Как-то однажды днём Ацуши валялся на диване, от скуки листая телевизионные каналы в попытках найти что-нибудь интересное, и наткнулся на канал с мультфильмами. Кот гонялся за мышью, всячески портившей ему жизнь, и мальчик как раз застал момент, когда хозяйка выкинула кота за порог, и у того вся жизнь пролетела перед глазами, разлетаясь на осколки под звон разбившегося стекла. Тогда это показалось очень забавным. Остановившись на этом мультике, Ацуши развлекал себя тем, что представлял такие эффекты в реальной жизни. Было бы смешно, наверное, видеть людей с сердцами вместо глаз, восклицательные знаки или загоревшиеся лампочки над их головами в моменты негодования или озарения и летающих птиц или звёзды вокруг голов из-за подзатыльников или случайных ударов о дверцу кухонного шкафчика, например. Вот только в настоящем, когда яркая, живая, вкусно пахнущая картинка парка развлечений идёт трещинами и разлетается вдребезги, Ацуши не чувствует ни веселья, ни желания рассмеяться. Всё, что он ощущает, это страх и панику. Потому что Чуи нигде нет. Сначала Ацуши даже не замечает этого. После аттракциона с чашечками он в компании заговоривших с ним в очереди брата и сестры идёт на следующий аттракцион, где приходится выстоять в ещё одной бесконечной очереди. Всё это время его отвлекает болтовня новых знакомых и их вопросы о том, с кем он пришёл, на что Ацуши по заготовленной Накахарой легенде отвечает, что его привёз в этот парк старший сводный брат, и смущённо улыбается, когда в сторону Чуи начинают лететь комплименты. Ещё бы, ведь тот такой заботливый, внимательный и неравнодушный к младшему брату, пусть они и не родные. В очереди дети проводят минут пятнадцать, не меньше, а после ещё на семь минут выпадают из мира, когда усаживаются в соседние кресла, и аттракцион уносит их в воздух, раскручивая вокруг своей оси. На выходе Ацуши со своими временными приятелями прощается, потому что время близится к девяти часам, а он ещё хочет затащить Чую перед уходом на колесо обозрения и упросить сделать несколько совместных фотографий. И вот тогда-то мальчик и понимает, что Чуи нигде нет. Когда скамья, на которой Накахара остался сидеть в его отсутствие, оказывается пуста, Ацуши поджимает губы. Порой ему кажется и не без оснований, что Чуя вовсе не случайно «теряется» и меняет своё местоположение, а чтобы понаблюдать за тем, как быстро Ацуши сможет отыскать его. В торговых центрах он иногда просит Ацуши сходить куда-нибудь, принести кофе, например, а сам незаметно исчезает, и мальчику приходится бродить по этажам, ориентируясь на тонкую нить запаха, постоянно теряющуюся в толпе, что его нервирует и выматывает. И пусть Чуя потом каждый раз извиняется и хвалит за усердие, Ацуши всё равно немного дуется, потому что они ведь гулять выходят, чтобы отдохнуть, а в итоге ему приходится проходить очередные тесты и проверки. Вот и в этот раз Чуя опять куда-то делся. Нет его у палаток с едой. Нет у стойки мороженого и сладостей. Нет возле мини-магазина, полного мягких игрушек, брелоков и воздушных шаров. С тоской взглянув на мерцающее вдалеке колесо обозрения с огромной головой Микки Мауса по центру, Ацуши отходит в сторону и пытается настроиться. В такой толпе, да ещё и с запахом самой разной еды, ориентироваться намного сложнее. Гуляющий по улице сквозняк сдувает все нужные следы, смешивает их, путает, сминает в один гигантский разномастный комок. Ацуши чихает и растирает нос пальцами, скользя взглядом по толпе. Он может найти Чую и с помощью глаз, ведь тот в своей чёрной куртке должен выделяться среди синего, жёлтого, розового, фисташкового и фиолетового, да только толпа никак не редеет, а в мешанине движущихся людей рассмотреть что-то или кого-то тоже не так-то просто. - Я справлюсь, - бормочет себе под нос Ацуши, касаясь пальцами чокера на шее. Чуя верит в него. Чуя не раз хвалил его во время тренировок. Пусть в последние дни у Ацуши ничего не ладилось, это не значит, что он не сможет выполнить такую простую задачу, как найти Накахару в толпе. Находил ведь уже и не раз, верно? Может, на этот раз потребуется больше времени, потому что он потерял Чую на улице, но он обязательно справится. Это всего лишь новый уровень, подобный постепенному сокращению времени, выделенного на прохождение очередной дистанции. Вот только ничего у Ацуши не получается. Он ищет десять минут. Ищет пятнадцать минут. Ищет