бета: rinky-
friends - chase atlantic

В жизни Соль Юны последние пять лет всё идет своим чередом. Однообразно. Работа-дом-работа-дом-работа-дом. И так каждый день с редкими перерывами на свидания, которые обычно заканчиваются одноразовым сексом, не более, потому что, как оказалось — что для самой Юны было большим удивлением — у Соль слишком завышены стандарты, чтобы впускать в свою жизнь кого-то.

Не сказать, что это плохо, потому что так риск наткнуться на идиота гораздо меньше, чем в тех случаях, когда эти стандарты хотя бы приемлемые. Просто забавно, потому что… Юна думает, что ей пора пересмотреть свои стандарты. Ей двадцать пять, и с каждым годом в пустую квартиру возвращаться хочется все меньше и меньше.

Виной тому, безусловно, средства массовой информации — после очередного просмотра романтической комедии Соль Юна и сама бы была напротив оказаться в отношениях, в чьих-то мыслях, жизни и постели. Да что там не против! Юна очень даже «за» такое развитие сюжета.

Но что ни кандидат, то сплошное разочарование. То в свои тридцать мужчина живет с мамой и собирается переехать в квартиру Соль, то оказывается безработным, да притом заядлым игроком, то жутким альфонсом. И ладно, если бы Юна подходила под критерии женщин, которые способны содержать не только себя, но и какого-то мужчину. Но нет же! Единственное существо, помимо самой себя, которое Юна готова содержать, это привередливая кошка.

Венди, черношёрстная кошка, нагло забежавшая в квартиру Юны, решила остаться здесь навсегда. И уж так получилось, что это не Венди живет у Соль, а Юна живет у кошки, получившей гордый статус хозяйки.

Так что, да, Соль определённо не везет с мужчинами и кошками. Уровень энтузиазма с каждым годом становится только меньше, а желание, наконец, обрести вторую половинку. И уж желательно, чтобы эта самая вторая половинка соответствовала стандартам Юны хотя бы… Хотя бы на тридцать процентов.

И эти тридцать процентов включают в себя работу и средний заработок — чтобы хрупкое мужское эго не треснуло под натиском достаточно высокой зарплаты Соль — какая-никакая верность и забота. Впрочем, надо сказать, что для некоторых уже и это слишком высокие стандарты. И Юну это расстраивает.

Особенно грустно становится тогда, когда Соль думает, что именно из-за этого она будет одинока всю свою жизнь или, устав, выскочит замуж за какого-то идиота и испортит свою достопочтенную старость, чего абсолютно не хотелось бы. С другой стороны, наверное, в вечном одиночестве нет никаких проблем — так бы сказала Чон Соён, лучшая подруга Соль, которая вот уже семь лет напрочь отрицает существование самой концепции любви и говорит, что умрет в окружении кошек с бокалом вина, но уж никак не в окружении сопливых внуков, старого мужа и детей, жадных до наследства.

Юна думает, что ей пора бы начать следовать такой же политике, и тогда все в ее жизни точно наладится. Это, правда, кажется задачей достаточно сложной и невыполнимой. Соль желает, чтобы рядом было надёжное плечо, и абсолютно не хочет тащить все на своих плечах. В отличие от той же Соён, например, — Юна слабее морально, моментами неуверенна в себе и подвержена своими страхами. И Юне словно жизненно необходимо, чтобы рядом была крепкая опора.

Это часто становится поводом для шуток со стороны Соён, которая явно пыталась наставить подругу па путь истинный, как она сама это называла. И как-будто бы понимала что-то, что сама Соль не могла понять.

Юна пыталась узнать, в чем дело, но Соён только продолжала многозначительно вздыхать и пожимать плечами.

Одним словом, пока у Соль ни-че-го не складывалось в личной жизни, а в других аспектах жизни было все более, чем прекрасно. Высокоплачиваемая работа, хорошее окружение и уютная собственная квартира, купленная пусть и не без помощи ипотеки, которую, впрочем, платить осталось не так долго, как казалось с самого начала. Конечно, не без посильной помощи родителей.

Юне практически неловко из-за этого, но… Раз родители хотят помогать, она не будет обижать их своим отказом.

В остальном, не считая неудачной личной жизни, Соль более чем довольна, так что жаловаться она не привыкла.

Но сейчас, когда Соён, назначив встречу, сама опаздывает, Юна хочет жаловаться, причём жаловаться всему миру.

Девушка откидывается на спинку кожаного кресла, закинув ногу на ногу. Задумчиво стучит ноготочками по высокой большой кружке с горячим шоколадом, и смотрит в окно. Там, на улице, крупными хлопьями падает снег, и Юна не может сдержать довольной улыбки. Ей кажется, что вокруг царит то самое рождественское волшебство, о котором Соль рассказывали в детстве. Потому-то Юна и любит предрождественную атмосферу.

