POV: Эшли.

Лёд начинает таять, но где-то в глубине души на меня всё ещё давит огромный айсберг. Марти бы посмеялся, наверное, узнав, что я вчера вечером мило беседовала с его почти убийцей. Или не почти? Или не убийцей? Марти убил себя сам ещё несколько лет назад, когда узнал, что станет владельцем нескольких компаний в нескольких городах. Богаче ты — богаче гроб, вот только котлы в аду для всех одинаковые. Разная только температура. И от моего меня не спасут даже мои ангельско-белоснежные, слегка пепельные волосы.

Я заканчиваю очередной рисунок, на котором в этот раз набралась наглости изобразить Мёрфи. Я вижу его одного, его ноги отрываются от земли, он парит в невесомости, неизвестности. Парит там, ведь только ему ведомо, что творится в его голове. Парень боком к зрителям. Держит в руке маску, склонив над ней голову. С его глаз стекает чёрная жидкость — так плавится чёрная душа. Она капает во внутреннюю сторону маски, как в блюдце. На шее парня — цепь, которая заканчивается на ещё одной маске — широко улыбающейся рожице с безумными глазами. Так я изобразила его болезнь.

Вышло ужасно. Но не в том смысле, что плохо нарисовано, а в том, что это чистейшая правда. Когда-нибудь эта «улыбающаяся рожица» будет тянуть парня за цепь намного сильнее и жёстче, пока не задушит. Вот только на моём рисунке он пытается второй рукой снять кандалы, а в реальности просто плывёт по течению.
Тонет.

Я выхожу из дома, направляюсь к больнице, вертя в руках направление к врачу. В школу решила наведаться проверка, а потому администрация стала судорожно клепать приказ о том, что школьникам немедленно нужно пройти мед.комиссию. Совсем недавно мне позвонили из больницы и сообщим, что терапия, которую оплатил Марти, хорошо повлияла на мою мачеху. Очень скоро ей разрешат вернуться домой, но будут контролировать её по телефонной связи и иногда наведываться.

Я подхожу к приёмной, жду возле двери в помещение, где хранятся сотни медицинских карточек пациентов. Внутри никого нет, я начинаю нервно постукивать по деревянной поверхности и взглядом оценивать всё вокруг. Светлые коридоры поразительно спокойные и чистые. Я осталась бы тут жить, если бы меня не приняли за бездомную. Широкие окна вдоль длинного каменного «туннеля» бросают свет в глаза, так что приходится щуриться. Я чешу руки на местах, где раньше были синяки от рук Мёрфи. Они пожелтели, и теперь моя кожа покрылась леопардовой окраской. Она, вроде, сейчас в моде, да? Как вежливо со стороны парня заботиться о том, чтобы я оставалась стильной.

Вытягиваю шею, выглядываю за угол коридора. А всё потому, что мой бесстыдный взгляд наткнулся на букву «М» среди полок с карточками. Если он жил тут с самого рождения, а на тот момент в Сент-Поле не было никаких больниц, кроме этой, значит, где-то здесь и его карточка тоже?
Я прокрадываюсь в помещение, мои пальцы тут же ищут фамилию соседа. Как подло, Эшли... Не стыдно копаться в том, что от тебя и от всего мира так тщательно пытались скрыть? Логово змей должно оставаться логовом. Стоит только копнуть землю, и этот рой может связать твои ноги и вонзить в твоё тело острые клыки.

«Ты хоть знаешь, что змеи делают с мотыльками?»

Я поднимаю брови от удивления, не веря своей удаче. Я вижу три карточки с одинаковыми фамилиями.
Виктория Мёрфи. 8 лет.
Сент-Пол, улица... не подходит. Смотрим дальше, но не откладываем далеко эту милую светловолосую девочку. Чёрт, да тут же есть фотографии.

Следующая карта — Ванесса Мёрфи. 32 года, чёрные волосы. Я смотрю на место проживания и просто не верю своим глазам. Оно сходится с моим, только другой дом. Соседский, мать твою, дом. Кто это? Его тётя? Мама? Нет, вряд ли мама. Не могла же она родить его в четырнадцать лет. Я смотрю дальше. Тейлор Мёрфи. 18 лет. Фотография сделана лет в четырнадцать. На лице нет шрама. Значит, эту травму он получил не в детстве. Мысленно улыбаюсь, чувствуя себя детективом. Я быстро прячу обе карты себе в сумку, когда слышу шаги.
— Вам кто разрешил сюда заходить?! — вопит медсестра, пока я выбегаю из приёмной и мчусь на улицу, совсем забыв про свою собственную мед.комиссию.

