***

Пытаюсь успокоиться. Мешает шум.

Закрываю глаза. Подставляю лицо под напор из душа. Набираю полный рот воды. Полощу. Сплевываю.

Вода струится по лицу, по шее, дальше вниз. Холодная. Так научил отец. Утро с холодного душа. Быстрее приходишь в чувство. Закаляешься. Так ты на чеку и обращаешь внимание, что вода не горячая.

Краем глаза цепляю обшарпанную стену старой ванной комнаты. Самой ванны тут нет. Когда-то была. От ее ножек остались ржавые разводы на кафеле. Хозяева квартиры обещали что-то придумать как можно быстрее, но это, ожидаемо, берет больше времени чем нам хотелось. Поэтому мать на скорую руку соорудила временную душевую, которая держится на божьем слове.

- Ну, по-моему, мило, - сказала она иронично, оценивая новую шторку с черными кошечками, подвешенную на хлипкую пластиковую перегородку. – Что я, зря в академии проторчала пять лет? Могу же, да? Мы еще и покрасим тут все скоро, вот увидишь, будет очень симпатично. Пригласим друзей, закатим вечеринку, - почему-то виновато добавила мама, а мне представилась вечеринка в ванной. Должно быть больше пены и мыльных пузырей.

Мамины таланты не измеряются одними лишь шторками. Хотя в академии она правда торчала. Сейчас переучивается, потому что на практике знания нисколько не пригодились. Если не считать несчастной шторки с черными кошечками, которую она выудила на распродаже.

«Надо создавать уют в новом доме», - говорит она.

Все остальное творчество мать оставляет исключительно душевным порывам. Хотя нет. Натаскала по дешевке аромосвечей, когда подрабатывала в магазине сувениров. Натыкала их по разным полкам. По ее словам, это создает ощущение тепла. Поэтому в квартире у нас стоит сладко приторный запах ванильного воска. Надо отдать ей должное, она старается.

«Будет минималистично и не броско», - добавляет она.

Поворачиваю краник горячей воды. Резко одергиваю. Кипяток льется по ржавой трубе. Пар поднимается к потолку. Вот и помылись. Перекрываю воду. В воцарившейся тишине я слышу стук сердца. Отдается в ушах.

Постепенно напряжение спадает. Я вздыхаю глубоко и выдыхаю медленно. Первый вздох - надо считать про себя до семи, потом задерживаешь дыхание и выдыхаешь также на счет семь. И так четыре раза, концентрируясь на вздохах и выдохах. Дрожь в теле отступает и в какой-то момент становится даже стыдно перед самим собой за это наваждение. Почему просто не получается взять себя в руки?

- Успокойся, - говорю сам с собой.

- Марк, – мать стучит в дверь. Слышу шум бьющегося стекла. – Господи, Ива, Глеб, что вы там разбили? Если это моя кружка, пеняйте на себя, – раздражение в голосе матери. Сразу представляю, как она нервно выдыхает и закатывает глаза, потому что близнецы как всегда творят полную ахинею.

- Марк, ну! Еще поесть надо. Тебе кофе или чай? Я яичницу пожарила.

- Он наверняка дрочит, - доносится замечание брата.

- Глеб! – резко прерывает мать. - Да... От кого ты только этого набрался?

- От Марка, - ничуть не смущаясь сдает меня брат. Он наверняка еще и гыкал при этом.

Шмыгаю носом. Смотрю в зеркало. Улыбаюсь самому себе, чтобы выгоднее смотреться в отражении. Вот так, с такой рожей зайду в класс, все ахнут, скажут красавчик и все! Я свой в доску. На секундочку - сегодня первый день в новой школе. Еще раз напоминание, что надо держаться так, будто ничего не случилось, точно мне все равно. Неприятно.