Соль Юна верит в чудо. Вернее, она очень хочет верить в то, что в её жизни есть место этому самому чуду.

Но практика показывает обратное, и последнее чудо в жизни Соль случилось семь лет назад, когда она встретила идеального на её взгляд мужчину. Правда, чудесная пора очень быстро закончилась, потому что идеальный мужчина… Нет, не оказался менее идеальным, как можно было подумать. Идеальность его никуда не делать, надо сказать, да вот только мужчина оказался абсолютно недоступным для неё.

Для Юны это стало ударом и пониманием того, что чуду в ее жизни места просто нет. Но надеяться на обратное Соль, впрочем, никто не запрещает.

Так что из года в год Соль Юна надеется, что рождественское чудо, все-таки, произойдёт. Хотя бы раз, черт возьми, разве это так сложно?

Официант приносит заказанный тортик и поздравляет с наступающим, а после торопится к другим столикам. Юна улыбается, глядя на нарисованную на белой тарелке ёлку, и чувствует, что это всецело компенсирует недостаток в виде долгого ожидания подруги.

Но не успевает Юна даже потянуться за столовыми приборами, как напротив нее, наконец, падает знакомое тельце, небрежно кидающее на кресло рядом сумку, снимая красную дублёнку, отороченную мехом.

— Прости! — весело лепечет Соён, поправляя волосы. — На перекрестке в двух кварталах от сюда жуткая авария, машины четыре раскорячило точно, так что проехать очень сложно.

— Не прощу, — жмёт плечами Юна, наконец, отправляет в рот кусочек кремового торта, блаженно прикрывая глаза.

— Я заплачу за тебя, — заговорчески бубнит Соён, подзывает к себе официанта и складывает руки на столе.

Чон улыбается своей самой очаровательной улыбкой, смотрит практически заигрывающе, словно подстрекает на преступление, но Юна остаётся невозмутимой, глядя на эту смешнейшую картину.

Соён что-то нужно, как пить дать, но Соль не уверена, что это не станет для неё проблемой. У Чон авантюры… Нет, не плохие, просто они включают просто жуткую активность, фанатом которой Юна иногда не является.

Поэтому Соль обычно относится с большой настороженностью, чтобы не загреметь в полицейский участок, что с Соён не кажется таким нереальным и невозможным.

И это с учетом того, что Соён уже два года работает в университете и, казалось бы, должна заботиться о своей профессиональной репутации.

А еще надо сказать, Чон Соён всегда выглядит так, словно сошла с картинки. Идеально едва ли не до блеска. Так прекрасно, что смотреть на нее больно, но… Но смотреть хочется. Соён искренне восхищает Юну с тех самых пор, как они уселись вместе на первом курсе. С тех пор неразлучны.

Соён носит всё лучшее сразу, одета с иголочки и привлекает внимание. Делает это, практически не стараясь — Юна до сих пор в ужасе каждый раз, когда вспоминает, как Чон после жуткой попойки оделась за пять минут и выглядела настолько хорошо, что сама Соль готова была упасть ей в ноги. Если в мире и есть синоним слова «блистательность», то это точно Чон Соён.

— Я в состоянии заплатить за себя сама, — парирует Соль.

— Хорошо, тогда я просто предложу тебе просто потрясающую авантюру, и ты точно меня простишь!

— Единственная авантюра, за которую я готова тебя простить, это отпуск в какой-нибудь Греции с экскурсией по памятникам античности.

— Конечно, Грецию я тебе не предложу, но кое-что, точнее кое-кого, кто с этой античностью связан напрямую!

— Если ты предложишь мне встретиться с каким-то стариком, я закопаю тебя в сугроб до весны.

Соён возмущенно расскрывает рот, чтобы что-то сказать, но подошедший официант отвлекает. Парень предлагает меню, но девушка отмахивается — они с Юной бывают здесь так часто, что меню буквально наизусть выучено. Чон заказывает кофе, бубнит про тяжелый рабочий день, а после заказывает двойную порцию мясных блинов и дежурно улыбается официанту.

— Красота сохраняется в холоде, — продолжает Соён, снова оставшись с подругой наедине. — Так что я скажу тебе спасибо. И буду по гроб жизни тебе должна, если поможешь. Клянусь, если не согласишься ты, то я кого-нибудь убью, сяду, чтобы не позориться перед ректором вуза.

