— Мама, у Вали вавка! — громко сообщила Варя, хватая блин двумя руками и засовывая его в рот с крайне довольным видом.

Валик продолжал писать ответы для Антона — тот сумел протащить на экзамен телефон и теперь трясся где-то на задних рядах, пока друг рылся в учебнике, — и, не поднимая головы, чувствовал, как мама смотрит на него сквозь толстые стекла очков.

— Это что у тебя? — спросила она, аккуратно поднимая его голову за подбородок. Валик с досадой сжал губы — на нижней, в месте, где он тронул ее, выходя из дома Макара, и где ее укусил мороз, теперь образовался герпес. — Только не вздумай чесать, занесешь еще что грязными руками! И откуда только взялась?

Сосался на морозе — вот откуда, подумалось. Ну почти на морозе.

— Надо серой помазать, ушной, — встряла бабуля, которая заворачивала в готовые блины творог с вареньем. — Хочешь, поделюсь, Валёчек, у меня ее много! Сразу пройдет, дед всегда так делал.

— Спасибо, бабуль, я сам как-нибудь.

Он с утра был хмурым по многим причинам: в деревне интернет хорошо ловил только на кухне и в маминой комнате, Макар ему еще ни разу ничего не прислал и Валик злился, что его это задевает. Даже не столько то, что Макар был занят настолько, что забыл заебывать его, а то, что Валино настроение теперь зависело от него. Бесило до чертиков. Он должен был готовиться к олимпиаде, недаром же притащил с собой книг больше, чем вещей, а вместо этого сидит и думает, куда пропал ебанат с турфака. Может, ебанат с турфака на самом-то деле о нем и не думает. Есть варик пообжиматься — чо и нет? Мальчик, девочка, какая, в жопу, разница. Тем более как раз без разницы, если в жопу.

— Чаю налить? Блинов положить? Масла... — закудахтала мама, и Валик, которого она отвлекала от подсказок Антону наравне с собственными хаотичными мыслями, нахмурился:

— Мам, я и так уже тонну съел, не надо, спасибо.

Пришлось идти в комнату и писать Антону там. Когда загорелся значок сообщения в ватсапе, от сердца немного отлегло, но ненадолго, потому что сообщение было от Калмыка и какое-то трешовое — надпись «Помним, любим, скорбим» на фото свечи.

«Жду на похороны, брат», — написал Калмык, и Валик похолодевшими пальцами спросил, что случилось.

«На похороны твоей гетерасексуальнасти», — ответил тот и добавил целую строчку ржущих смайликов.

Калмык сказал, что Антон проболтался об «интересных» отношениях с Макаром и что ему, Калмыку, поебать на это. Потому что ему вообще поебать на секс в целом, ему интереснее в приставку порубиться или пожрать вкусно. И плевать, какие там у кого отношения.

«ДА НЕТ У МЕНЯ НИКАКИХ ОТНОШЕНИЙ», — напечатал Валик.

«Чо орешь? Если надо обсудить, подруженька, горячий казах к твоим услугам».

Валик поймал себя на мысли, что да, блин, хочет. Но не будет, потому что... Ну он же мужик. Это же тупо. Вся ситуация в целом — это тупо. Поэтому, как только Антон вышел с экзамена, с трудом наотвечав на «удовл», Валик достал книги, включил лампу и погрузился в мир сложных эфиров и полимеров.

***

Лёха встретил Макара не как обычно — взъерошенным и помятым. Будучи жаворонком, обычно он всегда вставал первым, успевал даже заехать за Макаром накануне важных дел, зная, что тот будет дрыхнуть до последнего.

— Ты чё? Здорово, — кивнул Макар, протягивая руку.

— Через порог переступи, — буркнул Лёха и пожал руку, только когда Макар завалился внутрь квартиры. — Да поздно лег вчера.

— В батлу задрачивал?

— Не... Помнишь Янку? С биофака которая, на тусе еще все восторгалась, что я с парашютом прыгнул.

