POV: Эшли. 

В последнее время я всё чаще замечаю, что ощущаю... голод. И ладно, если бы его можно было утолить кучей еды или каких-нибудь таблеток, которые смогут превратить моё лицо в счастливую гримасу. Нет. Нет, нет. Я голодна. Мне не хватает эмоций, и появляется чувство, что нет никакого ни завтра, ни вчера. Есть только я и мои холодные серые глаза. Как у Гленна. Они бесцветны и видят только всё чёрное-белое. Не представляю, как можно жить и не видеть палитру красок. Природа - хороший художник. Правда порой жестокий. Когда ей перестаёт нравиться рисунок, она делает на листах кляксы. Наверное, именно так и получаются ураганы, смерчи и прочие враги человечества.

Я сижу на диване, держу в руках тазик со своими испачканными вещами и смотрю в пустоту, как будто в ней есть что-то, кроме неё самой. Вот так бывает. Жизнь пробегает мимо тебя, махая ладошкой и издевательски корча рожицы, а ты просто сидишь... с тазиком белья... и наблюдаешь, как она летит в пропасть.

Кэтрин дала мне какую-то растянутую рубашку, которая раньше была у неё в качестве пижамы. Учитывая низкий рост этой девушки, я не стала придираться к тому, что на мне эта же рубашка смотрелась, как слегка длинная футболка. А тазиком мне приходилось прикрываться от Нейтана, вечно шастающего туда-сюда.
- Ванная уже где-то час как свободна, - впервые за столько походов на крыльцо он заметил меня и, «непонимающе» пожав плечами, кивнул в сторону двери на втором этаже. В зубах он держал сигарету, а в руке - ручку двери, ведущей на улицу.
- Но ты же сказал, что...
- Я пошутил, - он опять пожал плечами и вышел на улицу, игнорируя мои нечленораздельные возмущения.

- Козлина... Хоть бы раз правду сказал, - с этими словами и кучей матов в голове я поднималась по лестнице, слушая противно скрипящие ступеньки.
На втором этаже, в отличае от первого, было много комнат, соединённых между собой длинным узким коридором. В конце этого коридора находилась вторая гостиная с широкой плазмой, перед которой сидела Джинни и активно играла в приставку. Рядом с ней в кресле качалке спал дедульки с гордой сединой на висках. Такое зрелище пробудило во мне желание либо вернуться в прошлое, либо остаться в этом доме навсегда. Очень уж вкусный тут запах. В последнее время я говорю это слишком часто, но... Я снова завидую. Завидую Кэтрин, Нейтану и даже Джинни, живущей в такой тёплой атмосфере и... семье? Думаю, этих ребят вполне можно назвать полноценной семьёй.

Я спиной вваливаюсь в ванную и замираю на месте, как только слышу шум воды. Какая-то невиданная сила всё же заставляет меня обернуться, вот только я не могу понять, то ли что-то внутри меня с облегчением выдохнуло, то ли сжалось ещё сильнее. Будь ты проклят, Кларк. Даже сейчас ты соврал.

Шум доносился от крана. Мёрфи стоял ко мне спиной в одних джинсах, без футболки. Облокотившись руками о края раковины, он сжимал их с такой силой, что его кости побелели и, наверное, были готовы треснуть вместе с этой проклятой раковиной.

- Прости, я... Я просто вещи оставлю и уйду, ладно? - чуть ли не бормочу это себе под нос, но парню настолько плевать на мои слова и на меня вцелом, что он даже не поднимает голову, чтобы посмотреть на меня через зеркало. Ему настолько плевать, что даже не собирается прогонять меня.
Ничего ведь не случится, если я кину вещи в стиралку? Он ведь не в таком ужасном настроении, чтобы ломать всё, что издаёт звуки?
- У тебя память куриная, или ты дорогу на выход потеряла? - рычит он, когда я слишком долго начинаю возиться с кнопками на стиралке.
- У тебя нервы не в порядке или ты просто... - я умолкаю, когда вдруг вспоминаю, что нервы у него действительно не в порядке и лучше вообще его не трогать, когда он так агрессивно сжимает кулаки. - У тебя всё нормально?
Он отвечает многозначительным «угу» и продолжает свои попытки слиться со стеной. Выходит паршиво. Его кожа не настолько бледная.

Я много раз видела Мёрфи без футболки. Как бы это не звучало двусмысленно, это так. Жизнь с окном, выходящим прямиком на комнату соседа, научила меня безразличию к мужскому торсу. Потому что когда Мёрфи ловил на себе мой взгляд, мне приходилось делать незаинтересованный вид при том, что щёки горели огнём. Со временем я привыкла, но сейчас... Это уже не окно. Это даже не расстояние. Ванная здесь большая, между нами метров пять, не меньше, но... Разве это много? Полумрак из-за плохого освещения не мешал мне получше рассмотреть и его спину, и мышцы на ней, и изгибы, и форму плеч. Но в любой положительной черте Мёрфи всегда находился хотя бы один изъян. И в его внешности, и на теле этот изъян тоже был. Шрамы. На спине в области поясницы было четыре пятна - шрама от каких-то острых предметов, которые, видимо, впились в его тело с неплохой силой. Не представляю, насколько это была нестерпимая боль.

- Что ты опять сделал с собой?
Его молчание и нежелание поворачиваться в мою сторону стало меня напрягать. В прошлый раз его скрытность привела к моему чрезмерному любопытству. В этот раз тоже. Что он сделал? С лицом? С телом? С костями? Что он скрывает своим молчанием?
- Тебе так хочется, чтобы я с собой что-то сделал? - он спросил тихо, задумчиво. - Почему же ты не помогла мне с этим вчера, когда была такая возможность?