Надо сказать, что Чон Соён — та самая типичная активистка, которая и на пары ходит, и во всех мероприятиях участвует первая, и получает повышенную стипендию. Соль совершено не понимает, как у Чон удалось настолько блестяще закончить учебу, просиживая штаны на всех, абсолютно на всех парах. Настолько блестяще, что деканат и ректорат едва ли не умоляли ее поступать в магистратуру, а после так же умоляли прийти работать к ним.

Соён согласилась без каких-либо раздумий, а после придумала кучу мероприятий, усложняя жизнь бедных студентов ещё больше.

Но Соён все равно любили — харизма делала своё дело, так что студенты охотно шли как на её пары, так и на все мероприятия, которые девушка организовывала.

Соль не сомневается, что и сейчас Соён придумала какое-то мероприятия, поэтому предвкушает, как Чон будет просить о помощи?

— Мне что, нужно снова вырезать три тысячи снежинок за ночь? — бубнит Соль, деловито глядя на подругу, ковыряет ложечкой десерт.

— Четыре.

— Четыре тысячи или просто четыре снежинки?

— Миллиона.

— Столько ты мне заплатишь? Или это количество снежинок?

— И не мечтай, — усмехается Чон, деловито складывая руки на груди.

Соль невольно представляет, как Соён на зачетах с таким же видом говорит об отсутствии автомата студенту, который наивно полагал, что, раз преподавательница молодая, то с ней будет легко договориться. И, зная Чон, Юна может уверенно сказать, что все именно так и будет.

Что забавно, потому что Соён в студенческие годы была именно той студенткой, которая до последнего надеялась на автоматы. Что самое удивительное, она получала их даже по дисциплинам, по которым никто — правда никто — и никогда не получал эти самые автоматы.

Надо сказать, что автоматы Соён получала заслуженно. Не считая истории мировой культуры, где Чон вывезла только на харизме и на том, что так же сильно любила котов, как и преподаватель, разменявший седьмой десяток.

Юна всегда поражалась тому, как у Чон хватает времени и на учёбу, и на мероприятия, и на личную жизнь. Про таких говорят — девочка-зажигалка, и это абсолютная правда.

У Соль так никогда не получалось. Учёба давалась сложно, но считая дисциплин, связанных с древней литературой и мертвыми языками, оценки оставляли желать лучшего, а количество пересдач за все годы обучения пугало. Потому и о работе в вузе, о которой Юна мечтала с самого детства, пришлось забыть — не смогла бы работать, например, в окружении других преподавателей, которые прекрасно знали о том, насколько она «плавала» в некоторых профильных дисциплинах.

А вакансии преподавателей древних языков всегда закрыты, потому что их занимают достопочтенные бабушки и дедушки. Можно сказать, носители древнегреческого и латыни, так что руководство вуза явно считает, что никто, кроме них, не научит бедных студентов.

Носители языка, как никак.

— Я разочарована. Что тебе тогда надо от меня?

— Ты! Целиком и… Полностью. Но в большей степени твои потрясающие лапки, которые делают просто потрясающие фотографии.

Юна усмехается. Ей нравится фотографировать людей или события. Нравится увековечивать на фотографиях мимолетные эмоции людей, которые так легко забываются. Соль никогда не жалела о том, что решила выбрать фотографию, как хобби. Совмещать работу в электронном издании в роли критика и курсы фотографии было сложно, но Юне все равно нравилось. Особенно потому, что после у нее появилась возможность запечатлеть кропотливую работу ее коллег-критиков, потеющих над статьями.

Соль никогда не думала, что у нее получится что-то толковое. Думала, что искусство фотографии ей незнакомо, слишком сложно, но нет — оказалось, это то, что приносит ей настоящее удовольствие. Но Юне искренне нравится заниматься этим.

Чем пользуется Соён так часто, что Юна шутливо начинает считать её нахлебницей.

— Подробнее, — улыбается Соль, заочно давая свое согласие на всю эту авантюру.

Чон даже не удивляется. Потому что Юна никогда не против помочь ей, особенно если это касается её хобби.

Соён поправляет волосы. Идеальный блонд — как только волосы не сожгла — выгодно подчёркивает внешность Чон, делая ее, по мнению Юны, одной и самых красивых женщин из всех, кого она только встретила за свою жизнь.

Девушка довольно улыбается, когда официант приносит ей заказ, искренне благодарит, и тут же тянется к приборам.

— Короче. Руководство решило на Рождество и Новый Год замутить какой-нибудь движ.

Юна усмехается — иногда Соён открывает при ней рот, и Соль перестаёт видеть в подруге преподавателя.

