Кожа под пальцами мягкая, горячая. Пальцы прослеживают линию позвоночника и останавливаются на крестце, вырисовывая круги. Взгляд скользит по плавным изгибам и приподнятым обнажённым ягодицам. От прикосновений по чужому телу бежит лёгкая дрожь, и Юнги может представить, как от удовольствия у Чимина волоски на руках встают дыбом. Хотя зачем представлять? Мин может это видеть. Чимин такой податливый. Совершенно расслабленный в своей дрёме. Ласковый. Что-то едва слышно мурлычет себе под нос и ёрзает, устраиваясь поудобнее. Его голова пристроена поверх скрещенных под ней рук, из-за чего лопатки немного выпирают, напоминая крошечные крылья. - Почему ты так смотришь? - едва слышно спрашивает Чимин. - Я не исчезну. Юнги ничего не отвечает. Наклоняется и оставляет поцелуй на темнеющем пятне крошечной родинки, украшающей правую лопатку. Чимин улыбается и переворачивается на бок, принимая игру и подставляясь под ласковые губы. У Юнги всё внутри сжимается. Не очередной сон. Не морок. Не иллюзия. Не сладкое воспоминание. Это реальность, которая меняется. Это реальность, в которой Чимин не исчезает дымкой, а льнёт ближе и явно напрашивается на продолжение. Сердце ухает в груди. Чимин живой, невредимый, и он рядом. Ещё один поцелуй ложится на родинку между рёбрами. На родинку на ребре руки. На родинку под ключицей. На родинку на лбу. Приподнявшись на локте, Юнги стаскивает с парня одеяло, которым тот попытался псевдоневинно прикрыться, и толкает его в грудь, заставляя лечь на спину. Чимин не стесняется своей обнажённости и довольно потягивается, вытягивая руки вверх, да так их и оставляет. Из-за этого все мышцы его торса натягивают кожу, и Юнги не может сдержаться, жадновато оглаживает желанное притягательное тело. Больше всего внимания привлекает татуировка, появившаяся на боку Чимина. Нависнув над парнем, поглаживающим его по плечам и груди, Юнги в который раз внимательно осматривает «рваные» буквы и не может сдержаться. Пальцы мягко касаются чернильных линий, обводя контуры и нежа кожу незамысловатой лаской. От прикосновений по телу Чимина бежит лёгкая дрожь. Подрагивает грудная клетка. Твердеют соски и напрягаются мышцы пресса, чтобы тут же расслабиться и образовать в животе неглубокую впадинку. Кожа на рёбрах особо нежная и чувствительная. Горячая. Бархатная. Юнги ощущает нестерпимое желание коснуться губами и делает это. Склоняется и проводит по буквам губами, улавливая тихий вздох над головой. Поцелуями проходится по ребру, натянувшему кожу, пока пальцы Чимина зарываются в его волосы, стараясь притянуть ещё ближе. Оставляет влажные дорожки слюны поверх «N» и «M», дуя на них и наблюдая за тем, как по коже пробегают мурашки. - Менсу-таки добрался до тебя? - уточняет он, приподнявшись на локтях над распростёртым под ним младшим. Чимин отвечает не сразу. Он прерывисто дышит и какое-то время просто смотрит на него затуманенным глазами, а после сгибает ноги в коленях и зажимает его бёдра между ними, оплетая руками за шею и притягивая ближе к себе, отчего грудные клетки соприкасаются, посылая приятную дрожь по телу. Проводит носом по щеке, прижимается губами к подбородку и слабо кусает за нижнюю губу, оттягивая и тут же зализывая, позволяя втянуть себя в ленивый поцелуй. - Когда прошёл слушок о том, что меня собираются выпускать, он как с цепи сорвался. Пришлось согласиться, иначе меня ждала участь его предыдущих жертв. Сначала я думал, что просто сведу татуировку, когда окажусь на свободе, но потом передумал. Пусть останется, как напоминание о том, что любую ступень можно перешагнуть и любую проблему можно решить. Что даже из безвыходной ситуации можно найти выход. Или пробить его. Nevermind. Она довольно говорящая, разве нет? - Я рад, что ты отошёл быстро. И мне жаль, что меня не было рядом, когда ты больше всего нуждался в моей поддержке. - Это осталось в прошлом. Не вини себя. В конце концов, ты был тем, кто пытался пойти в штаб один, когда система взвыла об опасности. Я сам пошёл с тобой. Я сам виноват в том, что попался. Ничего не ответив, Юнги втягивает парня в поцелуй, собирая губами его довольную улыбку. Нашаривает тюбик смазки и выдавливает из него остатки на ладонь, растирая прозрачный гель по давно затвердевшему члену. Чимин чуть ослабляет свою хватку, отстраняясь от желанного тела, и позволяет просунуть под свою поясницу истерзанную подушку, мятую и липковатую от пропитавшего её пота и спермы. Самодовольно усмехается, заметив откатившийся пустой