Атмосфера здесь приятная. Ухоженная больница — ухоженные пациенты. На газоне они в больничных формах занимаются йогой. На дорожках, обсаженных деревьями, выставлены лавочки, где бабушки с задумчивыми лицами играют в шахматы.
— Девушка, Вы обронили, — говорит мне кто-то, и я поднимаю упавшую на землю бумажку с направлением.
— Спасибо, — я поднимаю взгляд на женщину лет пятидесяти пяти по виду, если не больше. Её голова уже наполовину покрыта сединой, но я всё никак не могу оторваться взгляда от её почему-то не побледневший глаз. Карих, мать твою, глаз.
— Вы случайно не... не... Ванесса Мёрфи? — говорю робко, боюсь оказаться права.
Женщина расплывается в доброй улыбке.
— Давно я не слышала этой фамилии. Так же давно, как не видела того, кто мне её подарил, — она всё ещё улыбается, но уже без эмоций.
И тут я понимаю, что для своих тридцати двух она выглядит слишком пожилой. Последствия какой-то болезни или психического расстройства?
— А Вы случайно не знакомы с Тейлором Мёрфи? — её улыбка пропадает, лицо мрачнеет, а глаза опускаются. Я явно спросила это зря.
— Как же я могу девять месяцев проносить его под своим сердцем и не быть с ним знакома? — она тихо смеётся, потом кашляет. Четырнадцать лет... Она родила его в четырнадцать.
— У него такие же глаза, как у Вас, — говорю тихо и слишком загадочно. Она поднимает взгляд, щурится. Прямо, как он.
— Я и догадаться не могла, что после той девочки он решится полюбить кого-то ещё, — говорит она, и я сдерживаюсь, чтобы не выпучить глаза от удивления. С чего она вообще взяла, что я с ним так близка?
— Я... Да... Было тяжело в начале, — соврала я, терпя боль в животе, куда пнула моя совесть. — Не расскажете, что за девочка?
Женщина улыбнулась краем губ. Кажется, что-то заподозрила.
— Он рассказал бы тебе, будь ты его девушкой, — проницательно говорит она своим тихим спокойным голосом.
— Видимо, он всё ещё мне не доверяет, — я пожала плечами и слабо улыбнулась.
— Её звали Рейчел. Дурачок влюбился в неё так сильно, что даже возненавидел её. Так сильно, что возненавидел меня и своего отца за то, что мы пытались быть рядом.
— Что произошло потом? — спросила я, зная ответ заранее. Тейлор приводил меня на кладбище, где ту самую Рейчел обозвали Неизвестной. Маньяк с глупым прозвищем «Похититель» украл её душу, а Мёрфи, судя по всему, пытался его найти. Судя по всему, не получилось.
— Ничего, — она опустила голову, и на её ресницах заблестели горькие слёзы. — Она просто умерла.

*****

От автора.

Тяжёлые шаги раздаются по всему пустому коридору. Белые кроссовки ступают по каменным плитам, которыми выложен пол в школе. Сигарета медленно догорает до фильтра и выпускает маленькие клубки дыма. Часы тикают в такт.

Тик-так, тик-так.

Он широкими шагами приближается к нужному кабинету.

Тик-так, тик-так.

Парень поправляет воротник лёгкой красной куртки с тёмными рукавами и взъерошивает чёрные, как глаза самого дьявола, волосы. Он смотрит ровно перед собой, не видя ни других кабинетов, ни окон, которых здесь и нет. Вдоль расставлены красные сидения, как в дешёвых кинотеатрах. Коридор школы напоминает старенькую больницу.

Тик-так, тик-так.

Он наблюдает за тем, как меняются номера на кабинетах. Двадцать первый. Он останавливается, переводит взгляд на светловолосую девушку с длинной косой. Она сидит напротив нужного ему кабинета и преданно смотрит на дверь, иногда со смущением поглядывая на Мёрфи.
— Чего ты ждёшь? — спрашивает он и делает затяжку.
— Я... Одноклассницу жду. То есть не совсем жду, — на это парень вопросительно хмурит брови, и девушка спешит пояснить. — Сип даже до Эшли добрался. Приставал к ней, старый урод. Она попросила меня посидеть за дверью, чтобы я, если что...
— Ясно, — бросил он и потушил сигарету о стену. — Стоп, нет, не ясно. Она сейчас там? — парень обернулся к ней и указал на дверь.
В ответ на это светловолосая кивнула, а Мёрфи закатил глаза, как только мог, и шёпотом обматерил Эшли за её низкую самооценку. Или за стремление получить оценку по предмету?
— Иди домой, я сам... подожду её, — он сам не верил тому, что сказал, а вот девушка искренне обрадовалась и, быстро схватив сумку, почти убежала подальше от кабинета.