— Ну, а кто это сделает лучше меня? Правильно, никто! — Соён довольно улыбается, но в её словах нет и капли высокомерия, потому что это абсолютная правда. Лучше нее с этим просто никто не справится. — Я долго думала, что можно вообще сообразить, потому что времени мало, ужасно мало. Думала сначала устроить что-то похожее на танцы в стиле какой-то эпохи, может быть, двадцатые! Или вообще прыгнуть в античность, нарядить весь преподавательский состав в простыни и нацепить на них дельфийские¹ венки. Но потом подумала, что это явный перебор, потому что, быть может, кто-то из преподавателей будет рад, кто-то смирится, а кто-то наорет и назовет извращенкой. Как будто меня возбуждают волосатые соски стариков.

Юна тихо хохочет, не донеся ложку с тортом до рта, жмурится. Соён иногда такие вещи говорит, что ей по-настоящему плохо становится.

— Может, тебя будут возбуждать соски профессора Сео, — как будто между прочим замечает Юна, пожимая плечами.

И говорит с таким видом, словно это самая очевидна вещь, которую ей только приходилось говорить.

— Сео? — хмурится Чон, но до нее очень быстро доходит. — А, черт, совсем забыла, что мы называли так Сокджина.

— Ну, ну, давай, хвастайся тем, что называешь его Сокджин, а не кричишь на весь коридор после седьмой пересдачи «Да будь ты проклят, чертов Сео!!!»

Соль до сих пор не может привыкнуть к тому, что Соён теперь спокойно называет их преподавателей по имени, причем иногда очень неформально. Что, вообще-то, просто непозволительно.

Сама Юна о них по сей день даже думает в крайне уважительной манере.

— Я не была у него ни на одной из пересдач.

— Я ходила к нему пересдавать экзамен восемь раз.

— Он душка, — настаивает Соён, будто бы от факта восьми пересдач у профессора не выросли рога на голове.

— Он — Дьявол, — возражает Соль, закатив глаза. — Дьявол во плоти.

— Он душка! — настаивает девушка. — Он поставил мне автомат за зачетку с котиком.

— Да, я помню, — цокает Юна таким тоном, словно её это до сих пор возмущает. Что, в целом, не так далеко от правды. — А за мою зачетку с Дионисом на последней пересдаче его чертового предмета он сбагрил меня господину Мину, воспользовавшись тем, что некоторые дисциплины у них совпадают. И вот он был ещё хуже! И самое забавное, что на собственной дисциплине Мин и сам котик, прям как на твоей отстойной зачетке, а здесь… Да меня как-будто по кругу пустили! А потом оказалось, что я вообще могла не идти к нему, потому что Сео зачет поставил. И что это, нахрен, было?

— Сокджин — жуткий шутник, — говорит Чон невозмутимо, будто бы это что-то совсем незначительное.

У Соль дёргается глаз. Её это практически возмущает. Профессор Ким Сокджин — самый жуткий преподаватель, которого она встречала. Восемь пересдач и шуточная пересдача у другого преподавателя — это ничто в сравнении с тем, что этот мужчина сначала очаровал весь поток, а после, на первом семинарском занятии спустил всех с небес на землю жёсткими правилами и требованиями.

Юна тогда неиронично подумала, что её предал мужчина. Чего вообще никогда не случалось!

Она ходила на его пары, как на каторгу, плакала за выполнением заданий, не спала ночами и хотела отчислиться. И как же Соль радовалась тому, что занятия с ним длились всего два семестра.

— Он — жуткий мудак, Соён, — настойчиво повторяет Юна, показывая всем своим видом, что она не изменит своего мнения.

— Он таскает мне кофе.

— Он хочет затащить тебя в постель.

— Он гей.

— Он? — Соль язвительно усмехается. — Родная, я уверена, что он смотрит исключительно гетеро-порно, спит только с девушками, возможно, со студентками…

— Латентный, — тут же исправляется Чон.

— Херню несёшь.

— Да и потом! — Соён вдруг лукаво щурится, и Юна прекрасно понимает, что это не сулит ей ничего хорошего. Чон явно сведёт тему к тому, что Соль точно не понравится. — Говоря о Мине — не думаю, что ты была так против пересдачи у него.

Соль закатывает глаза. Нет, они явно не будут говорить об этом

— Он отымел мой мозг.

— И ты расстроилась, что не тебя? — насмехается в ответ Соён и улыбается так бессовество, что Соль просто теряется на мгновение.

Юна ничего на это не отвечает, показательно закатив глаза, а после корчит такое выражение лица, которое можно понять, как «Если мы не вернёмся к той теме, которую обсуждали, я просто уйду домой, и ты будешь куковать тут одна.»

Соён, прекрасно зная подругу, все понимает.