тюбик с перекрученным корпусом, и проводит ладонью от плеча Юнги до низа его живота, обхватывая липко-влажный от смазки член шумно выдохнувшего мужчины у основания и прижимая головку к растянутым мышцам своего ануса. Несмотря на то, что это уже чёрт знает, какой по счёту заход, Юнги всё равно толкается медленно и осторожно. Взгляд потемневших от желания глаз пристально скользит по чужому телу и лицу, отслеживая все реакции на распирающую изнутри плоть. Чимин негромко стонет, когда влажные от испарины горячие бёдра вжимаются в его поджавшиеся ягодицы, и тонко скулит на одной ноте, когда Юнги несдержанно резко толкается ещё глубже, вскользь задевая истерзанную простату. - Больно? - Щиплет. Это последний раз. Моя задница больше не выдержит. - Хорошо, что у нас не одна задница. Усмехнувшись ошарашенному Чимину, Юнги начинает плавно толкаться, постепенно набирая темп. Если Чимин и хотел что-то спросить, то просто не находит в себе сил. Занеженный этим вечером и абсолютно затраханный, он даже дрожащие ноги не может удержать самостоятельно, и Юнги подхватывает его под коленями, придавая себе устойчивости и толкаясь всё сильнее и сильнее. И наблюдая. Как Чимин запрокидывает голову, гулко сглатывая. Как закусывает губу от удовольствия. Как комкает одеяло. Как проводит ладонями по своим бокам сверху вниз, цепляя большими пальцами соски. Как начинает ласкать себя в такт толчкам, сжимаясь внутри от удовольствия и громко всхлипывая. Он действительно на грани, такой чувствительный и отзывчивый. Татуировка вновь притягивает взгляд, и Юнги наклоняется, игнорируя неприятно натянувшиеся в спине мышцы, и проводит языком по нескольким буквам, всасывая кожу чуть ниже чернильных линий и заодно кусая затвердевший сосок под громкий полный удовольствия стон. По виску скатывается капля пота, и Чимин стирает её пальцами, когда ведёт ладонью по его щеке, царапая ногтями за ухом и зарываясь пальцами в сырые волосы на затылке. Накрыв его своим телом, Юнги позволяет увлечь себя в поцелуй, попутно отталкивая руки в Чимина в сторону. Секунду спустя он и вовсе крепко перехватывает левой рукой его запястья над головой, а правой оглаживает торс и соскальзывает к набухшему члену с раскрасневшейся головкой. Обхватывает горячую плоть пальцами и проводит снизу вверх и в обратную сторону, натягивая крайнюю плоть. Потирает подушечкой пальца уретру, размазывая вязкую каплю смазки по и без того блестящей влажной головке, и вновь набирает темп, начиная дрочить парню в такт своим толчкам. Чимин под ним стонет и извивается, подаётся бёдрами навстречу и находит в себе силы крепко обхватить его ногами за пояс, почти лишая простора движений. Заглянув в затуманенные глаза с огромными зрачками, Юнги отпускает руки парня, и Чимин тут же обнимает его, судорожно скользя ладонями по спине и впиваясь ногтями в лопатки и в загривок, приподнимаясь и облизывая, покусывая и посасывая нижнюю губу склонившегося к нему Юнги, не находя в себе сил на полноценный поцелуй. Дыхание, тяжёлое и сбитое, смешивается. Влажная чёлка прилипает ко лбу, и Чимин загребает её пальцами, убирая назад. Распалённый, жаркий внутри и снаружи. Юнги от него плавится, хватая кажущийся раскалённым воздух распахнутым ртом, и срывается сразу же, как только Чимин присасывается к его шее и впивается пальцами в ягодицы, со всей силы вжимая в себя и оставляя лунки от ногтей на раскрасневшейся коже. Толкается по инерции ещё несколько раз и лениво двигает ладонью по члену задрожавшего под ним Чимина, размазывая залившую пальцы сперму по коже. - Ты выжал меня... Досуха, - едва слышно сипит Чимин и тянет его на себя. - Нечестно. Ты обещал мне себя в моё полное распоряжение. Голодный огонёк в его глазах постепенно гаснет и исчезает без следа. Юнги смазано целует парня в губы, распухшие, ярко-красные, и утыкается лицом ему в шею, ощущая скольжение по коже поясницы наброшенного на них сверху младшим одеяла. Тело постепенно остывает, и лежать в объятиях Чимина, обнимая его в ответ, невообразимо приятно. Намного лучше, чем просыпаться после жарких снов с его участием и обнаруживать натянутую ширинку форменных штанов тюремной робы, серые стены вокруг и безучастную или настороженную морду очередного смотрителя. Как же Юнги скучал по этому. По возможности просунуть ладони под худощавую спину с чуть выпирающими позвонками и крепко прижать к себе. По теплу и запаху своего парня. Чимин весь липкий и потный, из-за чего их грудные клетки склеиваются, и это