Call Out My Name — The Weeknd

— Да, есть кое-что. На самом деле, кажется, говоря это, я очень спешу, но… С тех пор, как я впервые оказалась в вашей аудитории, я не могла избавить от желания оказаться на вашем столе. Честно говоря, фантазия о том, как вы берете меня прямо в этой аудитории, так часто снилась мне, что я думала, что скоро свихнусь. Не могли бы вы стать самым хорошим мальчиком в списке Санты и исполнить мою мечту?

— Извини?

— За то, что вы не расслышали, извиню, а вот за то, что не оказались между моих ног — нет.

— Не много ли ты хочешь, а, Соль Юна?

— Я…

— С другой стороны, желание дамы — закон.

Юна не успевает отреагировать, потому что преподаватель, резко взяв ее за руку, тянет на себя. От неожиданности Соль буквально заваливается на его колени, вцепившись ладонями в плечи, а Юнги, пользуясь её заминкой, целует грубо, властно, сбивая с толку. Обхватывает женское лицо ладонями, держит крепко, уверенно, тут же взяв в руки бразды власти. От того спокойного, готового пойти навстречу преподавателя, не осталось и следа. Она словно столкнулась с кем-то другим, мрачным, опасным, кем-то, перед кем она складывает оружие добровольно, даже не думая.

Юнги целует так, словно сжигает разом все её мосты к отступлению. Уничтожает. Заставляет дрожать от желания коснуться, от непреодолимой жажды чувствовать его кожей. Еще ближе, еще тесннее, так, как ни с кем до этого.

Соль прогибается в пояснице, прижимаясь своей грудью к его, и со всей пылкостью, на которую только способна, отвечает на поцелуй, дорвавшись до самого желанного. Позволяет себе только на секунду засомневаться, боясь, что это очередной сон. А после, отбросив сомнения, двигает бёдрами навстречу, удобнее устраиваясь на коленях мужчины. Ее юбка абсолютно неприлично задирается, поднимается практически полностью, но Соль не чувствует смущения.

Ей кажется, что она горит. Сгорает в адском пламени, наконец, получая наказание за то, как долго фантазировала об этом моменте. За то, как часто в студенческие годы удовлетворяла себя, представляя, как между ног хозяйничает вовсе не ее собственная рука, а его, преподавательская. За то, как хрипло стонала каждый раз, стыдясь того, что делает, но все равно кончала каждый раз так, как не кончала ни с каким половым партнёром после. И все так же продолжала мечтать, чтобы преподаватель античной литературы, все-таки, оказался между ее ног. Чтобы разложил ее на столе в собственной аудитории, закрывая рот широкой ладонью с потрясающими длинными пальцами, которые непременно хотелось бы ощутить в себе.

Соль против воли вспоминает каждую свою фантазию и чувствует, как низ живота начинает тянуть еще сильнее.

Юна не может объяснить, по какой причине возбуждается так быстро — нельзя сказать, что последний секс у нее был давно, нет. Но, видимо, эйфория из-за того, что она, наконец, получает желанное, сказывается.

Соль рвано выдыхает в губы мужчине — больше всего она хочет чувствовать его внутри. Соль несдержанно двигает бедрами, проскользив по ширинке на его брюках, прекрасно чувствуя твёрдость.

Вообще-то, надо сказать, что Юна — большой фанат чувственных прелюдий, но сейчас она искренне желает, чтобы Мин взял ее грубо, не церемонясь, как можно скорее.

Чтобы, черт возьми, вдолбил в свой дубовый стол, заставил сорвать голос до хрипов — сделал все, чего она хотела бы.

Есть, правда, одно но.

— Кто-то может зайти, — бормочет тихо, на мгновение прерывая поцелуй.

— Как зайдут, так и выйдут, — только отмахивается мужчина, желая снова поцеловать ее, но Соль настойчиво смотрит на дверь. — Ты больше не моя студентка, — вкрадчиво продолжает, показывая, что ему, ровным счетом, плевать. И касается губами ее скулы, пользуясь тем, что девушка повернула голову.

Конечно, если кто-то зайдёт, то ничего ужасного не случится. Мин прав — Соль уже далеко не его студентка, чтобы бояться, что их кто-то застукает. И все равно Юна чувствует некий страх — вот дверь откроется и кто-то войдет, воочию увидев не самую педагогическую картину. Особенно будет забавно, если зайдёт госпожи Шин — преподавательница той самой педагогигики, которая на каждой паре била себя в грудь и кричала, что обучающийся даже после завершения учебы является обучающимся и, как следствие, целовать бывшую студентку в собственной аудитории, усадив ее к себе на колени, не то чтобы этично.

Но Юнги, кажется, дела до этого нет, и Юна чувствует, что скоро явно начнёт разделять его настрой.

Он опускает ладони на ее бедра, крепко сжимая их, и заставляет ее снова проехаться по его члену сквозь брюки. Соль это помогает мало, но ситуацию хотя бы немного облегчает.

Мужчина снова тянет ее к себе, вовлекая в такой же неосторожный поцелуй, и Соль на мгновение кажется, что не одна она грезила об этом моменте еще со студенческих времен. Юнги не церемонится, вроде и не торопится, но в его действиях все равно есть какая-то нетерпеливость. Ему будто бы самому не терпится коснуться обнаженного — желанного — тела.

Но он чувствует, что Юна колеблется из-за незакрытой двери, действительно переживает, что кто-то зайдет. Так что, неохотно прерывая поцелуй, на что девушка отвечает несколько недовольным вздохом, мужчина отстраняется. Заставляет ее встать со своих колен, тут же посадив на свой стол, причём Юна даже не успевает толком сообразить, что происходит. Юнги после торопливо идет к двери. Шарит по карманам брюк в поисках ключа и, найдя нужный предмет, спешно закрывает дверь. Немного подумав, оставляет ключ в замке, как будто бы на всякий случай, чтобы никому не приспичило открывать с дверь с той стороны.

Конечно, если кто-то воспользуется запасным ключом, все станет понятно, но Юнги явно все равно на это. Он всегда может сказать, что забыл ключ в замке по ошибке.

Наблюдая за ним сквозь полуопущенные ресницы, Юна нетерпеливо кусает губу и теребит край юбки, дергая ногой в воздухе. Пальцы подрагивают от нервов, и Соль не может до конца поверить, что это происходит.

