Мозг плавился. Во рту стоял привкус крови.

Лиза встала из-за стола и прошла на кухню. Родители перед уходом забыли выключить телевизор. По «Настоящему страшному телевидению» крутили сиквел ремейка «Техасской резни бензопилой». Кожаное Лицо на части распиливал чье-то орущее тело, и из несчастного потоками лилась кровь, будто это был косплей Ниагарского водопада.

Лиза поморщилась. Почему сценаристам таких фильмов никогда не приходит в голову проконсультироваться с врачами? В смысле, не с психиатрами (хотя некоторым не помешал бы курс терапии), а с хирургами или, там, патологоанатомами — кто лучше подходит.

Фильм заставил Лизу вспомнить про кровь.

От волнения она искусала пальцы, и те превратились в маленькие культяпки с торчащими кусочками кожи. Лиза не грызла ногтевые пластины, зато любила зубами отрывать заусенцы и слизывать сукровицу. Она понимала, насколько это должно быть противно, но поделать с этим ничего не могла.

Стоило ей задуматься или понервничать, пальцы сами тянулись в рот, как у курильщиков — сигареты. Пока Лизины однокурсницы хвастались маникюром, Лиза заклеивала верхние фаланги пластырем и заранее готовила отмазки: порезалась пилочкой для ногтей, обожглась утюгом, поливала кактус.

Будто ей было мало одного шрама на руке.

Лиза выключила телевизор, и на кухне воцарилась тишина, слишком резкая и неуютная («неуютная?») после криков.

Раньше они смотрели хорроры всей семьей. «Зловещие мертвецы», «У холмов есть глаза», «Спуск», «Поворот не туда». Мать говорила Лизе, что кровь — это просто кетчуп. Потом родители снисходительно переключались с «Хостела» на «Белоснежку», позволяя Лизе оттаивать в сказочных историях.

Не то чтобы ей не нравилось. До определенного возраста детям нравится все, что нравится их родителям. Лиза не сильно пугалась (только на скримерах, потому что скримеры — это вообще нечестно), по ночам ей не снились кошмары.

Просто иногда у Лизы возникало странное ощущение неправильности происходящего. Никому из класса такие фильмы смотреть было нельзя, даже с оговоркой про кетчуп, так что первое время одноклассники считали родителей Лизы крутыми. Еще бы, никакой цензуры и море кровищи. Крутость быстро сошла на нет, стоило Лизиной маме со скандалом заявиться в школу, когда Лизе поставили двойку по чтению. «Вы не имеете права ставить Лизе плохие оценки. У моей дочери должно быть только "отлично"!».

Как-то раз Лиза проговорилась о семейных киносеансах Школьной Психичке. Психичка (в то время она часто заменяла у пятого «А» литературу, но вместо уроков проводила свои мозгоправские эксперименты — «а теперь выпишите на листочек тех, кого вы бы хотели пригласить на день рождения, а потом мы всем классом дружно сверим наши результаты») перепугалась и, кажется, собралась звонить в органы опеки, но не менее перепуганной Лизе в последний момент хватило сообразительности сказать, что она соврала.

Даже в одиннадцать лет Лиза понимала, что у родителей были проблемы. Нет, не так — ПРОБЛЕМЫ. Огромная неоновая вывеска на их семье, отпугиватель для окружающих. Лиза никогда не приглашала домой друзей, никогда не отпрашивалась у родителей на ночевки и вечеринки. Вывеска оставалась при ней. Наглухо въелась в кожу, будто Лиза сама была маньяком из «Техасской резни бензопилой» и решила пришить себе чужое лицо.

А потом наступил Туалетный День. Это папа так его назвал — для Лизы то жаркое (невыносимо жаркое) воскресенье превратилось просто в ХДЖ — Худший День в Жизни. На такие дни психика обычно самостоятельно ставит блок, чтобы больше никогда это не вспоминать и возвратиться хотя бы к подобию нормальной жизни.

Туалетный День стал кошмаром только для Лизы. Остальные ничего такого не знали, да и не могли знать, потому что Лиза ничего никому не сказала — просто вернулась домой, будто бы ничего не случилось, даже получила от родителей нагоняй, что пришла слишком поздно. Папа тогда не разговаривал с ней около полугода, если не считать бытовых просьб типа «помой посуду» или «разогрей к восьми часам ужин».

