На кухне девчонки, наспех стерев с щек осыпавшуюся тушь, мыли посуду, пока мужская половина собравшихся опохмелялась и вяло таскала с тарелок заветрившийся сервелат и сыр. Валику опохмеляться было не нужно, выпил он меньше любого из них, поэтому заварил себе чай, поставил его остывать и взялся помогать девчонкам убирать вымытые фужеры и вазочки.

— Блядь, — очень выразительно сказал Лёха, прикладывая к виску холодную банку пива, и Калмык, повторяя его движение, произнес:

— Угу.

— Зато вы вчера самые веселые были, — хихикнула Яна, передавая Валику вазочки.

Макар прошел за спиной, коснувшись его плечом, молча кинул ему очередную свою толстовку — на этот раз серую, — сел за стол, щелкая язычком банки с пивом, отпил и произнес:

— Зачетно потусили, не нудите. Щас будем мусор собирать.

После его слов все ожидаемо заторопились по домам. Лёха нашел свой паспорт под елкой и свалил первым, после него по такси распределились девчонки, а последним уходили Калмык с Антоном.

— А ты не с нами? — спросил Калмык, обуваясь и замечая, что Валик стоит рядом и точно никуда не спешит.

— Я прибраться обещал.

Калмык прищурился — или, возможно, его глаза просто заплыли от вчерашней попойки — и продолжил натягивать ботинки. Попрощавшись с хозяином квартиры, наблюдающим за ними из дверного проема ванной, он вышел на лестничную площадку, а Антон, наклонившись к Валику и завязывая шарф, шепотом поинтересовался:

— Ну что?

— Что? — спросил Валик со вздохом.

— Ну вы там вчера... — Антон покосился на Макара.

— Иди ты на хуй, Антон. Вали, позвоню вечером.

— Только не смотри на реснички! — бросил тот, выходя. — Пока, Мак, клево посидели!

А некоторые и полежали, добавил Валик про себя, поворачиваясь к Макару. Тот молчал и ухмылялся, и если бы на Валике имелось платье, то оно бы снялось от этого взгляда точно. Или бы прожглось.

— Ведро, — произнес Валик. — Мне нужно ведро, средство для чистки ковров и щетка.

— Прям вот так, сразу? — отозвался Макар. — Точно Золушка. Щас будет. Твой свитер я на сушилку повесил, олени не пострадали. Слышь чё, Валечка.

— Ну?

— А как ты, такой весь домашняя зая, кольцо на хер прицепил?

Валик, догадывавшийся, что рано или поздно этот вопрос прозвучит, помедлил, собирая разбросанные в коридоре пакеты, и ответил:

— На спор.

— Я так и думал. Но ты не парься, мне нравится, — Макар, отдавая ему ведро и щетку, подмигнул, и Валик ощутил, как краска заливает лицо и сползает на шею. — Ну чего ты сразу краснеешь, Валечка, я ж серьезно.

Валик, сунув ему в ответ охапку шелестящих бумажек, нашел пятно, которое заметил на светлом ковролине еще вчера, и начал тереть его щеткой с особым рвением. Макар в это время гремел в зале банками, складывая их в мусорный пакет, выпнул туда же пылесос, чтоб собирал мелкие крошки.

— Милая моя, — услышал Валик, вытирая лоб мокрой рукой, — Валечка ебу-учий...

Валик фыркнул:

— Ебанат.

— Я все слышу!

— Я тоже. Мог бы и поновее что-то петь.

— Фантазер — ты меня называла? Или... О, сейчас Светулю накрутим.

— Какую Светулю?

— Лободу же.

Макар перестал греметь, и Валик, выплеснув воду в унитаз, поставил ведро рядом со стиралкой, вышел в коридор и придирчиво осмотрел мокрое, но чистое, как бы это ни звучало, пятно на ковролине. В этот момент из колонок полилась знакомая мелодия, он цокнул и повернулся к оказавшемуся рядом Макару.

— Прям про тебя, Валь, — проговорил тот, хватая его за задницу и прижимаясь пахом. — Бля, как я утром тебя за булки не догадался потискать! Но это можно исправить, да?