Не может поверить, что преподаватель, о котором она мечтала на протяжении долгих лет, наконец, целует ее так, как она всегда мечтала. Целует ее развязно, властно, в собственном кабине, на собственном столе. Юне кажется, что это сон.

Сон хороший, желанный, и она совершенно не хочет после него просыпаться. Хочет быть рядом с желанным мужчиной, хочет задыхаться от его поцелуев, даже если это просто сон. Но все кажется слишком реальным, чтобы быть сном.

Юнги выключает свет в аудитории, а после возвращается, опуская теплые ладони на её щеки, бесконечно долго разглядывает женское лицо, словно пытаясь что-то рассмотреть, понять. Юна нетерпеливо тянется к мужским губам, но желанного поцелуя не получает. Юнги отклоняется немного назад, увеличивая расстояние, и не дает Соль двинутся следом, держа её голову на месте.

Девушка хмурится, не понимая причины его действий, и закусывает губу от нетерпения, хлопая глазками как самая невинная овечка во всем мире.

— У тебя сейчас такое же выражение, какое было и в те моменты, когда твои не самые умные одногруппники говорили что-то глупое относительно произведений, — беззлобно посмеивается Юнги, наконец, склонившись к Соль снова.

Но вовсе не для того, чтобы поцеловать. Он дразнит, едва касаясь своими губами её, улыбается так, что, если бы Юна стояла, то упала бы тотчас. Оглаживает щеки большими пальцами и ведет себя так, будто бы не собирается взять её на своём преподавательском столе сию же минуту. Как будто не хотел свою лучшую студентку.

И, несмотря на то, что в действиях мужчины очевидна несдержанность, он явно никуда не торопится, словно собираясь как следует распробовать всё то, что она может ему предложить.

— Потому что мне не нравилось то, что они говорили. Сейчас мне не нравится то, что вы ничего не делаете. Это одна и та же эмоция, — слабо бубнит Юна, еле ворочая языком во рту, потому что концентрировать внимание, когда рядом воплощение самого Гимероса² доводит её до смерти.

Соль слишком долго мечтала об этом.

И если бы она не грезила так долго об этом, Юна бы точно обратила внимание на то, что он помнит такие мелочи. Помнит ее выражение лица, которое просто не мог видеть на протяжении нескольких лет.

— Ты, кажется, куда-то спешишь, — резонно замечает Юнги, соскользнув одной ладонью ниже, и большим пальцем приподнимает ее подбородок, чтобы смотреть точно в глаза.

Юне на мгновение кажется, что он просто не может перестать смотреть на нее.

— А вы нет?

— Время на всё есть: свой час для беседы, свой час для покоя,³ — жмет плечами мужчина, а после лукаво щурится. — Ты правда будешь продолжать выкать?

— Почему бы и нет? Как вы…

Юнги резко опускает руки вниз, крепко сжимает талию и тянет Соль к себе, буквально впечатывая её в своё тело. Снова захватывает губы, перебивая, не давая договорить, и Юна окончательно теряет голову. Обнимает за шею, показывая, что не позволит ему больше отодвинуться, перенимает его манеру, целуя так же, как и он, несдержанно, напористо. Юнги не даёт даже вздохнуть, удобнее устраивается между раздвинутых ног Соль, сидящей на столе. На его столе, заваленном бумагами и канцелярией.

Кусает за губу, на что мужчина практически не реагирует, только замирает на мгновение, чтобы после одним рывком выдернуть край большого мягкого свитера из джинсовой юбки. Следом Юнги по-хозяйски ныряет ладонями под ткань, касаясь разгоряченной кожи, очерчивает рёбра, чем вызывает мурашки, и Юна несдержанно выдыхает. Он касается нежно, осторожно, и это резко контрастирует с тем, как мужчина её целует.

Подчиняет, не даёт сделать и вздоха лишнего, целует-целует-целует, бесконечно долго, несдержанно, до ярких пятен под закрытыми веками, и Соль просто теряет связь с реальностью, потому что больше всего на свете хочет, чтобы он, наконец, снял этот чертов свитер и кружевной лиф. Надо сказать, что лиф-то самый лучший из коллекции Соль, но дело вовсе не в том, что она рассчитывала на что-то подобное. Так, как говорится, просто сложилось.

Юна сжимает воротник его рубашки одной рукой, другой несдержанно комкает галстук, притягивая мужчину ещё ближе к себе, и всем видом дает понять, что она совершенно не хочет, чтобы он отстранялся. Впрочем, для него это не имеет совершенно никакого значения.

Юнги прерывает поцелуй, отодвигаясь назад, и не даёт девушке последовать за собой, лишь увеличивая расстояние между их губами. Целоваться с ней — просто невозможно. Чем больше Мин целует её, тем больше ему хочется чувствовать её губы своими, чувствовать податливое тело, откликающееся на его нехитрые махинации, рядом.

— Значит, хотела, чтобы я взял тебя прямо здесь, — шепчет Юнги, скользя кончиком носа по её щеке к уху.

Юна задыхается, чувствуя жаркое дыхание на мочке, и хочет притянуть его к себе за галстук, но Мин резко перехватывает оба её запястья, заводя руки, подрагивающие от нетерпеливости, Соль за спину. И её от этого уносит ещё больше, просто ломает на множество осколков, из-за чего девушка прогибается в пояснице еще больше, впечатываясь своей грудью в его.

Она совершенно не хочет отвечать на провокационные вопросы, но у неё буквально не остаётся выбора. Юнги выглядит так, будто бы всем своим видом говорит, что и пальцем не пошевелит, пока она не ответит на интересующие его вопросы.

Соль, чувствуя, что заливается краской, опускает голову, чтобы тихо, на грани слышимости, выдохнуть, кусая губу едва ли не до крови:

— Да.

— Подробности. Мне нужны подробности, — твердо, не терпяще возражений говорит мужчина, вновь очерчивает её ребра и спускается ниже, к бедрам, скрытым плотной джинсовой тканью. Лишь немного продвигается под край юбки, дразняще касаясь ноги Соль сквозь ткань плотных колготок.

Юна недоверчиво щурится, словно не понимает, действительно ли он решил над ней так поиздеваться, но Юнги выглядит абсолютно серьёзно, пусть и лукаво. В его глазах отчетливо пляшут черти, Соль видит их, понимая, что добровольно упала в объятия самого Дьявола, и не может сказать и слова.