— Мы к этой теме ещё вернёмся, — Юне хочется отчаянно сбежать, потому что и правда к этой теме вернутся. — Короче, решила я сделать что-то в стиле бала-маскарада. А там, понимаешь ли, важна загадочность! Таинственность. Из всех фотографов, которых я знаю, ты передашь эту атмосферу лучше всех. И уж тем более лучше тех первокурсников, которые лезут вперёд паровоза и думают, что умеют в фотографировать. Поэтому, да, я прошу тебя помочь. Это займёт пару часов, ты можешь халявно поесть и накатить.

Юна подозрительно щурится. У нее, конечно, есть занятия поважнее, чем быть фотографом на университетском мероприятии, но… Это же Соён просит.

А Соён нужно помогать.

— Мне же не придётся натягивать платье в пол? — Чон отрицательно качает головой. — Что ж, славно. Тогда я согласна даже без путёвки в Грецию.

— В долгу не останусь!

— Да ладно? Например?

— Попрошу Юнги тебя, наконец, трахнуть. Я же обещала тебе кое‐кого античного! Этот дедок точно подойдёт.

Юна усмехается:

— Дедок? Родная, он — Аполлон как минимум, но уж точно не дедок.

— Одно другому не мешает. Все еще фантазируешь, как этот дедок тебя поимеет на своём столе?

Соль поджимает губы, складывает руки на столе и выглядит недовольно.

— Это не смешно.

— То, что ты шесть лет влюблена в нашего препода?

— Я не влюблена! — тут же возмущается Соль.

— Твоя реакция подтверждает обратное.

— Я просто была бы не против, чтобы он… Ну, ты понимаешь.

— Трахнул тебя в своей аудитории, я помню, на первом курсе ты говорила об этом каждый день.

Юна вздыхает. Преподаватель античной литературы Мин Юнги был ее головной болью в первый год обучения. Это было, что говорится, попадание строго в цель, в яблочко.

Вечно спокойный, рассудительный мужчина с самой потрясающей на взгляд Соль улыбкой просто не мог оставить её равнодушной. Настолько, что не было ни одной пары Мина, которую Соль пропустила бы по какой-либо причине — лишь раз она не явилась на античную литературу, и то только по той причине, что температура под сорок к обратному точно не располагала.

Юна была очарована еще на самой первой лекции, когда в аудиторию вошел мужчина в просто изумительном зелёном свитере, а после представился с самой невозможной улыбкой. Но последний гвоздь в крышку гроба Соль в тот день забил его голос — низкий, спокойный, с небольшой хрипотцой. Мин Юнги говорил, а Юне казалось, что он практически мурлычет, и она готова была растечься лужей у его ног только из-за этого.

Она практически с открытым ртом слушала его лекции, как ужаленная читала ночи напролет античные произведения, даже если это стоило ей сна, чтобы после иметь возможность поговорить с мужчиной на парах по теме романа, поэмы или комедии. А говорить, в основном, приходилось лишь ей одной, потому что никому более предмет не был интересен.

За исключением Соён, но та, несмотря на то, что читала так же абсолютно всё, чаще всего молчала, а на вопрос Соль «Почему?», только коварно улыбалась и сладко шептала, что хочет стоять во главе роя Эротов*, отвечающих за любовь Юны и понравившегося ей преподавателя. Но после, услышав историю о коварстве самого главного Эрота, заявила, что станет для них кем-то вроде Гименея*.

Соль всегда краснела, посылала подругу подальше, говоря, что это просто глупость какая-то, но в глубине души, наверное, надеялась, что эта надумка Соён может стать реальной.

Потому что Мин Юнги был просто… Божественен, подстать дисциплине, которую вел.

Юне нравилось слушать его. Нравилось спрашивать. Нравилось то, что на его парах приветствовалось не только принятое всеми исследователями мнение. Литература, будь то античная, средневековая или современная — в виду меньшей осмысленности на данном этапе — обычно имеет строгие рамки. За закрытыми дверьми, конечно, можно утверждать о чем угодно, открывать, так сказать, новое дно, но в более официальных формах обсуждения всегда существует только две точки зрения — правильная и неправильная. Или одна — только правильная, а все неправильное браковалось.

Например, на занятиях у профессора Сео существовала только одна точка зрения — его. В свою очередь его точка зрения совпадала с той, к которой приходили исследователи. И любое отступление от нее сулило большие проблемы, особенно на экзаменах и зачетах, а потому его дисциплину Соль терпеть не могла.

В отличие от пар античной литературы, на которых официально так же существовала только одна позиция, а на практике — бесчисленное множество. Каждый студент мог высказать свою позицию. И преподаватель всегда слушал. Причем, слушал внимательно и вдумчиво, как будто эти размышления действительно имели вес.