Иногда Лизе, разумеется, хотелось рассказать. Особенно, после всей этой жуткой несправедливости — папа умел перегибать палки похлеще мамы. Но рассказывать было некому, потому что о таком не говорят, если не хотят нажить проблем. Тем более, Лиза уже сама почти все забыла. Ну, хорошо, по крайней мере, как следует постаралась забыть.

Лиза вскипятила в чайнике воду и насыпала в грязную кружку растворимый кофе из пакетика. В лучшие времена она бы заказала кофе из «Самоката» прямо домой, но сейчас времена явно стали хуже. Чего там говорить, в лучшие времена Лиза бы осталась на кухне и посмотрела телевизор. Какую-нибудь мелодраму. Назло родителям.

Но цифры не складывались. Не хотели складываться, сколько бы Лиза не бегала в родительскую спальню к маленькой иконке, напряженно вглядываясь в чуждые ей лики и запрашивая помощи у Бога, в которого не верила со Дня Туалета. Бог никогда ей не помогал. В День Туалета она нуждалась в помощи больше всего, но ведь бывали случаи и раньше.

До девятого класса Лиза каждый день молилась перед сном, загадывая у Бога чуточку счастья и покоя на будущий день для себя и родителей. Еще она просила передать привет дедушке, который умер от рака яичка (Лизе было одиннадцать) и вкратце пересказать ему, как прошел Лизин день (непонятно, почему Лиза решила, что дедушке станет интересно все это выслушивать — при жизни он интересовался исключительно водкой и бабушкиными деньгами).

На оплату оставшихся двух лет учебы нужно было два с половиной миллиона. Это чуть больше тридцати семи тысяч долларов. Около тридцати трех тысяч евро. Семнадцать с половиной миллионов тенге.

Лиза перебирала в уме все знакомые ей валюты, мучительно отгоняя от себя самую важную мысль — ей не скопить столько денег, даже если она начнёт работать круглосуточно без выходных. Родители думали, что у нее есть еще целых два шанса, то есть, две пересдачи. Любовь Сергеевна, стоит отдать ей должное, посвятила маму с папой только в верхушку Лизиных проблем: мол, Лиза слетела со скидки, мол, приезжайте подписать новые документы, мол, платить вам теперь в год не триста тысяч с копейками, а все восемьсот.

Вечером Лизе предстояло признаться, что шансов у нее не было никаких.

Может, заколоться ножом? «Студентка технического факультета Высшей Школы Экономики совершила обряд харакири в одном из спальных районов Москвы. Читайте больше в нашем материале о негативном влиянии аниме».

Лиза ненавидела аниме.

Она налила воду, размешала получившуюся жижу и вернулась к себе в комнату, стараясь идти при этом максимально медленно. Может быть, наесться таблеток? Мама Лизы была диабетиком, и в косметичке у нее хранился целый набор юного суицидника. Можно съесть, скажем, горсть, а потом вызвать скорую. Родители забудут про универ, не нужно будет никуда съезжать и не нужно будет срочно искать работу.

Лика уселась перед ноутбуком. В браузере была открыта вкладка с расчетами геометрической прогрессии. На столешнице лежал клочок бумаги с чем-то наподобие конспектов, в разводах туши и засохших Лизиных слез.

До этого Лиза с остервенением профессиональной плакальщицы вдоволь нажалела себя, выдумывая экзотические запросы по типу «что делать, если я неудачница?», «как жить?» и «куда идти, если родители выгнали из дома?». Значительных результатов панический ресерч не дал — во основном Гугл советовал успокоиться, попросить у родителей прощения и идти на пересдачу. Или заново сдавать ЕГЭ.

Это был второй семестр второго курса. Лиза решила, что расслабится совсем ненадолго. Все расслаблялись. Одногруппницы меняли парней, ходили на тусовки и обменивались фотографиями с турецких курортов, в котором час пребывания стоил столько, сколько Лизин ноутбук («Лизочка, это тебе за отличную учебу и скидку в семьдесят процентов на первом курсе, так держать»).

Все это время Лиза сидела дома, решая задачи по тригонометрии и наблюдая через глянцевые фильтры Инстаграма, как жизнь проходила мимо нее. Прогорклые мюсли псевдостуденческих будней разбавлялись редким просмотром сопливых мелодрам по вечерам и вытекающими оттуда мечтами, которым никогда не было суждено сбыться.

