POV: Эшли.

На город опустился туман, всё стало размыто. Единственное, что я видела чётко — странный писатель, идущий слева от меня. Глупо так долго общаться с человеком и так и не узнать его имени. Сколько бы я ни спрашивала об этом, он всегда умудрялся сменить тему. Мы вновь идём из бара, алкоголь гуляет по моей крови, делает всё вокруг чуточку веселее и ярче. Я думаю о том, что было бы неплохо посидеть дома, посмотреть комедию или вроде того. Я пригласила кучерявого к себе, чтобы погреться, поговорить. Странно, что в девять вечера бар уже закрылся.
— Есть ещё одна теория. Мы все — одна большая книга, а Бог, в которого мы верим или не верим — на самом деле наш автор. Выходит, что все наши действия придуманы не нами, а запланированы задолго до их свершения. Значит, попадём мы в ад или в рай — решать не нам. Паршиво.
Он говорил это, иногда заикался, а завтра уже забудет о своих словах, но вот в моей голове они застряли. Если я действительно герой какой-то книги, то мой автор очень плохой человек, раз приготовил для меня такую судьбу. Я даже ненавижу мысль об этом. Ненавижу мир, ненавижу автора и ненавижу свой завтрашний день. Никто не любит второстепенных персонажей. Они созданы для того, чтобы изменить главного героя, а главный герой всегда получает всё самое лучше. Ведь так?..

Мы подходим к моему дому, я смеюсь, ударяю в плечо парня. Глупая, однако, теория. Глупо всё, что он сейчас сказал.
Прохладный воздух заполняет лёгкие, дома всё больше утопают в тумане. Всё становится белым, будто тьма наконец проиграла свету. Не самая лучшая концовка — добро поработило мир. Мы подходим всё ближе, ближе, а потом из тумана начинает появляться дом соседа вместе с гаражом и с самим соседом. Надеюсь, когда-нибудь я перестану путать его с большим чёрным пятном.
— Ой, я даже не знаю, что мы будем делать, — говорю это слишком громко и разворачиваю русоволосого в свою сторону, заставляя его идти задом к дому. Я словно резко отрезвела и вдруг вспомнила, что в двадцати метрах от меня живёт, мать его, чёртов Жнец! Нельзя, чтобы он увидел лицо моего нового…друга?
— Не переживай об этом, — кучерявый непонятливо нахмурился, пытаясь развернуться и вырваться из моих рук. — Найдём, чем заняться.
— Думаешь? — я глупо улыбаюсь, постоянно поглядывая за его спину на брюнета. Тейлор в упор смотрит на меня, сидя возле гаража и иногда сжимая руку в кулаке.
— Да. Горю желанием посмотреть твои голые фотографии в детском альбоме.
— Да, хорошо.
— Что?
— Что? Что ты сказал? — я нахмурились.
— Куда ты смотришь? — он попытался обернуться, но я резко повернула его лицо к себе. Слишком дерзко.
— Нет! — я дала ему сильную пощёчину. — Я не покажу тебе свои детские фото, педофил!
Мёрфи увидел это, улыбнулся, поднялся с земли и молча вошёл в свой дом. Минус одна огромная проблема. Я тяжело выдохнула и закрыла лицо рукой, совсем забыв о парне, которого только что ударила. А затем я услышала сильный хлопок, словно кто-то ещё дал ему пощечину, и открыла глаза.
— Ты что, ударил сам себя?
— Нет, — коротко ответил он, глядя на меня и красуясь большими красными пятнами с обоих сторон лица.
— Как-то неловко.
— Да, есть такое.
— Ну, пойдём? — я пожала плечами и взглядом указала на дом.
— Нет, знаешь, я лучше пойду. Мне ещё джип чинить, — он пожал плечами и сделал пару шагов назад.
— Уверен, что не хочешь зайти?
— Что мне там делать без твоего детского альбома? — улыбнулся он и рассмешил меня.
— Оу, кстати, почему ты покрасил джип в такой яркий зелёный цвет?
— Ну, знаешь, в городе полно всяких серых машин. Все хотят быть частью больших каменных джунглей. У меня в голове свои джунгли, — он улыбнулся ещё шире и развёл руки в стороны, продолжая идти спиной.
— Увидимся в школе, Маугли.
Он подмигнул, указывая на меня рукой, мол: «замётано», и ушёл, а я всё продолжала смотреть в соседское окно, чтобы убедиться, что оттуда никто не наблюдает. В моей жизни, в моей книге появляется всё больше странных персонажей. Зебра, Маугли… И маленькая ядовитая змея. Но кто же я? Мотылёк?