— Ну, же, Венера¹, чем раньше ты начнешь говорить, тем быстрее я коснусь тебя так, как желает этого твое сердце.

Юна вздыхает. Ей предлагают самую изощренную пытку, но она просто не может отказаться от заманчивого предложения. Не может, правда, не в прямом значении — просто не хочет.

— Ну я…- Юна чувствует, что начинает краснеть еще сильнее, потому что… Одно дело представлять, как жутко горячий преподаватель берет тебя во всех позах в собственной аудитории, а другое… Другое — рассказывать ему же об этом.

Юнги терпеливо ожидает ответа, большим пальцем поглаживая ее ногу под краем юбки, и соль чувствует, что ничего такого в том, что она расскажет, нет. Они ведь навряд ли даже после этого встретятся скоро вновь, как бы ей не хотелось обратного, так что…

— Я хотела, чтобы после одной из лекций вы попросили меня задержаться, а после, выпроводив последнего студента, закрыли бы аудиторию. Смотрели на меня вот этим же взглядом, словно я — и правда Венера, перед которой не может устоять ни один мужчина.

Мужчина довольно кивает, словно хваля её за то, что она начала говорить, и Соль внезапно думает, что у нее из-за Мина точно появится новый фетиш — на похвалу. Она хочет, чтобы он сказал, какая она молодец. Чтобы он назвал ее своей безумно хорошей девочкой.

Она наблюдает за тем, как Юнги, опустив взгляд вниз, приподнимает одну ногу, согнув в колене, и тянется к замочку на кожаных сапогах до колена. Дергает вниз неторопливо, хотя и Соль видит, как его руки, как и её собственные, подрагивают, словно от нетерпения.

Юнги кидает на неё короткий взгляд, как бы говоря, что девушке стоит продолжить, иначе он вполне себе может остановиться. Так что Соль, прикусив внутреннюю сторону щеки все же продолжает, решив не испытывать судьбу, особенно когда она добралась до того, о чем так давно мечтала:

— Вообще-то, я хотела бы сидеть на коленях между ваших ног, пока вы наматывали бы мои волосы на кулак, как обычно говоря, что я — умница. Честно говоря, я… за все годы жизни я никогда не чувствовала такого сильно желания отсосать кому-то, пока вы не вошли в эту аудиторию и не представились. Я фантазировала о том, как вы сами поставите меня на колени и будете толкаться так глубоко, насколько вообще можно.

О, боги. Она и правда это сказала.

Юнги смеется, на мгновение опираясь лбом в острую коленку, а после, небрежно кинув на пол её сапог, быстро расправляется и со вторым. Юна с большим трудом касается пальцами пола.

Мин ведет ладонями по её ногам, поднимается к бедрами и талии, снова проникая под ткань свитера. Не спешит заходить дальше, словно у них вся вечность впереди, и держит руки исключительно на её боках.

— Продолжай, умница.

Соль восторженно дергает плечами, чувствуя, как внутри все начинает гореть сильнее.

— Вы не можете заставлять меня так страдать, — вздыхает она на полувыдохе.

— О, я не только могу, я буду это делать. Продолжай.

Юна сглатывает.

— Я не вспомню… Не вспомню уже все точно.

— Тогда мне не за что будет хвалить тебя. Лучше скажи, маленькая умница, что в твоих фантазиях я делал дальше? Примерно.

— Обычно, я представляла, как вы хвалите меня, как сейчас, а после, в награду, трахаете пальцами. Я слишком часто думала об этом на ваших парах, — Соль отчаянно прикрывает глаза, опираясь лбом на его плечо, потому что говорить это вслух очень сложно. — В какой-то момент… Мне пришлось отказаться от длинных ногтей, потому что я стала…

Соль приоткрывает рот в беззвучном стоне, когда мужчина сжимает ее грудь сквозь лиф, хозяйничая под свитером, большим пальцем оглаживает сосок. Вторую руку опускает ей между ног, касаясь мимолетно, сквозь колготки — Юна жалеет, что надела их — и белье.

Чувстует собственную влагу, и это практически неловко.

Юнги смотрит на нее выжидающе, так что Юне приходится продолжить.

— Я стала слишком часто удовлетворять себя, представляя на месте своих пальцев — ваши. А однажды…

Соль сама подаётся бедрами на встречу его ладони, но мужчина, издеваясь, убирает руку.

— Однажды?

— Однажды мне приснилось, как вы… Как я… Как мне приходилось сдерживать стоны, потому что я встретила вас в библиотеке, и вы решили, что это лучшее место, чтобы засунуть в свою студентку пальцы.

— Как очаровательно. Думаю, библиотека еще открыта.

— Прекратите…

Мужчина резко убирает руку из-под её свитера и прикладывает палец к женским губам:

— Много лет назад я был благодарен всем богам за то, что мне довелось работать с твоим курсом всего полтора года, — говорит Мин, а Юна пока не до конца понимает, каков смысл в его словах и зачем он говорит об этом сейчас. Надо отдать должное, Юнги правда никуда не торопится в этот момент. — Сейчас, зная какую-то часть того, о чем ты думала, сидя на моих лекциях, я благодарен в двойне. Хотя, надо сказать, сейчас меня искренне поражает то, как ты умудрялась совмещать свои грязные фантазии с отличной работой на моих парах. Но…

— Я, как Цезарь, знаете, многозадачна — и в грязные фантазии могу, и в работу на парах. И просто для справки: мне не стыдно, — цокает ворчливо девушка, перебивая его, хотя и прекрасно помнит еще со студенческой скамьи то, что Юнги не любит, когда такое происходит.

Она невольно вспоминает его пары — даже если студент нёс откровенную ахинею, Мин всегда слушал до конца, резонно замечал, что каждый имеет право на свое мнение, особенно относительно литературы и того, что было еще, что говорится, до нашей эры. А после предоставлял контраргументы, и тут только студент решал, какой точки зрения придерживаться — той, которую он сам предложил ранее, или той, о которой говорил преподаватель.

Юнги снисходительно улыбается, никак не реагируя на её реплику, а после продолжает свою прежнюю мысль:

— Я был рад, Венера, только потому, что знал: ещё немного и точно сорвусь, действительно закрыв тебя в своей аудитории.