Тик-так...

Он постоял всего секунд десять, обдумывал, как выпроводить эту упрямую девчонку, которая, скорее всего, будет мешать. Вот только пока он стоял, желание вырвать глотку похотливому извращенцу, только росло. А уж тем более зная, что она сейчас там. Что, если он зажал ей рот? Что, если...
— Ой, да кого волнует, — выпалил он, плюнув на всё, что может попытаться сделать Эшли, чтобы спасти учителя.

Он зашёл в на удивление открытый кабинет. Хотя, нет. Ворвался. Девушка стояла перед учительским столом, неловко перебирая пальцами, а извращенец стоял рядом, заинтересованно рассматривая её лицо или что-то ниже его. Оба повернулись в сторону появившегося парня.
— Вы что-то хотели? — спросил учитель.
Мёрфи молчал. Чертовски хотелось врезать старику по лицу. Чертовски хотелось выкрикнуть что-то нецензурное, утопить извращенца в черноте собственных слов, но он молчал. Движения были спокойными, плавными. Эшли замерла на месте, хотела подойти, но парень сделал это раньше. Он приблизился, развернул её в сторону выхода из класса и, настойчиво, но нежно подталкивая в спину, вывел в коридор.
— Иди домой, Мотылёк. Я ещё поговорю с тобой об этом, — он не улыбался, но глаза его смеялись. Он не злился, но голос его был грубым. Он не услышал от неё благодарности. Но по взгляду видел, что она сделала это мысленно.

Выйдя из школы и пребывая в лёгком трансе, она обдумывала всё, что сейчас произошло и что произойдёт дальше. Он смотрел так странно, так жадно...
Эшли подняла вверх голову, когда оказалась на школьном дворе. Окно на втором этаже было открыто. Она чётко видела, как парень, облокотившись о подоконник, сидел спиной к улице и что-то говорил. Он словно почувствовал её взгляд, обернулся и, увидев её, широко улыбнулся и подмигнул ей. Улыбка была эта не из добрых. Такая же жуткая, как на той маске из её рисунка.

POV: Эшли.

Следующий день обезобразил моё лицо терзаниями совести. Я и вчера прекрасно знала, что Мёрфи не просто так пришёл в мою школу, не просто так ворвался в класс. Мне пришлось идти к мистеру Сип из-за того, что этот козёл соизволил не писать на меня жалобу директору, а по сему меня заставили зайти к нему и «поблагодарить». На самом же деле я просто молчала, а учитель читал лекцию о том, что теперь его предмет мне никогда не сдать. Возможно, если бы не Тейлор, то моя якобы благодарность могла закончиться чем-то другим. Откуда он узнал, что именно этот учитель распускает руки и не только их? Я не знаю.

Очередное окровавленное тело нашли сегодня утром. Его вынесло к берегу реки почти за городом. У мистера Сип не было ни детей, ни жены, да и человека в нём не было. Он был ужасен. Мерзкий, отвратительный ублюдок с таким же мерзким взглядом. Возможно, он заслужил то, что получил. Как я и хотела, все изнасилования закончились на мне. Рада ли я этому?
Нет...
Он мёртв.
Из-за меня.
Он мёртв.
А может и рада...

Держа в руке чашку горячего кофе и глядя на небо, такое же голубое, как когда-то были мои глаза, я невольно вспоминаю вчерашнюю встречу. Ванесса Мёрфи. Красивое имя под стать человеку, которому оно принадлежит. Я всё помню её нежный голос, её постоянно опускающиеся печальные глаза, её безэмоциональную, но добрую улыбку. Карие пронзительные глаза, какими они были и у её сына, выражают что-то неподдельное, глубокое и мрачное. Если бы Тейлор не был тем, кем является, то его взгляд был бы именно таким.