Прекрати говорить о таких вещах. Что с тобой, блин, произошло? С каких пор ты стал грустным мальчиком с суицидальными наклонностями? Я чуть ли не сказала всё это вслух, но потом представила, сколько крови он выкачает из моего тела, как только эти слова дойдут до его ушей.
- Потому что я не верю, что всё кончено. Даже для тебя.

Даже для тебя.
Для такого монстра, как ты.
Для такой потерянной души, как твоя.
Для таких искалеченный рук, как у тебя.
Для такого. Монстра. Как ты.

Моя бесполезность мне надоело. Мне надоело чувствовать себя маленькой куклой, которую заводят в дни, когда особенно грустно, а в остальные оставляют пылиться где-то под столом. Мне надоело быть девочкой, которую не воспринимают всерьёз. И вот, когда его мёртвые пустые глаза обратились ко мне, я почувствовала внутри себя маленький огонёк. Что-то во мне, в моих словах заставило его обернуться.

- Ты... Ты рассыпаешься на части. И в миллионный раз делаешь вид, мол: «Смотрите, уже ничего во мне не болит». Но ты врёшь, - я говорю и каждое слово пытаюсь произнести без дрожи в голосе. Он медленно идёт в мою сторону и, чуть прищурившись, заинтересованно наклоняет голову.

- Ты врёшь даже тогда, когда молчишь...

Я ощущаю, как что-то трескается не только в нём, но и во мне. Сказав всё это вслух и вывалив наружу всё, что так долго колосось, я чувствую сильное кровотечение где-то внутри, словно тело пытается хоть чем-то заполнить прорубь в душе. Мёрфи смотрит точно мне в глаза. Ему интересно. Он слушает каждое моё слово с нескрываемым наслаждением.
Его волосы мокрые. Видимо, он снова промывал мысли под краном.
Его тело покрыто шрамами. Видимо, так оно пытается соответствовать душе.

- Ты пытаешься вернуться в мир, который сам в себе уничтожил. И ты не хочешь умирать, - на этих словах он остановился возле меня, сохраняя каких-то несчастных десять сантиметров между нашими телами. Я отклонилась назад, облокачиваясь руками о низкую тумбочку, чтобы совсем не упасть на спину, ведь Мёрфи навис надо мной, как Чужой.
- Ты сам не знаешь, чего хочешь.

Молчание. Мой старый добрый друг. В доме, где когда-то жила только я да кот, стало слишком тихо. Не потому, что меня сейчас там нет, а потому, что меня нет в самой себе. Это уже кто-то другой. Не Эшли Фрай и даже не Молли. Они обе потеряны где-то в ночи. Стёрлись, как пятно от кофе на моём платье в стиральной машине.

Я смотрю ему в глаза, рассматриваю шрам на левой стороне его лица. Рассматриваю татуировку и вспоминаю её смысл. «Живут, пока могут летать». А не разучился ли летать ты, Мёрфи?

- Ты хотел подарить мне собственную смерть, но не можешь дать даже намёка на причину. Я ведь...
- Билли больше нет, - выдал он, и, могу поклясться, в этот момент я как будто услышала гром где-то у себя в голове. Земля ушла из-под ног. И ладно, если бы от этого я могла взлететь в небо, но я безвозвратно падала вниз. Туда, где огонь плавит даже самое крепкое стальное сердце. Туда, где слёзы горячее раскалённого металла.
- Ты...
- Нет. На детдом напали. Они не хотели трогать детей, просто им нужно было забрать деньги, которые детскому дому выделили из фонда благотворительности. А Билли ведь... - он как-то грустно улыбнулся, -...геройствовать любил. Не вышло.
Он отводит взгляд куда-то в сторону, закусывает губу. Я кожей чувствую ту тяжесть внутри него, которая давила на лёгкие и не давала произнести эти слова, но он произнёс. Произнёс и поник.

Билли был тем самым лучиком света, который хоть как-то пытался осветить мрак в душе Мёрфи. Возможно, даже получалось. Теперь нет ни его, ни света. Нет ничего.

- Из-за этого ты сорвался? Это и есть причина? Только это?
Он отрицательно покачал головой. Конечно... Ванесса. Она тоже стала причиной. Сильные отрицательные эмоции на любую болезнь влияют плохо. Чего уж говорить о желании убивать.

- Поговори со мной об этом, - произношу сдавленно, смущённо и всеми силами стараюсь смотреть только на его глаза, а не на шрамы, плечи и голые ключицы. Жутко хочу увидеть и рану, которую вчера сама же сделала, но не решаюсь опустить глаза, особенно когда он свои переводит на меня. Да чего уж скрывать... Я хочу ближе рассмотреть его тело.
Парень ухмыльнулся. Так, словно насмехался надо мной. Так, словно я не была достойна ни его слов, ни телесной, ни духовной близости.
- Поговорить? С тобой? - в его глазах играют черти. Его рука тянется к моему лицу и грубо поднимает за подбородок, заставляя смотреть в глаза. - С девчонкой, которая даже посмотреть на меня стесняется? И что ты мне скажешь? Что всё пройдёт? Что завтра станет легче, а послезавтра забудется?
- Забавно, потому что именно это ты и хочешь услышать, разве нет?
После моих слов его улыбка стёрлась с лица, и парень заинтересованно прищурился, рассматривая мои глаза и пытаясь угадать, что же я скажу дальше.

