- Быстрее! Хлёсткий окрик эхом отскакивает от стен. Бьёт невидимым хлыстом по обострённому слуху. Ацуши невольно дёргается, жмурится, и это становится его ошибкой. Резиновый мяч прилетает в плечо, задевая по касательной ключицу. Это больно настолько, что приходится закусить внутреннюю сторону щеки почти до крови, чтобы сдержать вскрик. Ещё один мяч прилетает под дых, и это сродни крепкому удару кулаком. Из лёгких на секунду вышибает воздух, и Ацуши давится им, отшатывается, неловко запутывается в своих же ногах и падает на многострадальный, не раз отбитый за эту ночь зад. - Ужасно. Почему ты такой неповоротливый? Чуя уже стоит перед ним со скрещенными на груди руками. Смотрит сверху вниз сверкающими недовольством и жгучим раздражением глазами. В них нет разочарования, но Ацуши кажется, что это только пока, ведь в последнее время Накахара только и делает, что ругает его, смотрит вот так - тяжело, пристально, немигающее - и либо уходит без лишних слов, либо заставляет начинать этот кажущийся бесконечным бег с самого начала. Изначально, когда четыре месяца назад Чуя впервые привёз его в этот склад, переоборудованный в маленький тренировочный полигон, мальчик был взволнован и очень оживлён. Он с нетерпением ждал того дня, когда же Чуя-сан сдержит обещание и возьмётся за его обучение, и пребывал в эйфории, стоило Накахаре признаться, что именно в этом месте он когда-то познавал все грани собственного дара, изучая их и развивая. Вот только радужные мечты о том, чтобы с первой же тренировки поразить наставника, разлетелись вдребезги, стоило только перейти от теории к физической подготовке. Чуя много разговаривал с ним. Объяснял, какие бывают эсперы и как используют свои способности. Рассказывал о примерах из своего прошлого и о том, против каких способностей какую тактику боя лучше выбирать. После, когда Ацуши понял и принял мысль о том, что эсперы - вполне нормальное явление, а не чудовища, как о нём самом все говорили в приюте, Чуя начал учить его входить в контакт со зверем. На словах объясняя, как нужно очищать голову и обращать взгляд внутрь самого себя, Чуя первое время всегда ласково поглаживал его по голове, перебирая пряди и растирая кончики ушей, отчего разомлевший Ацуши почти проваливался внутрь себя, падая прямо на растёкшегося в спокойной дрёме тигра. Он учился чувствовать его мягкую шерсть под ладонями, тепло его шкуры, грубую мягкость подушечек на крупных массивных лапах и его сердцебиение под своими ладонями. Ацуши часто смотрел в глаза своего зверя. Пока Чуя нежил своей лаской в реальности, Накаджима в своём подсознании так же осторожно и бережно гладил морду зверя, изучая янтарные светящиеся радужки до тех пор, пока не запомнил каждую тонкую жилку в них. - Многие считают, что если имеют сильный дар, нет нужды закалять тело, но это не так, - позже сказал ему Чуя, объясняя, почему они должны укрепить тело Ацуши перед контактом со зверем. - Если твой дар заблокируют, ты не должен стать беспомощен. Ты должен уметь защитить себя и дорогих тебе людей и без активации способности. Ты должен уметь быстро бегать, хорошо уворачиваться и, если потребуется, атаковать. Всё ради выживания. И Ацуши послушно бегал, прыгал и уворачивался. Об атаках речи не шло, но иногда Чуя предлагал сыграть в прятки. Казалось бы, детская игра, да и на складе не так много мест, где можно укрыться, но редко когда мальчик мог найти своего учителя. Чуя умел выжидать, умел прятаться и умел скрывать своё присутствие. Он передвигался бесшумно и быстро, неуловимо, как ветер. Он мог беззвучно сидеть на одном месте без единого шороха долгое время, невзирая на удобство позы. Он мог даже контролировать ритм своего сердца, как однажды понял Ацуши, вслушиваясь в воцарившуюся тишину с таким усердием, но услышал копошение какой-то живности в траве за пределами склада. После у него несколько часов болела голова, и это только подтвердило в очередной раз слова Чуи о том, что нужно тренироваться, привыкать и расширять свои границы. Спустя несколько недель таких тренировок Чуя впервые отметил успехи Ацуши. Только после его слов Накаджима понял, что действительно стал как будто меньше уставать, отдышка перестала мучить после бега, а ещё у него проснулся поистине зверский аппетит, из-за чего он сметал во время ночных ужинов столько риса, что Чуя первое время даже делал ставки, лопнет его найдёныш или нет. Зато тело постепенно перестало напоминать обтянутый кожей скелет. Ацуши оставался всё таким же худым и высоким, словно тростина, но уже не выглядел болезненно и забито. Он стал чаще улыбаться и смеяться. Его щёки окрасились здоровым румянцем. Пустота почти исчезла из глаз, сменившись блеском