Когда Хосок проснулся, часы показывали начало десятого утра. Парень любил поспать, но рука сильно занемела, из-за чего он и проснулся. Собственно, ныла не только рука, но и всё тело, затянутое в одежду. Чон даже не сразу понял, почему спит в одежде, почему выглянувшее солнце слепит глаза, ведь у него дома всегда шторы были задёрнуты, дабы иметь возможность проваляться в постели до обеда. А потом под боком заворочался Чонгук, и всё встало на свои места.

Почувствовав чужое ёрзанье, Хосок тут же замер. Во сне они перевернулись, и теперь он лежал, прижимаясь спиной к стене. Чонгук лежал на боку лицом к нему, по-детски сложив ладони под щекой. Лохматый, бледный, синяки под глазами ярко выделяются, на щеке след от подушки, губы из-за рук под щекой надуты бантиком. Совершенно очаровательный. Так и не скажешь, что уже взрослый парень.

«Соооо кьюююют~», — пропищал голос Тэхёна в голове.

Улыбнувшись, Хоуп поёрзал, устраиваясь поудобнее, и начал внимательно рассматривать такие знакомые черты чужого лица. Взгляд зацепился за шрам на щеке, оставшийся у Чонгука после драки с братом за приставку. Зная о том, как парень любит игры, Хосок, не питающий к ним особой любви, был рад, что уж они-то драться за приставку точно не будут. Минус один повод поссориться. Судя по всему, оба любители поспать подольше в позе «на боку». Разве что Чонгук руки под щёку складывает, а Хосок имеет привычку обнимать сам себя во сне. Но как знать, возможно, скоро обнимать его будет кто-то другой, и под этим «другим» подразумевается вполне себе конкретная личность.

— Чонгукки, просыпайся, — негромко позвал Хоуп, потрепав парня за плечо.

Тот сначала и не думал подавать признаков жизни, а после и во все придвинулся ближе, утыкаясь лбом в плечо и шепча «ещё чуть-чуть, хён». При упоминании Юнги Хосок тут же всполошился. Наверняка вчера Мин заходил в комнату, не мог же он не проверить брата после такого скандала. Нехорошо вышло. Мало того, что заявился без приглашения, так ещё и уснул. Надо бы сначала с Юнги поговорить при таком раскладе, объясниться, а потом уже будить Чонгука.

Решив подниматься, Хосок на мгновение замер, рассматривая беззащитного Чонгука, котёнком жмущегося к его плечу. Вставать расхотелось. Захотелось придвинуться ближе к тёплому телу друга, крепко обнял, поцеловать в макушку и пролежать вместе с ним до самого пробуждения. Чтобы когда Чонгук проснётся, он почувствовал чужое тепло, присутствие рядом, а не только одиночество, раскрашенное чёрным.

«Собственно, а что тебе мешает?», — нашептал голос в голове, и Хосок тут же устроился поудобнее, прижимая Чонгука ближе к себе.

Тот заёрзал, тоже двигаясь ближе к источнику тепла, уткнулся носом в районе ключиц Хоупа и обнял рукой за пояс. Довольно улыбнувшись такому раскладу, Хосок обнял друга в ответ, непроизвольно принимаясь поглаживать по спине, обтянутой чёрной футболкой. А после взгляд его зацепился за нечто чужеродное на коже Чонгука, выглядывающее из-под растянутого ворота футболки. И это «что-то» заставило внутренности сжаться.

«Только не это. Нет, нет, нет», — в панике заорал голос в голове, а сам Хосок закусил губу и осторожно, чтобы не дай бог, не разбудить парня, потянул за ворот, сильнее оголяя кожу на плече.

«안혜진».

Хосок растеряно смотрел на метку, являющую собой имя пары, предназначенной для Чонгука. И почему чёртова метка появилась именно сейчас, когда Хосок наконец-то понял, что испытывает к Чонгуку чувства более глубокие, чем дружеские или братские, как он поначалу предполагал? Почему метка появилась именно тогда, когда Хосок пообещал себе, что не оставит Чонгука, что будет его опорой? Когда признался сам себе, Чонгуку, что хочет быть рядом со своим другом в качестве... Возлюбленного?

