Метель.
Воет в ушах, даже сквозь капюшон из толстой телячьей кожи с песцовой отделкой забирается в голову, нашептывает, пугает, что не дойдешь, упадешь сейчас и погрузишься в сон без сновидений. Пробираемся на снегоступах, продираемся сквозь снежную пелену, почти наобум, изредка выхватывая слепым глазом огоньки деревни. Только бы не провалиться под корку в рыхлый снег и не потерять бы нашу поклажу, благо полозья додумались на крайний случай погрузить на корабль перед самым отплытием из Сильвер Хайма.

Впереди ползёт Шаави: прокладывает маршрут к рыбацкой деревне. А мы втроем — Бродяга, Талек и я — тащим наши вещи на самодельных санях позади нее. Шаави словно голубым изнутри светится — черпает энергию льда, бьет по снегу толстым змеиным хвостом и шепчет что-то на деванагарийском, отчего белое покрывало под нашими ногами уплотняется, позволяя словно по дороге двигаться все ближе к берегу. Было бы у нас еще два мага, рассекли бы лёд и пришвартовались прямо в бухте, но такие толщи под силу разве что мастеру-волшебнику из Высокой Коллегии или тайно практикующему магию крови чародею.

Моя торговая шхуна провожает нас, замерев в кристальных водах Пресного моря — там, где оно еще не замерзло. Оставив верного Риордана присматривать за судном и двумя матросами, я отчего-то все равно неспокоен: больно суровая выдалась зима.

Предупреждали меня другие торговцы, мол, не суйся за Скалистый Предел, подожди до весны. Да разве бы я просидел еще два месяца на воде и хлебе, оставив к началу сезона ферму матери без наемных рабочих? У каждого из моих спутников тоже были свои причины выдвинуться в путь до Везареса, где недавно как раз должны были засушить отцветший сафлор и плоды фигового дерева. Обменять бы выгодно местные специи, самшит да анисовую огненную воду на нашу пушнину, лечебные снадобья, серебро — и целое лето можно будет торговать, не уплывая дальше трех полных лун.

— Виж-жу тропу! — сигналит Шаави, звонко ударив посохом и высекая в воздухе ледяную вспышку, чтобы привлечь наше внимание.

— А ну-ка, не отстаем, слышь! — командую я, грозно косясь в основном на Бродягу, потому что он опять отлынивает, нагрузив нас с Талеком словно вьючных мулов.

— Кто бы говорил! Деревянную ногу тебе подарю, чтобы сам быстрее чесал! — огрызается плут.

Мне-то не привыкать к тяжелой работе: хромота моя и та обычно больше хлопот доставляет. А вот остроухий Талек, ничего увесистее своего охотничьего лука не таскавший, под напором ветра уже почти выдохся. Я рассчитываю продать часть товара в этой деревне, чтобы расплатиться за ночлег и не потратить основной запас, что нужен для торговли на рынках Везареса.

У поселения ветер не так безжалостен, теряется среди крепких деревянных хижин и отпускает дурные мысли. На главной улице — длинный дом с вывеской в форме рыбы «Ледяной окунь». Стучусь рукояткой меча, кричу что есть сил, может, хозяйка и услышит с первого раза:

— Отворяйте, путники у входа!

Спустя добрых пятнадцать ударов скрипят массивные петли, и полоска яркого света высвечивает недовольное лицо крепкой бабы в плаще с меховым воротником.

— Чьих будете?

— Светлого мира! Из Сильвер Хайма мы. Я Джонас, торговец, а это мои спутники.

Прищурившись, смотрит пытливо на нашу нагайну, потом на эльфа. Лучше бы на Бродягу косилась — он из нас самый плут. Но молчу. Пусть изучит, мы не разбойники, честные люди, более или менее.

— Зачем приехали? Мы рынками не славимся. Рыбой в основном и камнями торгуем, и то всё на материк возим.