полчаса. Запах Чуи то получается уловить, то нет. Иногда мальчик понимает, что ветер бросает в нос запах наставника, впитавшийся в чокер на шее, и это начинает раздражать, но он и не думает снять ремешок и убрать в карман. Это мелочи, от которых нужно абстрагироваться. Чуя не мог уйти далеко. В парке посреди толпы он не бросил бы Ацуши одного без присмотра. В прошлом он всегда прятался в таком месте, откуда мог следить за мальчиком, значит, и в этот раз затаился где-то совсем рядом. Но где? В который раз обойдя всю огромную площадь и помахав рукой на прощание окликнувшим его брату и сестре, что вслед за родителями устремились к выходу из парка, Ацуши бросает отчаянный взгляд на высящиеся посреди площади часы. Прошёл почти час, а он так и не смог найти Чую. Более того, не смог найти его в начавшей редеть толпе, потому что пусть парк и работает до одиннадцати вечера, посреди рабочей недели мало кто задерживается надолго, ведь ещё добираться до дома. Шум постепенно начинает стихать. Ветер смазывает запахи еды и сладостей. Палатки, распродавшие всё за день, начинают закрываться. Вслед за ними начинают гаснуть будки возле некоторых детских аттракционов. Возле одного из таких Ацуши в итоге останавливается, растерянно крутя головой. Люди, люди, люди. Мужчины и женщины, парни и девушки, мальчики и девочки всех возрастов. Но всё это совсем не те лица. Ацуши нужна чёрная куртка, а не ярко-розовая. Ему нужна тёмно-красная толстовка, а не нарядное платье. Ему нужны рыжие волосы, забранные деревянными палочками в пучок на затылке, а не распущенные чёрные волосы и каштановые кудри, забранные в хвост. Ему нужен запах сигаретного дыма, кофе со сливками и подавляющей своей мощью жгучей способности, а не сладкие духи, сахарная вата и запах нагретого за день железа аттракционов. В отчаянии Ацуши в который раз глубоко вдыхает. И замирает, когда сквозняк приносит новый эфемерный виток знакомого до дрожи запаха. Не думая ни о чём, мальчик срывается с места и бежит, бежит, бежит. Со скоростью ведомого его налетевшего порыва ветра, он пересекает площадь и проскальзывает к дальним уже закрывшимся палаткам, за которыми в отдалении огней царит неприятная темень. Но запах Чуи в этом месте более осязаемый, потому что палатки стоят вплотную, и воздух между ними немного застоялся. Радуясь, что всё-таки смог, справился, Ацуши несётся вперёд до тех пор, пока не выбегает на маленькую луговину между самыми дальними палатками. Сердце обрывается, стоит почувствовать более яркий запах Чуи, но не увидеть его самого. Только стаканчик от газировки валяется на земле. На подобранном красно-белом пластике тоже ощущает отпечаток родного запаха, но где же... - Чуя-сан? - негромко зовёт Ацуши, взволнованно осматриваясь. Но Накахара не откликается. Не выходит из-за угловой палатки со словами похвалы или недовольства таким промедлением и не подкрадывается сзади, чтобы напугать. Вместо этого новый порыв ветра приносит смесь незнакомых запахов, неприятных и резких. Один из них напоминает о том человеке, Дазае Осаму. От него тоже противно пахло больницей из-за бинтов и антисептика. Здесь что-то похожее, но больше похоже на болезнь. Ацуши помнит, так пахли дети в лазарете приюта, мечущиеся в температурной горячке особенно холодными зимами. Мальчику этот запах не нравится. Ещё больше ему не нравится, что шлейф этого запаха выводит его к задним воротам парка и обрывается возле объездной дороги. Как будто Чую кто-то забрал из парка. Как будто его увезли на машине. «Точно, машина!» - мелькает в голове короткое озарение. Ещё немного помявшись на месте, Ацуши решительно направляется в обратную сторону. Добравшись до выхода из парка, он крутит головой, высматривая указатели, и направляется в сторону парковки, где Чуя оставил машину, на которой они приехали в Токио. Та оказывается на месте к облегчению ребёнка. Даже если Чуя по каким-то причинам ушёл, он точно вернётся. Он же не мог оставить Ацуши, верно? Значит, лучше всего будет дожидаться возле машины. Это самое простое решение, какое только может быть в такой ситуации. Приободрившись, Ацуши быстро добирается до парковки и опирается поясницей о чёрный капот, беспокойно потирая чокер на шее. Всё будет хорошо. Ему нужно просто подождать. И вот теперь Ацуши паникует. Паникует, потому что на часах уже полночь, а Чуя так и не появился. Паникует, потому что Накахара не отвечает