таящейся внутри энергии. Он стал крепче спать. А потом всё стало меняться. Точнее, всё изменилось в один миг и сразу полетело ко всем чертям. Растянулись последствия. Ацуши хорошо помнит тот поздний вечер, перетёкший в ночь. Он привычно ждал Чую, чтобы поужинать, в процессе пересказывая содержимое очередной прочитанной им за день книги, а после собраться и поехать в склад-полигон. Их временной режим давно сбился из-за работы Накахары, на которой тот пропадал с утра до ночи, но Ацуши и не думал жаловаться. Он, в отличие от Чуи, который спал всего несколько часов, а после уходил на работу, мог проспать хоть весь день, вставая лишь за тем, чтобы прибраться, постирать, приготовить что-то или почитать. И чтобы уделить время отжиманиям и приседаниям, потому что Чуя сразу сказал, у мальчика-тигра должны быть сильные выносливые конечности под стать его зверю. Но всё тогда пошло совсем не по плану. Чуя появился дома только во втором часу ночи и выглядел он неважно. И чувствовал себя так же, как смог понять Ацуши, потому что обувь, одежда и драгоценная шляпа - всё полетело на пол единым комом, а сам Накахара сгрёб вышедшего поприветствовать его мальчика в охапку и прижал к себе с такой силой, что дышать стало трудно. И всё это не было проявлением того, что Чуя просто устал на работе или соскучился. Нет. Подобные тяжёлые дни Ацуши научился различать по привычкам рыжеволосого парня, по его движениям, даже по походке. Но в тот раз всё действительно было плохо, потому что от Чуи пахло лесной сыростью, мокрым бетоном, пылью и страхом. Мальчик и подумать не мог, что этот человек, пропитанный острым запахом таимой внутри опасности, вообще знает, что такое страх. - Ацуши, мне нужно с тобой поговорить, - обронил Чуя и провёл его в гостиную, забираясь на диван и утаскивая растерянного мальчика к себе под бок. Обращение по имени никогда не сулило ничего хорошего. - Скажи, ты хорошо помнишь своё детство в приюте? - Ну... Да? - неуверенно отозвался Накаджима, рассматривая бледное лицо Чуи, его будто обострившиеся скулы и нервно дёргающиеся уголки губ. - Я... Я не всегда там жил, но... Да? - Не всегда? - повторил Чуя, пристально смотря ему в глаза. - С чего ты это взял? - Ну... Сначала я думал, что меня оставили на ступенях этого приюта, - честно ответил Ацуши, невольно прижимаясь к тёплому боку, напоминая себе, что в настоящем он больше не один. - Но как-то раз я услышал разговор директора с кем-то из воспитателей. Он сказал, что слышал уже о разорённых фермах до того, как меня нашли на ступенях, и предположил, что изначально я жил в другом приюте, куда меня подбросила родительница, а уже оттуда, когда узнали о моём звере, меня подбросили на ступени этого приюта, чтобы избавиться. - И ты ничего не помнишь о первом приюте? - спросил Чуя. Парень тогда навис над Ацуши, будто и не заметив этого. Разнервничавшись и втянув голову в плечи, Накаджима отрицательно качнул головой. Он действительно помнил только последний приют. Что было до него, в памяти не отпечаталось. Тогда Чую как будто отпустило то, что терзало его с самого возвращения. Он весь сдулся, обмяк, усмехнулся как-то нервно, дёргано, а после сгрёб Ацуши в объятия и повалил на диван. Мальчик пытался напомнить про ужин, душ и смену одежды, о том, что костюм Чуи безбожно помнётся к утру, и о том, что у них же тренировка должна быть, но Накахара только шикнул на него, сказав, что очень устал, и они оба ложатся спать. Только оба ещё долго не могли уснуть. Чуя всё касался его, то поглаживая по спине, то зарываясь пальцами в волосы, и едва слышно хрипло напевал колыбельную. Фальшивил ужасно и явно путал слова, но Ацуши не стал просить его прекратить эту изощрённую пытку, потому что понимал: Чуя чем-то очень сильно встревожен и пытается отвлечься, как может. Поэтому мальчик тихо лежал под тёплым боком, крепко обняв парня в ответ, и негромко сопел ему в ключицы до тех пор, пока не уснул под монотонный бубнёж. Вот после этого всё и пошло наперекосяк. Буквально на следующей же тренировке. Чуя всегда был требовательным, но справедливым, внимательным и терпеливым. Он не нагружал Ацуши сверх меры, не игнорировал его состояние или случайные повреждения вроде содранных коленей, которые на месте сразу же обрабатывались, но и не нянчился с ним. Накаджима прекрасно понимал, что не сможет развиваться быстро, если с ним будут нежничать, поэтому готов был слушаться и терпеть мимолётную боль, если это сопутствовало успеху. Это было чем-то само собой разумеющимся. Но на той тренировке Чуя сообщил, что хочет проверить его пределы, и как с цепи сорвался. Это было быстро. Быстро, но очень больно и очень страшно. Больно, потому что удары тренировочными