тоже приятно: лежать вот так и чувствовать себя единым целым с дорогим человеком. По ладоням Чимина, поглаживающим его по пояснице и верхней части ягодиц, ведь ниже Пак просто не дотянулся из-за положения их тел, Юнги тоже скучал. Как и по этому наигранно обиженному тону, лукавому блеску глаз и подрагивающим в попытке удержать улыбку уголкам губ. - Раз обещал, так и будет. Завтра нужно будет подготовиться к паре дел. Четыре дня меня не будет. Вернусь, и тогда сможешь сделать со мной всё, что в голову придёт. - Мне нравится, как это звучит, - довольно мурлычет Чимин. И тут же кривится, когда пытается сместить бёдра чуть в сторону, отчего всё внутри прошивает неприятным тянущим ощущением, тонко намекающим, что завтра у парня будут огромные проблемы с походкой. Юнги чувствует короткую дрожь в его бёдрах и приподнимается на локтях, заглядывая в глаза парня. Какое-то время они просто смотрят друг на друга в тишине, а после Чимин улыбается. Так мягко, тепло и нежно. Влюблённо. Так, как никогда никому не улыбался кроме Юнги. От этого сердце делает кульбит, и Мин прикусывает подбородок младшего и легко целует его в губы, оттягивая нижнюю. После он без лишних слов поднимается и слезает с него, поднимаясь с постели и протягивая руку. Взявшись за неё, Чимин послушно идёт за ним следом в сторону ванной, где его тут же запихивают под горячие струи воды душевой кабины. Блаженно простонав от удовольствия, парень откидывается на грудь Юнги и закрывает глаза, позволяя вертеть и крутить себе во все стороны. Прижимается теснее, когда Мин скользит по его груди мыльными от геля ладонями, и тихо шипит, когда эти же ладони соскальзывают на его ягодицы, проникая между ними и отмывая смазку и сперму с кожи. Развернув его лицом к себе, Юнги втягивает парня в поцелуй и принимается намыливать уже его спину. Разнеженный и распаренный, Чимин довольно скоро начинает цепляться за его плечи в попытке устоять на ногах, и Юнги чувствует бедром его слегка налившийся кровью член. Тут же на ягодицу младшего приходится щипок, и Чимин шипит рассерженной кошкой, на что Юнги только негромко смеётся и проникает чистыми от смытой пены пальцами в саднящее истерзанное кольцо мышц. - Терпи, - приказывает, замечая попытку увильнуть, и крепко удерживает за бедро. - Я предлагал использовать презервативы, но ты сам отказался. Тебя нужно вымыть и смазать мазью, иначе твоя задница будет заживать ещё сто лет. - Ненавижу тебя, - бормочет Чимин ему в шею, но так вяло и устало, что Юнги просто игнорирует. Когда с помывкой Чимина закончено, он выталкивает парня из кабинки и принимается за себя. К тому моменту, как он заканчивает и вываливается в ванную раскрасневшийся от горячей воды и пропахший мятным гелем для душа, Чимин уже успел закончить с мазью, сменить постельное бельё и открыть окно, из-за чего в комнате разом стало прохладно и сыро. Вдохнув свежий воздух поглубже, Юнги потягивается и улыбается распластавшемуся на постели в форме звезды Чимину. На том лишь безразмерная длинная футболка и больше ничего, как и всегда. Эта мысль слегка будоражит, и в любой другой день Юнги уже запустил бы под ткань ладони, поглаживая Чимина по бёдрам и оставляя краснеющие метки на его ляжках, но не в этот раз. Вместо этого Юнги закрывает окно и укладывает провалившегося в дрёму парня нормально, укрывая одеялом и выключая верхний свет. В оранжевом мягком свете ночника Чимин выглядит как никогда притягательно. Хочется лечь рядом, сгрести его в охапку и уснуть, но вместо этого Юнги лишь целует парня в висок и покидает комнату, закрывая за собой дверь. Первым делом мужчина направляется на кухню. Кофе - это то, что ему жизненно необходимо, если он хочет подготовить оружие к работе, прочитать личные дела заказанных Бэкхёном целей и найти в себе силы поработать с системой, которая в квартире Тэхёна не на дне, конечно, но и не на уровне. Приготовив огромную кружку ароматного напитка, Юнги уже хочет отправиться в кладовую, где за панелями скрыто оружие и принесённая им накануне собственная винтовка, как замечает мягкий свет, льющийся из гостиной. Паранойя напоминает о том, что они с Чимином были одни дома и свет в гостиной не включали, проведя весь день в постели. Однако шелест бумаги и клацанье клавиатуры заставляет успокоиться, и мужчина без резких движений проходит до комнаты и останавливается на пороге, прислонившись плечом и бедром к дверному косяку и делая глоток кофе. - Ты ляжешь в гроб раньше времени, если не дашь