на звонки и сообщения. Паникует, потому что выходящие из закрытого парка работники бросают на него косые взгляды, а одна женщина даже подошла и поинтересовалась, что ребёнок делает на парковке в одиночестве. Пришлось соврать, что Ацуши ждёт старшего брата, отошедшего ненадолго по своим загадочным взрослым делам. Женщина покачала неодобрительно головой, но донимать мальчика не стала и удалилась. Вот только чем дольше Ацуши ждёт, тем меньше в нём остаётся веры, что Чуя вообще вернётся. Это уже не похоже ни на какой тест. Правда, и на то, что его-таки бросили на произвол судьбы, тоже, ведь иначе Чуя бы не оставил свою машину, а уехал на ней. Ведь так? К часу ночи Ацуши понимает, что нужно действовать, потому что все сроки надежды на чудо давно вышли. Достав тёмно-зелёную раскладушку с маленьким брелоком в виде кактуса в крошечном сомбреро, мальчик открывает книгу контактов, в которых всего два номера, подписанные как «Чуя-сан» и «Акутагава-сан». Когда Чуя только купил ему телефон, он объяснил это тем, что у него сложная работа, требующая много сил и времени, из-за чего Накахара порой не следит за временем и может сильно задержаться, а то и заночевать в офисе. Помимо этого Чуя рассказал, что порой на его голову сваливаются внезапные командировки, и на этот случай для Ацуши был проведён целый инструктаж по поводу выходов на улицу и отсутствия связи с Накахарой. Телефон нужен был для связи, для того, чтобы и Ацуши, и Чуя - оба знали, что всё в порядке на том конце провода. Второй номер Чуя записал в его телефон не сразу. Это произошло после одной из тренировок, во время которой Ацуши вспомнил, что Чуя собирался попросить помощи с его тренировками у другого человека. У высокого парня в чёрном плаще, который был рядом с ними в том жутком складе, где проверяли силу зверя Ацуши, и который вытащил мальчика на улицу при помощи чёрных живых лент, обвившихся вокруг его тела. Устроив небольшой перерыв, Накахара рассказал, что этого парня зовут Акутагава Рюноске, что они работают вместе и что этому парню можно доверять. Рассказал о том, что его помощник тоже эспер и очень сильный. О том, что его когда-то тоже подобрали с улицы. О том, что им с Ацуши будет полезно потренироваться вместе. Ещё Чуя добавил, что Акутагаве это даже полезнее будет, чем самому Ацуши, но мальчик не понял, что имел в виду наставник, а времени расспросить не осталось - перерыв был окончен. Занеся палец над кнопкой вызова, Ацуши медлит. Чуя сказал звонить Акутагаве только в самом крайнем случае. Только если он пропадёт без следа, не предупредив мальчика. Считается ли исчезновение наставника посреди парка развлечений такой ситуацией или нет? И может ли Ацуши просто позвонить после всех попыток Накахары скрыть его? Тот сказал, Ацуши не найдут, если не будут знать, как тот выглядит, не будут знать даже, как звучит его голос. Может ли он раскрыться Акутагаве или даже в такой ситуации ему нельзя раскрывать свою личность, нельзя показываться на глаза? - Что же мне делать? - взволнованно спрашивает мальчик у тишины парковки. Свист ветра служит ему безразличным ответом.

***

- Даже не думай, Дазай. Мне нужны эти отчёты. Если потребуется, я тебя здесь на всю ночь запру!- Куникида-кун, будешь так нервничать, седина раньше времени появится.Угрожающе сверкнув стёклами очков, Куникида захлопывает за своей спиной дверь архива, чтобы не отвлекаться на раздражающую улыбку напарника. Как только он скрывается из вида, Дазай стирает улыбку с губ, растирает лицо ладонями и бросает взгляд на часы. Вся ночь - это сколько? Стрелки показывают начало четвёртого. Нормальные люди в это время спят в своих постелях, и только подобные Куникиде трудоголики продолжают сидеть на своих местах. Дазай трудоголиком никогда не был. И отчёты он всегда ненавидел, сбрасывая их написание и оформление на Чую. Как же тот бесился каждый раз, стоило понять, что его опять бросили один на один с бумажной волокитой. Куникида тоже бесится забавно, но никто не сравнится с краснеющим всем лицом и шеей Накахарой, у которого разве что дым из ушей валить не начинал после выходок Дазая.- Кому вообще нужны эти отчёты? - фыркает парень и растекается по столешнице, прикрывая ноющие глаза.