Потом Лиза прогуляла несколько пар. Потом еще несколько. И еще. Конспекты с материалами лекций и бесчисленные тетради с домашней работой заменились прогулками с бывшей одноклассницей, книгами и Нетфликсом.

Первое время Лиза честно держалась на знаниях. Однажды знаний стало не хватать. Несколько месяцев Лизу прикрывали преподаватели — каждый раз приходилось выслушивать лекции о необходимости образования и клятвенно уверять, что да, она непременно возьмётся за ум, это просто период, это скоро закончится, я все-все понимаю.

Разумеется, ничего не закончилось. Ты можешь решить перестать учиться, но не так просто запустить весь процесс заново, особенно, когда тебе выдают полторы тысячи карманных в неделю, и их вряд ли хватит на оплату дополнительных занятий в одном из самых топовых вузов страны.

Жека — бывшая одноклассница — выслушивала нытье о Лизиных проблемах как представление в цирке. После девятого класса предки пристроили Жеку в кулинарный колледж, откуда ее спустя два месяца с треском выперли за воровство казенных продуктов из холодильника. На следующий учебный год Жеку отдали в Политех, где она отсидела два года и была с помпой передана получать высшее образование в Синергию.

Возможно, Жека смогла бы понять, что случилось с Лизой в Туалетный День, но сама Лиза не хотела пускать в Жеку в такое слишком интимное воспоминание. Только не Жеку. Может быть, как раз потому, что Жека смогла бы понять ее слишком хорошо — это было опаснее, чем полное непонимание.

Тем более у Лизы с Жекой были личные счёты.

Пока Лиза корпела над многочленами, Жека жила жизнь. За глаза Лиза чморила подругу и в саркастичной манере пересказывала родителям о ее приключениях. Да Жека едва до девятого класса догребла. Жека вон думает, где бы сделать аборт (потом оказалось, что это просто задержка). Прикинь, Жека хочет уехать в Китай и выращивать панд в зоопарке. Каждый раз папа качал головой, а мама очень смешно хваталась за голову. Лизу и так было сложно упрекнуть в несерьезном отношении к учебе, но на фоне Жеки она становилась высеченным в платине идеалом.

А потом случились братья Дафферы, Хидэо Кодзима, та самая Жека и первая сигарета — электронная, правда, со вкусом черешни с ванилью. Настоящие «взрослые» сигареты Лиза курить почему-то побоялась, зато конкретно подсела на эльфбары и курила до тех пор, пока не наткнулась на новость о мальчике, у которого сигарета взорвалась прямо в руке и разнесла ему все лицо в клочья.

В конце концов, Лиза не хотела поступать в этот универ. Если честно, она вообще не хотела никуда поступать, но родители с самого рождения видели в Лизе не дочь, а брокерский счет с инвестициями, который обещал принести бешеные дивиденды. В итоге Лиза оказалась финансовой пирамидой, которой заправлял Берни Эбберс.

Учеба давалась тяжело. Во время сдачи ЕГЭ (со Дня Туалета прошло уже четыре года) она начала седеть. Перед выпускным Лизе пришлось идти в салон на покраску волос — серебристые пряди были слишком заметны. Несмотря на баснословные цены, в парикмахерскую Лизу привела мама: видимо, чувствовала себя виноватой. Потом пришли результаты, и от вины не осталось следа. Сто баллов по русскому и английскому, восемьдесят девять по математике, девяносто три по информатике — «да, да, Ириш, это все моя дочь, мои гены».

В груди щемило. Лиза была не против поплакать, но слезы закончились еще в обед, и жидкости в организме, несмотря на выпитый кофе, не оставалось. Больше всего на свете в тот момент ей хотелось снять кожу, постирать ее и надеть обратно, но подобное хитросплетение, увы, было невозможно.

Перед уходом на работу мама сказала, что лучше бы Лиза вообще никогда не рождалась. Как будто бы, на секундочку, Лиза сама хотела рождаться. Как будто бы там, где-то в промежутке между рождением души и тела, подписываешь чертов контракт.

Еще мама сказала, что если Лизу выгонят из института, оплачивать себе существование она будет сама. По закону родители имели полное право выселить дочь и дать пинка под зад для ускоренного полета на все четыре стороны.