себе передохнуть, - негромко замечает он. Намджун действительно выглядит не лучшим образом. Оно и понятно. Большую часть работы должен сделать он, чтобы наладить предыдущие связи и договорённости, и только после они все смогут работать в прежнем ритме. В настоящем ситуация пусть постепенно и улучшается, говорить об уверенности в будущем рано. Чонгук целыми днями на побегушках. В штабе Мин видел его за прошедший месяц всего несколько раз и то мельком. Чон лишь забегает загрузить в телефон новую базу с координатами, а после вновь седлает байк и скрывается в лабиринте улиц, перевозя мелкий брикетный товар между заказчиками и попутно присматривая новое укромное местечко для тату-салона. Хосока ещё до начала работы окончательно оправившегося Чонгука пришлось-таки отдать на попечение Бэкхёну, иначе Хоуп и Тэхён просто переубивали бы друг друга на почве непонимания тараканов первого. Впрочем, как бы Намджун изначально ни артачился, а все они прекрасно понимают, что быстрее всего Хосок придёт в себя именно после работы на Бэкхёна: грязной, кровавой и в целом омерзительной. Добыча информации через пытки иной быть не может. К тому же, у каждого свои способы избавляться от стресса. Тэхёна тоже почти не видно. Он налаживает свою информационную сеть, которая за три года превратилась из хитросплетённой паутины в жалкие обрывки. Чимин помогает ему, но чаще крутится и вертится между Юнги, его базой данных и заданиями по зачистке от Намджуна. Никто не умеет выслеживать так же хорошо, как Пак. - Мне некогда отдыхать. Проблем столько, что пришлось завести расписание в смартфоне. Я заехал ненадолго, чтобы разобраться с бумагами. У меня встреча с людьми Ченхо в порту во втором часу ночи. В четыре нужно будет уже быть в депо северо-западной станции, там встреча с людьми Джесу. И если с первыми уже всё улажено и нужно просто сбыть товар на пароме, то с Джесу у нас большие проблемы. Мы сорвали им крупную поставку своим развалом, а они оказались посредниками. Их клиент, разумеется, именно в этот раз оказался крупной уважаемой шишкой. Теперь улаживать формальности, договариваться о бонусах и сторговывать новую цену с учётом нашей проволочки. Я-то думал, за три года они уже десять раз товар поставили, но Бэкхён принципиально перекрыл все каналы, чтобы я сидел и разгребал сейчас всё это дерьмо. Откинувшись на спинку дивана, Намджун растирает лицо ладонями и массирует виски, закрыв глаза. Юнги отмечает все признаки недосыпа и сильной усталости и ставит перед мужчиной свою кружку с кофе. Помедлив, Намджун всё-таки убирает ноутбук с колен и забирает кружку, благодарно кивая. Сев в кресло напротив, Юнги какое-то время рассматривает разложенные на кофейном столике бумаги, цепляя взглядом знакомые и полузнакомые фамилии. В том, что Бэкхён заставил Намджуна разгребать все косяки банды, нет ничего удивительного. Это его любимая линия поведения, и Юнги не может сказать, что не понимает его. Намджун развалил их банду, что послужило причиной возникновения множества проблем у множества людей. «Теневая» сторона вся взаимосвязана, даже если отдельные группировки конкурируют или враждуют. Когда одно звено вываливается из цепи, она рвётся. Разумеется, будь причина серьёзной, Бэкхён пошёл бы им навстречу и помог своими связями или влиянием, однако Намджун признался во всех своих проколах честно, и Мин больше удивлён, что его босс всё ещё ходит по земле. Вероятно, ещё очень долго он будет исправлять свои ошибки. Ещё дольше Намджуну придётся добиваться благосклонности и доверия Бэкхёна, которые были подорваны. Чтобы этого добиться, нужно восстановить всю разрушенную систему взаимосвязей ниже их уровнем. Так что у Намджуна действительно много работы. Ему ещё повезло, что все они приняли его, а не отказались. Даже до сих пор недобро зыркающий на Намджуна Тэхён и тот работает не покладая рук. Будь иначе, на одну безымянную могилу стало бы больше. Среди мафиози не прощают ошибок, особенно таких крупных. Отставив опустевшую кружку, Намджун прикрывает глаза и сползает вниз по спинке дивана, тяжело вздыхая. Юнги невольно задерживает взгляд на шраме, оставшемся на запястье мужчины после их драки, и едва слышно хмыкает. Как и мечтал, первым делом Мин разбил Намджуну лицо, когда тот приехал забрать его с зоны. Провожали Юнги едва ли не всем залом и этим же почти всем залом растаскивали их, сцепившихся в драке прямо на выходе с огороженной зоны для прогулки, куда Намджуна привёл смотритель. Они собрали на