Существовало строжайшее правило, нарушение которого каралось едва ли не «смертной казнью». Кто-то сказал так когда-то, и это выражение прочно закрепилось в голове. Каждый боялся нарушить это правило и клятву, которую он принес. Никто не хотел быть изгнанным из нашего круга, никто не хотел терять своих «полномочий» и прав, закрепленных за ним благодаря фигуре.

«Никогда и ни при каких условиях не рассекречивай места тайного склада интересных вещей! Не сдавайся и терпи даже пытки, но не говори о том, где он! Наказание за рассекречивание — смертная казнь.» — это было выцарапано куском цветного стекла прямо на стене склада. Крупно, размашисто — так, чтобы видели все.

Максим собрал нас всех поздним вечером, для того, чтобы объявить что-то важное. В руках он нес листочки и коротенькие, сухие палки. Из кармана торчали спички и две баночки черной гуаши, а под мышкой у него был лак для волос. Я недоумевала, зачем это все нужно. А главное — почему в такое позднее время? Неужели темнота так обязательна? В тайном складе не было света, а потому там было немного жутко. Да и за самим домом, среди деревьев и кустов разнообразной формы, небольшого пугало, тоже царила не очень дружелюбная атмосфера... Но никого это не волновало, мы просто шли за ним.

Оказавшись внутри, я заметила сложенные в ровный пустой квадрат с большими бортиками, на бетонном полу, кирпичи. Максим скинул листки и веточки в пустоту, а затем склонился над этим, облил розжигом и кинул туда спичку. Все отскочили от вспыхнувшего яркого пламени.

— Зачем нам нужен костер? Вдруг мы все спалим? — С неким недоверием спросил Саша, усаживаясь на диван.

В воздухе появился запах паленой бумаги. Не очень густой дым повалил к потолку, а затем вышел через пустой оконный проем. Стало намного теплее и уже не так жутко. Рисунки на стенах будто бы ожили и задвигались из-за того, как горел огонь. Я села на пол и протянула руки к костру. Женя одобрительно улыбнулся, кивнул и сел рядом. Уж он-то точно знал, что сейчас будет. Максим усадил всех, а затем встал напротив и громко, важно произнес:

— Я собрал вас здесь, чтобы вы принесли мне клятву! Клятва верности, клятва, которая даст мне убедиться в том, что при нападении на нас вы не сбежите, как крысы с тонущего корабля! Что мы всегда будем дружить и помогать друг другу. Что всегда будем хранить наш секрет!

Он выглядел величественно и гордо, когда произносил эту короткую речь. В его руках был листочек с маленьким текстом, наверняка, самой клятвой.

— Начинаем. Я, Максим Ярцев, обещаю быть хорошим королем и защищать вас. Я никому никогда не расскажу об этом месте и буду хранить молчание даже под страшной угрозой. Буду верен тому, что я делаю, и буду честен и справедлив!

Ромка кинул в огонь охапку маленьких сухих веточек, и тот ярко запылал. Следом листочек перешел ко мне.

— Давай, — подбодрил Егор.

— Я, Настя Шереметьева, обещаю быть верной пешкой и всегда идти вперед, оберегая всех от угроз. Я никому никогда не расскажу об этом месте и буду хранить молчание даже под страшной угрозой. Буду верна тому, что я делаю, и буду честна и справедлива.

Я читала вдумчиво, пытаясь сразу представить, что же может случиться такого, чтобы меня заставили нарушить эту клятву. Наверное, мой вид был слишком задумчивым, поэтому Саша недовольно скривился и выхватил листок, передавая его Егору.

— Я, Егор Городов, обещаю быть стойкой ладьей и вести всех за собой в неизведанные места. Я никому никогда не расскажу об этом месте и буду хранить молчание даже под страшной угрозой. Буду верен тому, что я делаю, и буду честен и справедлив!

Из его уст это звучало более воодушевленно, чем из моих. Листочек перешел к Саше.

— Я, Александр-р-р Сачков, обещаю быть ловким конем и сносить всех неприятелей на своем пути! — Он так широко улыбался, так заразно, да и говорил со смешной интонацией, что мы не выдержали и засмеялись. Максим на нас шикнул. — Я никому никогда не расскажу об этом месте и буду хранить молчание даже под страшной угрозой. Буду верен тому, что я делаю, и буду честен и справедлив! А еще я навеки останусь с вами!

Последнее Саша добавил от себя, снова улыбнулся, а потом передал листочек Роме. У него тоже клятва вышла немного смешной, особенно, когда он обещал быть крышесносным конем и катать нас на скейтборде. Я запомнила это.

— Я, Аня Кудинова, обещаю быть сильным ферзем и не сдаваться пред натиском бед! — Кажется, в ее клятве было написано что-то другое, раз Максим так недовольно на нее посмотрел, но не остановил. — Я никому никогда не расскажу об этом месте и буду хранить молчание даже под страшной угрозой. Буду верна тому, что я делаю, и буду честна и справедлива.

Очередь осталась за Женей. Он взял листочек, окинул его взглядом, а затем перевел на своего брата взгляд, немного хмурясь.