— Мне нравится твой одеколон. Знаешь, я могу узнать тебя по запаху, — раздался хриплый голос, вырвавший Хосока из ступора.

— Доброе утро. Давно проснулся? — интересуется Хосок и хочет отодвинуться, но хватка на поясе становится сильнее, а сам Чонгук трётся лбом о шею, придвигаясь ещё ближе.

— Только что. Знаешь, когда я раньше просыпался, то даже не сразу это понимал, ведь что во снах, что наяву меня окружает темнота. На неделе меня будильник будит, срабатывая ровно в семь утра. На выходные я попросил Юнги тоже поставить будильник на двенадцать утра, чтобы знать, во сколько просыпаюсь. И что действительно просыпаюсь... А тут без всякого будильника понял, что проснулся. Приятно просыпаться не одному, — негромко отозвался Чонгук, улыбаясь.

— Я бы с радостью оставался у тебя с ночёвкой почаще, лишь бы ты не чувствовал себя одиноким, — честно ответил Хосок, и Чонгук тут же отодвинулся, переворачиваясь на спину и потирая закрытые глаза.

— Нам придётся поговорить о том, что вчера произошло, да? — уточнил он, ероша чёлку и складывая руки на груди.

— Если ты не хочешь, то мы не будет ни о чём разговаривать. Я ведь уже всё сказал тебе, Гукки. Я буду рядом, я тебя не оставлю и всегда протяну руку помощи, буду твоей опорой. Не брошу тебя в одиночестве. Тебе нужно лишь не отталкивать меня, о большем я и не прошу.

Приподнявшись на локте, Хосок вновь зацепился взглядом за метку и закусил губу. Чонгук тем временем открыл глаза, смотря в потолок над постелью. Сонный взгляд, чуть припухшие веки, длинные ресницы, чёрные матовые радужки. Хотя нет, тёмно-карие, просто очень насыщенного тёмного цвета, вот и кажутся почти чёрными. Но на свету Хосок отчётливо видит переливы янтарного цвета во вкраплениях возле зрачка. Красиво.

— Ты ведь понимаешь, как всё это... Глупо? Бессмысленно? Бесполезно? Джей, я ничего не вижу. И, возможно, никогда видеть не смогу. Я — обуза, я действительно ничего не могу сам, от меня одни беды и неприятности. Таких, как я, обычно сдают в приюты или где там ещё содержат всяких калек, лишь бы самим не влачить это бремя? Даже если я позволю тебе взять на себя чуть больше, чем сейчас, ты устанешь вскоре. Я ведь знаю тебя довольно неплохо, ты не тот человек, который смог бы в реальности угробить свою жизнь в уходе за калекой, который тебе никем не приходится, — сказал Чонгук и отвернул лицо в сторону. — Ты мне не брат и не отец, ты просто одноклассник, друг, который по доброте душевной решил взять меня под опеку. Но если я не вижу, это не значит, что я и не слышу. Я прекрасно знаю, как часто ты отказывал в прогулке Тэхёну или другим ребятам из класса, как часто ты говорил маме, что не сможешь с ней куда-то съездить, хотя и очень хочешь, из-за того, что тебе непременно нужно проводить меня до дома или погулять со мной в парке. Я мешаю твоей жизни, ограничиваю твою свободу. Сейчас ты этого не замечаешь, но вскоре поймёшь.

— Даже если и так. Не попробую — не узнаю. Сейчас я знаю только одно — я хочу быть рядом с тобой. Остальное неважно. Если ты так печёшься о моём счастье, то позволь быть рядом. Я ведь не настаиваю на чём-то... Ну, таком, знаешь? Я всего лишь хочу... Чёрт, не знаю, как объяснить. Ты мне очень сильно нравишься, Чонгук, и я просто не могу тебя оставить, слышишь?

Под конец речи мысли в голове совсем запутались, оттого начал заплетаться и язык. Хосок понятия не имел, как объяснить Чонгуку, что пусть они и сейчас рядом, пусть он заботится о Чоне, но хочется... Нежнее что ли, ещё ближе. Чтобы касаться не только тогда, когда нужно помочь выйти из школы, чтобы обнимать не только на лестнице для дополнительной страховки, чтобы голову на плечо, затянутое в форменный пиджак, пристраивать не ради удобства для дрёмы на скучном занятии, а чтобы насладиться чужим теплом, присутствием. В голове всё так просто и понятно, но как выразить это словами?