себя всю размытую дождём грязь, пока катались по земле. Впрочем, Намджун не очень-то и отбивался, прекрасно понимая свою вину и порыв Юнги, но снайпера это не очень-то и смутило. Он остановился лишь тогда, когда лицо Намджуна целиком залила кровь, после как ни в чём не бывало протянул ему руку и помог подняться на ноги, а после крепко обнял. Джухёк тогда только пальцем покрутил у виска. Зато Чисун, что изначально был в курсе дела, похлопал его по плечу на прощание и попросил передать от него привет Бэкки Бэку. - Ты смотришь на меня так, будто хочешь что-то спросить, - замечает Намджун, перехватывая его взгляд. Юнги неопределённо поводит плечом и обводит взглядом просторную, но всё равно уютную за счёт оформления гостиную. Он хочет спросить о многом, но не уверен, стоит ли сейчас поднимать эти темы. С момента их воссоединения прошло всего чуть больше трёх месяцев, и слишком рано говорить о восстановленном доверии и уверенности в завтрашнем дне. Их работа всё ещё не вошла в поток. Их штаб-квартира всё ещё кочевой пункт, который они не могут назвать своим домом. Их отношения внутри банды всё ещё натянутые. Юнги не уверен, что при нынешних проблемах и обилии забот стоит обсуждать то, что произошло, однако в то же время всё внутри тревожно ноет. Мин ненавидит неоконченные дела. Это всё равно, что оставить за спиной недобитую крысу: выстрелит в затылок или нет? Неопределённость нервирует. Помимо этого Юнги не нанимался быть никому нянькой, но обстоятельства вынуждают его тратить время на досмотр за тем, чья простреленная голова решила бы массу проблем и вопросов. - Ты знаешь, что Бэкки Бэк открыл сезон охоты на Сокджина для всех желающих? - Знаю. - Сокджин всё ещё жив, но уже несколько раз влипал в крупные неприятности. Хотя сломанные рёбра и простреленная нога это не ещё не смертельно. - Знаю. Юнги сквозь прищур пристально всматривается в потемневшие глаза мужчины, и тот пожимает плечами с лёгким смешком. Впрочем, когда Юнги нисколько не меняется в лице, Намджун подаётся вперёд и опирается локтями о колени, свешивая кисти между ними. Какое-то время он и сам пристально рассматривает Юнги, а после отводит взгляд и задерживает его на совершенно ужасных настенных часах, которые с какой-то барахолки притащил Хосок, поклявшийся пристрелить того, кто посмеет снять этот подсолнечный кошмар с ярко-жёлтыми лепестками по краям и выбросить в окно. - Я понимаю, к чему ты ведёшь, - начинает он негромко и всё-таки переводит взгляд обратно на Юнги. - И я прекрасно понимаю, почему тебя так волнует Сокджин. Я облажался, Юнги. Облажался и признаю это. Я не собираюсь играть в невинность и делать вид, что его предательство стало для меня неожиданностью. Скорее, неожиданностью стал масштаб последствий этого предательства, но не оно само. Я не буду рассказывать тебе, что для меня значил Сокджин и каким я его видел. Не буду врать о том, что между нами вспыхнула великая любовь, ради которой я был готов на всё. Нет. Но Сокджин был интересным человеком. Интересным настолько, что я решил рискнуть. Я поставил на него и проиграл. Мне не стоило игнорировать ваши предупреждения и не стоило забывать о том, кто его отец и какой он отличный манипулятор. Я поплатился за свою ошибку развалом. Я поплатился за свою ошибку недоверием остальных наших людей. Я поплатился за свою ошибку доверительными близкими отношениями с Бэкхёном. Я много чем поплатился. Но самая большая плата - ваша свобода. Знаю, ты хочешь устранить Сокджина раз и навсегда. Знаю, что Тэхён спит и видит, как сворачивает ему шею. Знаю о кровожадных мечтах Хосока. Но Сокджин - моя ошибка и моя проблема. Я исправлю всё сам. - Считаешь, что ситуация аналогична проблеме Тэхёна и Чонгука? - сразу улавливает параллель Юнги, но Намджун качает головой. - Нет. Тэхён и Чонгук повели себя как вспыльчивые идиоты, но мне ли было не знать, чего ожидать от них? Я был уверен, что рано или поздно нечто подобное случится. План, как их приструнить, был готов заранее. В конце концов, это не ваши отношения с Чимином, где два взрослых адекватных человека могут решить всё на словах. Что Тэхён, что Чонгук - оба слишком порывистые, эмоциональные и вспыльчивые. Я рад, что они усвоили урок, но моя ситуация с Сокджином лишь отдалённо похожа. Три года в тюрьме и в психушке, три года в бегах с множеством наёмников на хвосте - это не одна единственная пуля, вошедшая в Хосока, покинувшего больницу уже через неделю после её изъятия. Это жизнь, Юнги. Огромная