Эта в отличии от других считается престижной. На болте я вертел этот престиж. Иванка с Глебсоном не дадут соврать, мы действительно покатались по миру в последнее время и это уже кажется третья школа, в которую я перевожусь. Благо последний учебный год. И ни одна из этих школ не оставила после себя каких-нибудь добрых воспоминаний. Да вообще, впечатлений, чтобы потом можно было похвастаться, а я мол, учился в «той самой!» про выпускников которой даже в газетах статьи писали.

Я снова улыбаюсь отражению. Вроде норм. Дышу на ладонь. Еще раз чищу зубы. «Нужно быть красавчиком, чтобы покорять телочек», - говорил один мой знакомый. Пока мы поддерживали дружбу, он так ни одной не покорил.

Вышел из ванной, как мать тут же протягивает мне белую рубашку и галстук, обязательную форму первого учебного дня. Такое ощущение, что она караулила меня возле двери. Она говорит, что я должен выглядеть солидно. Эта война стилей началась еще за неделю до первого сентября. И мать до сих пор не сдается.

- Марк, Глебус согласился на рубашку, только если ты наденешь ее первым. Сын, - предвкушая победу говорит она. – Я взываю к твоей ответственности.

Она выглядит очень уставшей, но пытается скрыть это за макияжем, улыбкой, хорошим настроением. Кажется, это наш семейный лозунг: «не показывай свою суть» или «спрячься за маску».

- Ладно, - сдаюсь. – Женщина, только потому, что ты просишь.

Я быстренько переодеваюсь в своей комнате. Слава богу больше не надо будет делить свое пространство с близнецами. Эта квартира хоть и раздолбанная, и дороже, но комнат в ней больше, и в этот раз я точно напишу на двери: «Не входить без стука». Чтобы ни единого намека на присутствие потных ручонок Глеба.

Так как их комната для двоих очень маленькая, мать где-то сообразила двухъярусную кровать. Конечно были вопли за возможность спать наверху, но Иве пришлось уступить. Я как мог успокаивал сестру, обещая, что брат точно когда-нибудь оттуда грохнется, если так и продолжит скакать по деревянной лестничке. Впрочем, это и не понадобилось, она замутила себе что-то на подобии балдахина, зашторилась от Глеба и украсила свой маленький мирок желтой гирляндой. Брат визжал тогда, как маленький свин, давясь от зависти.

Галстук змеей обхватывает шею. На долю секунды я затягиваю сильнее. Слегка давлю кадык. С отцовской подачки научился завязывать, кстати. Ему было важно выглядеть «солидно», поэтому галстуков у него хватало на все случаи жизни. Хоронили его без, кстати. Для своих похорон он так и не позаботился приобрести подходящий. Мать наверняка где-то сберегла его коллекцию в одной из пыльных коробок.

- Ну как? – стучится мама и не дождавшись ответа входит.

Мне кажется ей нужна была старшая дочка, а не сын, чтобы она порхала вокруг нее с новыми нарядами, как фея вокруг Золушки.

Изображаю повешенного с высунутым языком на этом злополучном галстуке.

- Дай, я посмотрю на тебя, - заботливо говорит мама и привычно поправляет мне челку, дурацкая черта людей постарше, зачесывать ее назад, открывать лоб. – Красавец, - заключает она.

- Ты делаешь из меня мормона.

- Ой, перестань, - обнимает и целует в щеку.

Но мы не спешим расходиться.

- Марк, - шепчет, пока дети не слышат. – Пожалуйста, не обижайся на меня, я знаю, нам сложно, но обещаю, здесь мы задержимся, я из кожи вон вылезу. Это в последний раз.

- Ты так говоришь уже несколько лет подряд. Я не знаю сколько осталось в копилке шансов, - усмехаюсь. Не верю. Машинально исправляю укладку, челка снова на глазах. – Тем более последний год, дальше только универ или армия. Как можно дальше отсюда.

- Не говори глупостей, - расстроенно. – Пожалуйста. Злой, угрюмый подросток. Господи, дай мне сил с этими детьми, - молится, сомкнув ладони, но с улыбкой. – Ты готов?