— У тебя метка проявилась, — ляпает Хосок и тут же прикусывает щёку изнутри.

Кажется, вырвалось то, что он хотел утаить. Хотя какой в этом смысл? Чонгук ведь сказал, что не хочет свою пару знать, да? И Юнги мог бы увидеть метку и сказать брату. И хотя метка была расположена на плече так, что даже обычной футболкой с не растянутым горлом была бы скрыта, Хоуп был уверен, что уж кто-нибудь бы доложил Чонгуку о наличии чужого имени на коже. И отчего-то Чону хотелось самому сообщить о появлении иероглифов.

— И... Что за имя?

Голос Чонгука дрожит как лист на ветру. Хриплый после сна, разбавленный любопытством, раздражением и волнением. Рука парня скользит к шее, проходясь после по плечу, и Хоуп отводит взгляд. Чонгук так точно понял, почувствовал, где именно появилось чужое имя. Даже плечо не перепутал.

— Ан Хёджин.

Больше всего на свете Хосок боится, что Чонгук скажет, что знает эту девушку. Но Чонгук лишь проводит пальцами по плечу, поправляя съехавший ворот футболки, и пожимает плечами.

— Я не знаю никого с таким именем, — отзывает он.

Хосок шумно выдыхает, понимая, что задержал дыхание, дожидаясь ответа. Почему-то его очень обрадовало осознание того, что данная особа Чонгуку незнакома. Хотя нет, не почему-то, а по вполне конкретным причинам. Чонгук же какое-то время молчит, а после неловко садится на постели, опираясь на колено Хосока, но не спеша убирать руку, лишь пальцы чуть сильнее сжал.

— Пойдём умываться?

Хоуп соглашается, поднимается и следует за другом. Сонный Чонгук идёт медленно, касается пальцами стены, не сразу находит ручку двери, которую обычно оставляет открытой. Ему скрывать теперь нечего, а Юнги любит тишину, так что они друг другу не мешают. В ванной хозяин квартиры сообщает, где найти новую зубную щётку, а сам принимается чистить зубы. Вскоре к нему присоединяется Хосок, который глаз не сводит с отражения друга. Чонгук «смотрит» куда-то в сторону, губы украшают разводы белой пены. Вкупе со стоящей дыбом чёлкой смотрится комично, и Хосок спешно делает пару фоток на память.

«Надо бы побольше фоток сделать, чтобы было что показать, когда он снова будет видеть. Чёрт, надо было его сфоткать, пока он спит», — думает Хосок, убирая телефон и отгоняя мысли о том, что фотографии эти он больше для себя сделал.

— Кстати, что-то тихо в квартире. Я думал, твой брат уже поднялся, — замечает Хоуп.

— У него в субботу тоже пары во второй половине дня.

При упоминании брата Чонгук кривится, а потому Хосок решает не поднимать больше эту тему.

После ванной они направляются на кухню. Усадив Чонгука за стол, Хосок принялся готовить завтрак, какой ему всегда готовила мама. Чонгук подсказывал, что где найти, и раза разом просил всё ставить на свои места, чтобы потом не мучиться и не шарить руками по всем полкам. Хосок же всерьёз задумался о том, чтобы хотя бы на выходных оставаться у друга с ночёвкой, чтобы вот так вот просыпаться вместе, умываться, готовить завтрак, а после...

— Кстати, а что ты по выходным делаешь? — интересуется Хосок, когда они принялись за еду.

— Музыку слушаю. Иногда с Юнги гулять ходим. Но чаще всего я из дома не выхожу, — пожав плечами, Чонгук отодвинул пустую тарелку и обхватил ладонями заботливо придвинутую другом кружку, наполненную кофе.

Повисло молчание. Чонгук мелкими глотками пил кофе, а Хосок обдумывал сложившуюся ситуацию. Просто сидеть дома же скучно. Слушать музыку тоже рано или поздно надоедает. И, скорее всего, это поздно уже настало, ведь времени-то прошло очень много с того момента, как Чонгук потерял зрение. Можно было бы телевизор посмотреть, но как-то это глупо будет. Или нет?