От автора.

Школьные коридоры всегда кипят жизнью. Мимолётные улыбки, неловкие взгляды безответно влюблённых подростков, ненависть и жестокость. Всё смешалось в одно и варится в этом котле уже не первый год. Ученики проходят мимо кабинета математики, иногда заглядывают в открытые двери. Девчонки сидят у первых парт, пылко обсуждают весенний бал, а парни в шутку дразнят друг друга.
— Улыбнись, ну же. Ты  ведь любишь съёмку, — Крис в очередной раз унижает какую-то девочку. Брюнетка. Что-то это парня прям тянет на черноволосых.
— Отвали, — тихо и неуверенно говорит она, пытаясь прикрыть лицо рукой.
— Слушай, твой папа ведь мусорщик. Сегодня видел его у своего дома. Почему в мусоровозе не было тебя? — очередная глупая шутка.
— Хватит, Крис! — вмешалась другая девушка.
— Да что?
Прозвенел звонок на урок, все мигом расселись по местам, а кто-то уже был на месте. Крис пробежался взглядом по классу и заострил внимание на Мёрфи, вынимающем из ушей наушники. Неужели Тейлор не видел представление? Улыбка с лица русоволосого упала. Он так хотел втереться в доверие и показать, на что способен, но в очередной раз всё напрасно.
— Видел её лицо? Она чуть не разнылась, — Крис сел за парту перед Тейлором и развернулся в его сторону, радостно растягивая на лице очередную бессмысленную улыбку.
— И что?
Паркинс нахмурился. Уж точно не такого ответа он ожидал.
— Так, все внимание сюда, — громко сказал учитель, заставив Криса обернуться. Возле полноватого мужчины с чёрными волосами, усами и большой лысиной на самой макушке стояла женщина лет сорока в строгом костюме. — Проходит акция «Чистый город», так что сегодня вместо урока вы посмотрите небольшой фильм на тему улучшений города за последний год.
Половина класса радостно улыбнулась, сказав: «Ну, слава Богу».
— Сейчас будет жарко, — Крис вновь обернулся к Тейлору и злорадно улыбнулся, поиграв бровями.
Включился проектор, и на доске появилась картинка загружения. Десять секунд, двадцать, а потом на весь экран появилось видео. Оголённое тело девушки извивалось в разных позах. Брюнетка постоянно поправляла рубашку — единственное, что на ней было, а потом вновь открывала вид на свою большую упругую грудь. Она улыбалась, крутилась вокруг себя. Уже все успели увидеть лицо своей одноклассницы, которую на этой перемене унижал Крис. «Ты ведь любишь съёмку», — говорил он. Да, любит… Любила.
Девушка в слезах выбежала из класса под попытки учителя выключить видео и звонкие посвистывания учеников. Кто-то от стыда закрывал лицо рукой, кто-то внимательно рассматривал тело девушки из видео, а кто-то снимал на камеру. Крис же гордился собой.
— Как тебе? — с улыбкой посмотрел он на Мёрфи.
— Низко, — ответил он без эмоций и азарта. В его голове даже частично промелькнула картинка того, как он точно так же заставил Эшли выйти на сцену с сотней людей в костюме стриптизёрши.
Крис поник. Низко? А что нужно было сделать? Что нужно вообще делать, чтобы хоть как-то стать ближе к убийце? Ведь лучше быть напарником, чем следующей жертвой. Именно поэтому он рискнул своей жизнью тогда в переулке. Не быть жертвой. Не быть трупом. Убирать трупы, но не быть ими.
— Ты так ненавидишь меня?
Видео прекратилось, учитель вытер с лица пот и теперь пытался успокоить класс. Тем временем женщина поспешила успокаивать ученицу.
— Ты меня раздражаешь, — коротко и грубо.
— Хочешь меня… убить? — спросил тихо парень, иногда опуская взгляд.
— Больше не делай такие паузы.
— Да, как-то по-гейски было, но… Вопрос.
Хочет ли он убить? Сейчас — не особо. Вчера хотелось. Ужасно хотелось. Остановили только сигареты и снотворное. Много снотворного. Парень ничем не ответил, кроме цепкого плотоядного взгляда, вызывающего желание либо выколоть эти устрашающие глаза, либо выколоть своё собственное сердце и сдохнуть.
— Понял, — расстроенно ответил Крис на свои же слова и развернулся обратно к доске.
— Я хочу, чтобы ты удалил видео, — слова ударили по мозгам. Видео… Видео, которого нет. Но сказать ему об этом нельзя. Убьёт ведь. Задушит, зарежет, утопит, разорвёт… Нельзя, нельзя, нельзя.
Урок продолжился, но теперь витала напряжённая атмосфера. Насмешки до сих пор слышались с последний парт, записки летали по классу. Всё говорило о том, что унижения девочки теперь не закончатся до конца её школьной жизни.