Кусок в горло не лезет. Уже остывшая глазунья отражает желтком мое волнение. Раздражает. Делаю пару глотков чая. Откусываю от бутерброда. Мама в очередной раз упрашивает Глеба следить за языком в школе, не передразнивать учителей, потому что он же не хочет остаться без компьютерных игр (комп, кстати, стоит в моей комнате и это сигнальчик, что брат так или иначе будет там ошиваться). Поправляет банты на голове Иванки. Целует ее в лоб. Ласково шепчет на ухо, что очень любит. Глеба тоже любит. Мне снова поправляет прическу.

Сажусь в машину на первое сидение. Пристегиваюсь. Дети уже бесились и доставали. Пешком до школы идти не так долго. Но, чтобы о нас сложилось хорошее впечатление мама решила довести на отцовской тойоте, к которой не прикасалась с его смерти. Из матери водитель так себе, поэтому это удивительно, что она совмещает два таких важных занятия: следить за дорогой и давать напутствия.

- Пожалуйста, дети, - наигранно четко говорит она. – Хотя бы в этом году будьте паиньками, пожалуйста! Я вас слезно умоляю, не-встре-вай-те, - тянет по слогам. – Ни в какие истории! Чтобы не было звонков мне от учителей, директоров, поварих и уборщиц, что Глеб разбил стекло в школьной столовой или еще что-нибудь натворил.

- А что-я-то сразу? Это относилось ко всем, - стонет брат.

- Глупый, - встревает Иванка.

- Давайте, этот учебный год мы пообещаем друг другу, что проведем его на отлично, закончим позитивно и радостно. Потому что нашей семье необходимы позитив и радость, - рассудительно говорит мама. Поворачивает руль.

Когда мы подъехали, в груди заклокотало от воспоминаний.

Я в детстве держу отца за руку. Стою с цветами. Смотрю на него снизу вверх. Щурюсь от солнца. Глаза немного болят и слезятся. Отец просит не скучать. Крепко обнимает меня.

Стало трудно дышать, но я ничем себя не выдаю. Только мысль:

«Начинай считать»

Глеб с Иванкой неохотно вылезают из машины и шугаясь толпы учеников вперемешку с родителями, ждут возле. Сестра заметно нервничает. Брат делает вид, что ему все равно, но я буквально слышу, как ему неприятно.

- Подожди, сынок - мама хлопает меня по плечу. - Ты знаешь, как мне важна эта работа и я безумно тебе благодарна, потерпи еще чуть-чуть. Хорошо?

Она всегда так говорит. И если честно, я не понимаю, что нужно терпеть, но если мама просит, то выбора как это зачастую бывает у меня нет. Просто факт. Терпи, Марк.

Киваю.

- И это, - добавляет она. Улавливаю смущение в голосе. – Звонили. Передали. В общем.

- М?

Мама роется в сумке. Хмурит брови. С родственниками из Словакии у них достаточно натянутые отношения. Почти история Ромео и Джульетты местного разлива.

- Деньги, - натужно выдыхает, вытаскивая кошелек. Принимается отсчитывать купюры, поправив очки.

- В смысле?

- Поздравляют с началом учебы в новой школе, желают счастья.

- Кому?

- Марк, не придуривайся, - она еще раз выдыхает. Будто ей не хватает воздуха. В машине кажется душно, – Тебе, - добавляет, закусив губу и таким тоном будто это, само собой разумеется.

Ива стучит в окно и зовет нас, с удивлением рассматривая как мама снова пересчитывает деньги.

- Ну, вы скоро?

- Они перевели их тебе, но ты не взяла, поэтому отдаешь мне? – догадка. – Что ты как ребенок?

- Возьми молча и выйди из машины, взрослый, - наигранно ласково говорит она и сует мне деньги. – Детям ничего не покупай. Потрать на себя, все что хочешь.