— Э-э... — Разуваясь, Макар постарался припомнить ее лицо, но всплыли только буфера. — Ну типа. Мелкая и с кудрями? А что с ней?

— В кино ходили вчера, потом зависли у нее дома. Я к себе под утро только приехал...

— Лёха, Лёха, Алексей! Кошмар какой. Ты тоже превращаешься в вафлю!

— Иди ты. Клевая она, оказывается.

— Ага, — согласился Макар. — Сиськи зачетные.

— Прости, что? — заржал Лёха, ставя чайник, когда они оказались на кухне. — Макар сказал «сиськи»?

— Пиздец, Лёх. Я не знал, что ты у нас, оказывается, докторскую по сарказму защитил.

— Ха-ха.

— Точно говорю — защитил! Колбасу свою!

— Хотя бы не сосиску в тесте.

— Слышь! — Макар пихнул его в плечо. — Кофе есть у тебя?

Лёха поставил перед ним банку растворимого нескафе, и Макар поморщился, но насыпал себе две ложки. Если заварить его покрепче, то норм.

— А чё там твоя принцесса? Видал его ебало с утра после пьянки? Как будто коту докторской колбасы перепало.

— Это у тебя ебало. А у Вали — лицо. И я там много чё уже видал.

— Да мы все в тот день у шестого корпуса много чего видали. Бля, Мак, я, конечно, виноват, что пихнул тебя в эту хуйню с желанием и все такое. Но кто же думал, что тебя так заклинит. Чё, он прям лучше девчонки, что ли?

— Не знаю, — вздохнул Макар, делая большой глоток горького и жженого на вкус пойла. — Он просто другой какой-то. Нравится он мне, короче, и если тебя это напрягает, ну извини, чувак.

— Ага, я подумаю. Спорим, максимум месяц, и тебе надоест?

— Опять спорим? А ты сам с этой Янкой сколько мутить собираешься? Не, я пас.

— Пасс — в смысле снизу? — снова заржал Лёха, и Макар едва не уебал его, но тот увернулся.

— Иди ты!

— В жопу?

— Нет, блядь, в ресурсоведение! Список вопросов там пиздец просто.

Традиция готовиться вместе зародилась у них с Лёхой еще со школы. Было в этом что-то драйвовое. Единственное, что Макару нравилось в экзаменах, — забуриться к кому-нибудь накануне и зубрить билеты до ночи, рассказывая их друг другу по очереди, а потом на рассвете поспать пару часов, выдуть по энергетику и притащиться на экзамен как зомбяки. В этот раз решили готовиться у Лёхи, потому что в квартире Макара все всегда отвлекало и легко можно было проебаться, зависнув на фигне. В экстренных ситуациях мозг порой выдавал такие умные мысли, которые Макар сам от себя не ожидал, хотя так же быстро они улетучивались, когда после сданного на честный трояк экзамена он благополучно «засыпал» все полученные знания. Но что-то, конечно, в голове оставалось. Иногда.

На двадцатом билете, спустя четыре часа, пока Лёха «заседал» в сортире, Макар в очередной раз вышел покурить в подъезд — балкона у того на съемной хате не было — и решил, что сообщения писать он уже не в состоянии, надо попробовать снова дозвониться до своего ебучего голубоглазого умника, без помощи ватсапа. И очень сильно удивился, когда трубку взяли с третьего гудка.

— Привет, — поздоровался он первым, спешно забычковывая сигарету.

— Привет.

— Не думал, что ты возьмешь, да еще и так вот сразу, если честно.

— Я телефон в руках держал, к олимпиаде готовлюсь.

— Понятно все с тобой, умник, — улыбнулся Макар.

Ну конечно, чем же еще он мог заниматься. Стоя в афиге от того, что ему перепало сразу столько внимания, Макар не сразу отреагировал на следующий вопрос, прозвучавший от Вали:

— А ты что делаешь?

— Кто? Я?

— Нет, блин, головка от хуя!