резиновыми мячами сыпались со всех сторон, и увернуться от них было просто невозможно. Страшно, потому что из Чуи будто исчезли все живые эмоции. Он смотрел жёстко, цепко и абсолютно безразлично. Смотрел так, будто Ацуши - жалкий кусок мяса на ножках, который едва ли стоит его внимания. Быстро, потому что Накаджима испугался такого Чуи, ставшего будто незнакомым, чужим человеком, и зверь в нём, почувствовав это, впервые за долгое время вновь вырвался на свободу. Ацуши плохо помнит, что было дальше. В памяти отпечаталась только шальная улыбка на губах наставника, яркое алое свечение и звук, с которым когти пролетали в считанных миллиметрах от чужого лица. В себя он пришёл лёжа на полу в полумраке клетки из бетонных блоков, врезавшихся в пол с четырёх сторон от него. Испугался сначала и дёрнулся, было, к узкой щели между ними, но тут же рухнул лицом в пыль, потому что тело его не слушалось. Болела каждая мышца, горло ныло, а собственный позвоночник и вовсе показался на секунду раскалённым прутом. По щекам побежали слёзы. Из груди вырвались всхлипы. Свернувшись в клубок, Ацуши совсем потерялся в происходящем и почувствовал связь с реальностью только тогда, когда охваченные красным свечением блоки исчезли, а его самого подхватили сильные крепкие руки. - Ты молодец, детёныш, - всё шептал ему Чуя, пока нёс до машины, и улыбался шало. - Смог постоять за себя. Твой зверь любому обидчику задницу за тебя надерёт, да? Но ты не сможешь вечно прятаться за его спиной. Дома Накахара был с ним бережен и очень заботлив той ночью. Набрал мальчику горячую ванну и оставил отмокать в ней, отправившись в душ. Выбравшись оттуда только через полчаса и обернув вокруг бёдер полотенце, принялся отмывать и задремавшего Ацуши. Успокаивал его терпеливо, вытирая с раскрасневшегося лица слёзы, ведь при виде огромных гематом на теле рыжеволосого парня Накаджима завыл белугой. Он был в ужасе от того, что увидел. В ужасе от того, что все эти ужасные раны оставлены Чуе его зверем. В ужасе от того, что напал на того, кто спас его, протянул руку помощи, стал в итоге его семьёй. - Всё в порядке, - раз за разом повторял ему Чуя и пока мыл, и пока вытирал, и пока помогал натянуть домашнюю одежду, будто Ацуши пять лет. - Я знал, что это случится. Мне нужно было столкнуться с твоим зверем в бою и понять, насколько он силён. Я много чего вынес из этой стычки, так что не нужно так волноваться. Это просто была ещё одна тренировка, но не с тобой, а со зверем внутри тебя. Если бы я предупредил тебя о том, что задумал, у меня не получилось бы раздраконить твою способность. Так что это я должен просить прощение за то, что обманул тебя и напугал. В ту ночь Ацуши опять спал с Чуей. Закончив привычный ночной ужин, Чуя впихнул в его руки кружку с горячим шоколадом, разбавленным тёплым молоком, и отвёл к себе. Накаджима уснул, тесно прижавшись к его боку под негромкое клацанье клавиатуры ноутбука, потому что перед сном Накахара решил немного поработать, будто мало ему было потрясений и поводов для усталости. Проснулся Ацуши спустя несколько часов от того, что сонный растрёпанный Чуя оттянул его щёку пальцами, под звук будильника тиская её и требуя расцепить железную хватку на его несчастных рёбрах. И, казалось бы, то мирное утро с совместным завтраком и сонной ленью послужило точкой в этой истории, своеобразным перемирием между Чуей, Ацуши и его внутренним зверем, но... Но. Поднявшись с пола, Ацуши встаёт перед Чуей, опустив взгляд в пол. Ему стыдно, и больно, и немного обидно. И совестно. Чуя тратит на него своё время, недосыпает, устаёт днём на работе, но всё равно не бросает эти тренировки, а Ацуши, от которого требуется только усердие и внимательность, уже которую ночь тренировок после всего случившегося раз за разом подводит его, как будто от него требуют чего-то невозможного. Можно подумать, он впервые проходит эту полосу препятствий. Можно подумать, его впервые обстреливают мячиками со всех сторон. Ничего ведь сложного. Всё привычное, никаких изменений, только время на пробег сократилось ещё на двадцать секунд. Но Ацуши ведь уже развил хорошую скорость и сам чувствует, что это не предел его тела и способности, которая поддерживает его изнутри, защищая от лишней перегрузки. Так почему? Почему он никак не может сосредоточиться? Запутался в ногах и упал, как новорождённый щенок. Наверняка то ещё жалкое зрелище. - Простите, Чуя-сан... Горько становится до припекания за глазными яблоками, но Ацуши не разревётся как девчонка. Он знал, на что подписывался. Накахара ещё в самом начале сказал, что если мальчик где и почувствует боль, то на тренировках. Невозможно научиться чему-то, если ничего не