Что же такое смерть? Это есть момент или последующая вечность в неведомом? Этот вопрос мучает как все человечество, так и меня, я не исключение. Мне кажется, что это просто красивое название для пугающего конца, небытия, не больше, не меньше. Она есть та давящая пустота у меня в голове, тот зловещий туман, дорога, лес, но ни единого звука живого, только заевшая пластинка играет одно надоедливой нотой, придуманной богами. И даже не холодно, и вовсе не жарко.

А ведь так бывает. Идёшь себе по улице - раз, и умер. Упала сосулька, сбила вылетевшая из-за угла дома машина или застрелил какой-нибудь псих насмерть. Никто от такого не застрахован. Это так нечестно - даже не подготовиться, не попрощаться с близкими не успеешь, хотя бы вздохнуть в последний раз полной грудью разочарованно. Я иногда думаю об этом, когда голова забита не тем или сердце переполнено чувствами. Когда я разгоняюсь до сотки. И все же мне удостоено переживать весь этот ужас нашего бытия, короткого, может, счастливого, может...

Мне совершенно непонятно лишь то, как некоторые относятся к возможности, данной незримой удачей, жить и существовать. Как можно взять и осознанно убрать себя из списка нескольких миллиардов таких же "счастливчиков", если ты не обделён, не глуп и не слаб - живёшь обычной жизнью, есть образование и возможности делать с жизнью все, что угодно, почти? Если только не испытывать жуткую боль от своего пребывания здесь, когда настолько разрывает изнутри, что весь этот страх перед неизбежностью улетучивается под тяжестью судьбы... Нет, теперь я понимаю.

Насколько же тебе было больно, Мэлори?

Я причиняла другим вред, ради себя и своих целей, но никогда не хотела никому из них смерти или тех страданий, от которых невозможно спокойно и пяти минут посидеть... Возможно, я ошибалась. Но если так подумать, если я в итоге и допустила оплошность, то сколько ещё таких жертв может быть? Я... оказалась отвратительнее, чем могла себе предположить.

- Проклятье, - тихо прошептала я и закрыла глаза, прислонившись переносицей к сдвинутым ладоням.

Голос пустоты нарастал раковой опухолью неустанно. Такой затягивающий, протяжный, поющий миллиардом отголосков и такой зацикленный, словно синт, сыгранный в один аккорд, в его самом разнообразном изображении. И я была во всем этом оркестре не композитором и даже не исполнителем, а самим наитием, звуком, выжатым и перемолотым через десятки эквалайзерных мясорубок - то пищала, то глубоко заводилась. Это чувство нельзя сравнить ни с чем - что ты никто, не существуешь и ничего не значишь. Хуже букашки, насекомого, одноклеточного. Я только одного хотела - чтобы эта проклятая музыка наконец оставила меня в покое! Хоть кто-нибудь... прекратите это...

- Попрошу не выражаться так в отделении полиции, гражданка, - как по буклету прозвенели буквы, слоги, эмоции в наполненном тишиною воздухе.

Я беспокойно, задыхаясь, оглянулась. Словно дурной сон приснился мне сейчас, наяву и совсем позабыл, где ему место. Реальность раскрыла кулисы - небольшая комнатка с небольшим столиком, бумагами и одиноким полицейским. Рядом с ним противно дребезжала лампа.

Вокруг же царило уныние. Ободранный линолеум или трещина на потолке не доставляли мне никого эстетического удовольствия, а исцарапанный стол и скрипящий стул оставляли ощущение лёгкого раздражения. Зачем я тут вообще нахожусь?

Точно. Я приехала в больницу вместе с врачами, а потом сидела в коридоре у операционной черт знает сколько... Нервы начинали и так сдавать, а тут ещё эти в форме и при исполнении нагрянули. Ожидать их было ожидаемо, да только неожиданно, когда все твои мысли только о ней. К счастью, в последний момент ко мне вышел врач, сказал... что худшее уже позади. Я искренне пообещала ему, чуть ли не задыхаясь от радости, занести подарок какой-нибудь в благодарность, а он только посмотрел на меня строго и помотал головой. Так странно...

- Итак, вы говорите, что не распивали алкоголь и не употребляли никаких таких веществ? Тогда почему в крови пострадавшей мы нашли именно их? В малом количестве, конечно, но нашли. Что вы можете сказать по этому поводу? - оторвавшись от письма, щурясь, допрашивал полицейский.