*****

Окно для того, чтобы не забывать, как выглядит внешний мир, музыка — для того, чтобы этот мир не слышать. Забавно, что эти две вещи так противоречат друг другу, но так прекрасно смотрятся вместе. Мёрфи облокотился о подоконник, листая плейлист в телефоне. Он всё никак не мог найти мелодию под настроение. Всё либо надоело, либо вообще непонятно, как попало ему в телефон. Парень услышал чьи-то шаги в перерывах между двумя песнями и снял один наушник. Настроение стало ещё хуже. Мысль о том, что этот русоволосый кретин теперь будет преследовать, совсем не нравилась человеку, влюбившемуся в одиночество.
— А кто это тут у нас? Сам Тейлор Мёрфи, — с восторгом говорил Крис и вертелся перед глазами с телефоном в руках.
— Я тебе сейчас всеку.
— Как и всегда, нудный и злой. Улыбнись, я снимаю, — от этого брюнет ещё больше нахмурился и снял второй наушник.
— Убери нахрен чёртову кам… — Крис внезапно ткнул телефоном ему в лицо.
— Я купил новую мобилу. Я больше никогда не перестану снимать.
Странно, что люди так не любят тех, кто лучше их самих. Крис — тот парень, который любит жить. Так сильно любит, что рискует получить кулак в лицо, лишь бы не получить нож в живот. В чём-то Тейлор даже завидовал ему. Разве плохо любить жизнь? Наверное, плохо, но попробовать хочется.
Мёрфи оттолкнулся от подоконника, отобрал телефон и отпихнул от себя Криса, а потом резко притянул его снова за ворот рубашки.
— Не. Приближайся. Ко мне, — он процедил каждое слово сквозь зубы, прожигая в парне дыру одним только взглядом.
— Я просто… Мне надоело постоянно видеть тебя одного.
— Тогда не смотри.
Он сильно оттолкнул Криса, и тот, потеряв равновесие, упал на пол. От грохота все обернулись и увидели короля насмешек униженного и расстроенного. Кто-то засмеялся, кто-то пожал плечами и пошёл дальше, а Паркинсу хотелось закричать. От обиды, от страха, от беспомощности… Всё, до чего он доводил учеников сам, теперь обернулось к нему. И из-за кого? Из-за парня, к которому он сам потянулся? А вдруг все будут так поступать? Все, кто станет ему дорог?

