Призрак вытянул ее из люка и помог подняться на ноги. Вероника плакала, размазывая слезинки по щекам. Бледный юноша, которым стал Призрак, молча и терпеливо стоял рядом, ожидая, когда она успокоится.

Выплакавшись как следует, Вероника осмотрелась. Эта комната была крошечной и напоминала собой скорее кладовку. Но не темный чулан, с паутиной и мышами, а именно маленькую комнатушку, в которой аккуратно складывали вещи. Здесь высились столбы из сложенных друг на друга чемоданов, к которым притискивались перевязанные бечевкой книги. На огромном сундуке в ряд сидели фарфоровые куклы. Рядом лежали пухлые фотоальбомы с пожелтевшими от времени страницами. А в углу примостился настоящий патефон с блестящим раструбом.

Место выглядело достаточно светлым и добрым, но Вероника уже не доверяла этому дому. Она ждала, что из какого-нибудь угла снова полезут пауки, или заскребется когтистая лапа.

– Нужно выбираться отсюда, – сказала девочка Призраку. – Выведи меня.

Призрак печально качнул головой. Видимо он был все еще не таким плотным, чтобы суметь разговаривать голосом.

– Ты не знаешь, как выйти из этого дома? – спросила Вероника с отчаянием в голосе. – Но должен же быть выход!

Бледный юноша качнулся в сторону патефона. Посмотрел задумчиво на пластинку, тронул ее пальцем. Игла скользнула вниз, и патефон заиграл суховато и тихо. Мелодия поплыла по комнате: виолончель и флейта. А потом раздался восторженный юный голос:

– Это наш дом, дорогая Марта! Это наш собственный дом и наша входная дверь. Только... надо бы ее покрасить. Какого цвета будет дверь у нашего дома?

И второй голос ответил ему с легким смехом:

– Лилового. Я люблю лиловый цвет.

Мелодия на какой-то момент усилилась, перекрывая голоса, потом снова уступила им место:

– Марта, какого цвета наша дверь?

– Лиловая, как и вчера. Зачем ты спрашиваешь?

– Я боюсь забыть. Что если я забуду цвет нашей двери и не смогу вернуться домой?

– Смешной мой, какие глупости ты иногда говоришь.

Музыка вновь зазвучала громче, ее мотив чуть изменился, стал более грустным и монотонным.

– Марта, какого цвета наша дверь?

– Лиловая. Сколько можно спрашивать одно и то же?

– Раньше тебе казалось это забавным.

– Раньше все было иначе.

– Марта, все будет хорошо. Я найду денег, ты выздоровеешь и, все будет как прежде.

К виолончели и флейте прибавились другие инструменты. Но музыка от этого стала только тяжелее.

– Марта, какого цвета наша дверь?

– Зеленая! Голубая! Красная!

– Марта, успокойся... все будет хорошо... Марта.

Марта плачет.

– Лиловая. Наша дверь лиловая. Но когда-нибудь ты все равно это забудешь. Или я забуду...

– Я не забуду. Ты ведь говоришь мне это каждый день.

Женский смех. Надрывный и горький. Зарыдала скрипка, заглушая все иные звуки. Ей вторил скрип тысячи дверей.

– Марта, ты представляешь, кто-то облил нашу дверь черной краской. Эти хулиганы... Марта?

Тишина. Гулкий звук шагов.

– Марта? Марта, где ты? Марта...

Патефон умолк.

Откуда-то потянуло холодом и промозглостью. Вероника обхватила себя за плечи, взглянула на Призрака. Тот убрал иглу с пластинки.

– Нужно найти лиловую дверь, – кивнула Вероника и огляделась в поисках хоть какой-нибудь вообще двери.

Но ничего, кроме люка в полу, в этой кладовке не было. А внизу их наверняка ждал Черный Кот. А может и еще кто похуже. Впрочем, в люк никто не скребся. А Кот мог стать таким же пленником заброшенного дома, как и сама Вероника. Вполне возможно, что, войдя в комнату с голубой дверью, ее враг не увидел никакой лестницы к потолку. Кто его знает, может он сейчас отбивался от полчища тех самых пауков из зеркального осколка?