- Ты всё такая же мёртвая.
Наверное, мне стоит переживать, раз такие слова я стала воспринимать, как комплимент.
- Всё такая же... хрупкая, - продолжил он и нахмурился, будучи неуверенным в том, что сказал.
Мёрфи взял меня за талию и поднял над полом, усадив на работающую стиралку. Вибрация прошлась по всему телу. Мне остаётся только надеяться, что я ошибаюсь в подозрениях насчёт того, зачем он это сделал. Он раздвинул мои колени и стал между ними, резко потянув меня на себя. Его руки, как несдвигаемые статуи, оказались по обе стороны от меня. Теперь эта вибрация передавалась и ему.

- Признай, тебе нравится, когда я не спрашиваю разрешения, - почти шепчет и одной рукой берёт меня за волосы, легонько наклоняя мою голову на бок, чтобы «открыть доступ» к моей шее, и без того покрытой засосами. - Тебе страшно, но и приятно, я прав?

Прав.

- Хотела бы - оттолкнула, разве нет?

Да.

Язык вжался в нёба, сердце упало в пятки и сбежало из моего слабого податливого тела. Он губами касается того места, где только вчера оставил алые пятна, но в этот раз не собирается оставлять ещё одно. Его прикосновения нежные, и это пугает меня больше, чем тогда, когда он бьёт меня или валит с ног. Вибрирующая стиралка, на которой я сижу, делает своё дело, и я невольно пытаюсь свести ноги и сжать их, но этого не даёт сделать Мёрфи. Выходит, что я неосознанно сжимаю ногами его талию.
- Слабая... - отстраняется от моей шеи на сантиметр, чтобы улыбнуться и прошептать это, а потом снова покрывает кожу поцелуями. - Безвольная... - его слова и ранят, и сковывают. - Покорная...
То ли от наслаждения, то ли от ситуации мне хочется плакать. Всё верно. Каждое слово. Каждое движение он делает правильно, словно наизусть знает инструкцию ко мне. Никакая ты не особенная, Эшли. Такая же, как и все. Нарисованная под копирку и разукрашенная лишь одним чёрным карандашом. В тебе нет ни радуги, ни солнца. В тебе дождь и снег. В тебе только то, что тебе позволили иметь. Поддайся наслаждению и сожалей об этом годами. Как всегда. Расскажи о своих чувствах всему миру и слушай тишину в ответ. Как обычно. Только не смотри ему в глаза. Не смотри. Нельзя. Дождь затопит всё, что ты так боялась намочить.

Я не вспоминаю о нём по вечерам.
Я не чувствую того, о чём обычно пишут стихи.
Я не люблю и даже не желаю видеть его рядом с собой.
Я ненавижу таких, как он.
Я ненавижу Тейлора Мёрфи.
Но сейчас я хочу того, о чём даже грешно думать. Я хочу его губы.
Чертова вибрирующая стиралка.

Я дрожащую руку запускаю в его волосы и жду на это отрицательную реакцию, но её нет. Я опасливо опускаю взгляд на его торс и глазами пробегаюсь по каждому шраму, пока не дохожу до живота с совсем свежим швом. Я тонкими пальцами тянусь к нему и слышу, как сердце будто становится больше меня самой, а его стук настолько громкий, что разрывает виски. Больно дышать. Я трепетно касаюсь подушечками пальцев его пресса и опускаюсь чуть ниже к недавно кровоточащему у порезу. Мёрфи вздрагивает, но, не отстраняясь от меня, перехватывает мою руку и заламывает пальцы до хруста суставов. Это не больно, но неприятно. И чертовски обидно.

- Не трогай, - почти рычит и отпускает мою руку, свою положив на внешнюю сторону моего бедра.
Утопая в экстазе, закатываю глаза и нервно выдыхаю, сдержав за зубами рвущийся наружу стон. Во мне нет ни капли отвращения и злобы. Разве что на себя и своё слабое, никем пока не тронутое тело. Я злюсь. Да, именно так. Я знаю, что пожалею и о его поцелуях, и о прикосновениях, но...

Мой всё-таки сорвавшийся с губ стон даёт Мёрфи какую-то визитку к дальнейшим действиям. Вот уже его руки опускаются под мою рубашку. Вот уже они крадутся по ногам, и его пальцы цепляются за моё нижнее бельё.
- Нет, - резко выпаливаю и впиваюсь руками в его запястья, не позволяя сделать ничего больше.
- Не делать то, о чём потом мы оба будем жалеть? - переспрашивает он и чуть отстраняется, чтобы увидеть мои глаза. Чёрт тебя побрал, Мёрфи. Зачем ты посмотрел на меня?
- Я не хочу свой первый раз отдавать тебе. Да вообще никакой не хочу, если честно...
- Да, я слышал, как ты «не хочешь», - хмыкнул он, убрав руки от моих ног и поставив их по бокам от меня. - Раз так, тогда почему ты подпускаешь меня к себе? Это так не работает, Мотылёк. У тебя не получится постоянно дразнить меня и при этом оставаться недотрогой.
- Может, ты мне скажешь? Зачем мне отдавать себя человеку, который постоянно делает мне больно?
- О Боже, Эшли... - он закатил глаза и стал в полный рост, убрав руки в карманы. - Зачем всё так усложнять?
- Серьёзно? Ты постоянно говоришь о том, что я проститутка и стриптизёрша, а теперь сам хочешь меня раздеть. Действительно, зачем всё так усложнять?