сломанная жизнь в три года. Я прекрасно это понимаю. И я исправлю то, что сделал. Сокджин должен был умереть ещё тогда, когда я отпустил его в первый раз. И он умрёт. Я же буду расплачиваться за свою ошибку ещё очень долго, и смерть не станет для меня своеобразным искуплением и покоем. Помедлив, Юнги кивает, давая понять, что принял эту правду, а после поднимается с кресла и покидает гостиную, направляясь на кухню. За спиной слышится возобновившееся клацанье клавиатуры ноутбука, и Юнги решает больше не отвлекать Намджуна. Налив себе кофе, мужчина решает оставить подготовку оружия на потом и отправляется в «информационную» комнату, подготовленную когда-то Чонгуком. Умный мальчишка смог создать неплохую систему и даже подключиться к камерам видеонаблюдения квартирного комплекса, в котором находятся апартаменты Тэхёна. Одной головной болью меньше, хотя придётся ещё потратиться на установление камер по периметру территории вокруг дома и подключения их к системе, чтобы вокруг штаба не было слепых зон. Войдя в комнату, Юнги закрывает за собой дверь и плюхается в массивной кожаное кресло, запуская систему и откидываясь на спинку. Отпив кофе, мужчина окидывает взглядом высветившуюся на многочисленных экранах заставку и мысленно ещё раз прокручивает весь разговор с Намджуном от начала и до конца. «И я исправлю то, что сделал. Сокджин должен был умереть ещё тогда, когда я отпустил его в первый раз. И он умрёт». Начиная вбивать коды доступа в систему, Юнги хмыкает. Наконец-то Намджун услышал голос своего разума. И пусть мужчине интересно, как именно его босс собирается убить Сокджина, он больше не будет лезть в это дело. Способ не важен. Важна лишь конечная цель. Сокджин должен умереть, и он умрёт. Ещё никто не спасал свою шкуру, если за ним начинал охоту сам Ким Намджун. У дёрганого параноика, в которого превратился за последнее время Сокджин, нет шансов. А если Намджун под конец вновь спасует... Что ж. Хосок назвал самую большую цену за голову предателя.

***

Разыгравшаяся непогода швыряет в окна воду и долбит по стёклам кулаками ветра. Множество шорохов и скрипов эхом отражаются от стен, наполняя тишину огромного дома непонятными звуками и тоскливым завыванием, вызывающим дрожь по коже. Будто дикие волки снуют под окнами, надеясь найти лазейку и пробраться за прочные стены, чтобы найти, растерзать их хозяина. Сокджину кажется, он сходит с ума. Длинные коридоры и множество комнат напоминают запутанный лабиринт, таящий в себе опасность. Когда-то ему нравилось в этом доме. Когда он был ребёнком, было невероятно интересно исследовать особняк, представляя себе интересные путешествия и находки. Раз за разом он обшаривал библиотечные полки, надеясь найти в одной из книг карту сокровищ. В настоящем библиотека заперта на ключ, как и все пустующие комнаты для гостей и приёмов. Единственные помещения, куда открыт доступ, это собственная спальня, кухня и кабинет отца. До недавнего времени Сокджин иногда заходил в столовую, но и её запер после того, как пуля разбила стекло и вошла в стену, пролетев прямо мимо его носа.«Гляди в оба», - шепчет голос Бэкхёна из глубин памяти, порождая невольную дрожь.Схватив бутыль с виски, Сокджин спешно покидает кабинет отца, в котором тщетно пытался прекратить пить и начать работать. Не получается. Ни черта не получается. Постоянный страх смерти сделал его дёрганым и нервным. Пришедшая на нервной почве бессонница лишила сна. Алкоголь нисколько не успокаивает. Только строки расплываются перед глазами, и сознание размывается из-за градуса в крови. Бэкхён не оказался пустозвоном, запугивающим на словах. Нет. Сколько раз на него уже покушались? Сколько раз его чуть не сбивала машина? Сколько раз его преследовали подозрительные личности, скрывающие лица, от которых спасало только спешно пойманное такси или толпа в метро? А сколько раз в него стреляли? То, что он всё ещё жив, чудо, не иначе. Пока что лишь одна пуля достигла своей цели. В тот вечер Сокджин впервые за долгое время выбрался в город ради встречи с юристом отца, помогающим ему разбираться с документами, касающимися наследства. В него выстрелили, когда он покинул ресторан. В поднявшейся панике никто не заметил стрелявшего, поэтому Сокджину нечего было сказать ни врачам приехавшей скорой, ни полицейским. Впрочем, последним и так всё было ясно. Бывший подчинённый отца, навестивший его в больнице, елейно улыбнулся и сообщил, что ничего другого ждать и не стоило с учётом контингента, с которым связался Сокджин.