Насколько Лиза помнила, доли в квартире были поделены поровну между ними тремя. Она пойдет к юристу и отсудит у родителей законную треть. Но до этого момента все равно придется как-то продержаться. Можно пойти делать сайты. Недавно Лиза наткнулась на бесплатный курс javascript для начинающих. Ей нравился дизайн, и если пройти курс, можно будет попробовать начать...

На периферии сознания Лиза понимала, что до юридических разборок, разумеется, не дойдет. Все как-нибудь уладится. Родители не допустят, чтобы разразился скандал. Никто не любит выносить сор из избы, особенно такие люди, как мама с папой. Их и так считали слишком странными.

Лиза отхлебнула кофе и поморщилась. Безвкусная жидкость обожгла ранки на губах, напоминая о всех проблемах сразу. Губы Лиза грызла в самых крайних ситуациях — на рот пластырь не наклеить. «Хорошо бы тебе наклеить пластырь на мозг».

Пальцы замерли над клавиатурой. «Я неудачница». Плюс три миллиона сто тысяч девятьсот восемьдесят пять запросов. Лидирует «Вуман.ру». Если Лизу выгонят из университета, «Вуман.ру» станет единственным местом, где она будет тусить до конца своей жизни. Вместе с Жекой.

Лиза со злостью вдавила левую кнопку мышки, закрывая все вкладки кроме той, что была с задачами по геометрической прогрессии. Пдфные страницы учебника следили за Лизой, делая ставки, сколько минут ей понадобится, чтобы сломаться.

У Лизы было три незача. По правилам Высшей школы экономики, один незач гарантировал слет со скидки, а два незача — переход на систему индивидуального учебного плана. Три незача были выстрелом в голову и ознаменовывали отчисление без возможности восстановиться на следующий год. Только если ты берешь ИУП за каждый предмет по-отдельности, да еще и платишь за полный год учебы без скидки наравне с остальными. Суммарный чек выходил на пять с половиной миллионов. Будущий (уже нет?) экономист Елизавета Петровна посчитала несколько раз.

Лиза вгляделась в погасший экран ноутбука и оттянула кожу нижнего века. Глаза были покрасневшими и воспалившимися от слез, будто она успела подхватить конъюнктивит. Капилляры полопались и превратились в причудливую карту — видимо, ту самую, по которой Лизе предстояло вступить в новую взрослую жизнь.

Любовь Сергеевна сообщила родителям только о том, что Лиза слетела со скидки. Формально так оно и было, потому что в зачетку успели проставить только уродливые три балла из десяти по академическому английскому. Но Лиза-то знала, что впереди были геометрия и микроэкономика — их должны выставить через несколько дней, потому что сами экзамены проходили позже.

Жека порекомендовала договориться. Дать преподам на лапу или предложить, как она выразилась, «услуги интимного характера». Лиза так и не сообразила, шутит подруга или советует всерьез. В любом случае, общаться они перестали, и сейчас Лизе даже некому было позвонить.

Одногруппники (теперь уже бывшие одногруппники) исключались: за два года Лиза так и не успела завести настоящих друзей, а те немногие, с кем она делала групповые проекты, наверняка позлорадствуют. Весь первый год Лиза занимала в учебном рейтинге лидирующие позиции, и большая часть однокурсников ее отчаянно невзлюбила.

Теперь, когда придут обновленные рейтинги, Лизина фамилия будет красоваться на почетном двести шестьдесят девятом месте. Впрочем, Лиза ни о чем не жалела, кроме враз закончившегося детства. И, может быть, разбитых маминых надежд. Ни экономиста, ни фанатки сплэттерпанка.

Лиза захлопнула крышку ноутбука и встала из-за стола. К ногам тут же подскочил Пончик — бабушкин кот, которого после смерти бабушки (она скончалась через месяц после дедушкиной смерти, так и не успев пожить себе в удовольствие — с дедом они не ладили) отправили Лизиной семье на передержку, но потом решили оставить навсегда, потому что Пончик напоминал маме Лизы ее собственную маму.

— Отвали, — буркнула Лиза и легонько дотронулась до кота мыском тапочки. Испуганный Пончик шуганул под кровать и утробно зарычал. Лиза представила, что мама была права и в кота действительно вселился призрак бабушки, которая теперь офигевает от происходящего и решает перевоспитать внучку.

— Хрен тебе, а не пурино.