На моё великое счастье дверь вдруг открылась, и кто-то вошёл в ванную.
- Ой Господи! - Кэтрин, увидев нас, тут же закрыла дверь, так и не войдя. - Я дико извиняюсь! Продолжайте. Я так понимаю, вам постелить на двухместной кровати?
- Нет, - абсолютно холодно и решительно ответила я и, оттолкнув от себя Мёрфи, спрыгнула со стиралки.

От былых ощущений не осталось и следа. Если бы можно было сравнить мои чувства с водой, то я бы сказала, что в них только что опустили кисточку с чёрной краской. Звёзды светят только в темноте. Раз так, то внутри меня только что взошло солнце и сожгло всё, что помогало мне дышать. Наверное, я не права и не нужно было так накидываться на парня. Может быть. Но мне ничего с собой не поделать.

- Свали, Кэт, - его голос не был грубым, но прозвучал требовательно.
Тейлор не дал мне уйти, остановив меня почти у порога. Вырвать руку из его хватки не вышло, но вот шаги удаляющейся от ванной девушки я услышала хорошо.
- Что ещё? - наверное, слишком дерзко.
- Прекрати делать из меня безвольное животное. Разве я что-то у тебя требовал? Заставлял? Насиловал?
- Давай закроем эту тему, - говорю это спокойно, но всё больше начинаю нервничать, замечая дрожь в его руке, которой он держит меня, и до сих пор не прошедшую красноту в глазах.
- Нет, сначала ты ответишь, а потом закроем.

- Нет. Ты ничего такого не делал, - отвечаю и пытаюсь освободиться, но он сжимает моё запястье сильнее и сильнее, и я боюсь, что он снова сорвётся.
- Тогда в чем проблема? - говорит громче.
- Тейлор, мне больно, - чуть не кричу это, и только тогда парень отпускает мою руку и, шумно втянув воздух, отходит от меня.

Если что-то и произошло с нашим миром, так это жестокость. Каждый день мы подвергаемся самоуничтожению. Кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. Но кто сказал, что жестокость по отношению к самому себе не является жестокостью в принципе? Законом запрещено причинять людям вред. Так зачем же мы курим? Библией запрещено убивать людей. Так зачем же мы вяжем петли?
Мы жестокий, и это наше бремя. Мы перестали любить себя, и в этом наш грех. Мы перестали быть человечными к самим себе. И это наш гроб.

Мёрфи был жесток. Не из-за того, что с каждым днём всё больше хотел взять в руки нож, а из-за того, что причинял столько боли собственной душе. Которой нет? А так ли это?

Парень снова облокотился руками о раковину, а я уже стояла на пороге и открывала дверь, но вдруг он сказал:
- Мой следующий припадок станет последним, - и мир на этом слове подавился кровью. Его мир. - Молись, чтобы тебя не было рядом, когда это случится.
Последним... И в очередной раз только он сам понял свои же слова. А что это значит? «Последним»?
- Ты снова хочешь...
- Нет, - он перебил меня и сделал долгую паузу, кажется, настраиваясь на те слова, которые хотел произнести. - Я просто физически не смогу это перенести. Это уже не в голове, помнишь?

Красиво, всё же, когда умирают цветы. Проживают недолгую жизнь, опускают голову, склоняясь перед миром, перед ветром и перед собой. Красиво, всё же... когда умирает солнце. Окрашивая небо своей кровью, исчезает, словно обижаясь на людей, что всё время кривят лицо при виде него. Но солнце даже не подозревает, что любой человек с удовольствием посмотрел бы на него, будь оно не так близко. Не так ярко. Но оно не подозревает.

- Ты устал быть сильным... Не так ли? - прислоняясь спиной к стене, я спускаюсь по ней, обняв руками колени.
Хочется кричать от бессилия. Хочется сломать себе рёбра, вырвать сердце и просто отдать ему, чтобы перестал так мучаться. Я бы отдала всё без остатка. Всё. Пускай забирает. Пускай делает с этим, что захочет.
Мёрфи ухмыльнулся. Я услышала это, но ни капли не смогла почувствовать искренность. Её не было.
- Я устал быть.
Хватает свою футболку, быстрыми шагами сокращая расстояние между собой и выходом. Останавливается лишь на секунду и, глядя мне в глаза, приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но проглатывает несказанное и просто... уходит. Уходит из комнаты, из моего поля зрения. Возможно, уходит, чтобы уйти из жизни. Возможно... Его образ исчезает из моей головы, и появляется ощущение, будто я его и не видела, не знала, не ощущала. Будто не было ни прикосновений, ни поцелуев, ни горьких слов. Ничего.

В последнее время я стала много плакать. Который уже раз за неделю? Третий? Чувство, словно только из слёз и состою, и они топят меня изнутри. Глаза на мокром месте, но я упорно стираю их, размазывая тушь и карандаш. Да плевать. Мои глаза не станут чернее, чем есть сейчас. Мои губы не станут ярче, ведь на них до сих пор ощущается кровь ушедшего из моей головы человека. Я ослепла, онемела, но я слышу... Как открывается входная дверь. Слышу, как кто-то громко матерится. И срываюсь с места.

Кривые ступеньки громко скрипят в такт моему кривому дыханию. Я выбегаю на первый этаж и вижу Нейтана, стоящего на пороге у выхода. Он рукой прикрывает нос и смотрит куда-то на улицу.
- В чём дело? - спрашивает он и пытается остановить меня, схватив за руку, но я выскальзываю на улицу, увернувшись от его попыток меня поймать.