— Я, Женя Ярцев, обещаю быть хитрым слоном и верным союзником. Я никому никогда не расскажу об этом месте и буду хранить молчание даже под страшной угрозой. Буду верен тому, что я делаю, и буду честен и справедлив.

После его клятвы повисло молчание. Максим выдернул из его рук листочек, а затем, прикладывая палец к губам, чтобы все молчали, достал баночку гуаши и вымазал в ней ладонь, оставляя отпечаток под главным правилом, выцарапанным на стене. Следом появился и мой отпечаток, а затем и всех остальных. Аня забрызгала отпечатки толстым слоем лака для волос, а потом весело попрощалась и убежала — ее уже звала мама.

— Саш, пойдем принесем земли? — Предложил Рома и кивнул на выход. — Нам надо засыпать костер... Мы же весь дом сожжем!

— Айда. — Кивнул Саша и хохотнул. — Максим, ты идешь домой?

— Нет. Нас с Женей вообще только в магазин отпустили, а мы еще не сходили. Идем.

Женька кивнул и вытер ладонь влажной салфеткой. Они ушли. Саша и Рома пошли за землей. Мы с Егором остались вдвоем. Я подсела к нему и заглянула в его альбом, неизвестно какой по счету.

— Какую карту ты рисуешь сейчас?

— Это план наступления! Несколько планов. — Гордо ответил он.

— А куда? Зачем нам наступать?

— Наступать интереснее, чем просто приходить. Сначала, я думаю, мы исследуем закрытый стадион, где проходят футбольные матчи... А потом поднимемся на крышу! Крышу дома! Представляешь, какой на шестнадцатиэтажках вид? А еще, я думаю, мы проскользнем в кино без билетов. Скажи, круто, да? Уже готов план для этого! Надо только Максиму рассказать, он там играем главную роль...

Я задумалась. По сути, Максим везде играл главную роль. Что в далеком детстве, когда мы все только познакомились, еще до школы, что сейчас. И мне казалось, что так будет, даже когда мы вырастем. Наверное, дружба наша продлится долго и пройдет через многое.

— Я была у маминой подруги в гостях, она живем на пятом этаже. И я была на балконе... Только такое я видела. Даже не представляю, как это, когда видно весь город!

— Пятый этаж, да еще и с балкона — сущий пустяк, — отмахнулся Егор.

— Но даже это было красиво.

— Еще бы. Наверху все кажется красивым. Это как другой мир... Легкий и приятный. В котором просто живется и...

Закончить ему не дали пришедшие Саша и Рома. Они быстро вывалили целое ведро земли на огонь, а затем и второе. В одно мгновение стало темно и холодно.

— До завтра.

Попрощавшись, они ушли, а мы с Егором неторопливо собрали вещи и молча пошли к нашему дому.

Шло время, мы росли, и многое становилось понятным. То, что мы совершали, не всегда было правильным, и в некоторых моментах я жалела, что мне не хватило смелости остановить их и заставить поступить по-другому. Зато те места, куда мы ходили, навсегда остались в памяти вместе с нарисованными картами. Это было полезно, да и к тому же — невероятно красиво, живописно и ярко. Например, прилесок у заброшенного мелзавода. Он всегда был для нас скопищем великих тайн. Тонкий мостик над большим оврагом, много, много зелени и цветов, странные звуки и шорохи внизу, извилистый ручей и стрекозы. Чистый, свежий воздух и нежный, едва уловимый цветочный запах... Все стало на свои места со временем, кроме одного.

Я не понимала, кто такой Максим и почему он так меняется. Наши с ним семьи тесно общались и дружили. Особенно мамы — обе состояли в родительском комитете в школе, вместе нас водили на занятия, забирали, покупали одинаковые рюкзаки — я напрочь отказывалась от всяких розовых с картинками «Барби» и блестящими стразами. Часто случалось так, что наши семьи вместе ездили на речку, чтобы пожарить шашлыки или ходили в лес за первыми подснежниками. Мы праздновали вместе дни рождения и играли на заднем дворе их частного дома. Ночью ходили в поле, пока родители сидели за праздничным столом, запускали воздушного змея и играли с двумя большими собаками. Мы залезали на высокие, ветвистые деревья, срывали яблоки и ели их, сидя на самом верху и смотря далеко-далеко в небо. Играли в карты и компьютерные игры, в прятки, не давали найти нас взрослым, убегали и вместе хитрили, чтобы получить больше вкусностей. Даже на Рождество мы вместе ходили по домам и пели колядки, рисовали друг другу страшные-страшные гримасы на лице маминой косметикой, а после, глубокой ночью, делили добытые сласти. Мы были вдвоем, без кого-либо другого. Без ребят из нашей компании и даже без Жени. У него была другая семья, ведь они были не родными братьями. Без всех их я совсем не узнавала Максима. Он становился другим человеком, совсем другим. И эти перемены я замечала на протяжении всего нашего знакомства. Этот темноволосый мальчишка полностью завладел моим вниманием. Мягкий, добрый и внимательный, с теплой, такой знакомой и родной улыбкой, готовый в любую минуту поддержать и защитить меня. Когда я что-то рассказывала, ему было по-настоящему интересно, и он слушал и слушал. Иногда, когда мы ночевали вместе, он пробирался ко мне, и я рассказывала сказки, которые придумывала на ходу — про зайцев в красных шляпах, про принца из далеких земель, про заветное желание. Его увлеченное лицо навсегда мне запомнилось. Как и крепкие объятия, и наши личные, маленькие секреты, которые не знал совершенно никто. Я была искренне очарована им, и верила, что так будет всегда.