Юна теряется, глупо хлопая глазами:

— А говорили, что хотели только на свидание меня позвать.

— А после я устроил бы тебе самое лучшее свидание в твоей жизни, — Юнги сжимает край стола ладонями, надвисая над девушкой. Его губы оказываются в опасной близости от её, и Соль чувствует, что все прежние мысли покидают ее голову, оставляя только желание вновь поцеловать мужчину. — Если бы ты видела себя моими глазами, Юна, то все прекрасно поняла бы.

Соль замирает, кусая губу. Это не первый раз, когда он обращается к ней по имени, но первый, когда Юнги произносит его таким тоном. Тихо, хрипло, до одури интимно, так, что у нее перед глазами все плывет. Так, что она готова упасть перед ним на колени прямо сейчас, лишь бы мужчина еще раз так произнес её имя.

— Ты явно не понимала, что делала, когда надевала эти отвратительно-ужасные короткие платья или юбки. Нет, ты была в них хороша, безусловно. Так хороша, что кружилась голова. Но ты ничего не видела. Не видела, как твои определенно глупые однокурсники пялились на эти невозможные ноги. Или видела, но делала вид, что нет, прекрасно понимая, насколько ты прекрасна. Вообще-то, думаю, это было практически очевидно — на тебя невозможно не смотреть, Соль. Тебя невозможно не хотеть.

Юна улыбается, скользя ладонями по его рукам, и сжимает мужские плечи, желая стянуть как можно скорее с него рубашку и почувствовать кончиками пальцев кожу.

— Или вы просто не можете быть объективным.

— Или я просто не могу быть объективным, — соглашается Юнги, кивнув. — В конце концов, из-за тебя я открыл в себе несколько новых фетишей. А уж если быть честным до конца, то я считаю своим долгом сказать, что ты, Венера, сплошной фетиш для меня. И мне было крайне сложно вести занятия у твоей группы, пока ты сидела где-то там, наверху, — он небрежно указывает себе за спину, на верхние ряды мест для студентов. — Потому что мне всегда хотелось, чтобы ты сидела здесь, внизу, на моем столе, прямо как сейчас.

— О, ну…

Юнги чувсвствует, что она хочет сказать что-то колкое, так что не дает ей этого сделать. Сжимает ладонями талию так сильно, несдержанно, что едва заметные следы на коже точно останутся. Целует снова и снова, пока Соль нетерпеливо тянется к его галстуку, чувствуя, как желание быть кожа к коже просто невозможным огнем разгорается внутри.

Всякая медлительность исчезает из жестов мужчины, оставляя после себя лишь несдержанность и нетерпеливость. Он действует неосторожно, скользит по её телу хаотично, прижимая к себе так близко, как может.

Стоит Юне только расправиться с его галстуком, небрежно положив его рядом с собой на стол, как Юнги тут же комкает край её свитера, дергая ткань вверх, и Юне приходится поднять руки вверх. Совсем на чуть-чуть, но Соль не нравится даже это. Мужчина прерывает поцелуй, глядя девушке за спину, и кидает её свитер на стул, чтобы белая ткань не собирала пыль с пола.

Мин не спешит возвращаться к её губам. Очерчивает поцелуями линию острого подбородка, путает пальцы в волосах и, несильно сжав пряди на затылке, заставляет Соль закинуть голову назад. Спускается ниже, прикусывает кожу на шее, жадно ловя громкий вздох неожиданности со стороны Юны. Явно что-то мысленно прикидывает, а после одним махом скидывает документы, лежащие по одну сторону от Юны, совершенно не беспокоясь о том, что что-то может прийти в негодность.

Крепко держит за бедра, а после рывком разворачивает Соль, усадив ее на стол со стороны торца, чтобы в случае, если он уложит её на лопатки, под спиной девушки оказалась большая плоскость. Юна тихо хихикает, а после задыхается, когда вновь чувствует чужие губы на шее.

Юнги терзает кожу, прикусывает, следом языком словно зализывает неяркий след от зубов. Соль приоткрывает рот в беззвучном стоне, сжимает ладонями мужские руки и сама еще больше закидывает голову назад, открывая ему еще больший доступ к шее.

— Я проклинал каждую пару с тобой, — шепчет Юнги ей в ключицы, осыпая кожу поцелуями. — За то, что однажды ты решила, будто бы поступать на это направление — хорошее решение. Смотрел на тебя, в окружении идиотов, которые имеют право общаться с тобой неформально, касаться с намеками, и думал, что мне стоит уволиться, — Юна задыхается, там, где он целует, кожа горит, словно к ней подносят спичку. — И не могу сказать, для чего — чтобы не видеть тебя или чтобы иметь возможность ухаживать за тобой открыто, без оглядки на деканат и мораль.

Юна резко выдыхает, когда его руки несильно сжимают её грудь сквозь тонкое кружево лифа, не скрывающего ровным счетом ничего. Проникает совсем немного подушечками пальцев под ткань сверху, очерчивая контуры, и поднимается выше, к тонким лямкам. Медленно, нарочно касаясь кожи на плечах, спускает бархатные ремешки вниз. Дразнится, и Соль это понимает прекрасно, потому что Юнги не спешит избавить ее от дискомфортного предмета одежды.

Кружево теперь не кажется таким мягким, каким было в день после покупки. Оно неприятно касается кожи, по ощущениям словно царапает набухшие соски, и Юна чувствует, словно еще немного, и она сама снимет с себя лиф.

— И, Венера, ты представить себе не можешь, как сильно я хотел в такие моменты покрыть поцелуями каждый миллиметр твоего тела. Оставить на коже столько следов, чтобы ни один из окружающих тебя сопляков даже не смел смотреть на тебя с таким желанием. К моему сожалению, ты была моей только с суффиксом «студентка», и я понимал, что так же как и они, не имею ни малейшего права смотреть на тебя таким же взглядом. Но, боги, клянусь, это то, чего я желал тогда. Видеть тебя в этих изумительных платьях и не иметь возможности касаться так, словно ты — моя, наказания, Юна. Наказание в его чистом виде, и я до сих пор не могу понять, где так нагрешил. Кажется, не стоило хотеть свою студентку.