Мёрфи смотрел свысока, хмурился так, словно вступил в грязь. Он отвернулся и пошёл дальше.
«Нет, не отворачивайся. Нет, не поступай так со мной!» — кричал внутренний голос, и Крис вновь поднялся с пола, вновь бросился следом, как какая-то собачка, которая выжила после попытки её утопить и всё равно любила хозяина.
— Прошу, дай мне шанс, — он догнал парня, положил руку ему на плечо, но тут же пожалел об этом. Мёрфи не любит прикосновения. Мёрфи не любит людей.
Брюнет обернулся и в злости ударил его с кулака. Боль пронзила половину лица, Крис отошёл на пару шагов назад и чуть нагнулся, закрывая нос рукой. Сквозь пальцы сочилась кровь, он посмотрел на свою руку, а потом поднял взгляд на Тейлора. Какой же жалкий…
— Ещё раз ты подойдёшь ко мне, и тебя не спасёт даже то тупое видео с переулка, — он бросил телефон Криса, и тот разбился о стену, рассыпавшись возле неё. — Кажется, придётся снова копить на «новую мобилу», — он развернулся и ушёл. Вот так просто. Просто убив морально. Просто надавив на больное.
Русоволосый посмотрел на разбитый телефон, вспомнил, как долго отцу, да и ему самому, пришлось работать, чтобы купить его. Вспомнил, как обычно кричит на него мать, когда он случайно теряет лишнюю копейку. Трудно быть нищим королём, которому велика корона. Руки уже устали постоянно держать её, чтобы не упала и не разбилась. Хрустальная корона. Фальшивка. Мусор. 

POV: Эшли.

Прошло буквально два дня, настал новый день, пришли старые мысли. Марти, Марти, Марти… Я думала о нём всё утро, весь день и все выходные. Что я могу сделать? Нужно ли что-то делать? Когда Мёрфи надоест играть в молчанку?
— Главной новостью сегодняшнего дня стала радость всего города. Люди говорят и ликуют​. В самом ли деле Жнец больше не потревожит город? Этот вопрос задаёт себе каждый житель Сент-Пола. Уже больше двух недель полиция не находит жертв жестоких убийств, но ещё неизвестно, по какой причине. Невнимательность сотрудников полиции, или всё же тот, «чьё имя нельзя называть» наконец сд… пропал? — ведущая на эмоциях подвинулась вперёд и чуть не сказала то, что хотела сама, а не то, что диктовал сценарий. Впрочем, всем бы понравилось слово «сдох».

Жнец оставил пост? Я не видела, чтобы Мёрфи вдруг перестал возвращаться домой. Он, как и всегда, по вечерам уезжает куда-то на мотоцикле, возвращается утром и едет в школу. Лучше бы ведущая была права, но… Что произошло? Решил сменить образ жизни? Начать с чистого листа? Чистого листа… У него самый грязный альбом, его не восстановить.

Я вышла на улицу и по пути в школу заглянула в окно соседа. Вдруг что-то изменилось. Но там я его не застала и просто прошла мимо. День солнечный, что очень странно для весеннего Сент-Пола. Я обхожу лужи, снимаю куртку и вдыхаю свежий воздух. Лучше бы это он витал у меня в голове, а не все эти ужасные подозрения, интриги, страхи и мысли. Я сбежала в тот день, когда должна была остаться после уроков и выслушивать лекции за «украденные ключи». Писатель украл их, а потом меня, и теперь на меня обрушилось вдвое больше обвинений. Дополнительные занятия, дежурства, бла, бла, бла. К чёрту. Иду домой.