Пуля, которая чуть не пробила череп Сокджина в столовой собственного дома, явно служила знаком устрашения. Сокджин тогда после очередной бессонной ночи завис, глядя ноющими уставшими глазами в кружку с кофе, и попасть в него было легко даже новичку, как он подозревал. Однако пуля прошла мимо, разбив вдребезги стекло окна. После этого Сокджин зашторил все окна и укрылся в своём доме, погружённом в тревожную тишину и полумрак, как в склепе. Однако и тогда спокойствие не посетило его. Мужчине всё время казалось, что в доме кто-то есть. Что кто-то ходит на первом этаже, когда он находится на втором, и бродит по второму этажу, когда он сам находится на первом. Иногда Сокджину казалось, что кто-то стоит прямо за дверью, но когда он набирался смелости и распахивал её, никого снаружи не было.Один случай и вовсе запомнился Сокджину надолго. Это произошло несколько дней назад. В очередной раз мужчина вынырнул из лёгкой дрёмы посреди ночи, не понимая, что его разбудило. Сердце забилось в горле, и кровь зашумела в ушах, когда в мёртвой тишине он услышал едва слышное шуршание шагов по ковру в коридоре, ведущем к его спальне. Огромными дикими глазами он смотрел на дверь, и руки и ноги его заледенели от ужаса, когда дверная ручка начала медленно проворачиваться. Тогда он даже не вспомнил, что запер дверь на ключ, и ему казалось, вот-вот дверь распахнётся, и за ней окажется сама Смерть. Но дверь не поддалась напору, и ручка с кажущимся невероятно громким и визгливым скрипом рывком вернулась на место. Вот только обратных шагов не последовало. Казалось, тот, кто пришёл за ним, так и остался стоять там, глядя на него сквозь плотное дерево. Сокджин не сомкнул глаз до самого утра и отпер дверь лишь тогда, когда на улице стало достаточно светло. Разумеется, за дверью никого не было. Вот только на ковре остались грязные следы, подтверждающие, что ночной гость не был бредом. Сокджин в тот же день достал из сейфа отцовский пистолет, зарядил его и убрал к себе в постель под подушку.«Несчастные случаи, говорят, совершенно невозможно запланировать», - вновь насмешничает память голосом главы «королевского» клана.Одновременно с этим где-то за спиной слышится хлопок. Резко обернувшись, Сокджин крепче сжимает пальцы на горлышке бутылки и замирает. Тишина. Шелест дождя по гравию. Завывания ветра. Скрип. Вновь лёгкий хлопок. По прямой только коридор, ведущий в зал прихожей. Задержав дыхание, Сокджин медленно проходит по нему, держась вдоль стены, и замирает возле поворота, осторожно выглядывая. Дверь. Входная дверь открыта и покачивается от ветра, иногда слегка хлопаясь о дверную раму, но не закрываясь. Дверь, которую Сокджин самолично запер два часа назад, когда вернулся из города с очередной деловой встречи, которую не удалось отложить или перенести к нему домой. Осознание, что в доме он не один, вгоняет в панику. Мысль о пистолете в его комнате напрочь заглушает мысли о том, что нужно схватить пальто и бежать к чертям из дома. Вместо этого Сокджин разворачивается и скрывается на бег в сторону лестницы.Уже поднявшись по ней наверх, он слышит за спиной шорох и резко оборачивается. Там, в темноте коридора, высится мужская фигура. Мгновение, и незваный гость срывается с места в его сторону. Подавившись немым криком, Сокджин бросается в свою комнату, швыряя куда-то за спину бутылку с виски в надежде притормозить преследователя. Он успевает влететь внутрь и провернуть ключ в замке за секунду до того, как в дверь начинают ломиться. Непослушными ледяными руками он хватает пистолет с прикроватной тумбочки и стреляет, выставив его перед собой. Из-за трясучки дуло скачет, и пуля врезается не в дверную панель, а в стену. Воцарившаяся после выстрела тишина оглушает. В дверь перестают ломиться. Пятясь назад, Сокджин отступает до тех пор, пока не упирается спиной в стену. Ноги отказываются держать, и мужчина сползает на пол, широко распахнутыми глазами смотря на дверь.