— Но вы облажались здесь, только подумать, — Соль тянется к пуговичкам на его рубашке. — Не могу поверить. Вы могли просто оставить меня после занятия, я стала бы вашей сию же минуту, но вы… Какое страшное недоразумение, преподаватель. Только представьте, вы ведь могли взять меня здесь еще несколько лет назад так, как вам только угодно.

А у самой голова буквально кругом идет от тего признания, от того, что ни одна она желала того, чего ей просто нельзя было бы желать. Юна еще тогда знала, что никогда не позволит себе оказаться в объятиях этого мужчины, будучи его студенткой. Это было бы неправильно и неэтично.

Но сам факт того, что желание это не было односторонним, делало с ее сердцем что-то странное.

Юнги тянется к замку на юбке, сочтя и её лишней, а после несильно, но достаточно ощутимо цепляет зубами кожу под её ключицей, чтобы Соль даже не думала издеваться над ним.

— Не забывайся, Соль. Ты в моём кабинете, на моей территории, с твоей стороны крайне неосмотрительно издеваться над стариком.

— Вы издевались надо мной, закатывая на каждой паре рукава своей рубашки.

— У тебя в арсенале были просто потрясающие ноги и ключицы, которые зацеловать хотелось до ужаса, маленькая умница, — Юнги стаскивает с неё юбку, подозрительно глядя на плотные колготки.

С одной стороны — ну какая же умница, все-таки! На календаре давно не лето, а предрождественская неделя. Он что-то совершенно не помнит, чтобы в студенческие годы она носила что-то такое. А с другой стороны — как же, черт возьми, ему не хочется возиться с ее колготками, когда больше всего на свете хочется касаться её обнаженной кожи везде, где только вздумается. Хочется ее, целиком и полностью, а не путаться в её чёртовых колготах.

Юна хочет запоздало предупредить, чтобы он был осторожен с колготами, но закусывает губу, видя, что мужчина и сам прекрасно это понимает, без её напоминаний. Идеальный мужчина!

— Я ряда, что вам нравятся мои ноги, — бормочет тихо, вцепившись руками в край столешницы.

Она не может объяснить, почему, но желание никуда не исчезает — разговор, пусть и с подсмыслом, не сбивает его, Соль чувствует, что все равно жутко хочет, чтобы он оказался между ее ног, воплощая в реальность самые смелые молодые фантазии.

— Мне нравится и твой мозг, Венера, — Юнги откидывает её голготки в сторону, нежно, едва ощутимо целуя коленку, а после выравнивается, оказываясь на одном уровне с девушкой. — Не могу точно сказать, сколько раз я желал оказаться перед тобой на коленях, стоило только тебе прийти в чем-то ультракоротком. Еще чаще я хотел это сделать потому, что ты говорила слишком умные вещи.

— Вы явно были в минусе, — комментирует Соль, дрожащими руками расстегивая пуговки на его рубашке, решив, что это несправедливо. На ней практически нет одежды, а он лишился только галстука.

— Я проиграл. Проиграл еще в тот момент, когда впервые увидел тебя.

Говорит и как будто ставит широким росчерком точку. Позволяет снять с себя рубашку, а следом нетерпеливо тянется к застежке на ее лифе, справляясь с ней в считанные секунды. Стягивает окончательно бархатные лямки, и откидывает лиф туда же, куда и свитер.

И смотрит, смотрит, смотрит, словно перед ним — самое прекрасное, что есть в мире.

Соль теряется под его взглядом, кажется, собирается стыдливо прикрыть ладонями обнаженную грудь, чувствуя, как покрывается просто жутким румянцем. Юна не из стыдливых, это правда, но вот такого взгляда — желающего, восхищенного и восторженного — она не может выдержать, краснея.

Юнги перехватывает её ладони и заводит руки за спину. Он недостаточно видел, недостаточно восхищался, чтобы Юна думала скрыть от него что-то воистину прекрасное, как собственное тело. Соль тихо стонет, потому что у неё, оказывается, откровенный фетиш на властных мужчин, прогибается в пояснице, касаясь своей грудью его.

Свободной рукой мужчина очерчивает контуры ее груди осторожно, едва касаясь, так, словно она может рассыпаться, если тронуть неправильно. Юна прерывисто выдыхает.

— Боги, Юна, что же ты не сказала раньше, — ужасается заранее, и девушка недоуменно поднимает взгляд. — Я ведь просто ужасно оскорбил тебя, называя Венерой. Её красота и рядом не стояла с твоей.

Соль заливается еще большим румянцем, а следом с её губ срывается тихий стон. Мужчина ненавязчиво касается её груди, обхватывает сосок, неторопливо перекатывая между пальцами. Рвано выдыхает, чувствуя мягкие губы с другой стороны.

Юна откидывает голову назад, чувствуя, что ей с каждым мгновением становится все сложнее держать себя в руках, сохранять хоть какую-то трезвость рассудка, когда он делает… это.

Губы Юнги, как ей кажется, везде. Ему абсолютно мало, он и правда ставит целью зацеловать каждый участо ее открытой кожи, попутно свести с ума, уничтожить, просто раздавить грузом удовольствия, которое падает на плечи. Он не делает чего-то особенного, но Соль чувствует, что ей и этого вполне себе достаточно для того, чтобы просто умереть на месте.

Она хочет обнять, хочет скользить ладонями по его рукам, плечам, спине, хочет чувствовать пальцами его кожу, чувствовать его, но, стоит Юне только попытаться освободить руки, как Юнги, не отрывая губ от ее тела, усиливает хватку. Контролирует ситуацию настолько, чтобы не сделать ей больно, но при этом лишить возможности освободиться.

Соль, признаться, просто в восторге.

Она вновь стонет, когда он сцепляет зубы на соске, кусая ощутимо, но не больно, и двигается ниже, по плоскому животу, который Соль против воли втягивает, покрываясь мурашками.

Юну колотит от предвкушения, и она просто не может… Просто не может избавиться от чувства, что желание оказаться перед ним на коленях прямо здесь и прямо сейчас гораздо сильнее, чем желание, наконец, почувствовать его внутри.

Боги.

Юнги вдруг отпускает ее руки, из-за чего Соль тут же пристраивает их на его плечах, впиваясь ногтями в светлую кожу. Мужчина вновь возвращается к ее губам, целует по-прежнему напористо, сильно, вынуждая опуститься голыми лопатками на холодную столешницу.