— Эй, давай посмотрим какой-нибудь фильм? Что-нибудь из того, что ты уже смотрел. Для тебя это будет как аудио-книга. Уверен, свой плейлист ты заслушал до дыр.

— А я могу выбрать под свой вкус? Если тебе не понравится, можем посмотреть что-нибудь другое, — кивнул Чонгук, постукивая ногтями по керамическому боку кружки.

— Согласен. Что будем смотреть?

— С учётом того, что я ничего не вижу, а могу только слушать, нужно что-то такое, где много диалогов и мало действий. Можно посмотреть...

Чонгук замолчал, принимаясь покусывать нижнюю губу. Ладони его сильнее сжали кружку, а после он неуверенно продолжил:

— ... Суини Тодда.

— Никогда не смотрел, — отозвался Хосок и поднялся, собирая посуду со стола. — Хорошо. Сейчас я только посуду помою, и пойдём откапывать твой ноутбук.

***

«Пой, пой, мой соловей, радуй мне сердце. Мне так жаль, что ты всё время в клетке и не можешь улететь. Я бы хотела взлететь в небо, высоко-высоко. Как ты можешь жить взаперти, а не на свободе? Мне так жаль тебя. Я тоже живу в клетке...», — крутятся в голове слова героини, пока Хосок завязывает шнурки.

Уходить от Чонгука не хочется, но на часах девять вечера, мама звонила уже несколько раз и требовала явиться пред её очами. Да и Юнги давно вернулся домой. Хосок с ним так и не объяснился, ведь когда Мин вошёл в гостиную, встать ему помешал Чонгук, голова которого лежала на его коленях. Да и сам Гук не позволил им поговорить, фактически выгнав Юнги из комнаты со словами «мой друг пришёл ко мне в гости, а ты иди Чимину позвони, а то как бы он не потерялся без тебя». Юнги ничего не ответил, лишь окинул брата тяжёлым взглядом и ушёл к себе. Впрочем, Хосок-то хорошо видел, что старший раскаивается и хотел бы помириться, но Чонгука, видимо, вся эта ситуация задела слишком сильно. Или он просто решил доказать брату, что и без его помощи справится. В любом случае, Хосок решил не лезть не в своё дело.

— Ты как домой доберёшься, позвони, ладно? Телефоны ты мне зарядил, за что спасибо тебе огромное, так что буду ждать звонка, — попросил Чонгук, что стоял в метре от обувающегося Хосока, прислонившись спиной к стене.

«... я тоже живу в клетке. Хотя она и побольше твоей, но всё же в ней недостаточно света. Мне не хватает свободы, хотя вокруг нет решёток».

Чонгук смотрит в его сторону, но вновь немного правее, чем нужно. Хосок думает о том, что слова главной героини как никогда характеризуют сейчас жизнь Чонгука. Может поэтому Чон и выбрал именно этот мюзикл для просмотра? Хоуп помнил, как внимательно слушал Чонгук, закрыв глаза и разве что ушами наподобие кота не дёргая, чтобы уловить каждое слово и ничего не пропустить, как эмоции сменялись на лице друга, как хмурились брови, поджимались губы, становясь тонкой линией. Чонгук пропустил весь сюжет через себя, погружаясь с головой. А Хосок почти ничего и не запомнил, ведь был занят тем, что рассматривал лицо Чонгука и сдерживал себя от желания запустить пальцы в разметавшиеся волосы парня на протяжении почти двух часов.

— Да, я позвоню. Кстати, я тебе в телефон закачал новых песен около сотни из своего. Так что поделись потом впечатлениями, как послушаешь. Всё, я пошёл. Так, телефон, ключи, всё с собой. Пока, Гукки, не скучай тут без меня и жди звонка.

Чонгук отлип от стены и сделал пару шагов навстречу. Хосок тут же подался вперёд, обнимая друга на прощание. И вроде бы уже хотел отстраниться, но чужие руки не дали этого сделать.

— Чонгукки? Эй, что такое? — взволнованно спросил Хосок, чуть отстраняясь и заглядывая в чужое лицо.

Щёки Чонгука покраснели, а сам он кусал губы, смотря в сторону. Хоуп чувствовал, как толстовку на его спине сжали в кулаки, а сам Чон вновь подался вперёд, обнимая ещё крепче, чем до этого.