делать. Невозможно закалить себя и свои реакции, если ни разу не столкнуться с угрозой, опасностью, болью. Но всё равно неприятно видеть такого холодного и отстранённого Чую после того, как мальчик познал его доброту, заботу, ласку, внимание и опеку. Каждая ошибка нервирует только сильнее из-за этого, потому что взгляд голубых глаз становится холоднее льда, и Ацуши вновь возвращается к тому, с чего начал когда-то. Он вновь начинает ждать, когда же на него махнут рукой, разочаруются в нём и выставят за порог. - Эй, детёныш, - на макушку ложится тёплая тяжёлая ладонь. - Что такое? Что не так? Неуверенно подняв взгляд, Ацуши мысленно разваливается на куски, потому что безразличие и недовольство исчезли без следа. Чуя смотрит на него внимательно, цепко, но с толикой заботы, и от этого хочется зажмуриться и сделать какую-нибудь глупость. Эмоциональное напряжение сказывается, поэтому Накаджима решается и подаётся вперёд, крепко обнимая своего наставника. Чуя замирает лишь на мгновение, а после легко похлопывает его по лопаткам. - Ну? Расскажешь мне? Ты уже которую тренировку рассеянный, невнимательный и подставляешься просто потому, что не обращаешь внимания на то, что происходит вокруг. У тебя что-то болит? Тебя что-то беспокоит? Ты устал и тебе нужна передышка? - Мне страшно. Это вылетает само собой. Чуя каменеет плечами и отстраняется, заглядывая ему в глаза. У него делается очень странное выражение лица, незнакомое и не то чтобы счастливое, и Ацуши уже хочет наболтать глупостей, чтобы как-то замять свой ответ, когда понимает, что сказал правду. Всё так и есть. Ему страшно. Это и является корнем всех его проблем. - Ты боишься меня? - спрашивает Чуя, делая сдержанный шаг назад. И лишь чудом удерживается на ногах, когда Ацуши врезается в него, цепляясь пальцами за лопатки, прижимаясь всем телом так, будто хочет слиться в единое целое. - Нет! - вскрикивает Накаджима взволнованно и часто-часто качает головой. - Нет, Чуя-сан! - Хорошо, - выдыхает Чуя, ощутимо расслабляясь в его руках, и зарывается пальцами в волосы на затылке, ероша мягкие белоснежные пряди. - Тогда что не так? Что тебя пугает? Отстранившись, Ацуши неопределённо пожимает плечами. Выпустив наставника из своей хватки, он отходит в сторону и мнётся в неуверенности, рассматривая несколько тренажёров, расчерченные беговые дорожки вдоль стен, подвешенные боксёрские груши, ярко-красные и тёмно-синие. А ещё усыпавшие весь пол среднего размера резиновые мячи, напоминающие мячики для бейсбола, которыми Чуя благодаря своей способности швыряется в него, принуждая уворачиваться от атак во время простого бега или прохождения полосы препятствий, построенной из подручных средств вроде тумб с инвентарём, натянутых тут и там канатов и целых башен из скамеек. - Это как-то связано с твоим зверем, - роняет Чуя. Он не спрашивает, утверждает, а перед глазами Ацуши вновь та ночь, когда тигр вырвался наружу и напал на Чую. Вспомнив оставленные на теле наставника синяки и гематомы, мальчик поджимает губы, бросая неприязненный взгляд на свои руки. Это ещё всё в зале в порядок приведено. Когда Чуя уносил его отсюда на руках той ночью, Ацуши успел краем глаза увидеть царящий вокруг погром. И пусть ему сказали, что всё в порядке, что так нужно было, что зверя вывели из себя специально, это не меняет того факта, что Ацуши не может спокойно принять произошедшее и забыть о нём. Не может принять, что причинил боль человеку, который его от этой самой боли всегда пытался оградить. - Знаю, о чём ты опять думаешь, - говорит Чуя и подходит ближе, заставляя посмотреть на себя. - Но ты не должен так относиться к произошедшему. Ты ведь сам рассказывал мне, Ацуши, что зверь был с тобой с рождения. Он защищал и оберегал тебя. Он согревал тебя и впитывал своим мехом твои слёзы. Ты ведь пообещал ему, что ты и он - вы вместе - будете жить. Он часть тебя, а ты - часть своего зверя. Вы одно целое. Если бы ему грозила опасность, неважно, от чьих рук, разве ты не защитил бы его? - Но это ведь вы, Чуя-сан, - жалобно бормочет мальчик и смотрит растерянно, комкая в пальцах подол великоватой ему футболки, выбранной специально для тренировок. - Вы бы никогда не причинили мне вред. - Вред может причинить каждый, - отрезает Чуя. - Ты слишком наивен, Ацуши. Каждый человек всегда преследует свои цели. Некоторые ради своих целей готовы пойти очень далеко. У тебя отличное чутьё на людей благодаря тигру, живущему внутри, но ты не прислушиваешься к нему, предпочитаешь эмоции, а не холодную логику. Я был добр к тебе, и ты считаешь, что я не могу причинить тебе боль просто потому, что я пообещал этого не делать. Но зверь на то и зверь. Ему чужда людская речь, его