— Песня про глаза, вообще-то, — заметил Валик, с разбега ныряя в уже знакомое состояние, которое пережил этим утром.

— Глаза у тебя тоже красивые. Как у кошака ангорского. У меня в детстве был, все ебало мне расцарапал как-то.

— А тебе нравится?

— Когда царапают? Очень. Только если спину.

Валик и не заметил, что тоже лапает его задницу, и с удивлением признал, что это заводит. Пиздец как заводит, потому что он не нашел иного выхода, как закрыть глаза и позволить себя целовать: медленно, с блуждающими под майкой руками и застывшими в горле стонами. Стояли так, может, минут пять, а может, и пятнадцать, и простояли б еще больше, если бы в кармане Макара не завибрировал мобильник.

— Тётька моя, — пояснил он, взглянув на экран, и Валик, оставив его разговаривать с родственницей, ушел в зал.

Макар появился почти следом.

— Поздравила, сообщила, что заедет через полчаса, я ж ее любимый племянник, не может не заглянуть, — сказал, доставая из-за дивана чьи-то носки. — Но, конечно, это мамка накапала — боится, что я тут хату сжег или мы тут обкурились до смерти. Надо, короче, быстрее этот срач убирать. Блядь, всю романтику мне...

— Макар, — произнес Валик, не в силах заткнуться. — У тебя есть камин?

Макар бросил носки в мусорный пакет и хмыкнул:

— Зачем тебе камин? Если надо, будет.

— Нет-нет, я просто спросил! — ответил Валик поспешно. — Как раз его и не надо.

Зал убрали быстро: пока Макар выносил мусор, Валик протер все поверхности до блеска, открыл окна для проветривания и поправил панорамные картины на стене. Потом они вместе привели в порядок балкон и кухню, и когда родственница должна была быть на подлете, Валик уже натягивал высохший свитер с оленями.

— Придешь ко мне завтра? — спросил Макар, наблюдая, как он сует руки в рукава куртки.

— Не могу, я бабушке обещал приехать. Дней на пять, — сказал Валик, и Макар заметно посмурнел.

— Но писать-то можно тебе?

— Там связь не всегда ловит. — Валик поправил съехавшие очки и добавил: — Но можно. Я пошел.

— Пиздуй, — Макар щелкнул замком. — Я напишу. Эй, умник, стой, куда, бля! — Прижался к и так саднящим уже губам и только после этого открыл дверь. — Теперь точно пиздуй.

Выходя из подъезда, Валик тронул языком губу, ее тут же лизнуло морозом, и он поморщился — завтра вскочит герпес. Телефон пиликнул сообщением, и Валик уставился на номер и марку машины.

«Карета подана».

Сняв перчатку, он быстро напечатал в ответ:

«Это что? Такси? Больше так не делай».

«Первое число, Валечка. И больше не буду. Только если ты ночевать не останешься в следующий раз».

Хотелось спросить — в какой, блин, следующий? Но все вокруг стало таким непредсказуемым, что Валик только отмахнулся от неуместных сейчас размышлений и направился к мигающей фарами машине.

