Мой организм хотел это. Сам заставил меня открыть глаза, сам принудил почесать нос, из-за чего я случайно кого-то задела и в ту же секунду замерла, пригляделась, зажмурившись на мгновение. Рядом со мной, на боку, с наслаждением глотая воздух, лежала Йери, моя дорогая старшая сестра, глубоко дышала большой грудью, что все ее тело вздымалось вверх, а тонкая кофточка давно задралась ото сна, и было видно ее испещренный кораллами живот. Ко лбу прилип толстый локон, а глаза… ее глаза казались настоящими, когда она спала, ведь ничто не выдавало «особенности». Да и сама сестра… Мне захотелось придвинуться к ней и посмотреть на весь ее нелепый и одновременно прекрасный образ поближе. Лучи так обильно игрались на ее коже и глазницах, что не заглянуть на это маленькое и скромное представление я просто не могла.

— Пахнет как цветок… — прошептала я, вдохнув запах, который она истончала. — Это все от твоих волос. Твоих темных, опасных волос…

Я могла наслаждаться ею всегда. От любви, от красоты, но лишь бы от нее. Забирая со стола свежайшего зефира, раскусывая его, наслаждаясь тем, как фруктовое пюре тает на кончике языка, взрывается воздушным облачком во рту и заполняет тебя изнутри неистовым восторгом.

Наконец сестра встрепенулась, затерла себе лицо и растерянно застонала то ли от головной боли, то ли от яркого света. Наблюдать за тем, как она просыпается, оказывается, очень интересно. А я-то думала, что она как герцогиня спит, а тут сплошная неуклюжесть!

— Доброго утра, — поприветствовала я её улыбкой и, не дожидаясь ее ответа, спросила. — Что за сны тебе такие снятся?

— В каком смысле? — не поняла сестра, по-тихоньку вставая с кровати, держась за голову как после похмелья.

— Время уже к обеду, а ты всё спишь.

— Сколько я спала? — с ужасом помотала головой она, будто случилась катастрофа. — Ох, Господи, подвели меня мои биологические часы. Прости, я сейчас встану и...

Милая Йери уже хотела убежать от меня, а я-то быстро среагировала — схватилась за ее плечи и повалила бедняжку обратно на мягкую кровать.

— Никуда ты не пойдёшь, — пропела я, повиснув над ней верх тормашками и улыбаясь.

— Что ты делаешь? — смутилась она, повернув голову ко мне, и нахмурилась.

— Держу тебя. В курсе?

— Ты держишь меня, а у нас завтрака нет. Дай-ка мне уже... — хотела закончить она и попыталась рывком встать.

Нет уж. Появился у меня один план, в который точно не входила работа сестры. Так что мне придется остановить злодея.

— Ну отпусти, — просила она. — Ты что, не хочешь есть?

— Неа.

— Зато я хочу, — выдавила она, попытавшись в третий раз, и упала. Ничего не выйдет. У меня слишком много сил сегодня.

— Да в бездну завтрак, — фыркнула я, не отрывая глаз от нее. — Закажем что-нибудь, пускай возней на кухне занимается кто-то другой.

Йери расслабилась и вздохнула. Приняла свою участь, так сказать. Сдалась.

— Всё равно, не могу я так — ничего не делать. Да и встала я слишком поздно, — беспокойно глядела в стороны и говорила она.

— А я вот всегда так встаю, — гордо заявила я и положила руку на сердце. — И правильно делаю. Ты тоже бери пример.

— От тебя наберешься всякого, — усмехнулась она и повернулась к окну. — Так кто же едой займётся, всё-таки?

Я, немного подумав, решила вот что — дотянуться до телефона, лежащего на тумбочке, включить его (а то мало ли!) и, зайдя в приложение с животрепещущим названием "Вкуснятина", показать экранчик сестре.

— Что это? — спросила она, судорожно улыбнувшись.

— Решение нашей проблемы, — ответила я, подперев бока руками. — Это поможет нам утолить твой голод.

— Ты же знаешь, что телефоны несъедобны.

Ну дает! Я в отместку сжала сестру посильнее, чтобы её довольная мордочка чуть-чуть скривилась. Опасный она человек, в хорошем смысле этого слова. Даже пройдя через столько всего в своей жизни, у нее находится место и для чего-то такого глупого, забавного. С меня берет пример!

— Выбирай давай, — выдохнула я немного смеха изо рта и сунула ей в руку телефон. — Пока я не разозлилась.

Йери послушно начала листать каталог — выбора у неё не было, и мне это нравилось. Не власть над ней, нет, это бы точно ранило её. Я могла сломить эту упрямость, чтобы заставить сестру прикоснуться к новому, неизведанному ей, подарить исключительные для нее эмоции. Наверняка эта хозяюшка даже и не думала заказывать еды, всё сама, да сама. Этот уникальный опыт придется тебе по душе.

— Ну давай вот это, — ответила она спустя, может, десять секунд и показала мне картинку с яркими кнопочками.