— А мы проездом до Везареса. Нам как раз лавовые камни и нужны. И койки, есть? Заплатим щедро.

— Пять золотых за комнату. Камни спросите утром в лавке, но вряд ли они там еще остались.

Женщина нехотя пускает внутрь. Посреди широкого зала пылает большой длинный очаг, служащий и жаровней, и обогревом. Вдоль стен — лавки и столы, где сидят несколько местных, тянут брагу или что там у них в жестяных кружках. Затащившись в тепло вместе с санями, вздыхаю с облегчением: за ночь я высплюсь и наконец отогреюсь. Надеюсь, Риордану и оставшемуся на шхуне экипажу хватит припасов, чтобы продержаться еще день или два. Трактирщица уже смирилась с нашей разношерстной группой и заинтересованно разглядывает Шаави: нечасто в северных землях встречают жителей с жемчужных островов.

— Джжонассс. Я сспать, — чары утомили Шаави, и я тороплюсь отправить её в одну из свободных комнат: койка ей обычно не нужна, но не спать же на холодном полу после тяжелого пути.

Хвост нагайны уже занимает всю кровать, пока я размещаю поклажу и расплачиваюсь с хозяйкой. Бродяга и Талек препираются, будто не желая делить вторую комнату друг с другом. Но моего грозного молчаливого взгляда хватает, чтобы поджали хвосты и сели на лавку как миленькие. То-то же, потом спасибо скажут, когда ночью согреются в одной постели, я же не тупой огр, чтобы не заметить еще на судне, как Бродяга к Талеку свои хитрые яйца уже целую луну подкатывает.

— Скажите, хозяйка, есть у вас еще места? Или кровать где лишняя стоит?

— Нет больше мест, вам и так боги благоволят, что вы в такую погоду вообще добрались.

— А среди жителей не приютит разве никто на пару ночей?

— Скромно мы живем, да чужаков у нас тут не слишком жалуют, — вздыхает женщина. — А ну-ка постой, есть у меня один вариант. Обожди.

Пока жду ее на лавке, подходит какая-то тощая девчушка на вид не старше двенадцати зим, в заляпанном переднике и старом чепчике. Ну все, милостыню сейчас будет просить. Готовлюсь уже нашарить в кармане завалявшийся медяк, но она лишь уточняет, будем ли мы ужинать. Конечно, будем, в такую-то вьюгу, я у вас и целую баранью ляху готов съесть, и даже бороду вытирать не стану, чтобы дольше вкусно было. Заказываю себе и спутникам по куску мяса с какой-то похлебкой. Для нагайны оставляю на маленькой треноге возле кровати тарелку с лепешкой и овощным рагу.

— Как поешь, спускайся в подвал. Вон лестница вниз, там две двери. Твоя та, где руна огненная нацарапана, а не бочка. Я договорилась, — женщина явно довольна, что так все хорошо устроила.

— Там у нас постоялец уже десятую зиму живет, у него хоромы большие, весь подвал, не считая винного погреба, занял. Ты только не пугайся, он бывает блаженный, будто не от мира сего. Но никому не вредит, наоборот, помогает. И вам поможет — услуга за услугу.

Я не из привередливых: не было бы койки совсем, я бы и на лавке лег или спальник на полу расстелил. Но после тесной каюты не очень-то хотелось на полу спать. А будет докучать — по головушке кулаком поглажу. Самый проверенный метод успокоения для буйных.

Наелся, напился, зад в скворечнике перед сном поморозил, потом снегом лицо растёр и мяты сушеной пожевал. Все, иду в этот загадочный подвал, не забыв своим малькам по лещам надавать, чтобы ночью вели себя тихо как рыбки. В подвале сначала темно, в глубине только слабо пламя от свечи мерцает: значит, еще не спит. Продвигаюсь ближе и понимаю, что это и не свеча вовсе, а просто огненные чары блуждающим пламенем в воздухе повисли.

— Ты кто?