Когда такси выехало со двора, Макар зашел обратно в зал и захлопнул балконную дверь. Хоть балкон и был застеклен, почти как и дома у Вали, все равно он задубел — пробыл там слишком долго, пока умника провожал. Плюс выкурил две сижки, и теперь его потряхивало. Прежде чем башку просверлило трелью дверного звонка, он успел кинуть в стиралку свитшот с пятнами от спермы и ебануть большую чашку крепкого кофе. Пьяный угар закончился еще под утро, а у Макара до сих пор мысли тараканами разбегались в ахуе от того, что они с Валечкой учудили. Не, ну Игорян ему по дороге в гипер накануне тусы признался, что в период своего пубертата они с одноклассником втихушку на порнуху родительскую подрачивали. А один раз они типа устроили, как там его, голландский штурвал. Макар тогда еще дико проржался над названием. Только у них-то с Валей не просто штурвал был, а чистый и светлый, как слеза принцессы, взаимный петтинг. У Макара подобных ощущений со школы не было. Да что там, вообще не было — это ж мужской половой хуй! Горячий, упругий, с колечком в уретре, блядь! Помимо очевидного, в груди тянуло от воспоминаний о поцелуях, и хотелось еще, хотелось прижать крепкое Валино тело к себе, такое не похожее на девичье, угловатое, с жесткими плечами и маленькими сосками, которые Макар с удовольствием облизал этой ночью. А днем, стоило только глянуть на раскрасневшиеся от уборки щеки и уши, в висках начинало стучать, как после норматива по бегу стометровки на время. И особенно Макар охреневал, когда Валя вдруг резко становился жадным и дерзким. Про Валину задницу он пока старался не думать, а то, что другой пацан так же резво лапал за жопу его самого, Макара как-то не смущало, потому что кайфа от обжиманий вдвоем в пустой квартире он получил столько, что сразу для себя все понял-принял. Вот таким подарочком под елкой осознание нагрянуло первого января вместе с похмельем. Так что пох, решил Макар. Он хотел Валю, и точка. Как там в мамкином старом фильме новогоднем говорилось — вижу цель, верю в себя, не замечаю препятствий. Только, проснувшись от того, что почувствовал ласковые касания на макушке, он понял, что цель у него — не просто потрахаться, как, наверное, до сих пор виделось Лёхе, и это пугало больше всего.

И все же, пытаясь успокоиться, Макар заварил кофе и допивал его, как раз когда в дверь позвонили.

— Здарова, шкет мой любименький! — врезалось громко в его правое ухо вместе с радостным смехом и поцелуями в обе щеки.

— Жанка, не ори, башка же болит! Привет.

Тетей он ее не называл — разница в десять с небольшим лет не располагала к таким вольностям. Когда бесила, называл тётькой по приколу. Жанка сняла чебураший рыжий полушубок, сшитый будто из старой советской игрушки, и тряхнула черными кудрями вчерашней укладки — если бы делала ей мамка, по совместительству старшая сестра, прическа еще бы день прожила как пить дать.

— Ну как ты тут, пиздюк мой? Не умер с голоду? Квартира, смотрю, целая.

— Ты охерела? И тебя с Новым годом.

Сели за барную стойку. Макар без вопросов поставил перед Жанкой банку пива и достал остатки печеночного торта из холодильника.

— Кто готовил? — сразу с наскока начала она.

— Да кто-то из девчонок притащил, я не помню.

— Ой, так вас тут много было? Я думала, вдвоем с кем-то отмечали.

Глаз у нее был наметан, как у хищной птицы. По ходу, сразу приметила и вымытую посуду, и чистый пол, и отсутствие какой-либо блевотины, и даже ровно расставленную мебель.

— И как зовут счастливицу-красавицу?

— Валя.

— Хорошее имя, доброе, — улыбнулась Жанка и выдула полбанки одним залпом. — А мою — Лёля.

— Пиздец тебе.

Жанка на его комментарий не обратила внимания, как будто ее личная жизнь никого тут не касалась. Да только вся родня любила посмаковать любые подробности: ко-ко-ко, как так, тридцать четыре, часики тикают, стакан воды кто будет подносить, и так далее, и тому подобное. У Макара уже самого глаза непроизвольно закатывались, стоило кому-то из родственников начать телегу: «А что там у Жанночки-то, после развода так и никого?» Трещала о красотах Праги Жанка не затыкаясь, спасибо, что хоть не на ультразвуке, но все равно громко, на эмоциях. Рассказывала о своем волшебном отпуске с этой самой Лёлей, как они мотались туда на католическое Рождество, а Новый год пришлось встречать в воздухе — из-за снегопадлы их рейс задержали. Листала фотки ночного праздничного города, селфаки со своей вполне даже симпотной бабцой, и Макару тоже хотелось поделиться впечатлениями, но он молча ковырялся в тарелке.