Вместо ответа Макар хохотнул, переложил трубку под другое ухо, поудобнее, и, прислонившись к облупленной крашеной стене подъезда, загадочно сказал:

— Ну раз ты меня бросил одного, я к Лёхе поехал. А что? Скучаешь, Валечка?

— Еще чего, — пробубнила трубка. — И вы там вдвоем?

— Ага. А сейчас я вообще один, только с тобой. Вспоминаю тут, как ты меня за зад позавчера лапал, аж все напрягается.

— Ну конечно. Смотри не перенапрягись.

— Да что ты в этом понимаешь, умник! Мы тут страдаем, экзамен завтра поставили прям с ранья. Ненавижу это ресурсоведение, оценка рельефа, климатические условия, туфта, короче. А ты сам, наверное, все автоматом сдал?

— Ну да, почти.

Показалось, что Валя в трубке улыбнулся.

— Валь.

— Что?

— У тебя голос такой весьма нихуевый для пацана. Не слишком высокий, но когда стонешь, прям сладкий. Ты, случаем, петь не пробовал, там, караоке?

— Это что, такой комплимент?

— Допустим, да.

В подъезде с металлическим грохотом хлопнула чья-то дверь и послышался звук закрывающегося замка. Макар вжал трубку в ухо и прикрыл рот ладонью:

— Расскажи мне что-нибудь, Валь. Хочу еще послушать тебя.

— Что рассказать? — тоже понизив голос, сглотнул Валя в трубке.

— Ну, что-нибудь хорошее, приятное. Чтоб я завтра утром проснулся и на позитиве в универ поехал.

— Чтобы проснуться на позитиве, просто ложись спать пораньше, Макар.

— Еще.

— Что еще? — вздохнул Валя в трубке.

— Скажи что-нибудь. Не хочу прощаться.

В телефоне замолчали, и Макару вдруг самому стало как-то неловко. Но звонок не сбросили.

— Да я даже не знаю. У меня только учебник перед глазами.

— И что ты там читаешь?

— Свойства тел в различных агрегатных состояниях.

— Типа лежачее, сидячее, состояние нестояния?

— Ты все-таки ебанат, ты это знаешь?

— Ага, спасибо, что держишь меня в курсе, Валечка. Ну и чё там эти тела?

Он услышал шелестение бумаги, и следом Валя деловым голосом зачитал:

— Кислород в окружающем нас воздухе представляет собой газ. Но при охлаждении до минус сто девяносто три градуса по Цельсию он превращается в жидкость. Снизив температуру этой жидкости еще до минус двести девятнадцать градусов, получают твердый кислород. И на­оборот, в обычных условиях железо твердое. Однако при температуре тысяча пятьсот тридцать пять градусов железо плавится и пре­вращается в жидкость. Над расплавленным железом будет находиться газ — пар из атомов железа. При нагревании свыше пяти тысяч градусов железо полностью перейдет в газообразное состояние.

— То есть когда мы с тобой будем трахаться, у тебя кольцо на члене может расплавиться?

— Оно не расплавится, оно сублимируется. А во-вторых, оно из титана, а не из железа, — поправил Валя и после короткой паузы ошарашенно прошипел: — Стоп, чего, блядь?

— Хорошо, что не расплавится, — хмыкнул Макар. — Ну готовься тогда, умник. Я тоже пошел, нам еще половину вопросов с Лёхой надо осилить. Не скучай там без меня.

Дождавшись, пока Валечка еле слышно скажет ему скромное «пока», Макар докурил сигарету и с хитрой мордой скинул Вале одно короткое, но емкое сообщение. Затем вернулся в квартиру, где Лёха уже вовсю сопел над следующим билетом.

— Ты чего такой радостный? — подняв глаза от ксерокопий чужих лекций, кисло поинтересовался он.

— Да так. Позвонить выходил.

— Ясно все, — друг закатил глаза, удрученно вздохнул и протянул Макару стопку листков: — А теперь давай другой своей головой подумай, плиз.