На кровати сидит со скрещенными ногами кокон в одеяле. Голос юный, но не высокий, вкрадчивый такой. Лица не видно. Наклоняется ближе, и замечаю блестящие обсидиановые зрачки и бледный точеный подбородок. Изучает. В замешательстве потираю бороду, замерев посреди комнаты.

— А ты кто? Светлого мира тебе, между прочим.

— Я первым спросил.

— Джонас из Сильвер Хайма, торговец. Еду в Везарес.

— В такое-то время? Сумасшедший ты, Джонас из Сильвер Хайма.

— Не я такой, жизнь такая. Твой черед.

— Я Колль. Колль из... из здесь.

— Ты что, не знаешь, где ты? — вспоминаю название острова и деревни: Эйвиндр.

— Знаю. Но зачем мне называть, если это и так здесь?

— Железно... Ну так что, пустишь меня на ночь к себе? Я не кусаюсь. Храпеть буду — толкни.

— Я же уже пустил, — почти шепчет он, — если я буду кусаться — тоже толкни.

Не пойму, это у него юмор такой? Колль молча отодвигается к другому краю большой деревянной кровати. Надо же, у него есть настоящее тканое одеяло, с какой-то совсем нездешней вышивкой. Одеяло в этой дыре, подумать только! Оглядываю комнату: да тут, оказывается, много интересного, вот только света слишком мало, чтобы разглядеть. Вижу шкафы, забитые книгами, и полки с ингредиентами. Под потолком вдоль стен висят вниз бошками разные пучки трав и кореньев. В углу стол письменный, лохань за ширмой видна, а ещё какие-то странные приспособления, не то доска, не то алтарь. Алхимик? Маг? Некромант?

— Ложись. Я свет сейчас потушу. Завтра посмотришь, — его спокойный ровный голос звучит будто у меня в голове.

— Ладно, — со вздохом опускаюсь на удивительно мягкую кровать, — и правда устал я с дороги. Спасибо тебе... Колль. Света во тьме.

Заворачиваюсь в какую-то шкуру. Хорошо, что здесь нет окон — ненавижу метель. Маг молча сворачивается калачиком у меня под боком. «Мальхела», — еле слышно шепчет заклинание, ровно перед тем, как огонек гаснет, и я моментально проваливаюсь в черную ночь без сновидений.

Мысль просыпается раньше глаз. Тишина. Вокруг ни шороха — я один.
С трудом вспомнив, кто я, где и зачем сюда пришел, нехотя поднимаюсь с удобной постели, все еще хранящей тепло моего случайного соседа. И куда он подевался? И как я его узнаю? В темноте вчера только угольки глаз и смог разглядеть.

А теперь под потолком светится красными прожилками большой черный шар — лавовый камень, из тех, что используются для очага, когда дрова не достать. На шхуне такие всегда нужны, да не у каждого торговца они есть. В Ньольме на материке мне сказали, что здесь, в Эйвиндре среди рыбаков как раз живет зачарователь, что их делает. Вот только настолько великолепной работы я еще не видал: камень ровный, большой, с тонкими алыми линиями и греет так, что я готов раздеться до исподнего.

Скрипит дверь, и я слышу шаги. Подходит ближе, скидывает с затылка капюшон своего плаща. Я все еще толком не проснулся, чудится, будто волосы у него огнем горят, что за чертовщина? Разлепив глаза, вижу то ли дроу, то ли лесного эльфа: алые пряди обрамляют бледное лицо с черными глазами. Мальчик еще — двадцать зим как пить дать, не больше. Красивый тонкий нос правильной формы и будто тронутые тенью печали припухлые губы. Глаза... Ледяные, как обсидиановый камень. Только вот не бывает у темных эльфов огненных волос. Как и черных глаз.

— Доброго рассвета, — робко здоровается юноша. — Поднимайся, Джонас, мне лавку скоро открывать.

— Колль? Так ты и есть мастер по лавовому камню? Доброго!