Я с сомнением смотрю на купюры. Все, что хочу? Новый комп, например, но это и не полцены. Нет, они мне конечно нужны, но надо быть полным идиотом, чтобы отказываться от суммы и таким же идиотом, чтобы принимать ее, так как семья переживает не самые лучшие дни.

- Тут десять тысяч.

- Милый, ты заслужил, - по-доброму говорит мама и гладит мне щеку. – Правда, Марк. Я думаю, что для нас настанут лучшие времена, я это нутром чую.

Да, конечно, как я мог забыть про ее нутро, которым она чувствовала в прошлом году прибавку к зарплате, а вместо этого ее поперли на все четыре стороны. Мать безусловный оптимист. Такой оптимист-дурачок, который закрывает глаза на реальность, а вокруг только бабочки летают и на небе радуга.

- Почему бы вам не помириться уже? Как дети малые, - вырывается у меня. Иногда так бывает, что фраза, которой самое место в голове, ненароком оказывается пророненной, в самый неподходящий момент.

- Поговорим об этом потом, ладно? – мама точно проглатывает обиду. – Ну, давай, а то опоздаем.

***

- Марк, - шепчет мне мать, выискивая на линейке класс близнецов. – Мы забыли про цветы. Чувствую себя неловко, - гладит меня по плечу. – Нам с мелкими туда, разберешься сам?

Мы. Угу. Забыла она! Мне эти цветы нафиг не нужны. И я думаю, что учителям они тоже не особо нужны. Они вообще никому не нужны, кроме тех, кто ими питается.

Киваю и провожаю семью взглядом. Мама кудахчет с близнецами. Подгоняет их, двух напуганных цыплят, двигаться чуть-чуть расторопнее и то и дело поглядывает на часы. Ведь сегодня не только первый день учебы, но и ее дожидается «отличнейшая работа за все время», о которой она могла только мечтать.

Мимо меня бегут две радостные малолетки в бантах и с гладиолусами, которые были чуть ли не больше самих детей.

Я быстро нахожу свою группу, человек двадцать. Табличку с названием класса 11 «Д» держит какой-то прыщавый парень в очках, высокий точно каланча. Стараясь не привлекать к себе внимания, я скромно встаю последним. Сую руки в карманы брюк и напряженно выдыхаю. Надо начинать считать. Галстук давит горло. Меня бесит, что все остальные парни нашего класса без этих дурацких повязок. Ну кроме прыщавого с табличкой, он похоже тут главный ботаник.

Вытаскиваю рубашку из брюк. Ослабляю хватку узла на галстуке. Поправляю челку. Ну теперь хоть на человека похож. Успокаиваюсь. Дышу.

Передо мной стоят какие-то парни. Они даже взглядом не повели в мою сторону, да и я не стремлюсь начинать разговор. Щеки и так горят, что, наверное, раскраснелся как помидор.

Из-за шума толпы не слышу, что там рассказывает директор. Наверняка это какой-то скучный монолог о том, как полезно учиться и как не полезно пропускать занятия и вести неправедный образ жизни. Уверен, он хвалит школу и приукрашает о достижениях выпускников.

Впрочем, оно и понятно, это же: «лучшая частная школа, Марк!».

«Мам, она же платная, почему мы не можем поступить в городскую?»,

«Потому что в городской тебя ничему толковому не научат».

Господи, мне до сих стыдно вспоминать этот разговор. Мне иногда кажется, что мать младше меня.

- Черт, я думала, что опоздаю, - голос из ниоткуда и я не совсем понимаю кому это послание направлено.

- Еще есть время, - на всякий случай отвечаю запыхавшейся, слегка полненькой девушке с розовыми волосами.