— Так быстро? Мы же это будем есть. Следует осознанно подходить к выбору.

Я взглянула на то что она там выбрала и ужаснулась. Дешёвые порции пориджа с ягодами были у нее в корзине! Я против каши ничего не имею, но это явно не то, что следовало бы заказывать в такой особенный день! Эх ты, зумерок сосисочный!

— Ты должна выбрать что-то необычное, — начала объяснять я. — Разве ты не можешь приготовить это сама? Зачем есть то, что и так можно сделать?

Сестра вздохнула со скучающим видом и зевнула, а потом как сверкнёт мне в лицо взором, острее самого дорогого в мире ножа, и задумается.

— Ну а что я не могу сделать? — заинтригованно спросила она потом и довольно самоуверенно уставилась, поджав губу и расслабленно потянувшись.

— Йери, я понимаю, что ты супер-повар, но всё же не настолько, чтобы броские заявления делать.

— Ты так и не ответила на вопрос. Что я не могу сделать? Скажи, и если угадаешь, то мы это закажем.

Она явно игралась со мной, в качестве мести, скорее всего. Ну ничего, ничего. Довольное личико скоро сотрется, когда ты узнаешь сокрушительный ответ.

— Я слышала, что можно запечь курицу, обмазав перед этим под кожей лимоном. При этом надо случайно не порвать её.

— Запросто, — махнула рукой Иеремия.

— А затомить, например, кролика, скажем, под вином? — тут же напала я.

— Долго, но возможно. По крайней мере, для меня.

Я прямо-таки вошла в азарт и напряглась сильнее, заходила по комнате как детектив.

— И это ты умеешь готовить? — прищурилась я недоверчиво. — Так почему не готовила?

— А ты не говорила. Да и зачем, это томительно сложно. Мы бы с голоду умерли, пока ждали.

— Ладно, хорошо, — согласилась я с её аргументами неохотно.

Что может быть сложнее этого? Даже звучит уже как-то замудрено. Томиться — я даже и не представляла, как это делается. Можно было сказать ей последний вариант — что нибудь из традиционной кухни или даже народной. По типу топтания винограда ногами или чего-то подобного.

— Фаршировать верблюда сможешь?

Она так и рассмеялась звонко, что меня это оглушило.

— Нет, конечно, а это тебя расстраивает? А ещё я не могу кита приготовить...

— Так, — остановила я ее жестом и глянула на нее победно. — То есть ты признаешь свое поражение?

— Ну да. Я вообще предпочитаю верблюдов в качестве ездовых, а не съедобных животных.

Да уж! Кто бы мог подумать, что наша Йери не умеет фаршировать какого-то там верблюда! Пф!

— Ты победила, Лилит, но верблюда тут не готовят, как погляжу. Тогда логично будет, что я выберу нечто похожее по «изысканности». Хм, может, человечина? — зловеще произнесла она и поигралась пальчиками как щупальцами. — А если серьезно, то посинтхан, думаю, вполне сойдёт.

— Погоди, а из чего он? — с опаской спросила я.

Сестра встала, подошла ко мне и со всем равнодушием, что есть только у человечества, произнесла:

— Из собак.

Да чёрта с два я буду есть собачек! Что за варварство вообще?!

— Фу, — скривилась я от… от отвращения, чего же ещё! — Да ни в жизнь!

Это тупик. Если и заказывать то, что не умеет готовить Йери, так это что-то отвратительное и малосьедобное. Я впервые жалела о том, что она умела знала только хорошие рецепты.

— Я поняла тебя. Больше не буду с тобой спорить. Заказывай свою кашу, валяй, — махнула я рукой и плюхнулась назад, на кровать, не обращая внимания на ее победу, так и сверкающую на милой улыбке.

— Я рада, что мы с тобой понимаем друг друга, Лилит.

Она что-то потыкала в моем телефоне, положила его рядом со мной и заявила:

— Пойду умоюсь тогда хотя бы…

Хотя бы. Будто я запрещала ей и это делать!

Я по привычке залезла в Интернет, лениво листая последние новости и комментарии. Ничего интересного, как всегда, ничего выдающегося. Очередной певец канул в небытие — большая трагедия для музыкального мира! И плевать, что виноват не организм человека, не случай и не явление, а его распутная и безответственная жизнь. Это забавно, будто эти люди и не знали слова такого никогда: справедливость. Если бы я была фанаткой себя, то уж точно не жалела бы ту неуклюжую и глупую Лилит, узнай я ее историю. Но жизнь дала ей второй или третий, четвертый, вероятно, шанс. Знает ли она вообще об этом?

А сестра уже вернулась и присела на край, пришла с расчёской и начала приводить в порядок свои густые волосы.

— Слушай, у тебя ведь никого нет? — спросила я, отвернувшись от экрана. — В любовном плане.

— Да, никого. А ты намекаешь мне, что в моем возрасте уже пора? — спросила она с натянутой ухмылкой.