Его опять мучает бессонница, из-за чего держаться маски жизнерадостного весельчака-самодура всё сложнее. Хочется упасть лицом в подушку и проспать вечность, но проблема в том, что как только Дазай добирается до постели, сон машет ему рукой на прощание. Вместо него голову забивают нежеланные мысли, воспоминания, тревоги, смутные желания, терзающие душу, и становится только хуже. Настолько хуже, что парень всё чаще и чаще берёт в руки лезвие. На запястьях и внутренней стороне бёдер уже живого места нет. Вот только впервые за долгое время это абсолютно не помогает.Иногда Дазаю кажется, он не существует. У реальных людей есть семьи, любимые люди, дети, знакомые, друзья и приятели. Есть увлечения, интересные хобби, вкусы к чему-то. У Дазая есть только одиночество и леденящая душу пустота, высасывающая из него все соки. Он не любит возвращаться в общежитие, потому что тонкие стены давят на него своей безликой белизной. Он не любит находиться в офисе, потому что каждый из коллег сосредоточен на самом себе, и кажется, что даже если заберёшься на стол и закричишь во всю силу лёгких, тебя не услышат. Дазай однажды от глубокого затаённого отчаяния решился на сумасшедшую выходку. Вместе с Куникидой он возвращался в офис, и стоило вдали показаться мосту, Дазай решил повторить фортель, которым в прошлом довёл Чую до нервного тика. С восторженным лепетом и цитатами из любовных стихов, Дазай запрыгнул на парапет и пошёл вдоль него. Куникида потребовал немедленно спуститься на землю, и парень сделал вид, что послушался, а после будто случайно оступился и полетел в воду.Чуя, помнится, с громкой грязной руганью на итальянском - позёр, и откуда только знает этот язык? - сиганул вслед за ним. Вытащил на берег и так смотрел на отхаркивающегося от попавшей в дыхательные пути воды Дазая, будто хотел вырвать из его груди лёгкие, вытрясти из них всю воду, а после запихнуть их на прежнее место через глотку. Им было по шестнадцать, и на тот момент они больше ненавидели друг друга, чем нуждались в обоюдной поддержке и внимании.- Ты же сказал, что будешь рад, если я наконец-то умру, - монотонно пробормотал тогда Дазай, сидя на бетонном ограждении набережной и смотря снизу вверх сквозь мокрую от воды чёлку на разъярённого Накахару, готового броситься на него с кулаками. - Зачем же ты тогда меня спас?Ответом послужил болезненный удар в скулу и громкий топот уходящего прочь Чуи. Тот так взбеленился из-за произошедшего, что его способность активировалась сама по себе, и на бетоне остались следы парня и трещины вокруг них. Забавно, что они сохранились. Выбравшись из реки ниже по течению и осознав, что Куникида просто ушёл, оставив его суицидальную шкуру на откуп судьбе, Дазай только невесело рассмеялся и в порыве ностальгии пошёл вдоль набережной, пока не добрался до того моста, с которого они с Чуей упали вместе. Следы были всё ещё там. Устроившись на краю набережной, Дазай просидел там несколько часов, вспоминая их с Накахарой совместное прошлое. Все их стычки, и как не хотелось притираться с этим парнем, и их первое задание в роли «Двойного Чёрного». Вспомнил Дазай и о том, как впервые ощутил непонятный восторг, наблюдая за выпустившим на волю «Порчу» напарником, который с заливистым хохотом громил всё вокруг.«Прекрасен», - промелькнуло тогда в голове.От этой мысли Дазай легкомысленно отмахнулся, а потом как-то так вышло, что он увяз в своём напарнике по уши. И мало того, что не заметил, как попал в эпицентр бушующей бури, так ещё и поймал себя на нежелании из этого эпицентра выбираться. Сначала просто смирился, а после, поймав себя на недовольстве тем, что Чуя интересуется и восторгается другими людьми, решил прибрать напарника к рукам. Чтобы тот видел только Дазая, говорил только с ним, слушал только его и всегда находился рядом. Было сложно, чертовски сложно воплотить свой план в жизнь, но в семнадцать Дазай впервые поцеловал Чую, не опасаясь, что ему проломят череп за такие шутки. Через три месяца Накахара перестал смотреть на него с непомерным подозрением и подпустил чуточку ближе, ослабляя яростную оборону личного пространства. Так много сделано было для этого. Так много лжи и правды сказано. Так много трещин на рёбрах пришлось залечивать. А потом Дазай предал чужое доверие. Перечеркнул все свои усилия, все появившиеся общие планы, все добытые с таким трудом ответные чувства. И чего ради?- Стать хорошим человеком, Одасаку? - ломано улыбается Дазай, смотря сквозь окно на тёмное ночное небо.