Лиза рухнула на кровать и зарылась в подушку лицом.

Может, удавиться? Возможно ли вообще удавиться подушкой? Студентка экономического факультета Высшей Школы Экономики... а это уже пооригинальнее.

Хотелось уснуть и больше никогда не просыпаться. Несколько месяцев назад Лиза перечитывала «Ловца снов» Стивена Кинга. Туалетный День заставил ее охладеть к фильмам ужасов, однако страшные (хорошо, в меру страшные) книжки она продолжала читать, потому что считала литературу глубже кинематографа. Кино делало всю работу за тебя, а книжками можно было жить.

Так вот, персонаж Кинга заблудился в собственном мозгу. Сознание было лабиринтом с кучей коробок, в которых хранились воспоминания. После прочтения «Ловца снов» Лиза тоже начала представлять, что у нее в голове завелся борхесовский сад расходящихся тропок. Повсюду были коробки. Самые близкие — с лучшими воспоминаниями, к которым возвращаешься почти каждый день. Например, про то, как в седьмом классе (до Туалетного Дня оставалось три месяца и две недели) она поцеловалась с Илюшей на школьной вечеринке.

Во время поцелуя она думала о скримере, который ей прислала мама по ватсапу: там тоже была целующаяся парочка, а потом лицо женщины как фейсхаггер из «Чужого» обхватило и сожрало лицо мужчины. Лиза позволяла Илюше неумело елозить губами по ее губам и думала, что будет делать, если его лицо вдруг превратится в пластилин и решит начинить ее маленькими ксеноморфами.

Лиза и сама не знала, почему это воспоминание числилось среди любимых. Может быть, потому, что после школьной вечеринки она больше ни с кем не целовалась.

Коробку с сегодняшним утром нужно было упаковать и отнести в самый дальний угол на антресоли, чтобы больше никогда-никогда ее не видеть, потому что содержимое могло протечь и пропитать все остальные коробки — прогулки с Жекой, школьную дискотеку, бессонные предэкзаменационные ночи и редкие прогулки с родителями в ближайший парк.

Утреннюю бурю Лиза встретила, лежа на кровати и играя в «Сабвей Серф». Она сделала себе из одеяла уютное гнездышко и собиралась провести так весь день, может быть, с перерывом на доставку пиццы или банку мороженого.

Мама вошла в комнату без стука. Отобрала планшет, откинула в сторону одеяло. До Лизы не сразу дошло, что случилось, и она даже успела расстроиться, потому что шла на рекорд, и прогресс не сохранился.

А потом мама начала кричать. В последний раз она так кричала из-за «Спасателя». Лизе было тринадцать лет, она играла с Жекой во дворе и рассекла куском стекла руку.

Кровь хлестала из раны не переставая. «У меня рука треснула», — сказала Лиза. Она так и осталась бы стоять, если бы Жека не схватила ее за плечо и не довела бы до дома. Мама тогда страшно испугалась и кинулась искать «Спасатель», будто бы он действительно мог спасти Лизину ладонь от необходимости наложить шесть швов и пожизненного шрама.

— Ты обещала учиться! Все, что требовалось от тебя — это просто учиться! Неблагодарная маленькая дрянь!

Лиза очнулась в тот момент, когда мама принялась хлестать ее подушкой. Язычок молнии больно ударил по щеке, так что осталась красная полоса. Лиза кубарем свалилась с дивана и ударилась локтем. Мама продолжала бить, ритмично так, будто делала упражнения — раз, два, три четыре, энергичней, лапы шире, помните, «Китикет» выпускал такую рекламу?..

Кажется, Лиза начала плакать. Было не больно, было страшно и унизительно, потому что Лиза привыкла обманывать себя, будто у них все хорошо и неоновая вывеска давно выброшена за ненадобностью. Разочаровываться всегда обиднее.

Потом мама устала. Она аккуратно положила подушку на кровать, взбила руками, заправила выбившуюся простынь, подняла с пола одеяло.

— Я вот думаю, знаешь, а зачем я тебя рожала? — у мамы была одышка, и все слова выходили с присвистом. — Пытаюсь вспомнить и не могу. Была ведь причина, почему я хотела ребенка. Ты случайно не помнишь?