- Я... ничего не могу ответить вам. Я уже говорила, что мы встретились, только и всего... - пробормотала я. - Думаете, я ее споила?

Крайне неприятно вспоминать эти недавние события. Они вновь вгоняли в меня в некую фрустрацию, которая и думать-то мне нормально не давала, а тут ещё и с вопросами докучают, раздражают.

- А вы думаете, что я тут первый день работаю? - самодовольно потянулся он. - Хоть и в записке вы не упоминаетесь как виновница, но вполне возможно, что вы жертву заставили такое написать. Я не обвиняю, только предполагаю один из вариантов, - полицейский привстал и указала на меня пальцем. - Только таких я вижу насквозь. Сколько ещё вас, "ни в чем не повинных" уродов, можно жалеть? Я хочу справедливости, а не два года под подписку о невыезде за убийство человека! Так что избавьте меня от своей чуши заранее, уважаемая гражданка, и сознайтесь, если хоть капля совести ещё есть!

Он пошевелил презренно своими густыми усами, а потом, не отрываясь от письма, поправил одной рукой гибкий стержень жужащей лампы на столе и продолжил в такой же позе писаря заполнять какие-то бланки.

- Я... виновата, - дрожащим голосом прошептала я. - Но почему?..

Почему именно такой способ ты выбрала? Неужели не было иного выхода? Я не понимаю. Моей тупой голове не понять этого... Но почему тогда...

- Так... колет внутри...

- Что вы там бормочите? Я говорю идите уже, - уныло и с зевком сказал полицейский, пытаясь выдавить из себя раздражение. - Только расписаться не забудьте.

Я, сдерживаясь, подошла к нему и трясущейся рукой попыталась изобразить роспись, поймала злобный взгляд. Теперь нужно было идти на выход. Там холод, а это поможет остудить немного мои вскипевшие мозги. Здесь я не могу дышать.

- Надеюсь, нам не придётся больше встречаться, - сказала я напоследок, уставившись на покосившуюся ободранную дверь. - В хорошем смысле, конечно...

- К сожалению для вас, это ещё не конец. Слышите?

Мне нужно было заехать в отель за своими вещами - мне разрешили забрать их с места преступления. Я вызвала такси, прождала с десять минут в отделении, а потом, содрогаясь от холода и так густо идущего снега, села в машину.

- Вляпались в неприятности, я погляжу? - спросил водитель.

- Какое вам до меня дело? - грубо ответила я, и через минуту мы поняли, что больше не пророним ни слова.

За окном пустота. Ни людей, ни машин. Только маленькие редкие жёлтые квадратики в домах и светящиеся вывески извещали хоть о какой-то жизни здесь. И когда этот город стал таким отвратительным? Даже без людей...

В отеле мне любезно отдали вещи, упакованные после обыска. Я схватила сумку и отправилась в машину, чтобы переодеться. Это оказалось непросто для меня - я то и дело билась внутри своими частями тела и тихо ругалась на невысокую крышу салона. Среди всего этого аккуратно сложенного тряпья меня заинтересовал один гранатовидный флакон - такой гранёный, красный, с полупрозрачной жидкостью внутри. Похоже, это были ее духи.

- Мэлори, - вздрогнула я и неспеша взяла их в руку их.

Брызнув себе на запястье, я глубоко вдохнула, не торопясь, и закрыла глаза. Это точно её запах. Он как наркотик действовал на моё сознание, чарующе, перед глазами всплывали наши ранние воспоминания, но не те, что заставили её умирать, а немногие, которые делали её счастливее. Может, потому что этот запах выражал именно эти чувства - нежный, совсем не приторный и в то же время блаженный от своих сладких ноток вкуснейшего фрукта.

Я открыла глаза и вновь очутилась посреди темноты, только тикающий датчик был слышен, а вместе с тем между интервалами слышались ее приглушённые крики. Виднелась мне та ужасная, бросающая в дрожь сцена, как в фильме ужасов, с ножом, проведенным по горлу. Мое тело болезненно содрогнулось в желании не то, чтобы кричать, но вопить, срывая все связки в глотке, самыми непристойными словами, а потом плакать от ненависти ко всему этому миру, от отвращения к самой себе.

- Как жить-то теперь? - взмолилась я и со всей силы вдарила по рулю.