Дышу тяжело. Я вдруг осознала его последние слова. Вдруг поняла, что он хотел сказать перед уходом. Я вдруг всё поняла.
Бегу со всей скорости, ноги подкашиваются от эмоций. Нет, нужно успеть. Нужно догнать. В непроглядной темноте лишь звёзды спокойны. Всё остальное медленно разлагается без света обиженного на людей солнца. Звёзды могут сиять лишь ночью. А что, если я и есть та самая звезда, которая не сможет без своего мрака? Без космоса? Без темноты?

Слышу рёв мотоцикла, ускоряюсь из последних сил и, вылетев на дорогу, выставляю вперёд руки. Нет больше никаких Бермудских треугольников. Есть только медленно умирающее небо.
- Где... - пытаюсь отдышаться, сгибаюсь пополам и натягиваю вниз подскочившую рубашку. - Где гарантии, что ты сейчас не собираешься разбиться?
Мёрфи удивлённо поднимает брови и глушит двигатель. На нём ни шлема, ни куртки. Кажется, ему уже плевать на это.
- Мне пофигу, что... - издаю странные звуки из-за сбитого дыхания. -...мотоцикл барахлит. Не выдержит, так разобьёмся вместе.
- Да выдержит он. Я соврал, - парень невинно пожимает плечами, а после широко улыбается, что заставляет улыбнуться и меня.
- Гад...
- Запрыгивай.

*****

Иногда я слепну. Это может показаться красивой философской фразой, если не разобраться получше. Я слепну. Перестаю видеть. Перестаю замечать. Из-за моей слепоты притупляются и другие чувства, которые, вроде как, должны обеспечивать мне комфортную жизнь. И, вроде как, уже всё равно, но ты продолжаешь щуриться, якобы это поможет. Нет, так ты только наклепаешь себе больше морщин.

И как же я должна была заметить в человеке, чьё лицо даже украшала улыбка, существо, про которое сейчас говорят по телевизору? Как же я могла пропустить мимо ушей подсказки? Ведь не было ни дрожи в голосе, ни землетрясений, ни падений метеоритов и прочей ерунды. И всё было так хорошо: он разгонялся, я вжималась в его спину, а наш постоянный попутчик - ветер трепал наши волосы. И всё было так обычно: он остановился возле моего дома, молчаливо кивнул головой в знак прощания и проводил совершенно спокойным обычным взгляд. Всё было так нормально, а теперь...

Лора в очередной раз прячется от телевизора, сваливая всё на плохое самочувствие, вот только врёт она всё. Её подкосила не простуда, а кровавые кадры, снятые операторами на месте событий. Жнец. Это снова был Жнец. Бессердечный, аморальный, обиженный на мир убийца без кнопки «стоп». Таким его показывали ведущие на всех местных каналах. Впрочем, они не врали. Очевидно, это был очередной припадок. Тот самый «последний» припадок, про который и говорил вчерашний Тейлор Мёрфи. И мне ужасно жаль, что теперь его личность приходится делить на вчера, сегодня и завтра. Вчера он был человеком, а сегодня - нет. Кадры, снятые с вертолёта, ужасали. Часть города всего в паре кварталов от нас была окружена спецназом, а внутри этого кольца творился настоящий хаос. Если бы пару недель назад мне произнесли фразу «дороги, залитые кровью», я бы посчитала это преувеличением, но сейчас я видела буквальность. И дороги, и тротуары были усыпаны трупами людей, убитых самыми разными изощрёнными способами. Жнец не смог бы сделать всё это один. Ему помогли, и помощь эта состояла явно не из одного человека. Там армия. Войско. Я не могу назвать это иначе. Всё это происходило недалеко от того самого проклятого парка, где несколько месяцев назад парень по соседству признался в том, что он - монстр. Переключаю канал и вижу другие видеозаписи, где люди в панике бегут от вооруженной толпы, которая стреляет им в спину. Видео снято неумелыми руками на дешёвую камеру или телефон. На лице каждого человека дикий ужас, а глаза наполнены слезами и страхом.

- Они убивали даже детей! - кричит кто-то из толпы уже на другом канале. - Рвали их челюсти, разбрасывали клочки волос! - голос дрожит, как и говорящий. Слёзы льются кровавыми реками. Везде царит хаос. Апокалипсис. Город эвакуируют и пытаются спасти невинных. А много ли здесь этих невинных?

Я судорожно вызываю такси к своему дому. Учитывая то, что спецназ начал поиски возле того парка, я начинаю догадываться, где их цель. Я знаю... У любого чудовища есть своя принцесса. У любого дракона есть причина убивать рыцарей. И у Жнеца есть своё пристанище. Даже если принцесса давно мертва, монстр не уйдёт из жизни, не простившись с ней. Я знаю её имя. Я знаю, где ОНА. Я знаю, где ОН.

И мне мерзко от самой себя. Мне жутко от того, что за мёртвых людей я переживаю меньше, чем за их убийцу. Мне жаль, что общество вырастило такой изъян, как я. Мне жаль, что даже холод не научил меня ценить тепло. Я всё так же стремлюсь ко льдам.

Такси приехало быстро. Странно, что оно вообще работает во время военного положения в городе. Пришлось как можно тише прокрадываться на улицу, чтобы меня не заметила Лора, и как можно убедительнее просить таксиста отвезти меня почти в центр всех событий. Было сложно. Было страшно. Я не знаю, каким местом я думала, когда начинала воплощать эту идею в жизнь. Я не знаю, что я должна сказать или сделать, чтобы остановить самого разыскиваемого и опасного убийцу города, но что-то мне так назойливо пытается навязать мысль о моей важности в этих событиях. Что-то мне подсказывает, что я должна там быть. Я хочу. Мне просто нужно там быть! Я буду в бешенстве, если не доберусь до цели. Я буду ненавидеть себя, если не буду рядом с ним сейчас. Мне просто это нужно. Ему, наверное, тоже.