Порой у меня просыпается старое чувство, когда я возвращалась, звала своего кота и шла вместе с ним в гостиную, чтобы упасть на диван и смотреть телек. Старое чувство уюта и тепла. Теперь этот дом мёртв, как и его маленький четвероногий рыжий хозяин.
— Арнольд, я… А… Ну да, — обречённо опускаю голову, разуваюсь и иду к гостиной.
— У тебя новый друг, — раздался голос где-то в доме, и я от испуга швырнула свой рюкзак куда только вздумалось. Он летит в сторону стола, падает на него, а потом с хлюпающим звуком шлёпается на пол возле дивана, где лежит тёмное пятно.
— Перелёт, — отвечает чёрная башка, а потом Мёрфи переваливается через спинку дивана головой вниз, чтобы посмотреть на меня.
— Чем ты болен, придурок? — крикнула я и вновь схватила зонт.
— Гомицидомания, — он широко улыбнулся, а я нахмурилась, услышав это странное слово.
— Сам название придумал?
— Да, — он поднялся с дивана и сел на его бортик. — Итак… У тебя новый друг.
— А у тебя слишком длинный нос. Не суй его, куда не надо.
Парень поднялся, улыбка с его лица спадала медленно, но заметно. Он подходил ближе, а я стояла на месте, будто это всё совсем меня не пугает.
— Как его зовут?
— Твоя совесть. Такой же потерянный.
— Как его зовут? — повторил он и подошёл ещё ближе, затем ещё и ещё, а я сильнее сжала зонт. Как жалко.
— Ты… Пошёл ты, — язык уже не на моей стороне. Ноги тоже сдались и стали жалобно дрожать. Со мной остался только взгляд. Ненавистный, отторгающий, презрительный и… Такой же жалкий, как всё остальное на его фоне.
Мёрфи подошёл совсем близко, чуть наклонился. Он любил это делать. Хотел, чтобы наши глаза были на одном уровне. Он наклонил голову на бок, чуть прищурился и смотрел очень долго, пока мои зрачки не стали дёргаться.
— Знаешь, Марти очень странный, — начал он. — Один день кричит, что не заткнуть, а в другой молчит, как ты. Тоже от страха, наверное.
— Почему именно он?
— Потому ты никому больше не нужна, — он плотоядно улыбнулся и наклонил голову на другой бок. Желание вырезать его глаза стало выше страха, но я продолжала стоять и ждать. — А он ведь любит тебя, Эшли. Врёт, что это не так, но… Во сне всё равно зовёт тебя.
— Ты врёшь.
— Думаешь? — он поднял брови от удивления, стал в полный рост и положил руку мне на плечо, сильно сжав его, а второй рукой набирал что-то на телефоне. Щелчок, открылось видео, и Жнец развернул телефон экраном ко мне, всё так же сильно сжимая плечо, чтобы я не сбежала.

— Что будет, если  я принесу сюда голову твоей возлюбленной? — спрашивал Тейлор у Марти своим компьютерным голосом. Уже лысый парень сидел в углу комнаты, закованный в наручники и истекающий кровью. Он не поднимал голову и стонал от боли, иногда поглядывая одним глазом на ходящего вокруг него убийцу.
— Не трогай её, прошу. Эшли ничем не виновата, а никакую Молли я не знаю.
Жнец молчал несколько секунд и даже перестал ходить.
— Эшли? — Удивлённо переспросил он. —  Я говорил про возлюбленную. Какой интересный сюжет, я впечатлён. И чем она тебя зацепила? Тупостью? Упёртостью? — он издал смешок. — Что ты в ней нашёл, кроме такого же жалкого вида, как у тебя?

Я подняла взгляд на Тейлора, а он всё это время наблюдал за моей реакцией.
— Что ты нашёл во мне, кроме такого же жалкого вида, как у Марти? — процитировала я его же слова, пока парень убирал телефон. — Чем я зацепила тебя? Чего ты хочешь?
— Имя, — его рука медленно переходила с моего плеча к шее.
— Я не знаю, как его зовут. Знала бы — не сказала. Точно не грёбаному убийце.
Той же рукой он схватил меня за волосы и резко потянул вниз. Шея хрустнула, спина прогнулась, а ноги подкосились. Я упала перед ним на колени из-за боли, пока он продолжал держать меня за волосы.
— Сколько негатива на твоём лице. Знаешь, шире всех улыбается череп. А мне так хочется увидеть твою улыбку… Понимаешь, к чему веду?