— Ты чего, шкет? Расстроился, что Деда Мороза нет?

А когда Макар поднял на нее взгляд, из ее голоса все смехуечки мигом улетучились.

— Ёк-макарёк! Ну-ка колись, чего там у тебя?

— По ходу, это серьезно, Жан.

— Ну-ка, пошли покурим тогда.

На балконе, стоя как цапля на одной ноге из-за холодного пола, она покосилась на Макара и спросила:

— Что, бабочки в животе? По глазам вижу.

— Ну допустим.

— Маме говорил про Валю? Вот Маринка-то обрадуется! А то все шляешься не пойми где, как мелочь.

Макар хотел было возразить, мол, а ты-то прям совсем взрослая тётька-мотька, но промолчал. Курил какую-то там по счету сигарету, выдувая дым в окно, потом вмял окурок в металлическую пепельницу и вперился серьезным взглядом в Жанку:

— Не обрадуется. Потому что Валечка не совсем девочка. Точнее, совсем не девочка.

Чтобы снять вообще все вопросы, Макар разблокировал смартфон и показал Жанке фотку из ватсапа, с которой голубыми глазищами Бэмби на них взирало серьезное Валечкино лицо.

— У-у, — протянула тетка, даже не вернув ему его же фразочку, брошенную пятнадцатью минутами ранее. — Ну что сказать... Велкам ту зе клаб, Макар Сергеич.

— И что?

— И все.

— Вот прям... все? — Антон засопел в трубку.

Валик застегнул молнию на сумке и ответил нехотя:

— Подрочили. Друг другу.

— Да ну на хуй! — Стало слышно, как Антон садится на скрипящий диван у себя на лоджии. — Ахуеть, Вэл, это не просто пообжиматься, знаешь, это уже серьезно. Поздравляю, чо, ты попал.

— Попал, — вздохнул Валик.

Антон еще понудел и поужасался происходящему, но быстро свыкся с мыслью, что его друг обзавелся столь нетривиальными предпочтениями. Выспросил, как оно вообще, понравилось ли ему, а потом Валик сказал, что ему пора, и отключился.

Во второй день января проснулся Валик рано, хотя первый автобус в ебеня был после полудня, до вокзала добрался вовремя, купил билет и занял место в последнем ряду у окна. Макар еще не писал, но Валик подозревал, что тот, ведя богемный образ жизни, еще спит и признаки жизни начнет подавать к вечеру. Так и случилось: сообщение пришло, стоило автобусу выехать на трассу. Полупустой салон к этому времени прогрелся, Валик расстегнул куртку и устроился с комфортом.

«Доброе утро, умник».

Валик закатил глаза.

«И тебе. Дня. Через пару часов пропадет связь».

«Звучит как "наконец ты отъебешься". И не думай))»

«(((»

«Не расстраивайся, Валечка, сейчас я тебе настроение подниму».

Валик ожидал очередного дебильного фото с бананом в сгущенке или пальцем в дырке пончика, но Макар прислал аудиозапись, где Лобода пела про чистые как небо глаза. Флешбэк он от одного названия поймал такой, что пересохло во рту и засбоило сердце, но на лице помимо воли растянулась улыбка.

«Поднялось настроение? У меня тоже. Хорошая баба эта Светуля. Сиськи — зачет».

«Я сейчас тебя кину в чс».

«Но ты все равно лучше любых сисек, Валечка. Тоже везде упругий».

Валик снял куртку и оттянул горловину свитера, вспотев сразу тоже везде. Послав в ответ подходящую картинку с пожеланием счастливого пути, он откинулся в кресле и уставился на мелькающие за окном деревья.

«Доедешь — напиши», — пришло через пару минут.

И Валик, удивляясь сам себе, написал: «Хорошо».

Зашибись! Еще немного, и он превратится в Антона, который звонил своей зае, как говорила бабуля, с утра не сравши. То есть мог продрать глаза и болтать с ней еще час, прежде чем встать с кровати. Валика подобное начинало беспокоить, но и греть душу осознанием того, что кто-то в данный момент сидит и думает, как он там. Не холодно ли ему, спит ли он или бездумно смотрит в окно. Или тоже думает об этом ком-то.