Вначале мы ехали быстро, но под конец пути водитель всё замедлял ход, а потом и вовсе остановился, не доехав до парка. Запах крови и громкие звуки толпы где-то в квартале от нас напрягали таксиста. Эти голоса принадлежали спецназу. И шли они явно по тому же направлению, что и я.
- Дальше не поеду, - сказал мужчина. - Плевать на деньги, жизнь мне дороже.
А после он высадил меня из машины и, как говорится, умчался в закат. Куча сомнений убивала напрочь всю мою уверенность. Я была уверена, что не увижу ничего хорошего. Я знала, что меня не ждёт ни счастливый конец, ни подарки за терпение и стойкость. Я знала, что эта история будет совсем не такой, как обычно бывает в сказках. Но почему-то я продолжала на что-то надеяться.

Я держала путь на кладбище. Как бы Тейлор ни отрицал, и как бы много оправданий ни придумал, клянусь, если я окажусь права и застану его там, то это будет означать только одно. Бедная покойная Рейчел всё ещё крепко держит его сердце в своих холодных безжизненных руках. Держит так крепко, что даже он сам уже этому не рад. Спустя столько лет... Он вернётся к ней, даже если она лежит в гробу. Он всё ещё любит её и не пустит в своё сердце никого больше. Я уверена. И я права.

Среди холодных могил разгуливал такой же холодный ветер. Погода совсем забыла о том, что сейчас на дворе лето. Она, как и всегда, создавала подходящую атмосферу: на небе сгущались тучи, собираясь слезами своими залить и землю, и кровавые дороги. Собирались они залить и яму (пустую могилу), возле которой, склонив голову, погибало чудовище. В этот раз всё было иначе. Намного хуже, чем обычно, ведь Мёрфи был не один. В том то и дело, что БЫЛ. Теперь же он сидел на земле, закрывал лицо руками и качался из стороны в сторону, будто так мог что-то изменить. Вокруг него - мёртвые тела людей, одетых в странное одеяние. Тёмные тряпки, непонятно как сшитые. В голову сразу же пришла мысль, что это те самые «ребята», которые помогали Жнецу уничтожать город. Здесь их было около тридцати. Все мертвы, все лежат недалеко от спятившего главаря.

«Следующий припадок станет для меня последним, - слова Тейлора прозвучали в голове. - Я не переживу этого физически».

Где-то в метрах десяти от парня валяется автомат. Видимо, так он и избавился от бывших помощников. Видимо, они, как и все убитые люди, попали под горячую руку психопата.
Я еле сдерживаюсь от желания освободить свой желудок от недавнего обеда. Меня выворачивает наизнанку, и это уже не образно. Я вижу, как нервно дышит Мёрфи, как его руки, вцепившиеся в волосы, дрожат с такой силой, что и всё тело дрожит вместе с ними. Его одежда пропитана кровью. Рядом - могила Рэйчел и надпись на её плите. «Неизвестный».

- Вот они! Всем окружить периметр! Не спускать с них глаз! - кричит кто-то, и со всех сторон к нам сбегаются люди в военной форме. Они останавливаются на довольно приличном расстоянии и направляют на парня всё своё оружие.
- Стойте! Прошу, дайте мне помочь! - поднимаю руки, а на меня косо смотрят.
Мне не верят и приказывают выйти из круга. Я снова оборачиваюсь в сторону Мёрфи, и это ясно даёт понять, что я не хочу слушать ни военных, но самого парня. Я хочу хоть раз в жизни поступить так, как хочется мне. Я хочу наплевать на свою жизнь, свою душу и наконец спасти ту, которая почти мертва. Не свою. Я хочу разорвать все цепи, верёвки и кандалы. Я хочу почувствовать ту свободу, которой жил мой сосед. Хочу почувствовать всё, что чувствует он. Я просто, мать твою, хочу сейчас быть рядом! И я буду.

Я срываюсь с места, в очередной раз наплевав на резкую боль в ногах. Я бегу к нему, забыв про десятки людей, собравшихся здесь, чтобы убить или упечь за решетку человека, давно убившего себя самого. Когда я буду падать с обрыва, я буду смотреть на него. Потому что он меня оттуда и сбросит. Потому что я сама так попрошу.

Падаю перед ним на колени, чтобы наши глаза были наравне. Разодрав джинсы, подползаю ближе и зову его по имени. Вижу, как от моего присутствия его ломает ещё больше. Руки сильнее сжимают волосы, он всеми силами старается не смотреть на меня. Старается стерпеть.
- Посмотри на меня. Тейлор, пожалуйста.
Я кожей чувствую, как страницы нашей истории сгорают в огне. Прямо сейчас всё и закончится. Они заберут его, либо убьют, если он сорвётся. Либо мы попытаемся сбежать, и нас расстреляют. Либо произойдёт какое-то чудо и поможет нам всем продолжить жить.
- Просто... Посмотри на меня.
Он убирает руки от лица, и я ошарашенно отстраняясь, будто от пощечины. Его глаза залиты кровью. Красные, как сама лава. Его губы, да и вся нижняя часть лица измазаны кровью. И кровь эта не его. Вспомнив то, как он пару дней назад зубами впился в мою шею, я даже не хочу представлять, что он сделал с этими бедолагами, лежащими возле нас. Как минимум - голыми руками и зубами вырвал им глотки.