Порой мне страшно открыть глаза. Кажется, что сейчас я окажусь в глубокой яме, а над ней никого не будет, кроме работников кладбища. Мёртвые похороны. Похороны, на которые никто не пришёл. И страх, как хочется кричать, ведь на меня уже опускают крышку. И сквозь закрытые глаза я буду смотреть на свой гроб, а ОН будет курить и стряхивать пепел на мою могилу, сплёвывая горечь во рту на засохшие цветы. И мне вновь страшно открыть глаза. Я знаю, что увижу его лицо. Знаю, что он будет улыбаться, а его шрам, разрезающий глаз, разрежет моё сердце. И всё. Конец. Закат, ведь свет погибает.

Я открываю глаза, хватаю зонт, выпавший из моих рук, и острой частью хочу проткнуть его тело насквозь. Хочу, чтобы он сдох, а его тело скормили голодным скунсам. Замахиваюсь, ударяют и попадаю в ямочку между ключиц. Не проткнула, но явно сделала очень-очень больно. Парень нагнулся, стал откашливаться с таким звуком, словно сейчас его лёгкие вывернутся в другую сторону. А я подскакиваю, бегу в сторону лестницы и мысленно радуюсь. Радуюсь его боли. И что-то мне подсказывает, что это стало началом нового этапа игры.

Я бегу по лестнице, переступаю несколько ступенек и падаю. Что-то вцепилось мне в ногу. Я начинаю бить другой ногой руку Мёрфи, а он тянет меня вниз, спускает к началу лестницы. Парень грубо переворачивает меня на спину и ногой наступает на моё плечо, вдавливая в самый угол ступеньки, на которой я лежу. Адская боль разносится по верхней части спины. Я вскрикиваю, пытаюсь вырваться, убрать его ногу.
— Не трогай, — приказывает он и наступает сильнее. Кричу громче, отпускаю руку, а парень наклоняется, облокотившись локтём о колено. — А этого могло и не быть, не будь ты такой упрямой.
— Дай мне спокойно жить! — я кричу, злость пылает во мне. Меня раздражает его лицо, его голос, его чёрные глаза и волосы, его татуировка на шее. Всё в нём так бесит меня. Ненавижу! Пусть он сдохнет, Боже! Пусть он умрёт. Пусть его не станет!
Я теряю контроль, теряю рассудок. Пытаюсь вцепиться зубами в его ногу, но он тут же отпускает меня, позволяя подняться. Будь мои зубы острее… Я бы впилась ими ему в глотку. Я бы наслаждалась тем, как он тонет. Тонет на суше. Тонет в своей крови.
— Я дам тебе выбор, — он отошёл на пару шагов назад, пока я выла от боли, сжимая рукой своё плечо и изгибаясь на лестнице. — Назови мне имя своего нового друга, и я отпущу Марти.
Боль словно утихла, голова опустела, и в ней витала только одна мысль. Марти. Его свобода. Шанс.
— Поверить убийце? — спросила я у пустоты или у потолка, на который смотрела. — Я не так глупа.
— А новостям ты поверишь, когда скажут о новом трупе? Когда найдут возле него вот это? — он достал из переднего кармана джинс карту и бросил её в меня. Символ Жнеца.
— Ты опять хочешь оставить меня одну… — я улыбнулась, закрыла глаза, и меня посетило прежнее чувство. Холод и апатия. Странное ощущение полной безразличности. И плевать, что на моём лице — улыбка или слёзы. Всё равно нихрена не чувствую. — Подавись своей ревностью, или что ты там чувствуешь при виде него. Я не знаю его имени.
Он долго стоял и молчал. Я не видела его лица, ведь глаза мои были закрыты, но точно чувствовала, что смотрит он на меня и ни на что больше. Я ощущала, как он изучает моё лицо, мои эмоции и, скорее всего, впервые не может меня прочитать. Я закрыла глаза, закрыла рот. Я снова закрыла всё, через что могли выйти мои чувства.
— Два дня, — последнее, что он сказал перед своим уходом.
Я всегда старалась не выходить за рамки, быть обычным пленником общественной системы, уничтожающей в людях мечты. Пускай я буду серым человеком. Пускай я вновь стану никем. Это лучше, чем привлекать внимание тех, кто не хочет, чтобы кроме них был кто-то ещё. Два дня… Очередная рамка, но как же она меня душит. Жуткий выбор с жуткими последствиями. Что он сделает? Убьёт кучерявого? Убьёт его вместе с Марти? Зачем ему выполнять обещание? Зачем стараться не упасть в моих глазах своими обманами?