На улице солнце, я сижу в тени под навесом своего порога. Поправляю голубые шорты и белую блузку, закрываю глаза, отпиваю кофе. Музыка природы ласкает слух, как самая печальная скрипка.
Радоваться моментам, радоваться жизни... Люди перестали быть людьми. Теперь каждый второй — безумец с желанием умереть, который раньше был ребёнком с горящими глазами.
Где наш свет?..

Я выронила чашку из рук, она отлетела в сторону, пролив всё содержимое на меня. Я начинаю теребить блузку, смотрю в сторону чашки. С земли поднимается шокированный голубь и взлетает в небо.
— Ты видел это?! Ты видел? — кричит Крис, пытаясь унять свой смех и желание прыгнуть на Мёрфи, что идёт с ним рядом. — Это был мой самый лучший бросок! — он от смеха хватается за живот и падает на землю, лбом уткнувшись в колено Мёрфи.
— Убери от меня свою тупую...
— Ты видел её лицо?!

Брюнет закатывает глаза, отходит от задыхающегося в конвульсиях парня и продолжает идти в мою сторону, а я всё пытаюсь понять, что сейчас произошло. Крис действительно бросил в меня... голубя?!
— Ты что, идиот? — я повысила голос на русоволосого и встала с порога, но Мёрфи сильно сдавил моё плечо рукой и усадил обратно, проходя мимо меня и доставая из кармана сигареты. Он закурил, стоя к нам спиной, а его дружок подсел ко мне и лёг на деревянную поверхность, на которой мы сидели.
— Крис собак любит. Он увидел вдалеке белобрысого пуделя, но это оказалась всего лишь ты, — он затянулся, к я смерила его каменным взглядом. Точнее, его спину.
— Откуда ты знаешь о моих предпочтениях в порно? — неудачно пошутил Крис, и над его шуткой посмеялся только он сам. Мы обернулись в его сторону с безразличным видом, и только тогда глупая улыбка стёрлась с его лица.
Парень вздохнул, считая наше чувство юмора безнадёжно отстойным, а брюнет перевёл взгляд с него на меня. Страх ли? Неловкость ли? Что во мне проснулось сейчас? Мне стало страшно дышать.
Не смотри мне в глаза. Не дыши моим воздухом. Не ходи по моей земле. Не прикасайся ко мне!
— Мне надо отлить, — очередная важная информация от Криса.
— Только не в моём... — начала возмущаться я, когда он стал подниматься, но потом услышала, как захлопнулась дверь. -...доме.

Он оставил меня наедине НИМ. Наедине с самым опасным существом Сент-Пола. Наедине с бермудским треугольником, в котором я сама начинаю тонуть. Морфин — болеутоляющее лекарственное средство. Вот только у этого препарата есть побочный эффект. Наркотическая зависимость. Чувство эйфории, сонливости, притупление сознания. Всё это можно испытать, вколов в себя нужное количество.

Болеутоляющее. Наркотическое. Средство.
Отныне тебе название Мёрфий.

Я держу глаза опущенными, пальцами очищаю какой-то камень от грязи, чтобы хоть чем-то себя занять. Мои движения нервные, я отсчитываю секунды, пытаюсь сдуть напряжение между нами, но чтобы сделать это, понадобится как минимум какой-нибудь волшебный молот.
— Чем ты опять недовольна? — тихо, но грубо спрашивает он, даже не поворачиваясь в мою сторону.
— С чего ты взял?
— С того, как ты смотришь на меня, — теперь он обернулся, но я всё так же влюблённо изучала камень в руках.
— Тебе не нравится, как я на тебя смотрю? — безразлично изгибаю бровь.
Он долго молчит, прожигает меня взглядом и даже перестаёт курить. Ненавижу, когда он так делает... Что у него в голове в этот момент? Что он хочет сделать? Что он видит в моём силуэте?
— Выбрось эту хрень и посмотри мне в глаза, — произносит это тихо и ровно. Мурашки по коже.
— Я не обязана делать то, что ты приказываешь, — я качнула головой, сжала камень в кулаке так сильно, чтобы боль сменила собой страх. Кажется, Мёрфи тоже делает себе больно, чтобы сдержаться.

На улице светло, и это единственное, что спасает меня, но не спасает моё выражение лица. Мне приходится опустить голову так, чтобы закрыть волосами глаза и не показывать сдающие нервы. Тейлор подходит ко мне, я сжимаю зубы и сильнее сдавливаю камень. Он садится на корточки прямо передо мной, впивается подозрительным взглядом в моё лицо и чуть наклоняет голову на бок. Снова читает меня.