Она молчит. Только смерила меня таким отвратительным взглядом, в котором прочитал: «Ты еще чо за чмо?». Неформалка скрещивает руки на груди и тихо ругается:

- Чертова школа, чертовы учителя, чертово, блядь, утро, - повторяет она голосом хмурым и уставшим, и все еще неясно кому. – Ненавижу. Я не выдержу тут еще одного года, просто не выдержу. Ну чо уставился? – гневно обращается ко мне.

Жму плечами. К удивлению, ничуть не смутившись. Перевожу взгляд на линейку. Как раз в этот момент старшеклассник тащит на руках маленькую девчушку, которая трясет школьным колоколом. Все улыбаются и аплодируют. «Боже, что за чудесная девочка», - слышу чью-то мамашу.

Кстати о школе. У этой свой специфический запах. Не знаю на что похож, но кажется очень знакомым. И меня даже посещает чувство дежавю. Да-да тут я бывал и не раз. Пахнет проблемами, гормонами и неумолимым сексуальным влечением. Она насквозь провоняла рассуждениями о жизни и подготовками к взрослению. Улыбками едва созревших девочек, прыщами и оценками. И речь не идет о баллах за тесты. Оценка ко всему, что окружает. Ее длинные ноги «отлично». Его чувство юмора «хорошо». Либо это запах из школьной столовой, где полноватые тетушки готовят всякие сырные булочки или сосиски в тесте. Нас обещали кормить на ура, но Глебсон уже высказал: «Если тут будет рассольник, то я блевану им в тарелку и верну, скажу, что так и было».

Для себя я вынес урок - в школе всегда ходишь голым. Душа лежит перед всеми, напоказ. Особенно если ты новичок. Это первое правило и единственное. Не пытайся прикрыться.

Классный руководитель начинает с открытия учебного года. Окидывает взглядом гораздо повзрослевшие и сильно изменившиеся лица за это лето. Искренне рада всем.

- Ой, ребятки, милые мои, столько цветов! – краснеет она, маленькая, худенькая тетенька.

Тем не менее, учитель в классе. Тот момент тишины, когда ни ученик, ни преподаватель еще не стали злейшими врагами, поэтому это тишина уважения.

- Прежде, - кашляет в кулак и растягивает губы в доброжелательной улыбке. – Я хочу представить вам новичка в классе. Марк, будь добр, встань. Представься, расскажи о себе.

Ну вот, все взгляды устремлены на меня. Глоток свежего воздуха не помешал бы, не люблю, когда смотрят. Мне почему-то кажется, что они меня уже ненавидят. Хотя, если честно мне не привыкать и искренне плевать.

Я медленно встаю за партой и, почесав затылок, эта привычка никогда от меня не отстанет, начинаю говорить:

- Всем привет. Меня зовут Марко. То есть Марк Новак.

- Чо за фамилия? – вырывается у кого-то.

- Мой отец словак, - и это, наверное, повысило баллы в шкале популярности, потому что я слышу сзади одобрительное «ого». – Мы несколько лет жили в Братиславе и чуть-чуть в Кошице («ыыы кошечки», - доносятся до меня смешки), но вернулись обратно в Россию. Надеюсь, что смогу остаться тут до конца, в этой школе - усмехаюсь, хотя никого моя улыбка не вдохновляет.

- Ты говоришь на словацком? – снова вопрос из ниоткуда.

- Немного, больше понимаю. Я тогда маленький был, - смущенно добавляю, предвкушая, что сейчас меня заставят демонстрировать словацкую речь.

- Скажи что-нибудь.

Успокойся. Считай. Раз, два, три...

- Ну, хватит, Витя - преподавательница наигранно сурово грозит какому-то Вите пальцем и подается чуть вперед. - Надеюсь, ты найдешь здесь новых друзей. Садись, Марк, - кивает она. – Что ж, ребята, это последний учебный год и дальше вы, каждый из вас, выберет свой путь...

Эту историю я уже слышал и не раз. О своих путях преподы начинают нас загонять еще кажется на начальном этапе, когда ты мелкий сосунок, только-только приперся в первый класс.