Когда Макар сказал: «Ну готовься тогда, умник», Валик подумал, что он имел в виду олимпиаду. А оказалось, что речь шла о психологическом равновесии самого Валика. Потому что спустя пять минут после звонка от Макара пришло сообщение с видеофайлом, который он, по дурости своей, открыл, ожидая очередной прикол. И едва успел нажать на паузу, когда хриплый мужской голос нарушил девственную тишину маминой комнаты, где он сидел у лампы за столом, громким стоном.

— Валёчек, ты что-то сказал? — крикнула из кухни мать, и Валик, нащупав наушники под учебниками, ответил:

— Нет, мам, тебе показалось.

Поднялся, закрыл дверь плотнее — щеколда все равно была сломана — и сел в кресло, оттеснив кота. Первым порывом было набрать Макара, спросить, на хуя он шлет порнуху без предупреждения — на хуя он вообще ее шлет! — и потом внести наконец его в черный список, но видео уже воспроизвелось, и Валик, как последнее малолетнее ебанько, впервые оставшееся с компьютером наедине, уставился в экран, где два обычных на вид парня сначала сосались, а потом начали друг друга раздевать. На моменте, когда в узкую ладонь одного из них лег член, у Валика сладко заныло в паху — он эти ощущения запомнил прекрасно, и возбуждение нахлынуло резкое и сильное, в основном от мысли, что раз ебанат с турфака прислал ему такое, значит, оно ему понравилось. Значит, он его смотрел. Значит, он на него, если быть совсем честным, передернул. Второй приход, еще хлеще первого, Валик поймал, когда один пацан на видео вставил второму, причем лица у них обоих были в этот момент такие, что «кончил на пухлый пирожок секретарши» и рядом не валялся. Стоны были искренними хотя бы потому, что у парня, которого натягивали, член бился головкой о живот при каждом толчке и опадать не собирался. Валик закусил губу.

— Валёчек, ты ботинки помыл? — входя, спросила мама, и он едва успел прикрыть стояк, который домашние штаны совсем не скрывали, перетащенным на колени котом.

— Сейчас, мам, Антону отвечу.

— Все ты в телефоне. — Мать порылась на полке, быстро отыскивая коробку с берушами. — Деревня же, сходил бы погулял. Или бабушку на санках покатал с Варей.

— В прошлом году бабуля укатилась со склона прямо в свинарник, не помнишь, мам? Я лучше в шашки с ней завтра поиграю.

Мама, цокая, ушла, и Валик смог досмотреть ролик до конца, благо длинным тот не был. И когда пацан, что был снизу, с каким-то щенячьим скулежом забрызгал простынь спермой, Валик почувствовал, что сам готов спустить от одного движения. Кот к этому времени уже был согнан обратно в кресло, Валик вскочил, заперся в соединенной с туалетом ванной и под шум воды из открытого крана кончил буквально за секунды, сидя на бабулином унитазе с вязаной салфеткой на бачке.

То, что он вздрочнул на гейскую порнуху, было не так хуево: возбудился-то он на нее, а кончил от того, что представил руку Макара на своем члене. То, как он дышит в шею и прихватывает зубами мочку уха, — вот это было хуево.

Это было ненормально. А как они вдвоем дрочили — типа нормально? Да он за последний год столько не дрочил, сколько за последний месяц!

— На хер, — сказал Валик своему отражению в зеркале, держа руки под холодной водой.

Такими темпами он первое место на предстоящем соревновании умов для универа не возьмет, а второе или третье его бы не устроило. Нужно сосредоточиться на подготовке, а он что? Дрочит по туалетам и мечтает о руках ебаната на своей заднице?

— Валёчек, у тебя что, кровь из носа шла? — спросила мама, когда он проходил мимо в комнату. — Давление?

— Не, мам, нормально все.

Ага, давление, подумалось. Только не в голове.

В ту же ночь, лежа в кровати и прислушиваясь к тиканью бабулиных часов с кукушкой, Валик поймал себя на мысли, что ему скучно. Не просто скучно, а скучно по конкретному человеку. Мозг защелкал мыслями: все просто и объясняется окситоцином — оргазм у них с Макаром недавно случился совместный, а при оргазме в организм выбрасывается окситоцин, который вызывает чувство доверия к партнеру и заставляет по нему скучать. Ладно, с одним, допустим, он разобрался. А желание само по себе?