Так, как она представляла это много лет назад.

— Черт возьми, Юна, я прекрасно знал, что в таком виде ты будешь выглядеть хорошо, просто прекрасно, но я даже представить не мог, что на самом деле это будет настолько восхитительно. Ты вовсе не девушка, ты — настоящее божество.

Соль дышит тяжело, глубоко, но её постоянно поднимающаяся и опускающаяся грудь совершенно не мешает Юнги. Он покрывает поцелуями каждый сантиметр, поднимается выше, к ключицам, или спускается ниже, к ребрам и животу, чтобы оставить несколько алеющих засосов.

— Блять…

— Умница уже совсем не умница? — усмехается Юнги, поднимая голову, и, не прерывает зрительного контакта, чертит дорожку поцелуев по её животу. — Кто же матерится при преподавателе, а?

— Так заткните меня.

— Есть какие-то пожелания еще?

— Нет, я просто хочу, чтобы вы заткнули меня. Своим членом.

Соль улыбается, глядя, как мужчина резко дергает плечами, реагируя на её слова. На секунду ей кажется, что Юнги сейчас просто стащит ее на пол, поставит на колени и действительно заткнет своим членом, но…

— Обязательно. Но в другой раз. Сейчас я хочу сосредоточиться на тебе. Помнишь? Герои из кожи вон лезли, чтобы угодить богиням. К тому же, здесь твердый пол, а я вовсе не тиран и чувствую своим долгом позаботиться о состоянии твоих потрясающих коленок.

— Я готова с этим поспорить. С тем, что вы не тиран.

— Извини?

— Прекратите болтать. Раз не даёте мне отсосать вам, хотя бы, наконец, трахните меня.

Юнги опускает голову и беззвучно смеётся ей куда-то в живот. Разве он может отказать своей лучшей студентке?

Мужчина спускает ладони ниже, двигается к её бедрам, и Соль нетерпеливо елозит на столе, показывая, что ей не особо то нравится то, как они тратят время на разговоры.

И пока для нее это пытка, для Юнги — это повод. Ему нравится слушать то, что Юна говорит. В целом, ему просто нравится слушать Юну, чтобы там она не говорила.

Он гладит внутреннюю сторону ее бедра, поднимаясь выше, и слышит, как Соль буквально перестает дышать от нетерпения. У нее под глазами пляшут пятна, а голова кружится.

Юна двигает бёдрами навстречу мужским пальцам, мечтая получить желаемое, но Юнги только продолжает рисовать узоры на ее коже. И это просто невыносимо. Это кошмарно. Это просто смертельно.

— Прекратите… Прекратите издеваться надо мной.

— Больше всего я люблю издеваться над бедными студентами, заставляя их читать про похождения древних греков и римлян, — парирует Юнги, наконец, двигая ладонью вверх и касаясь влажного белья. — Сейчас же я просто наслаждаюсь.

Соль практически хнычет:

— Не застаяйте меня умолять.

— А вот умоляют меня только на зачетах и экзаменах.

— Вы…

Юна отчаянно выдыхает, смотря на него так требовательно, но при этом просяще, что, как казалось Юнги, просто не может сочетаться во взгляде, и у него просто темнеет в глазах. Соль выглядит, как мечта.

Как самая прекрасная картина.

Как искусство в высшей степени проявления.

Соль убивает. Режет без ножа. Ставит на колени.

— Просто позови меня, наконец, по имени, Юна, и я буду твоим, — шепчет едва слышно ей в губы, оставляя бережный, практически невинный поцелуй в уголке.

Он хочет, чтобы на ее губах осталось только его имя. Без уважительных приставок и приписок. Лишь его имя, которое станет единственным, что Соль сможет говорить.

Юна жмурится.

— Пожалуйста… Юнги, пожалуйста…хватит издеваться.

И этого достаточно.

Мин целует Соль грубо, все с тем же напором, проникая средним и указательными пальцами, на что Юна тут же отвечает тихим стоном. Который, впрочем, тут же теряется в поцелуе и остается практически бесшумным.

Юна лишь разводит ноги, показывая, насколько сильно её устраивает положение дел. Её, наконец, устраивает положение дел, она, наконец, довольно. И может смело сказать, что реальность не имеет совершенно ничего общего с тем, что она себе фантазировала много лет назад. Ее пальцы тонкие, без выраженных изгибов, и, как оказалось, то, что делала Соль, и близко не стоит с тем, что делает мужчина сейчас.

Его пальцы — удовольствие в высшей степени. Если бы Юна знала, что все будет так, то запрыгнула на стол Мина еще тогда, на первом курсе.

Юнги поцелуями спускается на шею, а после на грудь, наращивая при этом темп, и стоны Юны становятся громче, откровеннее и бесстыдннее. Еще немного, и, наверняка, её можно будет услышать там, в коридоре.

И это не то, чего мужчине хочется — в этот момент, он хочет быть единственным, кто слышит такую Юну. Единвенным, кто видит, как она закатывает глаза от удовольствия, кусает губы, сдерживая стоны, что совершенно не помогает делу, прогибается в спине и скребет стол короткими ногтями.

— Тише, маленькая умница, — мужчина довольно улыбается, вновь возвращаясь к ее губам, и видит, как лихорадочно горят глаза Соль. Двигать пальцами не перестает, наоборот, большим касается выше. — Мы же не хотим, чтобы нас услышали, верно? И, как следствие, прервали, когда мы только начали.

Юна цепляется ладонями за мужские плечи, вонзает ногти в кожу, царапается, как настоящая кошка, и с громким стуком бьётся головой о стол, когда с губ вот-вот должен сорваться очередной стон, гораздо более громкий, чем до этого.

— Боже мой… Юнги, я…

У Юны слезятся глаза, настолько то, что происходит, хорошо.

Пальцами второй руки Юнги находит вновь ее сосок, и Соль всё, просто всё. Перестаёт существовать в этом мире, теряется в ощущениях, в ласках. Задыхается, стонет, так грязно, низко, абсолютно порнушно, что Мину кажется, будто он сходит с ума.

Ей нельзя быть такой, просто нельзя, потому что он теряет всякую связь с реальностью от того, насколько восхитительно она выглядит в этот момент.

Ему хотелось бы заставить ее стонать так громко, как только можно, заставить падать в самую бездну с его именем, но место совсем неподходящее — Юна должна быть тихой, а Юнги хочется этого в самую последнюю очередь.