Лиза приподнялась с пола. Отползла в сторону, испугавшись, что мама снова ее ударит, хотя, конечно же, слов она боялась гораздо больше, потому что слова били сильнее, и потом снова приходилось выстаивать стену, тщательно занавешивать вывеску, извините, у нас ремонт, извините, мы закрыты.

— Думаешь, я ничего не понимаю, Лиза? — мама села на кровать и вздохнула. Огляделась по сторонам, будто в мебельном магазине. — Мы с папой хотим, чтобы ты выросла нормальной, но этого уже никогда не будет. Ты очень сильно огорчила нас, Лиза. Не стоило тебя воскрешать.

Мама вздохнула, покачала головой, задрала халат до груди и голыми руками вспорола шрам, оставшийся после кесарева сечения. Внутри рваной раны на животе зазвонил телефон.

Лиза проснулась.

Повсюду была темнота.

«Я ослепла», — тупо подумала Лиза. Телефон продолжал трезвонить. Поставленный по умолчанию айфоновский рингтон ввинчивался в уши, разрывая барабанные перепонки. «Я ослепла», — снова подумала Лиза и увидела свет. Слабый луч пробивался через окна. Дрожащей рукой Лиза ткнула в экран и прижала айфон к уху.

— Алло? — спросонья Лизин голос звучал глухо, будто она набрала в рот воды (или материнской крови).

В трубке что-то оглушительно зашуршало. Звук больно ударил по ушам, и Лиза, скривившись, уже хотела сбросить вызов, но тут услышала мамин крик.

— Лиза? Лиза!

Лиза почувствовала, как сжимаются внутренности. Остатки сна тут же выветрились из головы, кажется, вместе с мозгами.

— Мам? — голос дрогнул. В голове тут же пронеслись мысли про вещие сны. Если это была шутка, то несмешная.

Раньше мама любила разыгрывать Лизу: притворялась мертвой, гримировала себе руки гуашью и ложилась на кровать. Лиза долго-долго тормошила ее, а потом мама резко вскакивала, и Лиза с криком отбегала в сторону, готовая разреветься, чувствуя, как жар страха, разочарования и обиды обхватывал тело и сдавливал горло. А потом мама начинала смеяться, и чувство нереальности происходящего исчезало, потому что это была мама, всего лишь мама, которая хотела пошутить и иногда выбирала неудачные способы.

— Я не знаю, тут все в крови... Лиза, пожалуйста!

У всех взрослых свои странности. Половина ее бывших одноклассников (одногруппников?) жаловались на бухих предков. Однажды Аньку Иванову чуть не изнасиловал собственный отчим. Родителей не выбирают. У Лизы все хорошо.

— Мы попали в аварию. — Помехи. — ...огу выбраться... — Снова помехи. — ...сломана нога и ре... — Жуткий металлический скрежет. — ...рать. Отец без сознания. — А вот это мама произнесла четко, даже слишком, будто вдруг вылезла из-под Лизиной кровати и встала рядом с ней в полный рост.

— Мам? — в горле что-то булькнуло, и Лиза осознала, что задыхается от накатившей на нее паники.

— Мы недалеко от перекрёстка. Лиза, вызо... — мама поперхнулась и закашлялась. Голос снова стал далеким и чужим. — Вызо... ...пег... скорую.

— Мам! Мама! — задыхаясь, Лиза орала в трубку, но на той стороне было тихо. Связь прервалась. Лиза попробовала перезвонить, потом ещё и ещё. Абонент недоступен, оставайтесь на линии. Абонент недоступен. Абонент недоступен. Абонент...

Какова вероятность, что это тупой розыгрыш? Родители ни разу не «шутили» после Туалетного Дня. Они не знали, что тогда там произошло (не могли знать), но, видимо, чувствовали, что Лиза была на пределе, хотя, если хорошенько подумать, на пределе она жила все эти долбаные двадцать лет. «Ладно, успокойся, хорошо». Даже если бы они решили возобновить Мемные Воскресенья, вряд ли бы выбрали сегодняшний вечер. «Хотя маму я выбесила сильно».

Перед глазами плыли круги.

Однажды на паре английского нужно было рассказать презентацию по теме производительности труда в экономике. Лиза готовилась к занятию целую неделю, заучив текст выступления наизусть, но все равно в день защиты волновалась настолько, что позабыла слова и не уложилась в тайминг.