Его глаза лишь на секунду встречаются с моими, и он тут же зажмуривается и отворачивает голову.
- Я же просил... - выдавливает он из себя и снова хватается за голову.
- Да мне плевать, - беру его за плечи и останавливаю дрожь. - Делай, что хочешь, я не уйду.
Боюсь обернуться. Вдруг вооружённые люди уже идут к нам, чтобы разнять и навсегда разлучить, рассаживая по разным камерам. Боюсь обернуться.

Он прильнул к земле и, сжав её в кулаках, закричал. И это было громче всего, что я когда-либо слышала. Я чувствовала, как от этого болезненного крика ломались его рёбра, разрывались остатки души на клочки меньше виноградных косточек. Говорят, у боли нет границ. Просто рано или поздно начинаешь свыкаться, если доза не увеличивается. Кажется, здесь она растёт в геометрической прогрессии. Часть её переходит ко мне, и я ощущаю жжение где-то в области грудной клетки. Я ощущаю, как щёки заливаются раскалённой сталью - так сильно слёзы мне противны.
- Тейлор, прошу... - беру его лицо в свои ладони и перестаю видеть всё, кроме его красных кровавых глаз.
- Я больше... не могу это сдерживать, - вырывается. Ненавидит прикосновения. - У меня больше нет... на это сил, - даже его голос сломан.
Его рука, как и все прошлые разы, зависает в паре сантиметров от кожи моей шеи. Он проводит линию в воздухе, почти касаясь алых пятен. Мои слёзы уже невыносимо терпеть. Они становятся горячее лавы, прожигают и лицо, и всё, что кроется за ним.

Я беру его руку и кладу на свою шею, чтобы наконец сломать порочный круг наших несбывшихся желаний. Будет проще умереть прямо здесь и прямо сейчас. Вдвоём и сразу. Будет проще одновременно перестать дышать, чем слушать тишину по одиночке.

Он глубоко вдыхает воздух, рукой сдавливает моё горло. Пока не сильно. Но я вижу, как в его глазах я медленно превращаюсь в очередную жертву. Очередной будущий труп.

- Не дай мне убить тебя, - вдруг его голосу возвращается прежнее спокойствие, но, кажется, всего на время. - Это уже не в голове, Мотылёк... Это терзает, - почти шепчет, ослабляет хватку и перекладывает свою руку с моей шеи на щёку. - Физически. Это где-то... в бл*дском сердце. Мне сейчас невыносимо больно.
Он криво улыбается, продавливая эту улыбку сквозь все те муки, которые испытывает прямо сейчас. И видеть это невыносимо. Лучше бы он заплакал, закричал, что есть мочи. Лучше бы он перестал бояться своей слабости. Это было бы не стыдно. Это было бы проще и правильней.

- Ты сможешь... Как в прошлый раз, помнишь?
- Ни разу не смог.
А он всё улыбался. Смеялся над миром, который его сломал. Смеялся надо мной и моей наивностью. Смеялся над собой. Над нами.
Его взгляд скользнул куда-то в сторону, и я с опаской проследила за ним. На сырой земле, пропитанной чужой кровью, лежал нож, такой же потерянный, как и его хозяин.
- Нет, - всё, что выдавила я, но даже это не смогла сказать громче шёпота. - Ни за что.
- Молли, послушай...
- Нет!
Он притягивает меня к себе за затылок. Мы дышим друг другу в губы, касаясь лбами и не решаясь поднять глаза. Всё замирает вокруг, как в глупых дешёвых фильмах. В моей глупой пустой голове. Кажется, словно вокруг начинается метель, и снег заваливает сугробами и могилы, и окруживших нас людей. Всё становится белым и слишком ярким, что хочется закрыть глаза и уснуть, укрываясь сугробами.
- Послушай, - говорит еле слышно, тяжело дышит и ослабляет хватку руки, пальцами путая мои волосы. - Это очень... больно. Прошу...
- Прекрати. Сейчас же прекрати! - я чуть ли не кричу, мои слёзы забирают у меня частички души и, падая на сырую землю, обещают вернуть украденное, но они врут.

Я слабая. Трусливая. Эгоистичная. Он чуть отстраняется, чтобы увидеть мои глаза, и я совершаю огромную ошибку, дав ему эту возможность. Он смотрит на меня с просьбой, с ужасным желанием закрыть глаза, но далеко не для того, чтобы уснуть. Он смотрит на меня так, будто я единственная его помощь, и каждая секунда от этого кажется вечностью. Его глаза - больше, чем космос.
- Я не смогу, Тейлор...
- Помоги мне, - произносит он, и меня ломает. Меня выворачивает. Мне чертовски больно. - Избавь меня от этого.
- Только если вместе.

Эта боль разъедает нас. На самом деле, в нас нет ничего прекрасного, и это грустно. На самом деле, мы и есть это прекрасное, но нас самих нет. Мы нуждаемся в обезГлавливании. ОбезСердечении. ОбезДушеньи. Мы нуждаемся в смерти. И это грустно.

Каждый атом моего тела стремится покинуть меня. Отделиться и не быть целостностью. Все части меня хотят разлететься по воздуху. Это больно. И я уже лечу.

Тянусь к ножу и уже хочу отдать его парню, но он давно уже держит свой.

Только если вместе.
Только если вместе.
Только если вместе.
Вместе.