Они все еще смотрят.

Слышу, как с задних парт перешептываются девушки, краем глаза вижу двух парней, которые, кажется неотрывно рассматривают меня. Так бывало всегда, они оценивают нового игрока, подойду ли я в команду. И от этого зависит многое. Смогу ли я понравится и быть своим в доску с первых минут в классе или же мне предстоит пройти тернистый путь от изгоя до, смотря какая тут иерархия. И есть ли она тут вообще.

Было бы прикольно, если б в школах всегда было так как в молодежных комедиях. Где понять кто есть, кто можно уже по одному внешнему виду. Какой-нибудь крепкий парнишка со смазливым лицом и в спортивной куртке – это обязательный заводила в классе, с ним всегда его свита из двух-трех пацанов, которые буду кивать на каждое его слово и гыкать как туповатые гиббоны. Либо девчонка, блондинка, с длинными ногами и вся такая из себя симпатичная – этакая королева бала, с короной на голове уже с первого класса. Неудачники – это ботаны вроде прыщавого или неформалы, толстые, тонкие и все остальные. Но такое бывает в выдуманных историях. По сути внешность и физические данные, иногда вообще никак не сопоставляются с мозгами. Но так, наверное, было бы проще. И ведь сразу можно занять свою нишу. Типа, ребят, я вот словак наполовину, ща как бухнем вместе боровички и все. Сразу классный парень, сразу свой. Одна проблема, я не бухаю.

Еще раз осматриваю класс. Ребята сидят достаточно спокойно. С некоторыми встречаюсь взглядом, и мы в смущении отворачиваемся. И блин это происходит произвольно, но когда ловишь себя на мысли, что: «господи, наши взгляды пересеклись, что же делать?», то сразу смущаешься и улыбаешься про себя.

Обращаю внимание на паренька с черной челкой, которая скрывает его глаза. Он усердно трет ластиком в тетради и, кажется, полностью отстранен от происходящего вокруг.

Походу почетный пьедестал ущерба занят.

Уроки в этой школе ничем не отличались от всех предыдущих школ. Если честно, то люблю учиться. И дается мне это достаточно легко, но не хочется иной раз показаться зубрилой. Не люблю хвастаться, поэтому иногда специально заваливаю ту или иную контрольную. И совершенно не понимаю, зачем так делать, наверное, чувство несправедливости, что я не дай боже лучше остальных, начинает гнобить меня изнутри. Например, я свободно говорю на английском, да и соврал я по поводу словацкого, ведь и читаю, и пишу на нем, но хрен, когда в этом, признаюсь.

Минуты на занятиях, как всегда тянутся медленно и по-своему скучно. Большую часть времени преподаватели готовили нас к «новой жизни», каждому из них почему-то так хотелось поделиться каким-то особенным опытом, ведь мы «11Д» всегда были на хорошем счету». Они рассказывали истории успешных выпускников их школы, которые вышли в люди и стали известными чуть ли не на весь мир. О некоторых я и правда слышал, популярные блоггеры, конечно показатель для гордости.

Свое ближайшее будущее я уже, походу знаю. Это прикольно, когда есть из чего выбирать, но мне так не повезло. Мой путь, кажется, был избран еще года четыре назад и без моего согласия, когда умер отец. И скорее всего – это по-быстрому смотаться в армию, а дальше работать и учиться. Скука смертная. Хотя мать уверяла меня, что найдет деньги и ни за что и никогда не отпустит на службу. Будто ее мнение кто-то спрашивал. Тем более я и сам не против послужить. Хоть отдохну от близнецов. С другой стороны, так мне проще будет помочь семье. Ну, не сказать, что я альтруист, просто, когда умер отец, нам стало немного туго. Конечно, если мать подчистую отказывается от всяческой помощи, даже дедовой, то что уж говорить. Мы с матерью и близнецами постоянно в разъездах с одной съёмной квартиры на другую. И каждый раз, на новом месте, она мне обещает, что это наш последний переезд, она чувствует это всей душой. Но, постоянно, что-то идет не так. Контракт съема мы не продлеваем и вот, отучившись где-то месяцев пять, я понимаю, что к концу года больше никогда не увижу ребят, с которыми кажется только начал нормально общаться. С кем-то даже удавалось поддерживать легкое общение. Но оно быстро прекращалось как дождь в жаркий день, и я вообще перестаю для них, что-то значить, так же, как и они для меня уходят в закрома памяти. Перечислить поименно – хрен вспомню. Я не успеваю заводить крепких друзей, а все мое свободное время приковано к младшим брату и сестре.