Сигнальный гудок теми же самыми флешбэками вопил в моей голове, все нарастал, как надвигающийся поезд, готовый вот-вот раздавить тебя своим клаксоном. И настанет момент, где хорошо, всегда светит солнце, а по дороге ещё не проезжал ни один вагон. Но уж точно не здесь.

Я включила зажигание и с дикою тоскою провернула ключ, чтобы завести свою машину и поехать наконец домой. Почему-то мне казалось, что сзади кто-то сидит и нависает своей зловещей тенью надо мной, выжидая момента для нападения. Призрачным туманом она шептала мне те правдивые вещи, которые я не хотела слышать и не могла этому сопротивляться. Я чувствовала, как руль выворачивает с дороги серой костлявой рукой, а по шее веет прохладой...

Нет. Не сейчас. Ещё не время.

До дома я добралась в считанные минуты. Непонятный шум играл в моей голове все громче и громче, с каждый шагом, приближающим меня к двери моего дома. А когда я, остановившись, щёлкнула, то наступила кромешная тишина и полная тьма. Снова.

Я сделала шаг вперёд и тут же споткнулась, ударилась локтем о косяк, сдавленно пискнула. Чтож... теперь вести себя тихо нету смысла. Она наверняка проснулась... Хотя может ли спать вообще человек после того, как его жестоко вынудили на чувства? Как же я не хочу встречи с тобой... Для меня не существует ничего, кроме себя одной. Я не хочу, чтобы в мой одинокий, пустой мир кто-то входил. Мне бы запереться тут навечно одной... И не узнать, что там скрывается во мраке.

- Где же ты была?

С этими словами я застыла в странной позе, немедля и неизбежно повернула голову к ней. Иеремия сидела за кухонным столиком недалеко от меня. Яркий лунный свет показывал черты ее силуэта, словно убийцы, решившей покарать меня за все преступления. Будто я виновата перед тобой...

- Я говорила тебе... - ответила я нехотя, вяло и старалась не смотреть на нее.

- Что это не мое дело? Что ты уже взрослая?

Стул со скрипом проехался по полу, и я, косо глядя на сестру, наблюдала за ее приближающейся тенью, затмевающей меня все больше и больше с каждой секундой, сопровождаемой одним отчётливо слышным шагом.

- Да, именно так. Я не обязана перед тобой оправдываться, - повторила я с ещё большей неприязнью, борясь со своим желанием скукожиться перед ней жалко.

Я боялась ее. Всегда боялась. Всегда ненавидела. Даже сейчас ее руки больше напоминают вьющиеся канаты куклы вуду в пугающей меня темноте, которые вот-вот сделают со мной что-то неприятное, а я буду плакать. Где же моя решимость?

- Кажется, я поняла, - заключила она, тревожно выдохнув. - Да и кто не поймет, увидев эти пятна крови у шеи? Да ещё и... следы чьих-то губ. И после всего этого у тебя хватает жестокости, чтобы вновь отвергнуть меня?

Она коснулась рукой моего плеча, и тогда я смогла поднять голову. Ее спокойное, приветливое, такое доброжелательное лицо точно готово сорваться в некое трагическое обличие, с каким она сидела на прохладном полу в момент нашей последней минуты встречи. И не спрячешься теперь на улицу, не убежишь.

- Я... просто развлекалась, - пожала плечами я неуверенной отмазкой и добавила ко всему этому самую идиотскую фразу. - Никто не умер. Все в порядке.

Если бы ее глаза могли сверкать, то обязательно сделали бы это. Вместе с ее неопределенным выражением, сокрытым в полутьме, я ощутила некоторую точку ее немыслимого в дрогнувших пальцах на плече. Что-то такое, чего я и не видела раньше. Точка кипения? Нет. Точка взрыва.

- Какие развлечения могут быть с кровью, Лилит? - проговорила она медленно, но от этого не менее зловеще и терпеливо продолжила. - Кого ты пытаешься обмануть? Почему ты нагло врешь? Нет совершенно никакого, хотя бы малейшего сострадания. Я... не заслужила даже этого? Переживая за тебя, волнуясь, получаю только эти ничтожные оправдания...

Многое случилось в моей жизни. Нелюбовь, унижения, самобичевания... А сегодня большая ошибка, совершенная когда-то там. Меня можно обвинять, бить, вытирать об меня ноги прямо сейчас. Но как... ты! Смеешь такое говорить, Иеремия?