— Блять… Юнги…

И, Боги, он готов благодарить всех древних небожителей за то, что раньше она никогда не смела звать его по имени — Юнги попрощался бы с жизнью ещё тогда.

Юна с протяжным стоном выгибается в спине, кусает губу до крови и сжимает его пальцы, находящиеся внутри. Перед глазами под зажмуренными веками пляшут звезды, в голове — ноль мыслей.

Но ей мало. Чертовски мало, и Юнги видит это прекрасно, поглаживая осторожно бедренную косточку. Целует ребра многообещающе, словно говорит, что только начал, и Соль верит, безусловно верит, позволяя делать с собой все, что ему только угодно.

Он дает ей немного времени — чтобы пришла в себя. Но, на самом деле. в большей степени Юнги даёт время себе, потому что… Хочет смотреть на неё. Смотреть на потрясающие изгибы невероятного тела, на светлую кожу, слабо сияющую в тусклом свете фонарей, попадающем сквозь практически закрытые жалюзи. Запоминать то, как красиво она выглядит на его рабочем столе.

Ничего прекраснее Мин за всю свою жизнь не видел. И вряд ли увидит.

Соль словно сквозь толщу воды слышит, как тихо звенит пряжка ремня, а после мужчина начинает искать что-то в ящике рядом с Юной. Та поворачивает голову, приподнимаясь на локтях, и внезапно замечает, как в руках мужчины оказывается фольгированная упаковка.

Юна хрипло смеётся, недоверчиво смерив Юнги взглядом:

— Только не говори, что я — не первая студентка, которую ты трахаешь здесь.

— Если ты была бы не первой, я сделал бы это еще во время твоего обучения, — резонно замечает Мин в ответ, показательно закатив глаза.

— Одна часть меня хочет спросить, а вторая…

— …А вторая знает, что в этом замешан профессор Ким, я надеюсь?

Юна снова выпускает смешок:

— Стесняюсь спросить.

— Не о том думаешь.

— Я думаю о том, что профессор Ким — самый забавный преподаватель вуза. И, раз он дарит тебе презервативы, я перестаю в этом сомневаться. Надеюсь, вы не собирались применять их по назначению с ним?

Нет, это просто возмутительно! Юнги смотрит на неё с ноткой недовольства, показывая, что это совершенно не смешно, и как будто бы одним взглядом грозит, что, если она не перестанет так отвратно шутить, он не пошевелит более и пальцем.

— Он предлагал кидаться ими в студентов на зачетах за каждый неверный ответ.

Соль хмыкает. Да, это точно в стиле профессора Ким Сокджина. Она не удивилась бы, если бы он и правда кидался презервативами на своих зачетах.

— Венера, если мы продолжим о нём говорить, я потеряю всякое настроение на дела любовные и буду плакать на твоих потрясающих бедрах о том, как этот… Профессор отравляет мое существование. Хочешь?

Юна делает вид, что искренне задумывается над этим, а после вдруг практически довольно мурчит, когда мужчина бегло целует её.

— Это был риторический вопрос, моё хрупкое мужское эго, — это кажется очевидной отсылкой на то, что она сама говорила о героях античной литературы. — Просто не выдержит того, что ты, будучи со мной, говоришь о других профессорах.

— О, ну…

Юнги резко прикладывает палец к её губам:

— Молчи. Молчи, Венера, или всё, что останется в этой потрясающей головке — это моё имя.

Юна улыбается с очевидным вызовом. Потому что, если быть до конца честной, это именно то, чего она хочет.

Она дразнится специально, специально ходит по лезвию ножа, специально провоцирует и доводит до какой-то грани. И ей искреннее удовольствие приносит видеть его недовольно хмурые брови, потому что Соль, — внезапно! — решила говорить о ком-то еще, буквально находясь под Юнги.

— Ты доиграешься, — ухмыляется мужчина, просто катастрофически медленно избавлясь от брюк.

— А что? Отправите на пересдачу? — Соль подаётся бедрами вперёд, невольно раздвигая ноги немного шире, и игнорирует то, как Юнги хмыкает в ответ на ее нетерпеливость. Чувстует, как с неё очень быстро снимают последний элемент белья.

— На пару-тройку пересдач, думаю.

— Я знаю много способов, как… О, Боги.

Юна теряется в словах, вцепившись в его плечи, и думает, как бы не попрощаться с жизнью, когда он входит одним резким толчком. Юнги находит опору в ее бедрах, держит крепко, не позволяя Соль елозить на столе.

Если бы она могла молиться, то обязательно начала бы, потому что все это просто невозможно.

Соль сама тянет Юнги к себе, целуя требовательно, как она ранее. Но быстро прерывает поцелуй, сменяя его на громкий, ужасно громкий стон, когда он начинает двигаться, абсолютно не жалея. Юна скребет кожу на его лопатках, кусает губы, пытаясь действительно быть тихой, но выходит слабо.

Оказывается, секс на преподавательском столе в аудитории с этим самым преподавателем имеет свои минусы — нагревшееся от ее спины дерево столешницы неприятно ощущается спиной, а громкие стоны точно кто-то услышит, что было бы нежелательно.

Юнги явно думает так же, потому в следующее мгновение целует ее сам, ловя громкий, грязный стон. Набирает какой-то просто невозможным темп, вдавливая ее бедра в бедный стол, а сам думает внезапно, что не сможет здесь больше работать.

Еще один явный минус секса в собственной аудитории.

А у Юны явно отказывает мозг в тот момент, когда она слышит его тихий, грубый стон где-то в районе шеи, которую Юнги беспощадно терзает поцелуями и лёгкими укусами, после которых точно останутся следы.

— Юнги…

Черт бы ее побрал.

Юна — просто невозможна. Если бы Юнги знал, что она будет выглядеть так хорошо на его столе без одежды, он бы послал этику и уставы куда-нибудь подальше еще тогда, когда впервые понял, что хочет, чтобы она оказалась в нынешнем положении.

— Будь умницей, Венера, будь тише.

И, как бы не хотелось обратного, Юнги нужно, чтобы она была тихой. Как бы не хотелось слушать ее.

Соль хнычет, бесконечно царапается, оставляя на светлой коже алые росчерки от ногтей, но это интересует мужчину в последнюю очередь.