Сколько он так сидит, Сокджин понятия не имеет. Ему страшно. Ему хочется сбежать. Ему хочется сжаться в комок и исчезнуть. Пистолет вскоре выпадает из затёкших пальцев. Глаза, взгляд которых непрерывно направлен в запертую дверь, постепенно закрываются. Сокджин почти проваливается в мутное забытьё, когда что-то мягкое и лёгкое касается босой ноги. Дёрнувшись и едва не подпрыгнув, мужчина резко открывает глаза и смотрит на клубок пуха, прижатый к его ноге сквозняком. Апатия спадает, мозги понемногу начинают работать, анализировать, и новая волна ледяной дрожи проходит по коже. Медленно, очень медленно Сокджин поднимает взгляд и забывает, как дышать. Вся его комната разворошена. Подушки, одеяла, покрывало и вываленная из шкафа одежда. Всё изрезано, изодрано и порвано на клочки. Только сейчас мужчина понимает, что схватил пистолет с тумбочки, хотя прятал его под подушку. Он и не заметил, испуганный до полусмерти, во что превратилась его комната. Усилившийся сквозняк заставляет обратить внимание на окно. Створки прикрыты, но точно так же, как и входная дверь, открыты. Сокджин чувствует, как его начинает трясти. Дверь в ванную комнату и дверь запертого массивного шкафа вызывают истерику одним своим видом. Взгляд судорожно мечется по зазору между кроватью и полом. Он слишком узкий, но Сокджину кажется, что даже в такую узкий закуток пространства мог кто-то забиться, чтобы спрятаться, а после выбраться и свернуть ему шею. Когда взгляд цепляется за картину на стене, из лёгких будто выбивают воздух.«Прощение». Эту картину прислал ему с курьером Намджун. Прощальный подарок. Как оказалось, это он был тем покупателем, забронировавшим полотно для себя. Он же после и купил картину, что теперь висит на стене в спальне Сокджина. Он не смог выбрать для неё другого места. Слишком эта картина нравилась ему. Слишком хорошо вписывалась в цветовую гамму спальни. Когда становилось совсем плохо, Сокджин смотрел на полотно и находил в его сюжете странное умиротворение. Против воли он вспоминал первую встречу с Намджуном, его приглашение на кофе и как выбежал за ним в одной рубашке. Тогда всё было так просто, хотя и казалось слишком сложным. Но теперь в полумраке комнаты, освещённой одним лишь ночником, Сокджин видит, что с картиной не всё в порядке. Она не порвана, нет. Она покрыта пятнами, будто на неё брызнули кислотой. Нет прожжённых дых и обугленных краёв, но мужчине кажется, он видит какое-то другое изображение сквозь привычное ему. Не сразу он находит силы подняться и подойти ближе, но когда делает это, замирает в неверии. Дрожащими пальцами подцепляет бумагу полотна, больше похожую на грубую ткань, и медленно тянет поплывшую размякшую материю на себя. Та слезает с картины, как кожа со змеи, открывая сокрытое под ней всё это время другое полотно. Как только Сокджин видит его, всё внутри сжимается в комок. В ушах начинает противно пищать. Обоняние улавливает резкий кислый запах, от которого к горлу подступает тошнота. Мир перед глазами размывается. Наваливается тьма, и в ушах тонко визгливо пищит. Сокджин судорожно хватается за своё лицо ледяными пальцами и громко кричит. Лицо будто восковое. Пальцы проваливаются в него, застревая. Дёргаясь и крутясь на одном месте, раздирая лицо в кровь, потонув в темноте и гулкой тишине, Сокджин лишь ощущает боль, тошнотворный резкий запах и заполошное биение своего сердца, которое спустя секунду пронзает резкая боль. Обмякшее тело рушится на пол и замирает поломанной куклой. Из-под уголка рамы выпадает сложенный пополам листок и опускается подхватившим его сквозняком прямо перед лицом бессознательного мужчины, по щекам которого размазана медленно вытекающая из кривых глубоких царапин на скулах кровь.«Мало кто знает, что изначально планировалась не одна картина, а целая серия работ, которая и должна была называться «Прощение». Однако художник, начавший воплощать её с конца, скончался от болезни и не успел окончить свой труд. Картина «Прощение», которую я подарил тебе, является предпоследним полотном. Я смог найти знающего человека, рассказавшего мне об этом художнике и его задумке. Этот же человек создал для меня последнее полотно этой серии, основываясь на заметках художника. Последняя картина серии называется «Свобода». И эту свободу я дарю тебе вместе со своим прощением. Надеюсь, ты счастлив».На картине «Свобода» комната залита ярким солнечным светом, как и на картине «Прощение». Всё то же распахнутое окно. Всё тот же колышущийся тюль. У девушки такие же длинные каштановые волосы, золотящиеся в свете солнца, и такое же голубое платье без рукавов, как и на первом полотне. Ноги её, выглядывающие из-под подола платья, тонкие и аккуратные, изящные. Эфемерность царит и на этой картине. Вот только нет больше слезы, стекающей по щеке, и нет больше улыбки. Нет едва заметной тени румянца на щеках и нежной розовости губ. Нет на этом полотне жизни. Лишь грубая петля и играющийся с подолом платья повесившейся девушки ветер.

|...|