*****

Нужно писать книгу так, чтобы люди стыдились своего существования. Чтобы они смотрели на героев, как на воплощение своей мечты. Мне не быть писателем, это уж точно. Мне не быть даже поэтом, что ловит лёгкие строчки на ветру и складывает их в шикарные произведения. Мне не быть книгой. Моё существование не будет чьей-то мечтой. Мне быть лишь девочкой, которая раньше не любила сдаваться, а теперь лишь хочет быть причиной чужого поражения. Я заметила, что всё вокруг меня теперь можно сравнить с книгой. Жуткое зрелище.

На небе замерцали звёзды, пронзая черноту ночного неба. Жаль, у меня нет подоконников, я бы с радостью посидела у окна, посмотрела на частичку космоса. Небо слышит, как я дышу, ветер чувствует мою апатию. Делаю глоток свежего воздуха и рассматриваю ночную улицу. Где-то поёт сверчок, где-то кричит сова. Где-то слышатся шаги, а потом на освещённую одними только фонарями улицу выходит девушка. Светлые длинные волосы почти до пупка. На ней каблуки, лёгкая куртка и платье. Может, просто юбка. Кажется, она немного выпившая. Идёт, раскачивается, путается в ногах, но всё равно выглядит грациозно. Она стучит своими каблучками очень живо и своей странной походкой всё приближается к дому. Не к моему. К соседскому. Стоит на пороге, звонит в его дверь и ждёт.
Его девушка?..
Может, родственница?
Лучше пусть так, потому что если она никто, то завтра может стать ничем. Ничем, кроме трупа.
Дверь открывается, я не вижу соседа, но вижу его руку, которая тут же хватает девушку за воротник и резко тянет в дом. Дверь за ней захлопывается, я начинаю всматриваться, пытаться понять, что там происходит. Грохот, снова грохот. Никаких криков, только удары и звуки бьющегося стекла. Тут уже паника начинается и у меня. Я бегу вниз, хватаю телефон и начинаю набирать номер полиции, снова поднимаясь наверх. Гудки тянутся, грохот не продолжается. Я начинаю переминаться с ноги на ногу, грызть ногти и уже думать, как я буду героически спасать несчастную девушку.
— 911 слушает, — ответил мне приятный женский голос.
— Наконец-то! Я хочу сообщить о нападении. Пришлите наряд!
— Назовите адрес и ваше имя.
— Меня зовут Эш… О чёрт…
— Алло? Алло, вы меня слышите?
Я опускаю трубку, брезгливо хмурю брови и чуть ли не роняю телефон.
— Извините, я ошиблась. Всего доброго.
Я сбросила вызов, и страх, кажется, пропал. Включился свет в комнате Мёрфи прямо напротив меня. Теперь я наблюдала, как парень прижимал девушку к двери в свою комнату. Он стоял спиной ко мне без футболки. Кажется, целовал её и, естественно, слегка душил рукой.
— А ведь так ненавидел проституток, лицемер… Как ты низко пал.
Парень словно услышал мои слова. Он взял блондинку за плечи, бросил её на кровать, что была ближе к окну, навис сверху и поднял взгляд на меня. Улыбнулся. Подмигнул мне. Наклонился к ней. Дальше я ничего не видела, кроме его спины. Да и видеть не хотела, поэтому закрыла шторы, отошла от окна и спустилась на кухню.