- Ты это заслужила, - зло ответила я и с силой убрала это непотребство с моего плеча. - Даже если меня избивали, даже если трахнули меня семеро, ты не имеешь никакого права и близко приближаться ко мне со своими дрянными указаниями!

Во мне вскипела... смелость. Я со всей своей твердостью развернулась и гордо направилась в комнату, что бы та не сказала. Если до этого ее слова жгли меня раскаленной докрасна совестью, то сейчас я была готова пойти на самый отчаянный в мире прыжок, с которого раздавила бы всех, кто хоть как-то помешал бы мне, даже если бы это означало и мою смерть.

- Лилит, подожди. Мы...

Не в силах я была больше выносить ее прикосновения. Все, что угодно, только не они. Я перехватила ее руку и сжала со всей ненавистью к ней, что у меня была, - ее шею. Она ощущалась такой отвратительной на ощупь, что Иеремия мне казалась жёлтым мерзкий тараканом, которому только одна судьба. Сестра, не выдержав моей давки и вскрикнув, упала наземь вместе со мной, но моя рука, пальцы на ней, все сухожилия прилагали такие усилия, что невозможно было без клещей выбраться ее шее из цепкой ловушки. Таково желание, такова месть.

- Я тебя ненавижу, Иеремия! Всю свою жизнь я мучалась из-за твоего существования, но тебе хватает наглости появляться у меня на глазах и лезть ко мне со своим проклятым уставом! Да кто ты такая? Посмотри в кого я превратилась из-за тебя! Что ты натворила со мной? Что ты натворила со мной?! - выкрикнула я что есть мочи. - Лучшее, что ты можешь сделать, так это оставить меня в покое и не прикасаться ко мне своими грязными руками, потому что я за себя не ручаюсь! Ты поняла меня?!

С каждым оглушающим словом я сдавливала ее все сильнее. Мне думалось, что вот ещё чуть, и наступит тот самый блаженный момент, когда полегчает, станет лучше. Когда у меня перед глазами перестанут пролетать те ужасные кошмары, которые я хотела бы забыть навсегда. Но этому не суждено было сбыться. Вместе с приближающейся эйфорией я почувствовала ее руку на своем лице. Не бьющую, не унижающую, но ласкающую?..

Я вздрогнула, затаила дыхание, развеяв очей ярости видение. Теперь я видела только то выражении Иеремии, сверкающее на свету самым стойким на свете взглядом, и ее протянутая кисть, дарующая какую-то нечеловеческую ласку... Она вдруг раскрасила ту черную картинку, рябившую у меня перед носом. Комната вокруг обрела цвета и засияла. С каждым ударом моего сердца я слабела, давала все больше возможности ей жить.

- Что со мной не так, сестра? - простонала я сломавшимся голосом.

И вот уже через пару мгновений ничего не разглядеть из-за подступивших к глазам слез. Поэтому я закрыла их и стиснула как можно сильнее.

- Я же отвратительна! Монстр, недостойный человеческого отношения! - всхлипами кричала я. - Так почему, Иеремия... почему ты, даже умирая... почему ты продолжаешь? Не того я заслужила!

Ответа как назло я не услышала. Она только продолжила удерживать меня, поглядывать томительно и гладить меня по щеке утешительно. Ее рука была неприятной и вместе с тем такой прекрасной... Прекраснее всех тех многих ласковых и нежных прикосновений тысяч других людей... Я не могу ее отвергнуть сейчас. И не хочу, ни в коем случае.

- Ты мне нужна, Иеремия... - тихо шептала я с ненавистью к себе.

Как жалко, как лицемерно. Но я и правда нуждалась в ней. В той, кто, оказывается, принимает меня до последнего. И никакой желчью прошлого не удавалось подавить это влечение к тебе прямо сейчас. Я буду осторожно скользить по твоей шее к лицу, бережно сжимать его в желании попросить твоего прощения за свое отвратительно поведение...

Как прекрасный цветок в лесном озере скрипкой распустилась красивая эльфийская песнь под лунным дождем. Иеремия расцвела и запела так трогательно, что каждый мускул трепетал в чувственном волнении. Она купалась в сверкающей синеве и казалась мне тем сокровищем, что будет видна только незрячему. Но этот свет показался мне тьмой, увидев я волшебное сияние, явившее внутри бутона жемчужину, так вдруг оно явилось передо мной согревающим блеском, что готово было обжечь мои руки. Но я не отпрянула, а ещё сильнее сжала то драгоценное, милое и несчастное, открывшееся мне среди тысяч лиловых лепестков.