Я нервно улыбаюсь, качаю головой и поднимаю скептический взгляд, мол: «И что? И что дальше?» Наверное, выходит паршиво, потому что он слегка прищуривается и напрягает челюсть. Карие, мать его, глаза... Такие же карие, как у Ванессы, только немного темнее. Вокруг радужки — чёрная обводка. Вокруг самих глаз — чёрная обводка, вот только название ей — синяки от недосыпа.
— Зачем ты убил его? — говорю слишком тихо. Остаётся только надеяться, что он услышал.
— Выбрось это из головы.
— Я знаю, что ты не знаком с совестью, но это такая мерзкая дрянь, которую так просто не выкинуть, — разжимаю пальцы, выкидываю камень.
— Я не из-за тебя это сделал.
— И из-за чего тогда?
— Он чихнул на меня, — Мерфи улыбается краем губ, и я еле сдерживаю свою улыбку, хоть что-то в голове так и кричит: «Смерть. Это была смерть. Это не шутка. Он мёртв».

Замечаю, что начинаю злиться из-за его поведения. Он слишком не такой, как всегда. И я знаю, что сегодня он затуманит мне мозг, а завтра прокрадётся в мой дом и будет душить цепочкой или что-то вроде того. Меня раздражают его приступы человечности. Меня раздражает его лицо, когда он выглядит, как обычный подросток. Либо оставайся таким всегда, либо умри. Просто умри. Просто оставь меня в покое!

Опускаю взгляд на его руки. Они все ещё покрыты шрамами, а некоторые порезы не успели зажить до конца.
— Это просто тело, — он заметил мой взгляд. — Оно ничего не значит. Те фото тоже ничего не значили.
Поднимаю глаза, снова встречаюсь с карей радужкой. Да какое ему дело? Зачем успокаивать меня?
— Сначала ты обвиняешь мне в лицемерии, а потом сам делаешь вид, что ты человек. Я не верю тебе, понял? — говорю строго, мой взгляд, наверное, выражает злость, но я не злюсь. — Я не верю ничему, что ты говоришь. Ты такой же мерзкий, как и вчера, и позавчера, и месяц назад. И никакие твои откровения не изменят моего мнения.

Это льётся из меня, я не могу остановить этот поток. Он так силён, что я перестаю сопротивляться. Путь моя душа выльет всё, что накопилось. Я лишь хочу освободить себя от этого ужасного чувства недосказанности. Я лишь хочу сломать одну часть бумеранга и бросить его в небо, точно зная, что он не вернётся.

— Люди так боятся монстров, но когда те становятся людьми, то их боятся ещё больше. Почему?
— А с чего ты взял, что стал человеком? — я улыбаюсь. Меня уже не остановиться. Пускай ударит меня. Пускай продырявит мой лоб взглядом. Пускай я умру, но перед этим увижу хоть немного боли в его глазах. — Я твой эксперимент, но любую подопытную мышку отпускают, если она пережила достаточно уколов. И что мне нужно сделать, чтобы ты исчез из моей жизни?
Он скептично улыбнулся, нахмурился, но так и не понял моих слов.
— Что? Исчез? Ты думаешь откупиться? — он чуть наклонился ко мне, а его лицо вмиг сделалось серьёзным. — Достань мне чернила цвета облаков.

Чернила. Те ли чернила, что заполнили твою душу? Те ли чернила, что так небрежно вывели на бумаге твой кривой сломанный разум? Сломанный... Ты как грустный арлекин. Вся суть твоя в том, что ты печален. Ради этого ты и живёшь — быть грустным и разрывать сердца зрителей. Мы все умрём из-за твоей гениальной игры.

Дверь открывается, на улицу вылетает Крис. Он чем-то напуган или шокирован. Он какой-то помятый и растерянный. Увидев его, Мёрфи поднимается, вернув мне личное пространство.
— Мне... Мне нужно идти, — голос Криса срывается, он нервно запускает руку в волосы и быстрым шагом удаляется от наших удивлённых взглядов.
Удаляется...
Стирается из иду, как ненужный файл с компьютера. Затем он останавливает, оборачивается к нам с какой-то нервной улыбкой.
— Забыл... Ты придёшь на вечеринку? — спрашивает он у меня, и я непонятливо пялюсь на парня. — В честь его Днюхи, — он указывает на Тейлора, и тот не менее удивлённо поднимает брови. — Упс, я тебе не сказал? Послезавтра. Можешь хоть весь день напролёт дубасить меня по носу, я всё равно затащу тебя туда.
Крис улыбнулся чуть искренне и скрылся с глаз.
— У тебя... — перевожу взгляд на Мёрфи, норовя спросить про его Дне рождения. Просто интерес.
— Нет. Был.

