, в то время как мои эмоции полностью захватывают власть над телом. Он проводит пальцем по моей щеке, и широко улыбается.
— Будь хорошей девочкой, ты же хочешь узнать, что случилось с твоей матерью, Эмили?
Его слова загоняют меня в ступор. Я стою, как статуя, и хлопаю растерянно глазами, страх мгновенно пропадает, а в душе появляется маленький лучик надежды. Адам Кинг прикусывает губу и резко уходит прочь, а я остаюсь на месте, понимая, что вот–вот разревусь.