Ему не хочется быть таким. Быть может, Ода говорил о чём-то другом, подразумевал нечто иное, но для Дазая быть хорошим человеком означает быть одному. Означает необходимость доказывать своё присутствие в реальной жизни даже самому себе. Что у него есть? Только одиночество, пожирающая изнутри пустота, бесконечные сомнения и воспоминания, в которых хочется остаться навсегда. Дазаю не нравится его нынешняя работа, не нравятся люди вокруг, не нравится зона отчуждения и холода, возникшая вокруг него. Он хочет вернуться туда, где были словесные баталии с боссом, вопли Накахары, сдержанные улыбки Хироцу, ласковые руки Озаки и шипящий на него из тёмных углов Акутагава.Дазай хочет вернуться домой.Достав телефон из кармана, Дазай открывает книгу контактов и пролистывает строки, пока не находит нужный номер. Ему нужно, почти жизненно необходимо услышать родной даже спустя годы голос. На заставке контакта до сих пор стоит лицо спящего восемнадцатилетнего Чуи с растрёпанной чёлкой, отпечатком подушки на щеке и написанным вдоль скулы «бака». Он тогда неудачно подставился, пытаясь закрыть от пуль Дазая, и оказался на больничной койке. Никогда Дазай не был так зол и не испытывал при этом такого выжигающего всё в груди яростного жара. Чуя чуть не отправился на тот свет, прикрыв Дазая собой. Идиот! Но в то же время он пытался его, Дазая, спасти. Рисковал своей жизнью ради него. И ведь спас. Спас не только от смерти, но и от чего-то более страшного. Только понял это Осаму далеко не сразу. Понял он это лишь тогда, когда стало поздно.Нажав на кнопку вызова, Дазай прикладывает телефон к уху и вслушивается в пошедшие гудки. Наверное, Чуя в это время давно спит. Может, дома. Может, в офисе. Он в любом случае не будет рад тому, что его разбудили. Возьмёт ли трубку? Проигнорирует? Или желание послать Дазая к чёрту пересилит? Хочется, почти до боли в ушах хочется услышать хриплый сонный голос Чуи, его недовольное ворчание и красивую, рычащую «р». Никто кроме Чуи так не умеет произносить её. Ругается он, сухо отчитывается, говорит спокойно или же срывается на крики - не важно. Порой, пользуясь благодушным настроем напарника, Дазай даже просил его почитать себе вслух. Чуя быстро понял, как ему это нравится, и стал использовать в качестве рычага давления.- Будешь хорошим мальчиком - получишь награду, - скалился рыжеволосый мафиози.- Это тебе нужно быть хорошим мальчиком, Чу-у-уя, - скалился в ответ Дазай, пользуясь преимуществом в росте и нависая над ним. - Ведь это ты мой ручной пёсик.Но порой Осаму сдавался своей слабости и вправду становился послушным. Не чудил во время операций, не доводил Накахару до белого каления, не игрался револьвером у виска и даже заполнял дурацкие отчёты. В такие дни Чуя буквально взрывался самодовольством, явно мня себя великим манипулятором, но Дазай готов был закрывать на это глаза, потому что ему в итоге всё равно доставалось больше удовольствия: что морального, что физического. Потому что вечерами Чуя читал для него, постепенно забываясь, зарываясь пальцами в его волосы, и Дазай, задрёмывая на его коленях, мог остаться у напарника на ночь. Мог обнимать его, будучи «малой ложкой», чувствовать его тепло и дыхание на своей макушке. Мог прижиматься губами к его ключицам и чувствовать себя важным и ценным в крепких объятиях Накахары. Это того стоило. Это стоило всего.Гудки обрываются. Контакт не отвечает. Бросив взгляд на экран телефона, Дазая набирает номер повторно. И ещё раз, когда ситуация повторяется. И ещё. Под конец он выпрямляется в своём кресле и с хмурым видом проверяет цифры номера: мало ли. Нет, всё верно. И сменить номер Чуя не мог: общая закодированная информация на контакты для связи, заморочки Порта ради возможности отследить носителя контакта в любой момент и многое другое. Но Чуя никогда не игнорирует звонки. Он может ответить, а может скинуть, но не проигнорировать. Думать о том, что телефон вне доступа владельца, глупо, потому что быть всегда на связи - одно из правил Порта. Значит, либо у Чуи нет возможности ответить на звонок, либо кто-то забрал у него телефон. Оба варианта ведут не к самым радужным причинам молчания на том конце провода, и это начинает нервировать.«Или это ещё один знак, что тебе больше нет места в его жизни», - нашёптывает из глубины души пустота и скалит насмешливо уродливую пасть.- Ну так пусть скажет мне об этом сам, - бормочет Дазай и вновь набирает нужный номер.Гудки. Гудки. Гудки.Шорох.Треск.Наконец-то!