Юнги резко поднимает ее, заставляя принять сидячее положение, ловит слишком глубокий и быстрый ритм, отчего Юна с отчанным стоном прячет лицо в районе мужской ключицы, прикусывая несдержанно кожу. Ведёт носом по влажной коже, жмурясь до ярких пятен под веками, и раздвигает ноги так широко, как только может.

Она просто в восторге. В восторге от той властности, которую проявляет обычно спокойный и уравновешенный преподаватель. Юна до последнего думала, что он никогда не уложит ее на собственный стол из-за какой-то возведенной в квадрат галантости, но, нет. Юнги вполне себе галантно имеет ее на своём же столе, просто уничтожая прямо здесь и прямо сейчас.

Юна бесконечно повторяет одно и то же — язык заплетается, но его имя срывается с ее губ вполне отчетливо. Грязно, пошло, просто крышесносно.

Но у Соль на устах только имя Юнги, и это его более чем устраивает.

Ему бы только лицо ее видеть. Видеть приоткрытые в очередном стоне губы, затянутые пеленой глаза и румяные щеки.

Путает пальцы в ее влажных волосах, немного тянет назад, заставляя Юну открыть лицо, не прятаться где-то в его шее.

— Дьявол, — шипит Соль, откидывая голову назад, и открывает вид на покрытую поцелуями шею.

Юнги вовсе не стыдно. Он говорил, что покроет поцелуями каждый сантиметр её тела, чтобы все, черт возьми, знали, что она его.

Хотя бы на вечер. Пока что на один вечер.

Юна не слышит тяжелых, редких стонов, полностью акцентируя внимание на грубых толчках и нежных ласках, на близости. Сгорает в чужих руках, рассыпается пеплом и оседает в лёгких. Умирает, возрождается и снова умирает, отдавая себя во власть мужчине, который без труда отправляет ее на небеса.

Юнги. Юнги. Юнги.

В ушах звенит от того, как часто она выдыхает его имя этим блядским тоном, и мужчина знает, что уже не услышит ничего лучше. Ее срывающийся голос, как в бреду повторяющий одно — единвенное имя, музыка достойная всех наград мира. Музыка, которую может слышать только он.

Юна близка, это практически очевидно. Она сжимает волосы Юнги на затылке, тянется к губам с таким жуткий желанием и такой же нуждой, что кажется просто нереальной. То, как она нуждается в его, только Юнги, ласках и поцелуях, как отчаянно зовёт по имени делает Соль в глазах мужчины практически фантазией.

Соль забывает как дышать и давится воздухом, когда Юнги скользит ладонью между телами, вниз по животу, касаясь двумя пальцами, словно решает окончательно лишить её жизни.

Юна дрожит в его руках, достигая пика, ее кронт, размазывает, просто уничтожает, чувствуя, как тело содрагают приятные спазмы. Глаза слезятся, выступая в качестве показателя того, что Соль достигла высшей точки кипения и удовольствия

Она жмурится, практически хныча от того, насколько все это хорошо. Юнги, торопливо, как будто в тумане, сцеловывает ее слёзы. Продолжает двигатьже в абсолютно ином, особенном темпе, чувствуя, как она прижимается ближе, и бесконечно много и мучительно медленно выцеловывает дорожки на его коже.

Для Юнги это контрольный в лоб.

Сжимает тонкий стан в объятиях, находит желанные губы, прижимаясь жаждающим поцелуем, в котором теряется тяжелый мужской стон. Юнги содрагается всем телом, изливается в презерватив, а Соль тем временем только льнёт ближе.

Дыхание сбитое становится единвенным, что нарушает тишину в аудитории. Юна, наконец, прерывает поцелуй, снова пряча лицо в мужской шее. Юнги же одной рукой крепко сжимает край стола, а второй бесцельно гладит ее меж лопаток. Как будто хочет успокоить кого-то, но не понимает, кого.

Когда-то давно Юна читала, как герои посредственных романов достигают нирваны друг с другом, и думала, что это самая отвратительная метафора из всех ей известных. Но сейчас она просто не может подобрать иных слов, чтобы описать то, что она испытала только что.

Это просто… Убийственно.

Соль совершенно не может сказать, сколько времени проходит в тяжелом молчании. Она наслаждается близостью с мужчиной, который ей нравится, и пытается восстановить дыхание, что выходит крайне скверно.

Только сильнее прижимается с мужскому телу, не желая, чтобы этот момент заканчивался

А он будто бы и не собирается заканчиваться.

Юнги внезапно мягким движением обхватывает ее лицо ладонями. Скользит пальцами по контуру, убирая спутанные волосы, и смотрит с такой нежностью, от которой щемит сердце.

— Только посмотри, что ты сделала, Венера, — шепчет на грани слышимости, касаясь кончиком своего носа ее.

Юна смотрит в сторону, на пол, думая, что речь идет о скинутых со стола документах.

— Это сделал ты, — возражает она, не желая, чтобы на нее вешали вину за то, чего она не делала.

— Это, — кивает на документы. — Я. А вот это, — заботливо берет ее ладонь и опускает себе на грудь. Под пальцами Соль неспокойно бьётся сердце и, пока она может списать это на небольшой марафон, Юнги же знает, что дело исключительно в самой Юне. — Это сделала ты.

Соль драматично закатывает глаза:

— И что же нам с этим делать?

Юнги задумчиво наклоняет голову к плечу, прежде, чем ответить:

— Для начала, ты должна мне свидание. А там — посмотрим на твое поведение, может быть и правда пойдёшь на пересдачу.

Юна смеётся, но смех ее теряется в очередном поцелуе.

¹ — Вене́ра (лат. venus, род. п. veneris «плотская любовь») — в римской мифологии богиня красоты, плотской любви, желания, плодородия и процветания. Соответствует гречской Афродите.

² — Гимерос, также Химерос (др.-греч. Ἵμερος, «сладкое томление, влечение, любовь, страсть»), — один из Эротов, древнегреческих богов любви; покровитель (персонификация) страстного желания, страстной любви. Это олицетворение желания, которое близко к исполнению; это желание может быть и сладким, и очень болезненным — сжимающим сердце и грудь, затрудняющим дыхание, ослепляющим и оглушающим.

³ — Цитата из гомеровской «Одиссеи»