Как-то раз мать решила завести со мной «взрослый» разговор. Вечером, когда мелкие легли спать, мы сели на кухне, и она сказала:

- Марк.

Она нередко позволяет себе сигарету, но в этот раз была чем-то озадачена.

- Мне нужно с тобой поговорить, серьезно.

Я напрягся тогда, насколько это было возможно и приготовился к страшному, потому что всем видом мама давала понять, что-то случилось.

- Скажи, у вас было сексуальное воспитание в школе? – но увидев мой, полный непонимания взгляд мать продолжила. - Понимаешь, ты уже взрослый парень, и я знаю о разгульном образе жизни современной молодежи... эм..., и я знаю, насколько трудно приходиться нам. После... как отец... ну ты, понимаешь.

- Не понимаю, - помрачнев осторожно признался я, вытаращив на нее глаза.

- Я хотела бы поговорить с тобой о сексе, о девушках, точнее о взаимоотношениях юношей и девушек. Вот. Мне важно, чтобы ты предохранялся.

Тогда я не знал, кто из нас покраснел сильнее, я или она.

- Эм-м-м... - единственное, что сумел из себя выдавить.

- Боже, - она хлопнула себя по лбу. – Этим должен бы заниматься твой отец. Господи. Вот, - она вытащила из кармана «резинку» и положила на стол. – Это презерватив.

Тогда мне безумно захотелось ляпнуть: «Блядь», но единственное, что я смог из себя выдавить было:

- Лол, чо?

- Марк. Марко, - она затянулась сильнее чем нужно и закашлялась. – Кхе-кхе... Это... ну, ты понимаешь.

Это уже второй или третий раз как она спрашивает, понимаю ли я или нет. А я реально нихрена не понимаю.

- Мам, я знаю, что такое презерватив. Но я еще нет... - смущенно произнес я и заткнулся.

- Нет? – удивленно спросила она. – Извини, я просто подумала. Ведь Лиза. Она так часто тебе писала. Звонила. И. Вы гуляли. Часто.

Вот о чем я и говорю, даже собственная мать, наверное, призирает, что я девственник. А как быть? Я тупо не успеваю завести себе подругу, потому что в любой момент мы можем переехать... иногда мне не хочется распаковывать вещи. Так и оставить их в коробке.

Ах да, Лиза. Кошмар. Не знаю, чем я так ей приглянулся, но девчонка буквально подсела. И не на меня, а на мои уши. И это была катастрофа. Она, даже несмотря на то, что звонила ежедневно и таскала меня с собой по всяким макдакам, кафешкам, книжным магазинам и прочим местам, френдила на чем свет стоит. Я даже был не «как брат», а как «Марк, ты знал, что у тебя немного есть акцент?». Поэтому Лизка сразу дала мне отворот поворот, когда я пытался намекнуть, что между мальчиком и девочкой нашего возраста частое общение может что-то символизировать и возможно, нам стоит развить эту тему? Это ее огорошило, и мы так сказать расстались. Это не так сильно расстроило, просто я задался вопросом к самому себе, а хотелось ли мне вообще каких-то отношений с Лизой? Или это было просто желание быть взрослым.