ведут инстинкты. Если чувствует опасность, зверь бежит или нападает, защищается. Твой зверь защитил тебя от угрозы, и неважно, что этой угрозой был я. Будь благодарен своему тигру, Ацуши. Потому что он спасает тебя от опасностей, которых ты в упор не видишь или на которые предпочитаешь закрывать глаза. Звучит логично и правдиво. Совесть начинает грызть не только за то, что завалил тренировку, но и за то, что усомнился в своём звере. Чуя ведь прав. Тигр всегда был рядом с Ацуши, защищал его, утешал, согревал, помогал по мере сил. Рядом с тигром Ацуши никогда не чувствовал себя одиноким. Благодаря зверю он вырвался на свободу и смог встретиться с Чуей, найти своё место. Может быть, стоит просто принять чужие слова как данность и смириться с ними? Может, стоит обратить внимание не на синяки, оставленные на теле Накахары, а на то, что там были только они? Тигр не ранил когтями, не впился клыками, не разодрал лапами. Чуя тогда в ванной с кривой улыбкой сообщил, что это была почти дружеская потасовка, и что ему не раз бывало намного хуже. Правда, после этих слов парень резко замолчал, будто сказал что-то лишнее, а Ацуши благоразумно не стал развивать эту тему. И вот Накахара снова говорит о том, что зверь не виноват в том, что пытался защитить своего хозяина, носителя. Может, и так. В конце концов, если бы кто-то попробовал причинить тигру вред, Ацуши действительно сделал бы всё, чтобы не позволить этого. Уйдя в свои мысли, мальчик не обращает внимания на Чую. Лишь когда шеи касаются тёплые пальцы и что-то упругое, шершавое, Ацуши встряхивает головой и поднимает взгляд на Накахару. Слышится негромкий щелчок и, сглотнув, мальчик чувствует на шее тёплую широкую ленту. Взгляд найдёныша опускается на горло Чуи. У того светлая кожа в принципе, но там, где только что красовалась лента чокера, она ещё светлее. Будто молочная полоса обвилась вокруг, навсегда отпечатавшись на коже. - Подумал, так тебе будет спокойнее, - пожимает плечами Чуя в ответ на удивлённый взгляд и ерошит мальчишке волосы на макушке. - Потом вернёшь. Давай устроим себе небольшой отдых. Возьму завтра выходной, и проспим до самого вечера, а после поедем в токийский «Диснейленд». - Что такое «Диснейленд»? - любопытствует Ацуши, с трепетом касаясь чокера на шее. Чуя отдал ему свой чокер! Мальчик даже не пытается скрыть счастливую улыбку. Кажется, будто ему доверили что-то важное и дорогое, бесценное, ведь никогда раньше Ацуши не видел, чтобы рыжеволосый парень снимал этот ремешок со своего горла. Разве что только для того, чтобы принять душ, но это не считается. - Тебе понравится, детёныш, - усмехается Чуя и разворачивается к выходу. - Пойдём. Пора домой. Ацуши догоняет его бегом и подныривает под руку, заставляя приобнять себя за плечи. Иногда наглость - второе счастье. От плохого настроения и тяжёлых мыслей не остаётся и следа.

***

Как Чуя и думал, Ацуши приходит от парка развлечений в искренний восторг. Хорошо, что пару недель назад он купил мальчишке телефон и больше не боится оставлять его надолго одного или задерживаться где-то. Возможность вызвонить подопечного успокаивает и в толпе, потому что Накаджима так и норовит исчезнуть в ней без следа. Он-то Чую по запаху найдёт, как не раз находил в торговых центрах, куда они порой выбирались прогуляться, а вот Накахара едва ли сможет быстро и без труда выловить его из людского пёстрого океана, постоянно находящегося в движении. С другой стороны, Ацуши всё ещё не изменяет себе, и чёрное пятно его толстовки с глубоким капюшоном нет-нет, да мелькает на периферии зрения, выделяясь среди разодетых семей, детей в ярких куртках и блестящих воздушных шаров.- Чуя-сан, вы покатаетесь вместе со мной? - в очередной раз подбегает к нему мальчишка и смотрит сверкающими глазами, тыча в сторону детского аттракциона с лошадьми, похожего на большую музыкальную шкатулку.- Грубо, - фыркает Чуя и легко щёлкает его по лбу. - Пусть ты уже начинаешь перегонять меня в росте, взрослый тут всё ещё я. Никаких лошадок, детёныш.Ацуши виновато заламывает брови, но быстро понимает, что над ним лишь подшучивают, и тут же уносится прочь. Купленные на входе билеты позволяют кататься на чём душе угодно, но Чуе больше нравится просто гулять, покупая тут и там лёгкий перекус и заправляясь сладкой газировкой. Ацуши периодически просит сладкую вату и хот-доги, а после вновь исчезает, и только мышиные уши на его ободке мелькают то тут, то там, отсвечивая блестящим красным бантом.«Неплохо», - думает Чуя, падая на ближайшую скамейку, и окидывает цепким взглядом площадь перед аттракционами для детей.