«У вас минута», — равнодушно перебил ее семинарист, когда Лиза ещё не пересказала и половины. Ей показалось, что разум вылетел из неё и наблюдал за происходящим со стороны. Вот Лиза слезно умоляет продлить время, вот начинает тараторить, врубив режим Тины Канделаки, а вот ее сажают обратно — под смешки одногруппников, с позорными пятью баллами из десяти. И попробуй докажи, что готовилась целую неделю.

Сейчас Лиза переживала нечто подобное, только помноженное на несколько раз. Разум вылетел из неё и направился куда-то на потолок, оставив Лизу один на один с бьющимся в бесшумной истерике телом.

«Мама мама мама мама мама мама ма...».

Пончик потерся о Лизину ногу и требовательно мяукнул. Лиза забыла накормить бабушку ужином. Бабушка никогда не забывала ее покормить, а вот Лиза, неблагодарная маленькая дрянь...

В трубке послышались длинные гудки. Кому она звонит? Когда она вообще успела отыскать телефон и набрать номер? Раздался щелчок. Господи, как она могла забыть, кому звонит?

— Алло, скорая?

Лиза сжала свободной рукой край простыни и приказала себе успокоиться.

— Ждите. Оператор на линии.

Автоответчик. Даже в больницы понаставили автоответчики. Лиза принялась ходить по комнате кругами. Во рту было горько и кисло, будто бы ее только что стошнило. Ног Лиза не чувствовала, и потому казалось, будто она не ходила, а летала. Если бы сейчас ей сказали пройти тридцать километров, она, наверное, прошла бы и даже не заметила. Будто едешь на самокате по только что залитой асфальтом дороге.

А если никто не ответит? Звонить еще раз? «Глупости, они обязаны были помочь, у них же там запись всех входящих, их потом засудят...».

Снова раздался щелчок.

— Неотложная.

«Вот она, современная русская рулетка. Всего-то нужно позвонить в скорую».

— Алло? Здравствуйте! — Лиза закашлялась. Сообразила, что вместо слов у нее вышел хрип. Попробовала еще раз. — Мои родители... там авария, на перекрестке Зареровской и Менжинского, около рынка...

В трубке что-то зашуршало.

— Нужен точный адрес.

— Я не знаю точного адреса! Я не... — Лизу снова начало трясти. — Она просто позвонила и сказала, что они попали в аварию! Пожалуйста, умоляю, я не знаю адреса, прошу...

Где-то поблизости снова мяукнул Пончик, требуя от Лизы то ли собранности, то ли еды. Лиза отстраненно подумала о том, что до сих пор не включила свет и ходила по комнате в темноте. У лунатиков бывают кошмары?

— ...тесь. Мы попробуем их отыскать. Скорее всего, камеры на дороге уже зафиксировали аварию.

У Лизы защипало в глазах, она со свистом втянула воздух, будто пародируя маму пятичасовой давности.

— Не волнуйтесь, все будет хорошо.

Оператор отключилась. Пару секунд Лиза молча слушала короткие гудки. Потом медленно отняла телефон от лица. На экране остались разводы от пота.

Лиза выставила перед собой дрожащие руки. Все вокруг было мутно-белым, словно Лиза перенеслась в «Туман» по мотивам Стивена Кинга. Она несколько раз с силой зажмурилась, и перед глазами заискрился фейерверк разноцветных звездочек. Лиза пошатнулась и чуть не упала, вовремя сумев ухватиться за подлокотник кресла. Где-то в глубине квартиры замяукал Пончик, продолжая разыскивать вечернюю порцию пурино. «Бабушка, — тупо подумала Лиза. — Если это ты, пожалуйста, помоги».

В ушах звенело.

«Что делать?».

«Ехать в больницу».

Лиза не знала адрес. Нужно было спросить у оператора, но она так быстро отключилась, что Лиза даже не успела сообразить.

Она бросилась к рабочему столу. Вывела ноутбук из спящего режима. Яркий свет резанул по глазам, и Лиза поморщилась. На сетчатке отпечатался белый прямоугольник.

Вкладка с тредом из Woman.ru насмешливо подмигивала Лизе с экрана. «Что делать, если я неудачница?». Удивительно, но еще полчаса назад она не была такой неудачницей. Неудачливость росла в геометрической прогрессии, а по геометрии у Лизы был неуд.

Лиза открыла новое окно и принялась гуглить ближайшие больницы, куда могли доставить из неотложной.