Что было крайне забавно, когда кто-то из однокурсников Соль рассуждал о произведении после быстрого пересказа Соён, которая рассказывала об огромном произведении за десять минут перед парой.

Но иногда и это могло, что говорится, прокатить. Конечно, Мин всегда понимал, что большая часть курса даже не открывала произведения, но… Аргументация — вот, что по-настоящему спасало бедных студентов на парах по античной литературе.

Иногда случалось так, что студент просто-напросто не мог защитить свою точку зрения — что на парах Мина было гораздо хуже, чем непрочитанное произведение или что-то в этом духе. Потому что «Вы, господа, можете говорить полную чушь, вам никто не запрещает. Но вы должны помнить, что это ваша чушь, и защищать свою чушь вы должны уметь».

Конечно, чаще всего это заканчивалось тем, что студент сам себя закапывал — его аргументы противоречили содержанию и тому, что буквально было написано в тексте, так что в ответ звучало практически ироничное «До этого момента все было хорошо, но теперь я понял, что вы текст даже в глаза не видели, поэтому эта точка зрения не принимается, не смейте рассказывать мне об этом на экзамене, пойдете на пересдачу.»

Надо сказать, что именно из-за способности защищать свою «чушь» — справедливости ради, многие её позиции касательно чего-либо Юнги признавал достойной точкой зрения после долгих обсуждений и разбрасываний аргументами с обеих сторон — Юна и стала лучшей на курсе по дисциплине преподавателя Мина.

Пусть многие её высказывая были резко противоположными тому, что говорил Мин, но Соль слишком хорошо защищала их, чтобы они были простой «чушью». А фраза о том, что она может даже попробовать написать статью на тему своих размышлений касательно чего-либо — была верхом похвалы от преподавателя Мина.

Потому что значило, что аргументы были действительно убедительными, а теория имела полное право на существование. Соён после такого всегда предлагала Юне выпить. И утверждала, что Мин «точно хотел Юну из-за её невыносимо сексуального мозга».

Надо сказать, что Юна и правда пропала. Она была очарована настолько, насколько вообще можно. И все было крайне неплохо, пока однажды Соён не пошутила про жаркий секс на преподавательском столе. И вот тогда-то у Соль начались настоящие проблемы.

Потому что к простой очарованности мужчиной добавилось и кое-что более… Запретное.

Фантазия о том, что преподаватель античной литературы разложит её прямо на столе, стала личным Адом и вместе с тем настоящим Раем для Соль.

Юна, надо сказать, до сих пор, на чем только свет стоит, проклинает подругу за это. Хотя и Соён, по сути, не виновата.

Признать то, что она не просто очарована, а действительно влюблена в доцента кафедры зарубежной литературы Юне было сложно, но это пришлось сделать. Примерно в тот момент, когда она, придя после свидания в общагу — ей очень повезло жить в одной комнате с Чон — заявила, что:

— Парень был хорош! Я точно могла бы обратить на него внимание.

— Но? — Соён тогда сразу уловила не просто второе, а как минимум третье дно в словах подруги.

— Но есть какое-то «но», и я не могу понять, какое.

— Он — не наш препод по античке, — пошутила Соён в ответ, чтобы хоть как-то утешить Соль.

И, сама того не ведая, попала абсолютно в точку.

Соль до сих пор помнит, как замерла тогда с колготками в руках, ошарашенная этим заявлением.

Потому что она и правда влюбилась в своего преподавателя. И что с этим делать, она не знала.

Юна не уверена, что это чувство прошло.

Иногда ей кажется, что… что нет. И именно с этим связанно то, что у неё до сих пор всё не клеится с противоположным полом. Дело вовсе не в завышенных стандартах — которые на взгляд Соль достаточно обычные — а в том, что все мужчины, которых она встречает, вовсе не Мин Юнги, доцент кафедры зарубежной литературы.

Это, наверное, должно разочаровывать Юну.

Потому что она преподавателя Мина, как человека и мужчину, знала и знает плохо, да и вряд ли узнает, потому что точек соприкосновения нет никаких. Соён за такую точку не считается, потому что… Да даже если бы Юна воспользовалась шансом и, что говорится, достала бедного доцента через подругу, шансов маловато.

Она иногда смотрит на себя и думает — до идеала женщины так далеко, что дойти не получится. А мужчина, который с самой нежной любовью относится к античной культуре, ко всему прекрасному, являясь очевидным эстетом — что, впрочем, противоречит в какой-то степени любви Мина к древнегреческим комедиям — вряд ли сможет когда-нибудь задуматься о ком-то вроде Соль, как о женщине, а не о надоедливой студентке, оспаривающей практически каждое его умозаключение.