В ту же секунду мой телефон разрывается от настойчивого звонка. Включаю экран, взгляд замирает на одном только слове. Долго смотрю на него, перевожу взгляд на Мёрфи. Он тоже ждёт от меня решения. Смотрит исподлобья, напрягает челюсти и просто прокрадется мне в голову через зрительный контакт. Я принимаю вызов, слышу голос Гленна и какой-то громкий шум на фоне.
— Эшлюля, я сейчас в тако-ом крутом месте. Тебя только не хватает, — Тейлор, видимо, слышит эти слова, демонстративно закатывает глаза и отходит на пару шагов от меня, продолжая курить сигарету и смотреть куда-то на многоэтажки вдали. — Кололась когда-нибудь? У меня в крови столько фигни намешано... Очаровательный эффект, — он говорит это всё в перерывах между смехом, а мне даже немного хочется плакать.

Моё каменное лицо не сломать ни одной секирой, не одним молотом. Каждое его слово мне так противно, что лучше бы я послушала какую-нибудь чушь про инопланетян-домохозяек или оленей-художников. Мне обидно понимать, что даже Мёрфи — самый далёкий от меня и от Гленна человек — раньше определил, что один из нас станет предателем. И вот он — убивая себя никотином, стоит в стороне, чувствуя сладость лёгкой победы. Я уверена, что он был доволен собой.
— Напиши книгу о том, как ты умираешь, ладно? — я прервала речь бывшего друга. — Это будет произведение, за которое я заплачу любые деньги.
— Что? Да ладно, ты серьёзно из-за... — я бросаю трубку и закрываю лицо руками. Глаза сухие, но из них вытекает что-то похуже слёз. А ведь он целовал меня. Ведь он смотрел со мной фильмы, рассказывал вещи, которыми делиться не стал бы никто, да ещё и так красиво... Он рисовал на моих руках странные рисунки чёрными ручками. Говорил, что так видит людей. Ужасные, однако, выходили рожицы. Наверное, он нарисовал среди них и своё.

— Тебе бы только ныть, — слышу ЕГО голос и сильнее хочу воткнуть в уши спицы. — Сама отправляешь вокруг себя воду, а потом жалуешься на дохлых рыбок, которые всплывают на поверхность.

Дохлые рыбки? Да, чертовски весело плавать среди трупов собственных мечтаний. А ведь я действительно сама всё это устроила.
— Кое-кто хочет поговорить с тобой, — опускаю руки, поднимаю взгляд, поднимаю себе настроение. Парень задумчиво и вопросительно хмурится. Я загадочно улыбаюсь, пытаюсь представить его лицо, когда он придёт в больницу, но не могу. Он знает, что ОНА там? Он знает, что в Сент-Поле? Он вообще знает, что его мать жива?
— Кто?
— Можно мне? — игнорирую его вопрос и указываю взглядом на его сигарету. Помню, когда-то сама курила. Жизнь была отстойнике некуда — танцевать перед ублюдками, которым было плевать на мой возраст. Он хотели увидеть моё тело, вот и всё. Я не раздевалась не только потому, что такими были мои принципы. Ещё одна причина — моя грудь недостаточно большая, чтобы удовлетворить начальника заведения. Он и сам запрещал мне показывать её, чтобы не портить впечатление гостей о моём танце. Спасибо моему телу хотя бы за это.