Ярко, живо, шумно. Дети носятся туда-сюда. Вкусно пахнет фастфудом и сахарной ватой, яблоками в карамели и жареным мороженым. Всё блестит, сверкает, переливается. Ветер треплет охапки воздушных шаров, яркие флаги и развешенные на фонарных столбах ленты. Всё это расслабляет. Казалось бы, слишком оживлённо и непривычно, но в том и секрет. После выработавшегося графика «дом - работа - тренировки», способного свести в могилу недосыпом и перегрузкой организма, Чуе нравится в этом месте, где буквально каждая яркая деталь отвлекает от тяжёлых мыслей и серых унылых рабочих будней.Когда он вообще в последний раз отдыхал? Сказать бы, что подобное уже и не вспомнить, но именно последняя выходная прогулка отпечаталась в памяти последующими ломающими жизнь событиями. Правда, с Дазаем они гуляли в парке Йокогамы и забрели туда случайно. Зато в фото-будку Чую потащили весьма и весьма настойчиво, не позволив пройти мимо. Он сопротивлялся изо всех сил, зная, как Дазай любит приставать в неурочное место в неурочных местах, но тот удивил его. Они действительно зашли сделать фотографии. И пусть бинтованная сволочь опять издевалась над его ростом и использовала его плечи вместо подставки для своих острых локтей, фотографии вышли хорошие. Правда, когда Дазай сбежал, было огромное желание поджечь уголок карточки и смотреть, как пламя пожирает её без следа, как ушедший напарник уничтожил всё, что между ними было, обратив в пыль. Но это было бы слишком мелодраматично, поэтому Чуя просто спрятал эту карточку в одной из рамок, чтобы знать, она есть там, но никогда больше не прикасаться, не видеть.- Чуя-сан, я туда пойду!Подбежавший Ацуши машет рукой в сторону аттракциона «Чаепитие Алисы», и Накахара только надеется, что у его найдёныша крепкий вестибулярный аппарат, потому что для вращающихся чайных чашечек было съедено слишком много данго. Проводив мальчишку взглядом, Чуя откидывается на изогнутую спинку скамьи и смотрит на небо. Звёзд не видно, разумеется, зато в воздухе переливаются разноцветные отсветы подсветок аттракционов. Красиво. Спокойно. На душе становится легко. Пожалуй, смена обстановки действительно творит чудеса.Вслушиваясь в смех детей и окрики взрослых, Чуя через какое-то время вновь возвращается мыслями к неудачной тренировке накануне ночью. Ацуши был разбит как никогда, а Чуя не сразу заметил, что что-то не так, опять перегнул палку. Не то чтобы сильно, конечно, но ему не хотелось уподобляться Дазаю. Тот, тренируя Акутагаву, использовал только грубую силу. Он едва ли заботился о парне, о его комфорте: что физическом, что эмоциональном. Пожалуй, ему вообще было неинтересно тренировать кого-то, но не получилось откосить от этой обязанности, возложенной на его плечи Мори-доно. Удивительно, что Акутагава всё-таки чего-то достиг, добился, и Чуе не пришлось собирать его из осколков. Возможно, всё дело в стальном стержне вместо хребта? Как знать.В любом случае, с Ацуши подобное никогда не прокатило бы. С ним нужно требовательно, но мягко. Решительно, но осторожно. И не только потому, что внутри мальчишки сидит бдящий зверь. Ацуши увяз в Чуе по уши. Он едва ли может отделить «личное» и «рабочее». Если Накахара будет слишком жесток, слишком холоден, он может оттолкнуть этого ребёнка от себя, а этого ему не хочется. Чуя тоже увяз в нём, как бы ни не хотелось это признавать. Привык, что дома кто-то ждёт. Он ведь не соврал Дазаю, сказал чистую правду. Ацуши появился в его жизни нежданно-негаданно, и ожиданий никаких на него возложено не было, но дыра в груди Чуи, оставшаяся после ухода Дазая, немного затянулась, перестала болеть так сильно. Рядом с Ацуши не получается постоянно оглядываться назад, лелеять старую боль и грызть себя постоянно мыслями о том, что можно было изменить, что можно было исправить, чтобы Осаму не ушёл. О том, что Чуя упустил, как и почему не заметил, что с Дазаем что-то не так.«Ты всегда был превосходным лжецом», - мысленно хмыкает Накахара, потягиваясь.Дазай действительно ни словом, ни взглядом не дал понять, что что-то не так. Он вёл себя привычно, как вёл себя всегда, когда Чуя возвращался из командировок. Завалился к нему домой с утра пораньше и влез в постель, загребая в свои наглые ручонки. Зацеловал сонное лицо и долго ластился котом, притираясь носом и губами к ключицам. Разбудив-таки Чую, ускакал готовить завтрак, громко гремя посудой и хлопая дверцами шкафчиков и холодильника. А потом, когда Чуя выполз из душа и распластался в дрёме по кухонному столу, привычно сушил его волосы полотенцем, расчёсывая пальцами обвивающиеся вокруг них рыжими кольцами пряди и расписывая великие планы на день, от которых Чуя не имел права отказаться. Это был хороший день. Это был очень, очень хороший день.