Да и кто мог даь гарантию, что лапа, скребущая под дверью, принадлежала именно Котяре? Мало ли какие ужасы еще может показывать это странное место запуганной девочке, чтобы она испугалась еще больше и заблудилась навсегда.

– Значит, нужно спускаться вниз, – решилась Вероника. – Не сидеть же здесь всю оставшуюся жизнь.

Призрак помог ей открыть люк. Девочка выглянула.

Вместо изящных ступенек и витых перил, к дырке в потолке была приставлена обычная лесенка, наспех сколоченная из кривоватых досок. Во всем остальном комната нисколько не изменилась. И голубая дверь осталась на прежнем месте.

Вероника осторожно спустилась и попробовала ее открыть. Дверь послушно поддалась. Вероника вышла в длинный коридор, устланный пушистым ковром, и не теряя времени быстро зашагала по нему в поисках лиловой двери.

Коридор длился и длился, начиная казаться Веронике бесконечным. Справа и слева встречались двери: старые и новые, резные и гладкие, лаковые и обшарпанные, крашеные и необработанные, деревянные и даже стальные. И цвета встречались всевозможные: красные, черные, голубые, зеленые, желтые, оранжевые – любые, но не лиловые.

Вероника упрямо шла, не задерживаясь ни у одной из дверей и даже не замедляя шага. Она не позволяла себе думать о страхе и усталости, только повторяла про себя нужный ей цвет – лиловый.

В какой-то момент Вероника заметила, что ей становится тяжело идти. Ноги словно прилипали к полу. Она присмотрелась к ковру, и ее передернуло от отвращения. Пятна черно-зеленой плесени расползались по ворсу, делая его склизким и липким. И чем дальше Вероника шла, тем чаще встречались эти пятна. В воздухе запахло сыростью и прогорклостью. Вероника приостановилась, думая, стоит ли идти дальше по этой грязи. Вгляделась в бесконечную даль коридора и сердце ее радостно забилось. Буквально в нескольких метрах от нее находилась деревянная дверь, выкрашенная в лиловый цвет. Наконец-то.

Вероника побежала было, но поскользнулась на плесени и едва не упала. Остановилась, успев придержаться за стену, перевела дух. И пошла, стараясь обходить гнилые участки.

Перед самой дверью ковер стал гнилым насквозь и напоминал вязкую трясину. Вероника сморщилась, но упрямо пошла, утопая по щиколотку. Идти было трудно, ноги то прилипали, то оскальзывались. Вонючая плесень жадно чавкала, не желая выпускать пленницу. Но Вероника на последних крохах упрямства достигла двери. Повернула ручку, внутренне замирая от ужаса, представляя, что та окажется заперта.

Но ручка легко провернулась, лиловая дверь открылась, тихонько скрипнув, и Вероника выбралась на крыльцо дома.

Она тут же поспешно захлопнула дверь за собой, перепрыгнула через все ступеньки разом и отбежала подальше от дома, словно он все еще мог как-то затянуть ее обратно в свои ужасные комнаты. Почувствовав себя в относительной безопасности, Вероника села прямо на траву и огляделась.

Солнце светило горячо и ярко. Пели птицы, стрекотали кузнечики. Лес выглядел живым, веселым. И темный дом, одиноко стоящий посреди него, казался ненастоящим, чуждым этому летнему празднику.

– Ника! – раздался за ее спиной встревоженный голос принца Незабудки.

Вероника обернулась, увидела, что друг, запыхавшийся и растрепанный, бежит к ней по тропе. Она улыбнулась устало.

– Ника! – подбежавший Принц упал возле нее на колени, часто дыша. – Ты... как ты... что ты здесь делаешь?

– Отдыхаю, – ответила девочка, разглядывая свои кроссовки, измазанные в черной плесени.

– От чего? – друг тоже видел и грязь, и пыль, и прилипшую к волосам паутину и уставшие, красные от слез глаза.

– От чудес, – ответила Вероника, любуясь зеленью травы и синевой чистого неба.