***

Чуя приходит в себя и первым делом чувствует боль. Выламывающая кости и отзывающаяся эхом в мышцах, лёгких и затылке, она почти оглушает. Кажется, так дерьмово ему в последний раз было после использования «Порчи» в самый первый раз, когда не привыкшее к подобной нагрузке тело едва не развалилось на части. Далеко не сразу Чуя научился справляться с последствиями использования истиной сути своей способности. Далеко не сразу его тело закалилось достаточно для того, чтобы выдерживать такое напряжение. Первые попытки всегда оканчивались плачевно. Дазай буквально уносил его с поля боя на руках, и в лазарете Чуя мог отлёживаться целый месяц под капельницами. Но чем взрослее и сильнее он становился, чем чаще использовал «Порчу», тем легче было переносить каждое последующее её использование. Когда-то Чую могла убить одна минута её активации. В последний раз, когда Дазай был рядом, и Накахара использовал свою силу, он продержался одиннадцать с лишним.Правда, в этот раз «Порча» никакого отношения к происходящему не имеет. Тело дрожит в разрывающей его на части агонии, но разум уже очнулся, и Чуя вспоминает обо всём, что произошло. Они с Ацуши отправились в Токио, и там Чуя столкнулся с одарённой, которая вырубила его благодаря своей способности, а теперь он... А где он вообще?Пересилив себя, Чуя приоткрывает глаза. Вокруг темно и ни черта не видно. А ещё холодно. Это его знобит или температура этого места занижена? Чёрт его знает. Голова раскалывается. Позвоночник ноет. Пальцы почти не чувствуются, но мафиози знает, что их сотрясает дрожь. Попытка пошевелиться приводит к новой волне боли, но Чуя и не с таким справлялся. Медленно, но верно, невзирая на скрежет зубов и текущие по щекам рефлекторные слёзы - это просто грёбаная пытка! - он подтягивает колени к груди, насколько это возможно, и чувствует ими стенку впереди. Так, хорошо. Уже неплохо. Пошевелив запястьями и почувствовав на них широкие металлические наручники, Чуя осторожно вытягивает их вверх, насколько позволяет поза, и давит нервный смешок. Потолок? Крышка? Деревянная? Металлическая? Бетонная?«Я в гробу, что ли?» - проносится в голове сумасшедшая мысль.Не зная, что за спиной, Чуя хочет перевернуться, но силы оставляют его. Обмякнув, он закрывает глаза и хватает прохладный воздух приоткрытыми губами. На них ощущается засохшая тяжёлая корка. Язык как будто разбухший и сухой, почти не слушается, но мафиози умудряется провести им по нижней губе. Кровь. Ему разбили лицо? Или кровь шла из носа? Скорее, второе, если учесть, что девчонка-эспер явно заразила его какой-то дрянью. Вирус всё ещё в нём и поэтому так хреново? Или это последствия заразы, которая вырубила его за считанные секунды?Бедро начинает чесаться. Неприятный зуд растекается по коже, задевая тазовую кость и низ живота. Хочется впиться ногтями и разодрать до мяса и крови, но всё, что Чуя может сделать, это шумно выдохнуть сквозь сжатые зубы. Правда, через некоторое время зуд исчезает без следа, принося облегчение. А после снова начинает распространяться в том же месте. И снова затихает. И снова начинается. Ещё одна пытка, отчего хочется заорать в голос, да только вряд ли получится. В горле будто потрескавшаяся земля пустыни.Злость и раздражение привычно придают сил, и Чуя всё-таки умудряется неловко перекатиться на спину. То ли этот ящик просторный, то ли Чуя для него мелковат со своей комплекцией, но парень даже ничего себе не отбивает. Ноги вытянуть не удаётся, конечно, но мафиози не отчаивается и в ещё одном рывке переворачивается на другой бок, тут же утыкаясь лбом в очередную преграду. Точно ящик. А вот и небольшие отверстия, чтобы он не задохнулся, через которые по ту сторону виднеется тусклый свет, неприятно резанувший по ноющим глазам. Ещё и бедро снова начинает зудеть. Что за чертовщина?«Только бы не какая-нибудь гнойная дрянь», - надеется Чуя, вновь вспоминая жуткие сгнившие трупы своих подчинённых из прошлого.Видимо, кто-то наверху решает сжалиться, потому что когда парень вытягивает руки вдоль тела и касается бедра, то сразу находит причину зуда. Мобильный, поставленный ещё в парке на вибрацию, ведь в шуме толпы он ни за что не услышал бы мелодии звонка. Эти кретины не удосужились забрать у него телефон? Либо они действительно тупые, чего не скажешь по их действиям, либо Чуя изначально ошибся, и эта шайка понятия не имела, кто он такой. Может, это шайка из Токио, которая узнала о делах Йокогамы и решила принять участие в поисках с призом в виде награды за голову нужного одарённого. Может - и не важно, откуда эти идиоты - они решили пойти по пути шайки Комато, отлавливая всех одарённых подряд, вот Чуя и попал под раздачу, оказавшись не в том месте не в то время. А может, это люди Гильдии, пробравшиеся в Йокогаму на одном из торговых кораблей, прибывших из Америки две недели назад, о которых Портовой мафии тут же предоставили информацию. Всю да не всю, по всей видимости. Придётся отправить Гин и Рюноске в гости. Врать Порту чревато, и пора напомнить об этом подкармливаемым деньгами мафии зажравшимся чиновникам.