Чувствуя, как возрастает нежеланная тяжесть на душе, Чуя встряхивает головой и поднимается со скамьи. Найдя глазами знакомую макушку с ушами Минни Маус, мафиози невольно улыбается. Ацуши стоит в очереди и о чём-то болтает с двумя рядом стоящими детьми. Он выглядит оживлённо, непривычно открыто и счастливо. В душе поселяется непривычное, но приятное тепло. Накахара поднимается со скамьи и потягивается. Пожалуй, хорошо, что он не рассказал всей правды о «дружеской потасовке» с тигром. О том, как зверь своими когтями смог порвать эфемерную материю его гравитации. О том, как тот был решительно настроен отожрать Накахаре голову и не реагировал ни на какие попытки его успокоить. Если с Ацуши у тигра была своя связь, помогающая понимать друг друга, то Чуя для зверя был всего лишь угрозой его человеку. Пришлось прибегнуть к грубой силе и загнать зверя в клетку из бетонных блоков. Тот ещё долго метался внутри, пытаясь выбраться наружу. Чуя минут двадцать, не меньше, удерживал блоки вокруг взбесившегося хищника, пока внутри всё не стихло неожиданно и резко, сменяясь всхлипами и болезненным скулежом Накаджимы.Зато Чуя вынес из этой стычки целых два плюса. Во-первых, он узнал опытным путём, что способность Ацуши может разодрать чужую в клочья, что делало его идеальным бойцом ближнего боя, ведь когти тигра пробьют любую защиту. Во-вторых, тигр лечил Ацуши и очень быстро. Пока Накахара нёс ребёнка до машины, прямо на его глазах ссадины и синяки, сбитые колени и содранные ладони излечивались. На них не оставалось даже тончайших шрамов. Из чего Чуя вынес ещё один факт. Либо в детстве Ацуши был настолько хилым ребёнком, что его зверю неоткуда было черпать силы на его лечение, либо того подвергали физическим наказаниям и истязаниям так часто, что никакая целительная сила дара не смогла уберечь мальчишку от шрамов.«Зато тигр спас тебе жизнь, пусть ты этого и не помнишь», - вспоминает рассказ Ацуши о «первом приюте» Чуя, понимая, что зверь вынес спасённого от Шибусавы ребёнка к людям и оставил там, где, как ему казалось, о детёныше должны позаботиться.В том, что порой люди хуже диких зверей, тигр не виноват. Не мог он знать, на что обрекает своего носителя.Уже направившись в сторону аттракциона, выбранного Ацуши, чтобы сделать пару фотографий на память об этом вечере, Чуя вдруг ощущает на себе пристальный взгляд. Действительно пристальный. Будто гвоздь всадили в спину. Не подав вида, он меняет свой курс на палатку со сладостями и встаёт в очередь, невзначай осматривая толпу вокруг. Семьи, влюблённые парочки, болезненно выглядящая девушка в слишком лёгком белом платье, смотрящая на него, компания подростков. Отлично. Просто великолепно. Только этого не хватало. Что ж, теперь хватает.Купив себе стакан с газировкой, Чуя делает пару глотков, вгрызаясь зубами в трубочку, и направляется в сторону девушки, но та растворяется в толпе. Впрочем, через некоторое время Чуя вновь чувствует её взгляд. Девушка стоит в нескольких метрах от того места, где только что была, и продолжает смотреть на него. Стоит вновь пересечься с ней взглядами, как она начинает пятиться спиной назад, а после скрывается за ближайшей палаткой.Потратив на раздумья всего несколько секунд, Чуя направляется следом. Он не знает эту девушку, но она явно знает его: язык тела и внутреннее чутьё, среагировавшее на одарённую. Вот только откуда она может его знать и как выследила в толпе, как нашла? Обычно Чуя выглядит ярко и броско в своих рабочих костюмах, но этим вечером на нём та же одежда, что и во время встречи с Дазаем у дрянной забегаловки, в которую его привёл Ацуши. На фоне остальных людей Чуя может и выглядит мрачновато, но не настолько, чтобы привлекать к себе внимание. Помимо этого, его рост, что бы бинтованная сволочь ни болтала, порой очень играет на руку. Легко затеряться в толпе, которая закрывает тебя собой. Но его, такого неприметного, тем не менее, выследили. Кто и зачем? Случайная эта встреча или?Как бы там ни было, в любом случае будет разумно не привлекать внимания к Ацуши, который как раз устраивается в одной из чашек аттракциона вместе со своими временными приятелями. Во-первых, если случится стычка, ребёнку рядом делать нечего. Чуя не хочет, чтобы Ацуши раньше времени узнал о том, кто его наставник на самом деле. Что-то подсказывает, это принесёт лишнюю головную боль. Возможно, страстное желание Ацуши обеспечить его комфорт в ответ на заботу и сделать всё, чтобы Чуе не грозила никакая опасность. Если мальчишка узнает, где Чуя на самом деле работает, найдёныш либо закатит истерику, либо начнёт напрашиваться в Порт, либо умрёт на месте от сердечного приступа. Ещё, конечно, есть вариант, где ребёнок в ужасе убегает прочь от человека, оказавшегося кровавым убийцей, но думать об этом совсем не хочется. В любом случае, вряд ли есть весомые причины для волнения, и эта девушка представляет собой опасность. Случись эта встреча на территории Йокогамы, Чуя бы насторожился куда сильнее, но они ведь на побережье Токио. Что тут может произойти?