Но мы немного выросли. И тогда у Максима будто бы появилось второе «Я» — совсем другой человек в нем самом. Вместе с ребятами, тогда, когда мы не были одни, он становился более холодным и каким-то безразличным. На лице не было уже той улыбки, в нем будто горел какой-то азарт. Максиму хотелось, чтобы его слушали, чтобы его уважали. Хотелось, чтобы признавали в нем лидера и не знали о том, что он на самом деле еще все тот же маленький мальчик, безумно любящий футбол на поле за своим домом и теплое молоко с печеньем. С каждым годом в нем росла, как мне казалось, какая-то бесчеловечность и даже жестокость. То, что он назвал себя королем, и что все с этим согласились, только поспособствовало этому. Других вариантов у меня не было. И порой было действительно страшно.

Мы возвращались вместе с кинотеатра, а пока наши родители жарили шашлыки, мы брали велосипеды и ехали по длинной, безумно длинной дороге вдоль трассы наперегонки. Было много смеха, громко звучали песни из любимых мультиков. А на утро, после вкусного завтрака и беспечного, милого общения, мы выходили на улицу, и он снова менялся до неузнаваемости. Я отходила на второй план, а то, что было полчаса назад, будто бы не существовало. Никто не знал о том, что мы так дружим.

День рождения моей мамы было в начале августа. Она приготовила много вкусных блюд, и к нам в гости снова пришли Ярцевы. Радостная встреча, поздравления и подарки, смех, застолье и тосты — все пронеслось мимо меня в одночасье. Немного пьяные родители совсем забыли о своих детях, а мы были слишком хитры и сумели воспользоваться этим. Максим взял свой новый футбольный мяч, а я пакет дорогих, вкусных и любимых конфет, и вместе мы ушли на излюбленное футбольное поле за домом.

Он встал у ворот и подтолкнул мяч ко мне.

— Давай так! Ты забиваешь мне десять голов и я выполняю любое твое желание! А если десять раз промахнешься, то ты выполняешь любое мое желание.

— Давай, — с легкостью согласилась я, зная, что уж это-то мне точно удастся, не смотря на то, что он занимается футболом с самых юных лет.

Конфеты полетели к воротам вместе с мячом. Это было так неожиданно и быстро, что Максим упустил этот мяч.

— Ты хорошо бьешь для девчонки.

Он засмеялся и съел одну конфету, возвращая мне мяч. Я всегда злилась, когда меня сравнивали с девчонкой и говорили, что нужно делать все, как девочка. Я считала себя равной мальчишкам, одной из них.

— Для девчонки?! — Возмущения было не занимать. — Я тебе сейчас покажу!

Мяч полетел в ворота, и снова попадание. Злился уже Максим. После этого началось ожесточенное сражение — кто кого. Три следующих мяча он ловко словил, но после я сравняла счет. 3:3. Дальше — тяжелее. Оба были упертыми, оба всегда добивались своего. Но... В этот раз не удалось ему. Я отвлекла его конфетой, и Максим пропустил мяч.

— Это не честно! Переигрываем!

— Ну уж нет, учись проигрывать и выполнять долг! Ты же честный мальчишка!

Он скривился так, будто съел сразу пять кислых конфет, скрестил на груди руки и уселся на траву, складывая пустые обертки обратно в пакет.

— Что же ты хочешь?

— Ответь мне на один вопрос. Только помни. Это очень-очень важно.

Я подошла к нему, взяла конфету и села рядом.

— Хорошо.

— Почему когда мы одни, ты не король? Ты снова становишься таким мягким и добрым, совсем как в детстве. А когда мы гуляем с ребятами, ты...

— Я всегда король! — Буркнул Максим и недовольно на меня посмотрел. — Всегда, слышишь? Просто когда мы с тобой, мне проще, и я знаю, что ты меня и такого любишь. А ребятам еще нужно постараться доказать, что я чего-то стою. Я обязательно сохраню за собой свой статус! И укреплю его.

— Почему ты так резко меняешь свое отношение ко мне? Это... Грустно.

Я поджала губы и обняла колени, глядя на его озадаченное лицо. После небольшой паузы Максим растрепал мои светлые, русые волосы и искренне улыбнулся, как солнышко.

— Им не обязательно знать, что ты такая клевая. Это тоже наш секрет.

Удивлению не было предела, и теперь озадаченная и непонимающая была именно я.

— Ты странный, ты знаешь?

— Знаю. Но разве не это делает нас особенными?

Мы звонко засмеялись и продолжили есть конфеты. Этот разговор давал мне слепую уверенность в том, что все будет хорошо. И что нечто сокровенное, такое невероятное между нами, сохранится навсегда. Как же я тогда ошибалась.