Возбуждение возникает в ответ на стимул — визуальный или тактильный. На запахи — тоже. По запаху и физической привлекательности партнера люди отдают предпочтение тем, у кого гены, отвечающие за работу иммунной системы, максимально отличаются от их генов. То есть природа стремится к разнообразию и минимизирует риск смешения похожих организмов, чтобы «брака» рождалось как можно меньше. То есть Валин организм тянулся к организму Макара с конкретными репродуктивными намерениями — склонить к коитусу с целью продолжения рода. Только вот факт, что их генитальный контакт ничем, кроме довольной Макаровой морды, не завершится, он во внимание не принимал. А Валик принимал, как и тот факт, что хочет не столько этого самого генитального контакта или совсем даже не его, а обычных тисканий, как тогда, утром. Потому что ебанат с турфака оказался не быдлом, плюющим в урну с трех метров, а ласковым теленком.

Валик вспомнил, что этого ему как раз всегда и не хватало: родители его любили, но считали, что личное пространство должно иметься у каждого. И времени для сюсек-пусек не было ни у них, пропадающих на работе, ни у него, записанного в развивающие кружки. Это уже Варю они нянчили и баловали без меры, а Валик рос гордостью семьи и за каждую четверку стыдился так, точно предал Родину. Хвалили его всегда, но скупо, чтоб не зазнавался, мама могла поцеловать в щеку и погладить по голове, но обнимать его вот так постоянно никто не обнимал.

Валик посмотрел на смартфон: цифры на экране показывали уже почти полночь, а ебанат ему больше так ничего и не писал. Вздохнув, он со странным щемящим чувством в груди отправил Макару: «Удачи на экзамене» — и потом грустно смотрел в стену, пока не уснул. А проснувшись к обеду после позднего отбоя, в ответ на сообщение Макара с привычным уже «добрым утром», набрал его сам.

— Дай догадаюсь — случайно жопой на телефон сел? Или мелкая нажала? — спросил Макар удивленно.

— Нет, хотел попросить больше не слать мне порнуху, — сказал Валик, опуская ногу на пол и отыскивая под кроватью тапок. — Варя могла случайно открыть, она может утащить телефон, потому что играет в шарики и...

— Иглает в шалики, я понял, — сказал Макар. — Умник, ты прямо принцесса-волшебница, вот пожелал вчера удачи, и у меня все получилось!

«Все получилось» для Валика прочно ассоциировалось с Варей и приучением ее к горшку — мама всегда хвалила сестру, когда та успевала снять трусы до того, как сесть на него. Иногда не успевала, и мама огорчалась, что в этот раз не получилось.

— Сдал? — зевнул Валик, отыскивая второй тапок.

— На четверку! У меня их с первого курса не было, я как охуел с утра, так до сих пор и охуеваю.

— Круто.

— И все? Даже не скажешь, какой я молодец?

Валик хмыкнул:

— Молодец, возьми из банки леденец.

— Это намек? — произнес Макар, и стало слышно, как чиркает колесико зажигалки.

— Ну не знаю. — Валик сощурился на бьющее сквозь кисейные шторы яркое солнце, и ему представилось, как Макар, стоя у себя на балконе, тоже щурится. — Если сдашь следующий экзамен на пятерку, то, может, и намек.

Макар молчал, и Валик ждал, сдерживая ухмылку.

— Я ж не сдам, — прозвучало вместе с автомобильным гудком на фоне.

— А ты постарайся, — сказал Валик и добавил, не сразу поняв смысл своей фразы: — Языком ты умеешь работать.

— Языком, — голос в трубке сделался на тон ниже. — Валечка, а ты та еще сучка.

— Да блин, я не про то! — воскликнул Валик, выбираясь из одеяла. — Я про...