- Я продолжаю только потому, что люблю тебя, - сказала Иеремия.

Это именно та жгучая милость, которой ты меня захотела наказать? Чтож, я принимаю последствия.

- Ещё раз. Скажи ещё раз, - умоляла я её тихо и бережно.

Наблюдая за ее лёгкой, доброй улыбкой, за мерцающим от чего-то хорошего и чем-то скромным взглядом, я надеялась до последнего, что она жестоко и справедливо шутила надо мной. Я уже была готова была признать, что все эти тысячи игл вот-вот вонзятся в меня, напоят смертельной отравой. Ловушка опытного, настоящего охотника.

- Я могу повторять сколько угодно раз, - сказала она уверенно, и я нисколько готова не двигаться до тех пор, пока те самые слова не сорвутся снова с ее губ. - Я люблю тебя, моя милая сестра.

Как седьмое чудо она пульсировала, отбивала по ступенькам, как капельками, свою жалостливую до меня и в то же время невероятную для себя музыку. Впервые за мучительно долгое время я услышала свое долгожданное, недостойное меня... и такое желанное. Мне хотелось переживать это тысячу раз, пока не задохнусь от переизбытка чувств, и бесконечно плакать.

- И опять ты льёшь слёзки, Лилит. Я сказала что-то не то? - говорила Иеремия, аккуратно утирая пальцами что-то мокрое под глазами.

- Нет, ты всё так сказала. Я просто...

Эмоции нагло перебивали. Я готова поклясться, что сам ангел хотел утешить меня своей протяжной струной падающего как на сцене света. И это мы есть главные актрисы своих истинных чувств? По крайней мере, я играла по-настоящему, не скрывая ни грамма того, что так долго томилось у меня внутри. Склоняясь над нежным цветком, я лила крокодильи слезы, обжигая тебя своей жестокостью.

- ... не понимаю, чем заслужила такое отношение.

Какова причина любви к такой, как я?

- Потому что ты единственная, кто у меня остался, - ответила она. - Я не хочу терять и тебя, Лилит. Как я и говорила, ничего не пожалею для твоего счастья. Даже своей жизни. Что бы ты не делала, я буду на твоей стороне. Буду рядом.

Но никто не аплодировал. Никто не встретил авациями эту печально известную пьесу. Разве кто-то понимал? Кто-то вообще испытывал хоть каплю сострадания заслуженным мученикам? Только я ликовала. Только я, кажется... была счастлива. Даже за кулисами мне ничего не оставалось, как беспомощно смотреть на тебя, сохраняя в своих лапах последние частички света закрывшегося бутона.

Эта закончившаяся игра, эти высохшие на щеках слезы и беспокойное дыхание со временем успокаивали меня. Остались только две сестры, повалившиеся на пол, крики пьяниц на улице и лёгкий тусклый свет, подглядывающий за всей этой... нелепостью.

- Лилит, ты... не хочешь встать? А то ты сидишь на мне, и у меня ноги уже затекли.... - сказала Иеремия осторожно. - Да и сидеть на холодном полу не сказать, что приятно...

- Ох... - спохватилась я и вскочила на ноги. - Да, конечно. Ты можешь подняться.

Я помогла ей встать на ноги и, держа ее за руку, покосилась осторожно. И... что дальше? Что мне теперь делать? После всего, что произошло... На мое спасение, Иеремия предложила мне сначала переодеться, а потом вымыться.

- Да, не помешало бы, - ответила я, сжимая беспокойно брови двумя пальцами.

- Я тогда пойду и наберу тебе ванную. Ты выглядишь усталой.

- Хорошо... - не в силах даже спорить согласилась я.

Потом я искала чистые полотенца, некоторую одежду, стояла у двери и пыталась рассмотреть увиденные сестрой следы, только всё оказалось напрасным. Я была выжата сегодняшним днем, как лимон. С наслаждением я погрузилась в горячую ванну, с трудом сняв с себя всю одежду. Вода обволакивала мое тело, а тепло бережно укладывало спать. Нельзя было засыпать здесь. Так и захлебнуться можно.