Как сильно Чуя ошибался, он понимает, стоит только нагнать незнакомку в отдалении ярких огней и шумной толпы. Лавируя между палатками, она уводит его всё дальше, а после резко останавливается и оборачивается. Выглядит она неважно. Невысокая и хрупкая, ломкая, прозрачная. Распущенные волосы тяжёлыми кудрями давят на плечи своей хозяйки, на её тощую шейку. Только Чуя не раз и не два встречал подобные двуличные кадры. Один из них катается неподалёку на аттракционе. Выглядит девушка очень слабо. Так, будто вот-вот захрипит, зайдётся кашлем и рухнет без чувств, как типичная дамочка из старого романа, которой лёгкие передавило слишком тугим корсетом. Но Накахара прекрасно знает, как обманчива бывает внешняя хлипкость подобных одарённых, внутри которых через раз скрывается такой сильный или мерзкий дар, что впору стоять с открытым от удивления ртом, когда правда выплывает наружу.Подобравшись, Чуя подходит ещё немного ближе, чтобы получше рассмотреть чужое лицо, и только открывает рот, чтобы спросить, кто эта одарённая и что ей от него нужно, как в руках девушки мелькает белоснежный дротик с длинной тонкой иглой. Вот дерьмо! Так и знал! Тело мгновенно охватывает алая дымка активировавшейся способности, чтобы защитить себя от чужой атаки и атаковать самому, но предпринять Чуя так ничего и не успевает. Потому что девушка не бросает дротик - наверняка с неприятным сюрпризом - в него. Иглу, вокруг которой вспыхивает бледно-зелёное свечение, она втыкает себе в шею. В ту же секунду Чуя в приступе резкого головокружения отшатывается назад и падает на колени. Чёрт, чёрт, чёрт! Ну почему именно он постоянно сталкивается с подобными эсперами?Кто бы знал, как Чуя ненавидит все эти медицинские штучки. В прошлом он столкнулся с одарённым, из-за которого несколько его подчинённых буквально сгнили от язв и нарывов, покрывших тела изнутри. Зрелище и запах были омерзительными. На своей шкуре Чуя эту «прелестную» способность не ощутил, но хватило и того, что увидел её последствия. Помнится, Акутагава так радовался, когда Мори-доно отдал указ об устранении. С его плевритом, мешающим нормально жить, и толстенной медицинской картой, болезни в которой нашли свои истоки в голодном и холодном детстве, у Рюноске была аллергия на одарённых, убивающих с помощью какой бы то ни было заразы. Помнится, кровищи было немерено, когда Акутагава с отрядом нашёл и загнал одарённого в угол. Команда зачистки, вызванная чуть позже на место событий, собирала труп несчастного по кускам.Заваливаясь на бок, Чуя успевает заметить, как из темноты выходят двое амбалов и подходят к ним. Один из них направляется к нему, второй подхватывает на руки отключившуюся девушку, и сразу после этого зрение начинает подводить, размывая всё вокруг в неясные пятна. Тошнота подкатывает к горлу. Звуки исчезают. Перестаёт хватать воздуха. Чуя ощущает себя так, будто кожа горит, но в то же время всё внутри сковывает ледяным холодом с такой силой, что зубы начинают стучать. Лихорадка?«Зато понятно теперь, почему она выглядит жертвой какой-нибудь мерзкой эпидемии», - проносится в голове на грани отключки. - «Либо наши жизни теперь связаны, и мы умрём на пару, либо эта шайка прекрасно знала, на кого замахнулась, и поэтому меня решили сразу вывести из строя, чтобы не успел уничтожить их. Умно».Не то чтобы всё это очень важная информация с учётом критического положения в целом, но Чуя всё равно проваливается в темноту забвения с воцарившимся в душе спокойствием. Пришли явно за ним, раз предприняли такие серьёзные меры. Ацуши либо решили не трогать, раз заманили его одного, либо даже не заметили мальчишку, возможно, начав слежку слишком поздно и не увидев крутящегося вокруг Накахары ребёнка. Если же Ацуши тоже отловят, их с Чуей в любом случае повезут в одно место. Что так, что так, вероятность того, что их просто убьют, равна нулю, иначе не было бы всех этих сложностей. Значит, можно не волноваться и не тратить зазря силы на тщетные попытки сопротивления. Как только Чуя очнётся там, куда его притащат, он выбьет из этих ублюдков всю дурь, заберёт Ацуши и вернётся домой. Главное, чтобы Накаджима был хотя бы в относительной безопасности, чтобы ему не причинили вреда, боли. А с остальным Чуя уж как-нибудь разберётся. Не в первый раз он оказывается в подобном дерьме и не в первый раз из него выберется. В этом сомнений у мафиози нет.

|...|