— Я... Ты можешь и завтра прийти ко мне, если хочешь. Ну, знаешь, мне понравилось смотреть с тобой фильмы по ноуту. И ты делаешь очень вкусный кофе, и...

Дальнейший лепет парня Хосок уже не слышал, потому что сердце застучало так часто и громко, что в ушах зазвучало эхо. В висках застучала кровь, стало очень жарко, а ещё в животе как-то пусто и легко, хотя они только недавно умяли сытный ужин, приготовленный всё тем же Хосоком.

— Вообще-то, если у тебя дела, я пойму, но всё-таки... — продолжал Чонгук, уже отстраняясь.

— Нет, я приду. Только не утром, нужно будет проект по истории доделать, — отозвался Хосок, широко улыбаясь.

Чонгук тут же улыбнулся, кивая, и Хоуп открыл дверь, выходя на лестничную клетку. А потом в голове что-то щёлкнуло, и...

— Чон Хосок, какого хрена?! — взвизгнул Чонгук, на что Хоуп лишь громко рассмеялся и, громко топая, скатился с лестницы, удирая.

— Не скучай, Чонгукки! — крикнул он и, спешно преодолев лестничные пролёты, вывалился из подъезда, касаясь кончиками пальцев губ и улыбаясь совершенно по-идиотски счастливо.

«Придурок», — носилось по кругу в голове Чонгука, который прижимал ладонь к пылающей от поцелуя друга щеке, сидя на корточках у входной двери, не удосужившись даже её закрыть.

Юнги, вышедший из комнаты на шум, лишь удивлённо вскинул брови, рассматривая покрасневшего брата и его смущённую улыбку.

*** Спустя N-ое количество времени ***

Хосок жутко переживал, расхаживая взад и вперёд по больничному коридору. Его раздражал белый цвет, пожелтевшая плитка под ногами, снующие мимо люди в белых халатах. Ещё больше раздражал цокот каблуков медсестры, что носилась между палатами со стопкой папок в руках. И ожидание. Ожидание раздражало больше всего остального вместе взятого. 

— Ты можешь не мельтешить? У меня от тебя голова кругом, - с ленцой тянет Юнги, поправляя чёрную шапку на голове, и Хосок замирает.

— Мальчик просто переживает, - одёргивает парня сидящая рядом женщина.

Эта женщина – мама Юнги и Чонгука. И судя по её холодному тону, она так и не простила старшего из братьев за то, что тот утаил от семьи болезнь младшего брата. Никакие доводы женщина не желала слушать, как не желала бы слушать жалкие оправдания и любая другая мать, волнующаяся за своих детей больше, чем за кого бы то ни было. 

Хосок не в курсе всей ситуации, Чонгук успел лишь рассказать ему по телефону, что его родители неожиданно нагрянули в гости, так правда и всплыла. Естественно, был огромный скандал, Юнги огрёб так, как за всю свою жизнь не получал, и защита Чонгука, его слова о том, что идея не говорить ничего родителям принадлежала ему, а не Юнги, ничем не помогли. После Чонгука тут же положили в клинику на обследование, где им лично занимались Сокджин, как лечащий врач, и Ли Минхёк, ответственный за проведение операции. 

После того, как за спиной друга закрылись двери больницы, Хосок его долгое время не видел. А потом, спустя пару недель, всё же набрался смелости и позвонил на домашний, надеясь услышать что-нибудь от Юнги. Но звонок приняла мама Чонгука, которая сначала поинтересовалась, а кем же Хоуп приходится её сыну, а после, когда слышала «мы – лучшие друзья», сообщила, что Чонгука готовят к операции. 

Хосок честно ждал, почти месяц, пока закончится подготовка, и проведут операцию. А после ещё две недели Чонгук лежал в палате с повязкой на глазах. Тогда Хосок уже несколько раз успел навестить друга и выслушать его жалобы по поводу неприятной тянущей боли в глазах, ощущения «как песка насыпали» и «я умираю здесь от скуки, мне нельзя даже по мобильному разговаривать». Хоуп бы каждый день приходил после школы, но было несколько неловко перед мамой Чонгука, которая тоже частенько проведывала своего сына. Впрочем, пару раз спасал Тэхён, который тоже соскучился по другу и желал его навестить. Вот только Ким был жутко шумным, а потому дежурная медсестра, будучи занудной и злой, как во всеуслышание подметил Тэхён, постоянно их выгоняла. Впрочем, это не помешало друзьям всё равно навещать Чонгука, который был только рад шумной компании.