Мёрфи смотрит на свою сигарету, достаёт пачку из кармана, открывает её и недовольно сжимает губы. Бросает мне пачку и тянется в другой карман за зажигалкой.
— Не надо, у меня своя есть. Я ею поджигаю...
— Мне плевать, — перебивает меня и пинает какой-то камень на земле.
Я киваю, открываю пачку и пытаюсь унять своё удивление. Там последняя сигарета. Он отдал последнюю?
— Как ты понял, что с Гленном что-то не так? — кручу в руках сигарету, смотрю на парня и наблюдаю, как медленно растягиваются его губы в очень слабой улыбке.
— Эшли в твоём возрасте уже пора уметь различать тех, кто хочет с тобой общаться, и тех, кто просто хочет тебя раздеть. Судя по тому, как он смотрит на тебя, относится он ко второму.
— Рыбак рыбака? — я улыбаюсь, кладу сигарету себе в карман. Покурю позже.
Тейлор наконец поднимает на меня взгляд, но его глаза так и выражают желание послать меня куда подальше.
— Ты дура? Я хоть раз приставал к тебе?
— Я просто шучу.
— Твои шутки такие же плоские, как ты сама. С какого хрена я должен хотеть тебя? — он явно начал злиться, а вместе с тем и моё настроение опускать ко дну.
— Хватит, Тейлор! — повышаю голос, а парень нервно бросает догорающий окурок на землю.
— Почему я могу контролировать свой член, а ты свой язык не можешь? Почему, бл*ть, так сложно просто... — он резко замолчал, закрыл глаза и, тяжело вздохнув, отвернулся от меня, растрёпывая свои волосы. Парень облизнул губы, и я увидела на них кровь. Это было его привычкой — делать себе больно, чтобы сдержаться.

Как же ему удалось перевернуть ситуацию так, что в этом разговоре я начала чувствовать себя виноватой? Меня мучило много вопросов по поводу этого парня. Почему он не убьёт меня и не найдёт новую подопытную, раз я так часто его раздражаю? Почему не обратится к кому-нибудь по поводу своей болезни? Его ведь не посадят в тюрьму, если посчитают сумасшедшим. Его отправят в психиатрическую больницу. Неужели ему так не хочется признавать, что он псих?

— Кто хочет меня увидеть? — переводит тему, говорит намного спокойнее, чем предыдущие слова.
— Не могу сказать, — отвечаю тем же тихим тоном и опять опускаю взгляд.
— Но можешь показать? — теперь я заметила, что он рассматривал моё окно на втором этаже, которое снова было разбито из-за поцелуя стекла с моим лбом.
— Ты и сам справишься. Больница возле вокзала. Второй этаж, палата №21.
— Хочу дать тебе возможность почувствовать себя умнее меня. Так что одевайся и не заставляй меня долго ждать, — он запускает руки в карманы и медленными шагами направляется к своему дому.
— Я одета, — поднимаюсь с порога, развожу руки в стороны. — Ну... Если не считать пятна от кофе.

Если бы мне сказали, что кареглазка иногда может быть нормальным, то я бы не поверила. Но сейчас я смотрю на него, вспоминаю фотографии из его галереи и понимаю, что даже самые свирепые и клыкастые змеи го́лодны не всегда.

Тейлор останавливается, оценивает меня каким-то соболезнующим взглядом, пробегаясь глазами с ног до головы. Потом смотрит на свою одежду и снова на меня.
— Нет, ты не одета.
Закатываю глаза, сдерживаюсь от желания топнула ногой и иду на второй этаж к шкафу. Это вызывает у парня ухмылку, он самодовольно поднимает подбородок и шагает к гаражу. Распетушился... Ходит тут... Вы посмотрите на него. Шорты мои ему не нравятся. Тьфу!

*****

Я стою перед пешеходным переходом, не могу оторвать взгляд от красной лампочки, запрещающей мне выйти на дорогу.
За-пре-ща-ю-щей.
Перешёл на красный свет — штраф. Выходит: тебя не сбила машина — штраф. Ты не умер — штраф. Либо переходишь на красный свет и сдыхаешь, либо платишь штраф. Люди платят за возможность жить постоянно. Еда — деньги, тепло — деньги, возможность жить в конкретной стране — деньги, роды — деньги, похороны — деньги.
И пока мигает за-пре-ща-ю-ща-я лампочка, я смотрю на людей и их печальные серые глаза. Не у всех они печальные, но у всех серые. Не потому, что человек сер, а потому, что живёт в сером мире. Я стою рядом с парнем, который, возможно, разбил их сердца. Чьи родственники этих людей были убиты Жнецом? Сколько человек? И вот они стоят через дорогу, смотрят на нас и не видят сути. Очень вовремя на той стороне дороги стоит сумасшедший мужик с какой-то табличкой на груди. Его растрёпанные грязные волосы подпрыгивают вместе с его неровными шагами, его рваная одежда вот-вот рассыпется, как и его хрупкие кости. Он кричит на всю улицу: «Он придёт за вами! Жнец наблюдает за всеми нами! Обернитесь и узрите его вездесущность! Уймите свою вседозволенность! Грешники будут мертвы».