— Короче. Будет тебе пятерка, на хуй. Полируй свой леденец. Пока, Валечка, я готовиться.

Валик глянул на телефон со смесью досады, стыда и ощущения пиздеца. Потом подумал, что на отлично Макар не натянет никогда, и успокоился. Зато займется полезным делом, а Валик сможет оставшиеся несколько дней в деревне посвятить своей подготовке к олимпиаде так, как планировал изначально — полностью.

Прости, Лёха, но отчаянные времена требуют отчаянных мер, думал Макар, отправляя другу сообщение, что к инязу им придется готовиться раздельно. Емкий вопрос о его психическом состоянии возник тут же:

«А не охуел ли ты часом?»

«У меня важная миссия, Лёх, сорри. Почти как у того агента из "Кингсман", который должен спасти мир».

«Не надо подробностей», — прилетело в ответ вместе с болезным смайликом.

«Можшь променял меняна Игоряна», — быстро натыкал ему Макар, второй рукой складывая вещи в рюкзак, а через полчаса под лай какой-то собаки уже трезвонил в квартиру Жанки.

Тетька работала старшим менеджером по закупкам в местной торговой сети, переписывалась с китайцами и американцами и, еще когда ее «любименький шкет» учился в школе, натаскивала его по инглишу и очень этим гордилась, потому что остальное у Макара, естественно, до старших классов безбожно хромало.

— Ты бы еще за пять минут позвонил. В дверь, — пробубнила Жанка, поправляя сползающий с плеча вязаный кардиган и отпихивая ногой косматое нечто, чей лай, видимо, Макар и слышал за дверью.

— Сама же любишь всю малину за полчаса обломать! — взвился Макар, но появившаяся в коридоре сонная блондинка с Жанкиных фоток приветливо улыбнулась, и Макар перестал беситься. — А ты та самая Лёля. Я Мак. Макар типа.

— Я знаю, — засмеялась блонди.

— Макарошка! — встряла Жанка и, встав на цыпочки, потрепала его по серым патлам.

— Она о тебе болтает так же часто, как о своей дурацкой работе. Я даже знаю, какая у тебя татуха на заднице набита.

У Макара не было татухи на заднице, но, зная Жанку, полупопия зачесались, требуя проверить это немедленно.

— Не рассказывай, я люблю сюрпризы, — хмыкнул он, скидывая кроссовки.

В ладонь ему тыкнулся мокрый нос любопытного пёселя.

— Это кто тут такой слюнявый?

— Это Зайка, Лёлькина.

— Прикольная, — Макар осторожно положил руку на собакину бошку. — Эй-эй, не жуй меня, слышь? Кто хулиганит? Зайка? Сучка, чуть палец не отгрызла!

— Гав! — возмутилась сучка.

— Чё за порода, Лёль? Глаза как у хаски, а вся какая-то лохматая.

— Не узнаешь? — хихикнула Жанка. — Вы с ней одной породы, шкет!

Макар закатил глаза, цыкнув на дурацкие тётькины шуточки, и потрепал за ухом уже немного привыкшую к нему Зайку.

— Признала в тебе своего, — улыбнулась Лёля. — Это австралийская овчарка.

— Давай, вещай, чего приперся. Свою квартиру сжег, пришел нашу палить? — саркастическим тоном громко допрашивала Жанка уже с кухни, ставя чайник.

Макар прочесал за ней и плюхнулся на табурет.

— Мне кофе.

Она посмотрела на него почти таким же взглядом, как мамка, когда он, будучи мелким, любил залезть в самую серединку кухонного уголка и просил налить ему чай, дать сахар, варенье и все, до чего не мог дотянуться, но ленился вставать. Макар улыбнулся и выудил из рюкзака огромную плитку шоколада в фиолетовой упаковке.

— Жан, поможешь мне, плиз? Мне надо сдать английский на отлично.

Обе девушки уставились на него, как на радужный флаг, вывешенный на здании мэрии Москвы. Макар не стал пускаться в долгие объяснения, зачем оно ему. Просто сказал, что надо, и все.