Я забываю о доме, о Лоре, о Гленне. Я забываю, ведь теперь все они будут в безопасности. Я забываю о Марти, о папе, о Билли, о Рейчел. Я забываю, ведь они давно уже где-то там, куда мы с Мёрфи не попадём.
Я забываю и притягиваю его к себе без страха быть отвергнутой. Я забываю и обвиваю руками его шею, приставив лезвие ножа к его спине. Я забываю и растворяюсь в его руках, чувствуя лезвие между своих лопаток. Только если вместе. Я вторую руку запускаю в его волосы и ощущаю всё то, что нельзя ощущать в этот момент. Умиротворение и мягкость его волос. Расслабленность и холод его рук. Счастье и его дыхание.

- Под тёплым ливнем и огнём... - шепчу я слова его песни, внезапно ворвавшиеся в голову смертоносным ураганом. - Мы ждём и верим, но умрём.

Люди вокруг нас начинают суетиться и шуметь. Их тяжёлые шаги приближаются к нам, из-за сырости и грязи, я слышу каждый шаг, но не слышу ни одного. Я оглохла, ослепла, утонула.

- Настанет ночь, и мы поймём.

Он вздрагивает, вдыхает запах моих волос и теснее прижимает к себе. Могу поклясться, я почувствовала, как закрылись его глаза, готовясь к вечному сну. И нам совсем не страшно. Эта концовка счастливая. Конечно, если мы сможем надавить на нож. А ведь мои руки трясутся... В голове появляются сомнения.

- Настанет ночь, и мы умрём. Под тёплым ливнем... И огнём...

Я зажмуриваю глаза, опускаю свою руку с его волос на шею, чтобы коснуться его напоследок. Я начинаю плакать сильнее и громче, пытаясь делать это бесшумно, без всхлипов и нервных вздрагиваний тела. Не выходит.

- Мы умрём...

Я вонзаю нож в его тело и чувствую нестерпимую боль в своём. Слёзы моментально перестают литься с глаз, и я чувствую, как лечу. Где-то в космосе, где звёзды наконец находят свою тьму, я присоединяюсь к ним и горю так ярко, как никогда не светило мне солнце. Я горю так ярко и так искренно, как никогда не смотрела в глаза ни отцу, ни Лоре. Я сгораю... И потухают в ту же секунду.

Я слышу, как что-то железное ударяется о камень за моей спиной. Я чувствую, что не чувствую ничего. Ни боли в спине, ни крови, покидающей открытую рану. Я не чувствую ничего, кроме резкого и оборванного вдоха Тейлора. Моя рука нервно сжимает рукоятку, и я вынимаю нож, отбросив его в сторону. Чёрт возьми! Мы же хотели вместе, Тейлор!

Я откровенно рыдаю, не сдерживая ни слёз, ни себя самой. Мёрфи опускает голову на моё плечо, и его руки стремительно ослабляются. Он не смог убить меня. Не смог.
- Только если вместе, Мёрфи... П-почему ты сделал это? - мне не хватает сил, чтобы сказать это без дрожи в голосе, без переломов и остановок.
Я беру его лицо в свои руки, и на этот раз он не сопротивляется. Даже не вздрагивает. Поддаётся и смотрит на меня почти безжизненным взглядом. Улыбается... Своей улыбкой добивает меня окончательно. Кашляет, и я вижу, какой ценой ему это даётся. Он морщится от боли, но находит в себе силы последний раз на меня посмотреть.
- Хоть что-то в своей жизни доведу до конца, - и улыбается. В последний раз.

Меня оттаскивают от парня силой. Без разбирательств и поблажек. У меня забирают нож, которым я замахнулась на собственные вены, чтобы вырезать их к чертям и успеть догнать его душу, медленно падающую в пламя ада. У меня забирают всё. Даже возможность кричать. Затыкают рот, закрывают глаза, не давая посмотреть на него. В последний раз! Прошу! Последний раз!

- Помогите ему! Прошу, помогите!
Но они не помогают. Стоят возле его умирающего тела и держат оружие у его головы. Конченные ублюдки.

- Пустите! Я умоляю!
Кричу, что есть мочи. Как же, мать твою больно! Прошу, оставьте меня наедине с ним и пистолетом. Я умоляю, не оставляйте его одного. Ему нельзя уходить одному! Ему нельзя уходить! Только если вместе...

Я разрываюсь на части и уже хочу сломать себе руку и костями вскрыть вены, лишь бы не чувствовать это. Это конец. И мне, и моему внутреннему миру. Я вскроюсь. Сегодня или завтра. Вопрос времени. Я пойду за ним. Завяжу петлю одной левой рукой и повешусь на дверной ручке. Это будет просто. Если звёзды горят только в темноте, то сейчас я сгораю под лучами бессердечного солнца. Моя тьма осталась там, возле пустой могилы. Она осталась там, умирать от ножа в спине.

Я часто рисовала людей. Они были уродливы, ведь их нельзя было изобразить цветом светлее чёрного. И вот теперь я действительно жалею, что так и не смогла достать те самые чернила цвета облаков. Белые чернила. Чернила, которыми можно нарисовать чью-то душу, омрачнённую миром настолько, что она сама начнет излучать свет. Вспоминаю его слова об этом и понимаю, что так он уже тогда просил о помощи. Просил сделать хоть что-то с его чёрной душой. Просил... Но не того, кто смог бы помочь.

Тейлор не был парнем, которого легко можно было описать одним словом. Таким, как он, следует посвящать целые книги, но даже это не сможет описать то, что творилось в его душе, и то, что его душа творила с другими. Я знаю лишь одно. После этого дня меня не станет. Не физически, но морально точно. А дальше... Вопрос времени. Я не смогу жить без темноты.

Теперь я знаю, что змеи делают с мотыльками.