Телефон снова начинает вибрировать. С трудом, но достав раскладушку из кармана, Чуя непослушными пальцами раскрывает её, принимает звонок и бросает рядом со своим лицом. Очередной всплеск энергии погас, и хочется растечься и отключиться, но в памяти бьётся мысль об Ацуши, который может быть где-то рядом, а может, был оставлен в «Диснейленде». Чёрт знает, что с мальчишкой, а ведь Накахара поклялся защитить его, уберечь. К тому же, если на связи кто-то из его людей, глупо упускать шанс передать информацию. Кто знает, сколько Чуя провёл в этом месте, какой процент заряда остался в телефоне и когда пропадёт связь.- Чуя? - слышится по ту сторону связи.- Чёртов Дазай, - отзывается Чуя быстрее, чем до мозга вообще доходит, кому принадлежит голос.О, чёрт. Только Дазая ему не хватало. Может, это наказание за все его грехи? Чуя заперт в неудобном холодном ящике. У него болит всё тело. Болят даже волосы на голове, чёрт возьми! Перед глазами всё плавает, настроение скачет, его швыряет из жара в холод и обратно, а ещё эта грёбаная боль в позвоночнике выжимает из него слёзы. Унизительно. Он не может выбраться и не может разнести всё вокруг. Он не может выбраться и найти Ацуши. Он не может выбраться, потому что не может даже нормально двигаться. Кажется, даже для того, чтобы дышать, требуется невероятное усилие. А ещё ему очень хочется пить и запереть в этой коробке того, кто его в неё засунул, а потом сбросить в пролив живьём, но возможности такой нет, и это очень горько разочаровывает.- У тебя не голос, а карканье вороны, крошка Чу, - соловьём заливается по ту сторону Дазай. - Ты что, простудился?Если бы. Было бы просто прекрасно, восхитительно, великолепно простудиться. Чуя мог бы улечься в своей постели, накрыться с головой одеялом и спать, спать, спать, а заботливый Ацуши таскал бы ему таблетки, сладкое и литры кофе, и грел бы, укладываясь под боком, потому что едва ли смог бы заболеть с исцеляющей силой своего зверя. Обнимая его, Чуя мог бы позабыть обо всём на свете и просто тискать ласкового детёныша как плюшевую игрушку. И не думать обо всём том дерьме, что поджидает его снаружи, о грёбаной Гильдии, чтоб они там все чуму подхватили, и о дыре в груди, в которой будто раскалённой кочергой поковырялись после того, как он впервые за долгое время столкнулся лицом к лицу с Дазаем.- С какого хрена меня это вообще заботит, - мямлит Чуя, чувствуя почти буквально, как кровь начинает кипеть в венах из-за вновь скакнувшего жара, от которого мысли вмиг становятся вязкими, путанными, непонятными. - Давно пора забыть о тебе, бинтованная сволочь. Ты сбежал. Ты предал Порт. Ты предал меня. Какая разница, где ты и что делаешь? Какая разница, есть ты или тебя нет?- Чуя? - в чужом голосе прорезается осознание, появляется разбавленная насмешкой серьёзность. - Ты что, пьян?Накахара хрипло смеётся. Давится кашлем. Чувствует солёную влагу на губах и чертыхается. У него опять кровь носом пошла. Это из-за давления? А мозги у него могут лопнуть от таких перепадов? А то за глазными яблоками уже как-то нехорошо припекает.- Я не пьян, придурок, я в плену, - вяло огрызается Чуя, придвигаясь поближе к округлым пробоинам в стене и пытаясь рассмотреть хоть что-то вне стен своего ящика. - А даже если бы был пьян, тебе какое дело? И если бы болел, не нужны мне были бы твои дурацкие супы. Почему ты вообще умеешь готовить? Ты смешивал лекарства для повышения и понижения давления, чтобы отравиться. Ты априори не должен уметь готовить.- Ты говоришь занятные и забавные вещи, - посмеивается Дазай. - Ты в плену алкогольного дурмана? Если хочешь, я могу тебя забрать. У тебя ведь дома ребёнок, верно? Ему не стоит видеть тебя в таком состоянии.- Точно, детёныш, - дёргается Чуя, жмурясь от поплывших перед глазами пятен. - Я должен выбраться отсюда, чтобы найти его. Но я не могу использовать способность, потому что почти не чувствую тела. И у меня опять идёт кровь носом. Когда я доберусь до этой девчонки, она пожалеет, что ткнула в меня через себя этим грёбаным дротиком.