Несмотря на свою усталость, я вспоминала Иеремию и старалась не слишком сильно улыбаться. Она сказала, что любит. Что не бросит. Будет держать до последнего... Только самые глупые люди пойдут на такое. И самые сильные тоже. Но рядом с ней я чувствовала себя намного лучше. Впервые за столь долгое время. Ее любовь вдруг помогла мне или... сделала слепой. Если бы я только могла дать что-то взамен... Или хотя бы не причинять ей боль. Мне срочно надо к ней.

Я выбралась из ванны, вытерлась, покрылась новой мягкой одежкой, вышла наружу, потрясываясь от холода и покрываясь мурашками. Я нашла ее на кухне, лежащую на столе вниз головой, похоже, спящую. Мне захотелось подойти к ней и посмотреть на свою измученную рабыню. Может... дотронуться до нее? Умильнуться с ее усердного и упорного старания для какой-то там меня... Но я резко дернулась, когда Иеремия вдруг подняла голову, и растерянно оглянулась.

- Ты уже... вымылась? - пролепетала ее взъерошенная голова. - Быстро ты...

- Я могу делать это медленнее.

- Нет-нет, я тебе не запрещаю, - выпрямилась она и провела себе ладошкой по лицу, пытаясь согнать сон. - Я вот тебе кое-что приготовила. Выпей.

Иеремия указала на кружку у края стола с какой-то жидкостью зеленоговатого цвета. Похоже на цветочный чай.

- Это отвар. Он поможет тебе... привести голову в порядок.

Я села на стул, придвинула к себе напиток и, понюхав его, скривилась.

- Ну вообще-то мне уже и без этого неплохо, - помотала я головой. - И совсем необязательно было меня ждать. Могла бы лечь спать, я бы тебя не разбудила.

- Лилит, - произнесла сестра, положив свою ладонь рядом с моей, взглянула пристально и решительно. - Я должна убедиться, что с тобой все в порядке. Не выпьешь - не пойду спать.

Я нежданно для себя улыбнулась. Мне стало забавно не только с того, что она ставит мне такие ультиматумы, шантажируя саму себя, но с ее ставящего меня в неловкое положение милосердия. Когда я, зажмурившись, выпила отвар и отвращением охнула, то сестра приятно постарела морщинами.

- И не противно тебе ухаживать за мной? - спросила я.

- Нет, а почему должно?

- Ну я ведь тебя... хотела придушить. Тебе это наверняка неприятно.

Она с усталым видом покосилась на меня.

- Так прямолинейно... Ты права, мне это неприятно. Все эти оскорбления, унижения действительно ранят меня. Но иного выхода нет. Я уже давно продала свою душу тебе. Можешь разбить ее хоть сейчас.

Я замерла, пребывая в некотором шоке от ее ответа. Это прозвучало так... ненормально, что мне стало не по себе. Я глядела на это уставшее тело, ее травмы, болезненную кожу, серьезный в своей решимости лоб - чуть нахмуренный, ничуть не дрогнувший - и понимала, наконец, насколько жизнь сестры зависит от моих прихотей. И я единственная, кто может повлиять на ее судьбу сейчас. Негаданно на меня свалилась такая ответственность...

- Лилит, пойдем спать? - сладко протянула она, распластавшись по столу, как по мягкой кровати. - Хочу спать...

Как ни в чем не бывало. Не противясь судьбе.

- Ну пошли, - согласилась я и встала из-за стола.

Но подойдя к двери, я заметила, что она не идёт к своему дивану. Тогда мне пришлось подойти к ней снова и прошептать:

- Эй, ты идёшь? - потрясла я ее. - Сама же позвала, сама же развалилась. Ну же, пошли!

Но только блаженный и сексуальный стон первого сна ответил мне. Я осторожно засмеялась и вздохнула. Она поразила меня своей несерьезностью. И ведь даже спокойной ночи мне не пожелала! Безобразие...

- Спокойной ночи, Иеремия, - произнесла я, немного постояв, да так и оставила ее.

По какой-то причине мне показалось, что она услышала эти слова, и от этого я стыдливо краснела, в сотый раз вспоминая у себя под одеялом эту сцену. Даже тот чай теперь не мог помочь мне совладать с этим беспокойным ощущением того, что наши отношения с сестрой стали иными. И назад дороги нет.