И вот настал знаменательный день. Чонгуку должны были ещё утром снять повязку, потом провести обследование, а после пустить к нему родственников. Только родственников, вообще-то, но мама Чонгука заверила Хосока, что и его обязательно пропустят по её просьбе, чтобы увидеться с другом. Хосок сдержано поблагодарил тогда женщину по телефону, а после положил трубку и с визгом фанатки, которая встретила своего кумира на улице, побежал к своей маме, подхватывая и кружа возмущающуюся женщину, которая вскоре рассмеялась. 

На следующее утро Хосок забил на школу и примчался в больницу, где и занимался тем, что доводил Юнги до тошноты своим мельтешением. Ну а как иначе? Это же будет фактически первая встреча с Чонгуком, который видит. Да, они общались, но если Чонгук встретит его в толпе, то пройдёт мимо, словно они никто друг другу. А тут лицом к лицу, Чонгук его увидит, и... 

Замерев, Хосок в панике распахнул глаза, а после начал приглаживать торчащие вихры и разглаживать складки на белой рубашке, которую нацепил по такому поводу под школьный пиджак. Боже, он выглядит просто ужасно. А если он не понравится Чонгуку, и тот решит найти свою Хёджин, а Хоупа больше к себе не подпустит? Многочисленные «а если» закружились в голове со скоростью света, тут же доводя парня до приступа паники и вспотевших ладоней.

— Можете проходить к пациенту, - сказала подошедшая медсестра матери Чонгука.

Женщина тут же подскочила со своего места и вбежала в палату к сыну. Следом зашёл отец Чонгука и Юнги. Хосок же решил, что зайдёт попозже. Всё-таки семейную идиллию нарушать не хотелось, да страх всё ещё сковывал горло, из-за чего Хосок не смог бы и слова сказать. Сев на скамью, где до этого сидел Юнги, Хосок уставился на стену, думая о том, что ему сказать при встрече. Много времени на размышления ему не дали, через пятнадцать минут вся семья Мин-Чон покинула палату.

— Он тебя очень ждёт, - улыбнулась мама Чонгука, и Хосок кивнул.

Дождавшись, пока все уйдут, Хоуп наконец-то решился и подошёл к двери, поворачивая ручку и заходя внутрь. Стандартная палата, рассчитанная на нескольких человек, всё вокруг отвратного белого цвета, даже тумбочки возле коек. Глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, Хосок наконец-то осмелился посмотреть на Чонгука и не смог сдержать улыбки, видя блестящие чёрно-карие глаза, сияющие изнутри безграничным счастьем.

— Твоя улыбка намного красивее, чем я представлял, - негромко произнёс Чонгук, смущённо улыбаясь и с любопытством осматривая его.

— Только улыбка? – спросил Хосок, смущаясь под пристальным взглядом, и подошёл ближе, присаживаясь на край стула, что стоял возле койки.

— Не только, - склонив голову к плечу, Чонгук протянул руку, сжимая ладонь Джея и переплетая пальцы. — Но твоя улыбка мне нравится больше всего, ведь даже когда я был слеп, я всё равно «видел» её.

Хосок сжимает чужие пальцы и улыбается ещё шире. 

— Ну, у меня ведь есть время, чтобы понравиться тебе полностью? – позволяет себе игривый тон Хоуп, и Чонгук смеётся.

— Да, думаю, есть. Вся жизнь в твоём распоряжении, - кивает он и подаётся вперёд, крепко обнимая Чона.

Хосок официально считает себя самым счастливым, потому что Чонгук наконец-то видит, потому что Чонгук больше никогда не будет страдать от тоски и одиночества, потому что Чонгук вновь сможет наслаждаться яркими красками жизни. Потому что Чонгук только что сказал своё почти «да» на признание Хосока, сказанное ещё месяц назад. Потому что Чонгук наконец-то его.

|End|