Любовь и голуби, блядь.

Помнится, мама рассказывала, как ее чуть не отбил у папы одноклассник Вася.

— Я в него почти влюбилась, — поведала она мечтательным тоном. — Такой веселый был, модный, джинсы-клеш, кудри изумительные, как у болгарина.

— Ага, пудель плешивый, — фыркнул тогда папа.

— Красавец был...

— Ага, а я вроде как урод.

— Ну дура была, ну! — оскорбилась и за себя, и за отца мать. — Ухаживал еще так красиво, розы дарил, на дискотеке лучше всех танцевал. Чуть реально замуж не выскочила!

— И что тебя остановило? — спросил Валик.

— Постригся он, налысо. Уши торчат, как у Чебурашки, шея длинная, тонкая — кукушонок. Как раз в зиму, еще и шапку дурацкую ему мать из Польши привезла, заграничную, но такую страшную, Валёчек. Бог уберег.

Вспоминая этот разговор, Валик представил Макара стриженным под ноль. Выходило вполне неплохо, брутально, нечто среднее между гопником и дворовым пацаном. Джинсы-клеш, возможно, смогли бы заставить его задуматься, но думать не моглось, и Валик, подсоединив наушники к телефону, прислонился лбом к стеклу.

В ебенях его встретил отец на машине. На заднем сиденье прыгала Варя, которая, стоило ему сесть в салон, повисла на нем, а потом чуть не залезла на голову. С отцом поговорили о том о сем, и по его настрою Валик понял, что те несколько дней, что он находился на одной площади с тещей, дались ему с огромным трудом.

— Бабуля опять грузила тебя своими подосиновиками? — поинтересовался Валик, снимая Варю с плеч.

В зеркале заднего вида отразился вымученный отцовский взор.

— Она летом надумала пасеку завести. Хочет выписать оборудование из «Магазина на диване».

Валик хмыкнул — бабушка в свои семьдесят пять оставалась очень деятельной.

В машине Валик отправил обещанное: «Приехал» — и больше в телефон не смотрел: сначала детище российского автопрома заглохло на подъеме и пришлось толкать, потом, дома, на него насела бабуля под мамины вздохи, с упреками в духе «почему ребенок такой бледный», а после ужина Варя потащила его в хлев знакомиться с Борькой, бабулиным свином. Свин потерся о Валины руки влажным пятаком, похрюкал, развернулся задом и ушел дальше спать.

— У него селдечко на попе, — сообщила Варя.

— Прелестно, — ответил Валик, выключая фонарь.

После дороги и вчерашней полубессоной ночи его вырубило рано.

— Валя, — толкнула его, засыпающего, сестра. — Я хочу поигать в шалики.

— Играй, играй, — пробормотал Валик, накрывая голову подушкой.

Родители спорили с бабушкой на кухне по поводу пасеки, что Варе, конечно же, интересно не было, поэтому она, перехватив поперек живота толстого флегматичного кота, ушла вместе с телефоном брата в отведенную им с мамой комнату, залезла с ногами в кресло и включила игру, где нужно было лопать подходящие по цвету шарики. Кот, развалившись на ее коленях, лизал лапу, Варя тыкала в шарики и нахмурилась, когда они исчезли и на экране всплыл один большой шарик с лицом того интересного дядьки, который собирал с братом конструктор. Будучи девочкой умной, Варя уже знала, как принимать видеозвонки, и потому потянула иконку вверх пальцем.

— Пливет!

Стоящий в этот момент на балконе Макар поперхнулся дымом от сигареты.

— Привет, малая, — сказал он, кашлянув. — А где умник?

— Валя спит. Мы ходили смотлеть Болю, у него селдечко на попе.

— Борю? — улыбнулся Макар. — Кто это?

— Это свиня. Живет у бабули.

— М-м, ясно. Сердечко, значит. Весело у вас там.