— Надо же, какой догадливый торговец из Сильвер Хайма, — улыбается он, смущенно отводя взгляд.

— Куплю пять мешков камней размером с мой кулак, — едва встав с постели, я пускаюсь в обсуждение сделки, чего время зря терять. — К Везаресу еще полторы луны идти, а зима выдалась такая суровая, что нашего запаса до Скалистого Предела едва хватило.

— Извини, — вздыхает он, — нет у меня больше камней. Спрос на них в эту зиму был большой. В деревне уже последние дрова дожигают, того и гляди, сами в ледяной камень скоро обратимся.

— А если старые зачаровать?

— Можно и старые. Дело не в камнях, а в особом порошке. Мы зовем его «Шепот пепла». Здесь такой можно найти только на вершине горы в глубине острова. В пещере, что хранит остатки былой славы подземного огня.

— И что же, разве нет способа добыть хоть немного?

— Есть.

— Ну и?

— Тебя погода не смущает? Сугробы по пояс мне одному не растопить. И зверье дикое кормить я не собираюсь.

— Я с тобой пойду.

— Ты? Простой торговец? А пещер огненных не испугаешься?

Да я эти пещеры огненные разве что в заду у него не видел! Маг росточком мне чуть выше плеч, но силы в нем чувствуется ничуть не меньше, чем во мне, отдохнувшем после долгой дороги. Выпрямившись возле него во весь рост, скрещиваю мощные руки на груди.

Я, может, и веду жизнь простую, но когда-то служил на передовой самого Белого принца Сильвер Хайма, пока мне не прострелили колено. Списали на тридцать шестую зиму, как старую мебель на кострище, но дорога приключений все равно нашла меня, пускай и хромого. А он смотрит на меня так насмешливо, будто не воином я был, а шутом при дворе.

— Я бахвалиться попусту не буду, язык использую только в трех случаях: в торговле, на пьянке или горячей ночью. Так что возьми да проверь. У меня команда с собой. Нагайна нам поможет со снегом. И двое паразитов еще, им только разреши волков пострелять.

— Дело не только в волках.

— По дороге расскажешь. Собирайся, маг! Не знаю, как тут у тебя, а у нас время — деньги!

Покидав в себя нехитрый завтрак да кое-какое снаряжение в мешки, мы выдвигаемся в путь, когда заря только-только готовится сменить уходящую ночь. Хотя какое там, что день, что ночь — все серо. Пришлось оставить Талека в таверне, чтобы присмотрел за нашими товарами, а заодно, может, и продал кое-чего местным. Бродяга, конечно, не слишком доволен таким раскладом. Вслух не высказывает, а молчит и тащится грустный позади меня. Снаряжаясь в путь, я смог выторговать лишь одну лошадь, так что мы плетемся по заснеженной дороге пешком — кобыла тянет сани, на которые мы собираемся нагрузить лавовых камней и этого странного порошка.

Колль указывает путь Шаави, которая то уползает вперед на разведку, то возвращается, расчищая дорогу от снега. Я веду лошадь следом, а Бродяга замыкает. Надо же, волки-то и те попрятались подальше от такой пурги.

— Эй, маг! — мой голос тонет в порыве ветра, но черноглазый замедляется, позволяя мне нагнать его.

— Далеко нам еще до этой твоей горы?

— Гора близко. Подъем высоко. Не расходуй силы на болтовню, Джонас.

Но я не могу унять любопытства, тем более, с момента отплытия из Сильвер Хайма я уже обыграл всех, кроме Бродяги, в карты и не приставал с разговорами разве что к нагайне, потому что с ней особо за жизнь не побазаришь. Только если пошипишь. А вид этого черноглазого демона так и тянет меня за язык.

— Скажи, а ты дроу? Или дитя леса?

— Зачем тебе?

— Вид у тебя больно интересный. Никогда не видел дроу с красными волосами и светлой кожей, обычно у вашего брата глаза рубиновые, кожа темная, а волосы белее вот этого вот снега. Вот лесные эльфы рыжими-то бывают, но чтобы настолько...