Мой дом мне уже не казался таким уютным и тёплым. Всё ещё я видела на полу комки рыжей шерсти. Слёзы моей души скапливались внутри, норовили сломать меня, заставить опустить голову, подставив шею палачу по имени жизнь. Руки опускаются, я медленно теряю надежду, понимая, что у меня нет денег даже на то, чтобы переехать, спастись от чудовища по соседству. У меня даже нет денег купить себе пару футболок. У меня остался только этот дом.

Я выхожу на улицу, сажусь на порог и сильнее сжимаю в руке карандаш. На моих коленях — альбом, под моими ногами — мокрая земля. Всё ещё немного моросит дождь, всё ещё солнце мертво. Ночь. Остался только дом. Остался только… Дом?!
Я резко обернулась назад и взглядом вцепилась в входные двери. Дом! Какая же я глупая. Можно же продать дом. В нужной службе найдутся знакомые Марти, которые закроют глаза на мой возраст. Я загорелась этой идеей, как огнём загорается солома. Продам дом, стану снимать квартиру, найду работу. Всё! Вот моя новая жизнь подальше от ада.
Рука сама потянулась к бумаге. Я всегда рисовала людей, но в этот раз хотелось рисовать мечту. Уютный домик в чаще леса. Маленький магазинчик и сад…

Раздался грохот, но в этот раз я не обратила внимания. Наверное, из-за своих брачных игр ОНИ сломали что-то. Или ОН сломал её голову о шкаф. Но нет, звук был снова на первом этаже. Дверь его дома резко открывается. Я вижу, как сосед грубо и бесцеремонно выталкивает из своего логова девушку. Она кричит и в слезах падает на землю.
— Я ненавижу тебя! — она срывает голос в крике, а он молча закрывает за ней дверь и заходит в дом.
Это всё очень странно… Он воспользовался её телом и выкинул на улицу под дождь? Серьёзно? Как низко… Но прошло минут десять — не больше. Либо десять минут это всё, на что он способен (ха-ха), либо у них просто… ничего не было. Да, Эшли, сейчас бы рассуждать на тему чужой интимной жизни.
Дверь вновь открывается, Тейлор выкидывает на улицу сумку девушки и опять уходит. Блондинка сидит в луже, ёрзает, размазывая грязь на своих коленках, и плачет.
Громко плачет.
Садится ниже, грязными руками закрывает лицо, от чего её волосы слипаются и темнеют. Ночь украшает её боль, звёзды украшают её слёзы.

Я медленно подхожу к ней, оставив альбом на пороге. Сажусь рядом, кладу руку на плечо, она дёргается и смотрит на меня красными и опухшими от слёз глазами.
— Что он сказал тебе? — спрашиваю я, но уже примерно знаю ответ. Грязь он ей сказал. Обычную грязь. Из его рта льётся только она.
— Правду, — она нервно улыбнулась, не стыдясь своих слов. — Я всего лишь шлюха. Просто тело, изрисованное косметикой. Я не смею ничего просить. Ничего хотеть. Ни о чём мечтать. ЭТО он сказал.
— А ты думаешь, он сам — что-то лучше, чем просто тело? Или я? Или кто-то ещё?
— Он лучше, — она вновь сильно заплакала, но продолжала улыбаться, закрывая лицо руками. — У него есть выбор. Он может стать, кем захочет. Ты тоже можешь. А я нет. Меня могут убить за неподчинение, а вот вы живы, — она подползла чуть ближе ко мне и взяла меня за запястье. — Ты можешь быть… кем хочешь… И дело не в учёбе, школе и оценках. К чёрту их. Дело в том, как сильно ты хочешь жить. У тебя столько возможностей… Не теряй себя в цифрах и сексе.

Она улыбнулась, поднялась с земли, достав из лужи свою сумку. Она ушла… Клянусь, я никогда не могла бы подумать, что она, — обычная проститутка —  хочет жить больше, чем я — человек, у которого ещё столько шансов. Мы не ценим то, что имеем, а потому убиваем себя за свою «бедность». Мы не делаем то, что хотим и о чём мечтаем, а потом говорим, что наша жизнь ужасна. Мы хотим большего, но сидим в четырёх стенах, ожидая чуда.
Мы идиоты.