— Еще кот есть, вот, — Варя нажала на значок камеры и переключилась с фронтальной на обычную, демонстрируя ему половину морды с усами и глаз.

— Ты прям соображаешь, малая, — удивился Макар. — А можешь умника показать?

— Да чего там смотлеть, — изрекла Варя глубокомысленно, слезла с кресла и затопала.

На экране мелькнуло светлое пятно от ночника, потом ее ноги, потом показалось Валино лицо, вернее, верхняя его часть — Валя спал, обнимая подушку и уткнувшись в нее носом. Прежде чем Варя затопала обратно, Макар успел подумать, что ебучий Валечка рвет ему душу своей ебучей беззащитностью, когда спит носом в подушку.

— Спасибо, малая, с меня шоколадка, — сказал он, когда мелкая вернулась к себе.

— Я люблю малмелад, — ответила она, улыбаясь.

— Значит, малмелад. Пока, малая.

Отключившись, Макар стряхнул пепел в приоткрытое окно и поднял голову, щурясь на редкие звезды. Валя появился сравнительно недавно, но без него теперь было скучно.

Перед этим ему позвонили родители, которые жили на четыре часа в будущем, поэтому общались за эти дни они довольно мало — сам Новый год у них наступил раньше, и когда в полночь все ребята кинулись поздравлять своих бабуль и дедуль, предки Макара уже дрыхли, и он просто скинул им какую-то слащавую картинку из инета, понадеявшись, что они не станут трезвонить ему с утра пораньше, когда у них самих уже будет обед. Так и случилось. Вместо этого ему прислали Жанку, а второе января Макар вообще провел в одиночестве. Натянул черный постиранный свитшот и таскал его весь день, не зная, куда себя деть, потому не вытерпел и все же вечером набрал умнику, хоть на его сплюшный фейс поглядел.

— Ой, сынок, ты у меня такой умница, мы с папой прям так рады! Жанна сказала, у вас там все прилично было, а не как в прошлый раз. И девочки что-то приготовили, и ребята с уборкой помогли, — щебетала мать, довольная явно благодаря Жанкиным стараниям.

Макар поддакивал, бездумно щелкая каналы на телике, и очнулся только на мамкиных словах про экзамены. Вспомнил, что еще перед зачетами они с Лёхой договаривались готовиться вместе, и заставил себя лечь спать пораньше, беря пример с умника, чтобы к обеду следующего дня завалиться к Лёхе. Но перед тем, как блаженно уткнуться мордой в подушку, Макар включил комп и открыл свое любимое видео про двух пидоров. Ни один из них не был похож на Валечку: просмотрев весь процесс на перемотке, Макар решил, что нравились ему в этом видео не парни, а их эмоции, и, мысленно нарисовав вместо них себя и умника, сразу весь напрягся. Представить Валю вместо вот этого худощавого гибкого пацана с красными ушами, призывно выставившего зад на камеру и пальцами растягивавшего себе очко, глядя через плечо, как его партнер облизывается на вид чуть припухлой растянутой дырки, было дико. Во-первых, потому, что трахались два парня, а это, простите, уже немного пиздец. Во-вторых, потому, что, несмотря на пиздец, это дико возбуждало. Сколько почек нужно продать, чтобы Валечка встал перед ним вот так же? Чтобы смотрел на него таким же влажным взглядом с поволокой и в болезненном удовольствии закусывал губы, когда член с разгона входит по самые яйца. Макар закрыл глаза, засунул руку в трусы и вспомнил свои ощущения, когда они с Валей валялись на кровати в родительской спальне. Трогали друг друга за члены. Уж запрещеннее некуда... От переизбытка эмоций и флешбэков он кончил так быстро, что даже сначала не понял, что кончил, да это и не принесло особого удовлетворения, кроме физической разрядки. Хотелось той самой химии, хотелось сдавить Валечку крепче, вжать в себя или в подушку, заполнить собой и никуда не отпускать.

— Подготовка обещает быть веселой, — хмыкнул Макар, перетаскивая этот многострадальный видос в облако, куда затем зашел с телефона и сохранил себе в галерею.