— Не совсем.

— И как такое возможно? Черты вроде эльфьи, а остальное чье?

— Твоей нагайне может быть знаком мой народ с жемчужных островов. Живу я... Жил... не у воды, а в горах, там, где бурлит и плавится жизнь огня.

Я вспоминаю, как Шаави говорила о скрытном племени горцев, осознанно отрезавших себя от внешнего мира и посвятивших жизнь служению своим огненным богам. Или демонам. Обычные жители видели их редко, племя посылало купца, который с внешним миром торговал, да сирот иногда забирало, и больше их никто не видел. Не знал я только, что они эльфы, да еще и красноволосые.

— И что же держит тебя тут уже целых десять зим?

— А это не твое дело, торговец.

Взмахнув плащом, загадочный маг ускоряется, и я вновь остаюсь один-на-один с метелью и кобылой. Странный он, непонятный. И на кой ему сдалась эта большая унылая льдина посреди моря? Темный силуэт скалы уже проглядывает сквозь снежную пелену. За горой медленно зарождается новый день. Когда мы добираемся к подножью, вой ветра у нас за спинами сливается с волчьим.

— Стая приближается! Окружают! — слышу голос Бродяги. — Шесть или семь голов!

Моментально выхватываю заскучавший в ножнах меч.

— Маг, держи лошадь! Шаави, барьер! — спешно отдаю поводья и бросаюсь на помощь Бродяге.

Позади нагайна посохом возводит дугу ледяной стены, отгородившей ее с магом и лошадью от стаи. Бродяга скачет, уворачиваясь от прыжков мелкой псины. Но я-то знаю: надо найти и вывести из строя вожака. Рассекаю мечом воздух в темноте, ориентируясь на инстинкты: волки почти слепы в такую метель, но их бесшумное передвижение может сыграть злую шутку. Слышу визг и скулёж: молодец, плут! Всего с парой коротких клинков уже с одним расправился.

Вдруг слева на меня бросается темное пятно — уворачиваюсь. Еще поворот, прыжок, взмах меча — ранил. Туша завалилась вбок, быстро подскакиваю к ней, вонзаю в шею — убил. Второго серого не замечаю за спиной: кидается, вырывает кусок меха из моего плаща. Разворот, замах. Не попал.

Внезапно яркая вспышка едва меня не слепит, опаляя волку бок. Он заходится в жалобном вое, но второй огненный снаряд заглушает его уже навсегда.

— Там, возле большого дуба! Вожак! — хрипит сбоку запыхавшийся красноволосый маг.

— Капюшон надень, уголек! Простынешь!

Натягиваю ему на алую башку капюшон, хлопаю по плечу вместо благодарности и прытью кидаюсь в указанном направлении.

По утробному рыку понимаю, что вожак силен. Прижимается к земле, не боится, не убегает. Желтые глаза смотрят с ненавистью. Главное — не подставляться спиной да взгляд не отводить.

— «Шальти»! — раздается сбоку голос Колля, и мой меч вспыхивает пламенем. — На двадцать ударов, торопись, пока не погас!

От огня волк свирепеет еще больше, но бросается не на меч, а на моего напарника — умная тварина! — что же ты, маг, так близко подошел-то. Пружиной подскакиваю как раз в тот момент, когда волк в прыжке, метит в Колля, но налетает зубами на мою левую руку. Один мощный рубящий удар ему в бок, затем — колющий в шею. Мертвая пасть тварины оставляет на руке волчью слюну вперемешку с моей кровью. Хорошо, что додумался взять с собой припарки и целебную мазь, не хватало еще хворь какую занести.

— Вынес второго! — слышится голос Бродяги ближе к скале. — Еще одна сладкая парочка где-то бродит!