Каждый раз, когда Юна озвучивает что-то такое Соён, так говорит только о том, что у Соль серьёзные проблемы с самооценкой, раз она так думает.

Юна думает, что в словах подруги есть доля правды, но доля эта вовсе не такая большая, чтобы она могла думать, будто бы она серьёзно может подкатить к своему преподу.

Да и потом, с момента выпуска прошло достаточно много лет, чтобы Юна могла просто так объявиться и сказать «Друг, а ты мне, вообще-то, нравишься, пойдем на свидание?»

Этап, можно сказать, пройденный, и Юна не видит даже смысла пытаться, потому что… Да у него, наверняка, уже кто-то есть!

И, хотя Соён никогда ничего такого не упоминала, Соль думает, что такой мужчина просто не может быть одинок.

— Я помогу тебе, если мы сейчас же закроем эту тему, — заключает Соль, складывая руки на груди, и выглядит очень недовольно.

Хотя, скорее, эту эмоцию можно толковать как большое разочарование.

— О, да брось! Почему ты все ещё не попросила у меня его номер? — возмущается с искренним негодованием Чон. Вообще-то, она задает этот вопрос примерно каждый год.

Под Рождество. Каждый раз надеется, что произойдет чудо, и Соль ответит не так категорично, как годом ранее. Упорности — скорее упертости — Соён точно не занимать, особенно во всем, что так или иначе касается личной жизни подруги.

Это она выбрала путь полного безбрачия, потому что… Потому что. А вот против личной жизни подруги Соён не имела ничего против. Она даже однажды попробовала свести Юну со своим братом — Хосок оказался до одури очаровательным парнем, но…

Он не был Мин Юнги, как сказала тогда сама Юна.

— Уверена, что у него кто-то есть. Как минимум, девушка, как максимум, невеста, а как пиздец, какой максимум — жена.

— Ни девушки, ни невесты, ни уж тем более жены у него нет! — серьёзно возражает Соён, будто бы каждый день проверяет паспорт коллеги на наличие штампа.

— На моей памяти он всегда был скрытным по части своей личной жизни. Да у него даже в социальных сетях, кроме антички и котов, нет ничего!

— О, так ты до сих пор шаришь по его социальным сетям? — Чон улыбается так, словно подловила подругу на серьёзном преступлении.

Юна поджимает губы. Иногда да. Под Рождество примерно, потому что любопытство мучает. Иногда посты мужчины просто появляются в ленте, потому что их, что говорится, лайкают бывшие одногруппники или Соён.

— Не имеет значения.

Соён фыркает.

— Да, не имеет. Да, у него куча фоток античности и котов. Именно поэтому я думаю, что в потоке этих фотографий отлично бы смотрелась такая же мордашка. Три любви Мин Юнги, — Чон ведет рукой в воздухе, будто бы имитируя баннер. — Коты, античность и Соль Юна.

— Херня.

— Херня — это то, что ты говоришь. Нет у него никого, я бы знала.

— А тебе что, все отчитываются? — усмехается Юна ехидно и закатывает глаза. Она близка к тому, чтобы отказать Соён в помощи. Но последнюю это пугает в меньшей степени.

— Ты просто не знаешь, что у нас на кафедре обычно происходит. Мин и Сео — главные сплетницы, я не успеваю за ними записывать. И, конечно, иногда приходится слышать о любовных похождениях. В основном, конечно, грешит только Сокджин, да притом иногда в таких подробностях, что «Метаморфозы» Апулея* просто отдыхают! Но да, я знаю, что иногда этот кото-папаша ходит на свидания, но что-то там не клеится. Так что такая помешанная фанатка антички, как ты, идеально ему подходит!

— Ты должна перестать подслушивать чужие разговоры.

— Это они должны перестать обсуждать свои мужские вопросы на кафедре, для этого есть бар! — фыркает Соён. — Я, конечно, понимаю, они там кто-то типа подружек, но, знаешь, я тоже не пальцам деланная. С учетом того, сколько я дала советов Сокджину в делах любовных, я тоже их подружка.

— Врагу таких друзей не пожелаешь, — как бы между прочим замечает Юна, улыбаясь так невинно, что Соён от возмущения даже приоткрывает рот.

— Охренеть теперь! — фыркает она, показывая, что это был удар ниже пояса, однако позже, отмахнувшись, продолжает. — И к тому же, Юна, он же постоянно говорит про античку и инцестников-Богов, кто в здравом уме пойдет за него замуж? Или хотя бы… Хотя бы! Ляжет с ним в постель? Вот теперь я, кстати, поняла, почему у него на свиданиях все так плохо, явно начинает лепетать про свою античку, и девушка сбегает.