Я невольно поёжилась, с опаской подняла глаза на высокого черноволосого парня рядом с собой. Его серьёзный и внимательный взгляд был направлен на того же мужика через дорогу. О чём он думал сейчас? Раскаивался? Вряд ли. Гордился собой? Точно нет. Что тогда?
Тейлор заметил моё внимание к его персоне. Цепкий взор карих глаз обратился ко мне, а мне осталось только резко опустить глаза. Не думаю, что человек, который ненавидит прикосновения, может любить, когда его рассматривают.

Лампочка сменила свой цвет. Зелёный. Почему именно зелёный? Я делаю шаг, потом ещё один и ещё. Тейлор идёт позади, мы обходим людей, что идут нам навстречу. Я хочу свернуть, обойти того странного мужика, но он словно чувствует приключения на пятую точку и подходит к нам.
— Лицезрейте тьму перед концом света, — говорит он, а глаза его кричат то же самое. — Молитесь Богу, чтобы Жнец не проник в Ваши сердца, — эти слова он, как на зло, произносит для Мёрфи.
Парень останавливается, закатывает глаза и, глядя на мужика сверху вниз, проговаривает чётко каждое слово:
— Раз твой тупой Бог так сильно любит тебя, то почему позволил тебе стать тем, кем ты сейчас являешься? Почему люди продолжают умирать?
— Всевышний гневается из-за демонов, которых мы держим в себе, — не растерялся бездомный, заставив брюнета расслабить мышцы лица и, возможно, задуматься. Но в следующую секунду он ухмыльнулся.
— Но Жнец то всё ещё жив. Почему?
— Тейлор, надо идти! — громко привлекаю к себе его внимание, боясь итога их диалога.
— Значит, на то воля Божья. Кто знает, возможно, он и есть посланник Всевышнего и прислан к нам очистить мир от грязи.
— Что ты, блин, несёшь... — Мёрфи вцепился рукой в его воротник и чуть ли не поднял над землёй.
— О-о, юноша, твоё лицо изуродовано демонами больше, чем у всех нас, — мужчина с интересом рассматривает шрам на глазу парня. — Согрешил ты где-то.
— Тейлор! — кричу и подбегаю к ним, отрывая руки парня от бездомного.

Он в ярости. Я вижу, как его эмоции расползаются где-то внутри него, но он сдерживает их, как бешеных псов. Я вижу, как руки его начинают дрожать, а потому беру его за локоть и оттаскиваю от того места.
— Да отцепись ты от меня, — вырывает руку из моей хватки, но уже не рвётся уничтожать бездомного взглядом.

Мы продолжаем идти. Чёрт бы побрал этого безумца с тупым плакатом. Из-за него я кожей чувствую исходящий от парня негатив. Он как грозовая туча. Предвещай дождь и прячься под навесом. Сейчас начнётся буря.
— Тейлор? — произношу его имя как можно тише, прощупывая почву. Он не отвечает. Смотрит точно вперёд себя, игнорирует меня, и я понимаю, что не стоит говорить вообще ничего.
— Что? — отвечает спустя долгие пятнадцать секунд. Голос грубый, отстранённый, но он готов к разговору. Может быть...
— Почему ты так отреагировал на его слова? Может, он и...
— Нет, не может, Эшли, — на меня не смотрит, по сторонам тоже. Ему плевать, что творится в мире. Он создал свой где-то внутри себя, а сейчас тонул в нём, как тонет моя уверенность в том, что я делаю. — Ты не знаешь, что я пережил. И если бы Бог присматривал за мной или хотя бы существовал, он бы не позволил произойти тому, что случилось.
— А что случилось? — я поднимаю на него глаза, и наши взгляды переплетаются. Что в нём? Что это? Злость? Нет... Похоже на искусственное безразличие. Он не привык откровенничать, но я вижу, как сильно ему хочется всё это выгрузить из себя. Он так много вещей запер в своём сердце, что оно не выдержало. Его пришлось заменить чем-то другим, чем-то твёрдым и безжизненным, во что нельзя впихнуть ни жалость, ни сочувствие. Не поместится.

Парень отвёл от меня взгляд. Ни улыбнулся, ни разозлился. Ничего. Пустота и холод. И ничего он так и не ответил.