Но волки отступают: вожак повержен, стая разбита. Отрубаю на трофей себе волчий хвост и цепляю к ножнам. Затем, сбившись в клин, мы возвращаемся к нагайне с лошадью. Завидев нас, Шаави разрушает часть барьера, позволяя пройти к узкому серпантину тропы, а затем снова его запечатывает.

— Как ты ледяную стену миновал? Я видел, что ты стоял рядом с Шаави.

Мы поднимаемся по узкой тропе, дыша друг другу в спины.

— Моя магия сильна возле лавовых гор. Здесь я чувствую зов предков.

— А, ну теперь, конечно, все прояснилось, — усмехаюсь ему в красный затылок, — я вот тоже чувствую зов предков, если съем большой ломоть залежалого сыра.

— Остряк. Я кусок льда сверху растопил и перелез. Волкам не достать было.

— Умно!

— У тебя кровь идет.
Он говорит даже не поворачиваясь, будто это общеизвестная истина. Прокусила-таки мой кожаный наруч, волчья сволочь зубастая. Ну не стал же бы я столько верст тащиться по снегу в тяжелой броне!

— Дай.

Колль останавливается, поворачивается и хватает мою руку, даже не спросив. Смотрит на неё изучающе, слегка приоткрыв рот, затем, обернувшись на гору, задирает голову и щурясь всматривается вдаль. А я стою и на него глазею. Кожа сейчас белая-белая, а губы алеют розовыми лепестками.

— До вершины еще дотерпишь.

— Интересный ты. Я-то уже настроился, думал, сейчас целительный сеанс прямо тут устроишь!

— Ты слишком одет для этого.

— Даже так? — приподнимаю бровь в ожидании ответа.

— Тут не удобно, кровь от ветра стынет.

Ничего у меня там не стынет. У меня от этого огненного мага в портках уже полыхает. Хромаю теперь не только из-за застарелой травмы, но и временных неудобств между ног. Бабы не было с самого отплытия, а в последнем порту на материке было не до утех. Мне-то по вкусу мягкие и грудастые, но, как говорится, на безбабье и эльф — баба. Бродяга с Талеком тоже не по большой любви так крепко спелись. Я бы и сам нашего эльфика-лучника рано или поздно прибрал, если бы он мне как-то по пьянке не поведал, какие именно у него предпочтения. Ну уж нет, увольте, мне боевых ран и в обычной жизни хватает. А Бродяге, видать, зашло в его коллекцию шрамов, сережек во всевозможных местах и прочего извращения.

Интересно, а что любит наш новый магический приятель? Нравится ли ему, чтобы его пальцами промяли, ртом или чем помощнее? Или он сам в постели поактивничать не прочь? Языком-то я разное вытворять горазд, главное — кровать покрепче и стены потолще. Пока я его мысленно раздеваю, мы незаметно добираемся до вершины и выходим на плоское плато, где ветер тут же кусает мои уши, пытаясь оторвать ко всем чертям.

А вид с горы открывается великолепный, аж дух захватывает. Вдалеке у белой кромки льда в бухте я даже вижу точку, похожую на мою шхуну. Колль подходит ближе, будто не боясь сорваться вниз от порыва ветра, достает подзорную трубу из наплечного мешка и вглядывается вдаль. По моим подсчетам, утро уже сдвинулось к полудню, но серость неба не дает пробиться ни единому лучику.

— Что там? На что ты смотришь?

— Ничего. Идем.

— Ссстарые ссследы в пещщере, — замечает Шаави.

— Здесь что, лагерь чей-то был?

Осматриваю неровный забор из кольев, ощетинившийся зияющей пастью. Перед входом в пещеру ветер взбивает вихри снега и уносит их вниз с обрыва.

— Разбойники, мародеры. Рыскали по тоннелям, пока стража огня не разбудили.

— Кого-кого-о? — протяжно зевает Бродяга.

— А это как раз то, о чем ваш командир решил уточнить уже по дороге, — тихо говорит Колль, сверкая своими черными глазами.