— Что плохого в античке? — искренне хмурится Соль, действительно не понимая, в чем проблема.

Чон цокает, мол, вот о чем и речь! После хмурится и вдруг кивает своим мыслям, резюмируя:

— Вот именно поэтому я считаю, что кошатник должен брать тебя с руками и ногами. И в прямом, и в фигуральном смысле. Вы же оба на античке помешаны.

Юна вздыхает. Следом качает головой и, закинув последний кусочек торта в рот, откладывает вилку.

— Соён, мы закроем тему, — повторяет настойчиво. Мрачнеет на глазах до такой степени, что Чон понимает: вот теперь тему и правда стоит закрыть, чтобы не схлопотать по шее. — Иначе я правда не буду тебе помогать.

— Говоря об этом, — Чон жмет плечами, соглашаясь перевести тему. — Мина там не будет, так что расслабься. В основном идею поддержали только молодые преподаватели, но он не вошел в их число. Ну, и парочка старичков согласилась. Мол, что им делать среди молодежи, да еще и ходить в масках… короче, идею не поддержали, а жаль. Но зато! Не поверишь.

Юна хмыкает. Соён ничего не стоит поменять тему.

— Боюсь представить.

— Уговорила нашего декана прийти, прикинь? Наряжу его в Визериса⁵ или Радовида⁶! Вот прикольно будет, скажи?

— А железный трон из чего сделаешь?

— Из наших дипломов! Хоть где-то они пригодятся, ну?

Юна тихо смеётся, чувсвуя, как настроение быстро меняется. Возвращается прежняя непринужденность, и она уже не хочет отказать подруге в помощи. Вечер принимает прежнее спокойное настроение, хотя Соль и не уверена, что, вернувшись домой, она не почувствует, что хочет как можно дольше иметь себе мозги размышлениями о теме разговора.

Соль вдруг кажется, что в этом году на Рождество с ней может случится какое-то чудо.

¹ Речь идет про лавр. Знаменитый Овидий в своих «Метаморфозах» повествует о том, что Аполлон, живший среди людей, влюбился в нимфу Дафну и постоянно преследовал ее. Однажды после победы над змеем Пифоном Аполлон встретил юного бога любви Эрота с луком и стрелами и подшутил над ним. Эта насмешка оскорбила Эрота, и он в отместку послал две стрелы. Первая, стрела любви, пронзила Аполлона, а вторая — убивающая любовь — попала в Дафну. С тех пор Дафна всегда убегала прочь от Аполлона. Никакие ухищрения не помогали ему. Измученная страданиями, вечными преследованиями, Дафна обратилась к отцу Пенею и Земле, чтобы они отняли у нее ее образ. После этих слов она превратилась в лавровый куст (любопытен тот факт, что на Руси до XVIII века лавровый лист называли «дафния» («лавр» по-гречески — «дафна»).
Опечаленный Аполлон с тех пор стал носить на своей голове венок из вечнозеленого лавра.

² Эроты — крылатые боги, связанные с любовью и чувствами. Грубо говоря, купидоны. В более раннюю эпоху (эпоху предэллинизма), как бог любви описывался только Эрот (Эрос), однако в поздний период (период эллинизма) мифология изменилась, Эрот стал иметь множество воплощений, которые в сочинениях древнегреческих поэтов стали персонификацией различных форм любви.

³ Гименей — бог брака и любовного ложа. Эрот же покровительствовал в большей степени сексуальному влечению.

⁴ «Метаморфозы, или Золотой осел» Люций Апулей. Не путать с «Матаморфозами» Овидия! Если кратко, то фантастический роман «Метаморфозы, или Золотой осел» повествует о том, как главный герой Луций удивительным образом превращается в осла и, чтобы снова стать человеком, отправляется на поиски противоядия — волшебных лепестков розы. Разумеется, на пути к спасительному растению осла ждут удивительные приключения, да притом похлеще, чем в гомеровской «Одиссее». «Где же эротика?» — спросите вы. Дело в том, что Луций даже после превращения не дает своим ушам отдыхать: он слушает различные истории, которые затем пересказывает читателю. И в них — просто целая куча эротических и порнографических моментов. Так что, согласитесь, теперь строчка из «Онегина» «Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал» раскрывается по-другому. Порнографию Онегин любил, порнографию.

⁵ Король Визерис Таргариен, герой цикла «Песнь Льда и Огня» Джорджа Мартина.

⁶ Король Радовид Свирепый — персонаж литературной саги и игровой серии «Сага о ведьмаке» Анджея Сапковского.