- Чуя? - ох, вот и стальные нотки в голосе Дазая. От них в прошлом пленники заикаться начинали. - Объясни нормально, что происходит. Где ты?- Я не обязан ничего тебе объяснять, - по привычке огрызается Накахара и всматривается в воздуховодные отверстия, наконец-то различая снаружи помещение с серыми стенами и ящики, стоящие вокруг в несколько этажей, удерживаемые ремнями креплений. - Ты мне больше не напарник. Сам выберусь.- Ты только что сказал, что не чувствуешь своего тела и из-за этого не можешь использовать способность.- Я всегда могу просто выпустить на волю «Порчу». Этой части меня наплевать, в каком состоянии моё тело. Я уничтожу тут всё. Разнесу стены и пройдусь огнём. Они будут молить о пощаде, но будет поздно.- Чуя, не глупи. Без меня ты не остановишь её. Ты сказал, что где-то рядом с тобой твой подопечный. Ты подвергнешь его жизнь угрозе?- Лучше так, чем просто лежать и ничего не делать. Зверь защитит его.Чуя даже не сразу понимает, что выдал, подтвердил свой главный секрет. В голове каша. Ему холодно и жарко. Он чувствует всё и не чувствует ничего. Он спорит с предателем Дазаем, а в цветных всполохах и кругах перед глазами видит его мягкую улыбку, заботливый взгляд коньячно-карих глаз и тянущиеся к нему раскрытые руки, готовые заключить в крепкие объятия. Наполеоновские планы смешиваются с ядовитым осознанием собственной слабости. Гордость подначивает сделать то, чем пригрозил. Разум вопит, что всё это не стоит того, чтобы Ацуши пострадал, если он где-то рядом, в одном из соседних ящиков. А ведь их так много вокруг. Они пустые или в каждом заперто по одарённому? Им всем так же хреново, как Чуе? Интересно, холод, царящий в этом месте, притормаживает болезнь или это чтобы трупы не выдержавших этой заразы эсперов не начали разлагаться раньше времени?- Чуя? Эй, ты слышишь меня? - доносится эхом, как только пропавший на время слух вновь возвращается. - Не отключайся. Скажи мне хотя бы, где тебя взяли. Я не смогу быстро взломать коды Порта. После моего ухода их все сменили.- Зачем тебе вообще это надо? - горько смеётся Чуя. Господи, какая же он эмоционально нестабильная тряпка из-за этой заразы, бродящей в его теле. И он один из Исполнителей? Жалкое зрелище. - Ты ведь больше не в мафии, Дазай. Ты теперь детектив с нимбом над головой. Вот и вали, спасай котят с деревьев. Кыш-кыш, голубь. Лети давай, занимайся своими благими делами.- Может, моё призвание - спасение драчливых, наглых, заносчивых, высокомерных рыжих котов, которые спасителю вместо благодарности только и умеют, что руки царапать, - отзывается Дазай.Чуя слышит, как хлопает по ту сторону связи дверь. Слышит чей-то незнакомый голос, призывающий все проклятия мира на голову Дазая. Слышит шум города и сигналы проезжающих где-то там, очень далеко от места его заключения, машин. Эхом в голове продолжают звучать и сказанные Дазаем слова. Спасти хочет? Помочь? Переживает? Забрал бы его, будь Чуя пьян? А если бы болел, то что? Приехал бы со своими руками-глазами-улыбками-теплом, чтобы в очередной раз напомнить о том, что у Чуи было и чего больше нет?- Зачем ты ушёл тогда, если в этом твоё призвание? - едва слышно спрашивает Чуя, ощущая очередную волну усталости, опустившуюся на ноющие плечи.- Даже гении совершают ошибки, крошка Чу, - непривычно мягко, тоже едва слышно, будто признание далось с большим трудом, отвечает Дазай. - Эй, ты ещё там? Ты слышишь меня? Чуя?«Нет», - думает Накахара, закрывая глаза и чувствуя, как глохнет снова в ушах, размывая чужие слова. - «Я тебя больше не слышу».Интересно, когда он отключился и погрузился в морок? Может, весь этот разговор в целом был бредом его воспалённого сознания? Дазай не стал бы ему звонить. Дазай не стал бы о нём беспокоиться. Дазай не рвался бы его спасать. Дазай не наговорил бы ему того, что Чуя хотел, мечтал от него услышать. Так не бывает. Наверное, ему всё это почудилось: и звонок, и разговор, и заботливый голос, зовущий его по имени. Это именно то, чего так не хватало все минувшие годы. Это именно то, что Чуе нужно для того, чтобы собраться. Он полежит ещё немного, совсем чуточку, а потом разнесёт к чертям этот ящик, а после и место, где его заперли. Для того чтобы спасти свою шкуру и спасти Ацуши, если он где-то рядом, ему не нужен Дазай и не нужна его помощь. Накахара привык справляться без него. Справится и на этот раз.- Холодно, - выдыхает он в бреду едва слышно, сжимаясь в болезненный трясущийся комок.И больше никак не реагирует на окрики, доносящиеся из лежащего возле самого уха раскрытого телефона.

|...|