— Блин, Макар, мы с Лёлькой, конечно, красотки, но никаких противозаконных вещей с твоим преподом или завкафедрой делать не подпишемся.

— Очень смешно, я ща со стула упаду, — буркнул Макар. — Вообще-то, я хотел попросить тебя со мной позаниматься. Два дня до экзамена.

— О! — Жанкины глазищи округлились. — Тогда ты по адресу. Обломал нам с Лёлькой каток, ну да ладно. Я смотрю, рюкзак собрал, ночевать тут будешь. Вот это прям серьезный подход, Макарка.

— Да там уж серьезнее некуда, по ходу.

— Не переживай, Лёля у нас как раз переводчик.

— На темную сторону, да? — хихикнула блондинка и обняла Жанку за плечи.

— Не, — улыбнулась та в ответ, — на темную он без нас уже справился.

За эти пару дней дома у Жанны Макар, кажется, поседел. Грамматика у него немного хромала, в основном проблемы были с согласованием времен, как определила Лёля, поэтому некоторые фразы пришлось буквально заучивать. Но лексику Макар знал неплохо — визуальная память и шароебство по интернетам и игровым сервакам с пацанами, оказывается, нехило его поднатаскали. Проблема была в том, что вопросы в билетах были профильные, и под конец в пепельной башке у него уже реально бурлил вулкан. Лёлька гоняла нещадно, даже притащила откуда-то маркерную доску и писала на ней тезисы для билетов. Спасала только лохматая Зайка, проникшаяся к Макару особой любовью, видимо, как к единственному мужику в бабском царстве. Вечером накануне экзамена, устраиваясь поудобнее с собакой на диване в зале, Макар поймал себя на мысли, что они с Валечкой не виделись уже почти пять дней и его это дико бесит. Зайка лизнула ему щеку и улеглась в ногах. Желать умнику доброго утра и доброй ночи уже стало традицией, но все это время они больше не созванивались. Пусть Валя и отвечал ему в своей фирменной односложной манере, у Макара внутри уже все чесалось.

«Привет, олимпийский чемпион, чего делаешь?» — написал он, откинувшись на мягкую подушку и подавляя зевок.

«Играю с Варей в лего».

«Привет малой передай. Скажи, я ей малмелад принесу, когда мы с тобой увидимся».

«Когда экзамен?» — пришло через пять минут, Макар уже думал, что Валя не ответит.

«Завтра. Пожелай мне удачи, Валь».

«Ты готовишься?»

«Не, я уже спать ложусь. Пораньше. По совету одного умника. Валяюсь тут с Зайкой», — написал Макар, гладя твердый лоб довольной собачьей морды.

«Это одногруппница?»

Макар улыбнулся. Сначала хотел написать, что да и их тут десять, а презик всего один, мол, посоветуй, как быть: методом научного тыка или считалочкой выбрать. Но потом вспомнил, что Валя не Лёха, вдруг не догонит. Подполз к собаке и щелкнул себя камерой в зеркальном отражении шкафа-купе напротив.

«Это австралийская овчарка».

«А где это ты?»

«Я у тётьки. Хочешь, украду тебе сучку?»

«Нет) — тут же ответил Валя. — Я в детстве очень хотел лабрадора. Но сейчас мне уже хватает одного ебалая».

«Ты имел в виду алабая?»

«Я имел в виду ебалая. Спокойной ночи. Удачи завтра».

«И тебе))) Удачи, Валечка. Ты бы тоже там получше подготовился».

Суббота выдалась безумно тяжелой, голова раскалывалась, но когда Макар ласточкой выпорхнул из стен универа, его не бесили даже скользкие раскатанные дорожки, на которых он, летя обратно к тётьке, едва не наебнулся на свой многострадальный копчик. Завалившись к Жанке, сгреб их с Лёлей в охапку, выдохнув «спасибо», сфоткал свою зачетку, отправил умнику и рухнул досыпать. Там среди прочих «удов» в гордом одиночестве красовались три заветных буквы — «отл».