— Нет, нет! — тревожно замотала головой я и от волнения присела. — У нас вообще сейчас с этим все хорошо, знаешь. Хочешь — карьера или путешествия, а хочешь — семью заводи. Я буду уважать любой твой выбор!

Йери посмотрела на свою расчёску и собрала все выдранные волосы, что на ней были.

— Я... — сказала она и крепко подумала над своим ответом. — Я не желаю отношений. Мне просто не хочется… трудностей, понимаешь?

Понимала. Как же я ее понимала… Вероятно, что люди, которым она доверяла, предали ее. А доверие это такая вещь, которую легко потерять. К этой же касте относится уважение, репутация. Вещи, которые не купишь ни за какие деньги. Но я-то, я ведь не такая! Я не они!

— Да и кому я понравлюсь внешне хотя бы? В школе говорили про меня — уродина, страхолюдина, немощная, терминатор с сиськами. Я пугала, вызывала отвращение у людей. Но мне и спорить-то с ними незачем было, на правду не обижаются. Людям сложно воспринять человека, настолько отличного от стандартов.

Я видела, как ей было неприятно говорить об этом — какое-то сжавшееся, жалкое положение приняло ее тело: комочком. Да и у меня на душе заскребло. Я захотела подсесть к ней поближе, положить руку на плечо, как бы приобняв, встретить ее обеспокоенный взгляд, понимающе улыбнуться.

— В тебе не внешность главное.

— Ну спасибо, — устало улыбнулась она. — Умеешь же ты девушкам комплименты делать...

— Нет, я не это имела ввиду! — опешила я и потрясла ее руку слегка, чтобы приободрить. — Да и вообще, плевать на них всех, что они там думают, говорят! Для меня лично сейчас ты хороший человек. Ты моя настоящая сестра, Йери, единственная и неповторимая. Вот видишь? Внутри ты просто неотразима.

Она слегка смутилась от её слов.

— Либо ты сумашедшая, либо я ничего не понимаю в красоте! — закрылась рукой она и едва заметно показала маленькую искорку в глазах — большое счастье. — А ведь когда-то ты говорила, что главное сиськи.

— И ты это восприняла всерьез? — посмотрела я искоса на ее грудь. — Они, конечно, играют немаловажную роль…

— И все же завидно, да? — прикусила она губу, скромно прикрываясь рукой. — Не переживай, я с ними намучалась больше, чем ты с комплексами. Видела бы ты рентген моего позвоночника…

— Ну это же очевидно, — пожала я плечами. — Красота требует жертв!

Несмотря на то, что я не ощущала рядом с ней чувства собственного достоинства, достоинства ее, моей сестры, не видела ни одной веской причины позволять себе разговаривать или как-то прикасаться к ней, мне все равно хотелось разрушить то язвительное желание внутри себя, попытаться преподнести что-то более прекрасное, чем просто красивые слова . А то она ведь обидится, непременно обидится, чертовка, поэтому и выбора у меня тут нет. Только стараться, только терпеть, и, возможно, все будет когда-нибудь хорошо. Я не хочу быть обвешанной пустым ярлыком «сестра». Йери наверняка тоже не хочет. Мы ведь семья.

И вот где-то между писклявым скрипом моей тяжёлой кровати, выдохом моего застывшего рта в форме полумесяца появилась "ля", а после где-то на выходе щёлкнула инооктавная "соль". Вдалеке, перед темными шторами, у окна сидела Йери и кружилась танцем пальчиками своей руки вокруг всех неторопливых нот, издаваемых клавишами моего новенького фортепиано — такого блестящего, белого, гордого, и только чёрные плитки диез и бемоль порочили это небывалое целомудренное сияние. Но сама сестра не была лишней или злой, а только украшала своим скромным присутствием молочную маленькую банкетку и занятый тетрадью высокий, грациозный пюпитр.

Я узнала эти аккорды песни. Сестра часто напевала ее себе под нос — такую нежную, печальную теперь, какую не исправишь никаким заносчивым гением.

— Что это за музыка? — волнующе спросила я, оказавшись у нее за спиной, но все ещё вслушиваясь, закинув глаза, в ноты. — Ты так часто пела ее.

— Нравится? — обрадовалась польщенная моим вниманием сестра.

— Очень. Я и не знала, что ты умеешь играть на фортепиано.

Йери пересчитала всю актаву пальцами всех пяти пальцев и сказала:

— Я ходила в музыкальную школу. Туда меня записала мама. Я не говорила ей, что мне совсем не хотелось заниматься музыкой, но ради нее готова была потерпеть. Мне даже начинало потом все это нравиться, но после… Ты знаешь, что произошло, — помрачнела она, и мне стало не по себе от ее томительного молчания, вдумчивого полуоткрытого рта. — Я успела написать для матери свое произведение, которому она оказалась так рада, ты не представляешь… Я как будто выполнила свое предназначение в этой жизни.

— Значит, что эта песенка… — догадалась я и, подойдя к плиткам, поставила пальцы на них три нотки-сестры "дореми". — А ты можешь сыграть ее для меня?

— Боюсь, что это невозможно, — быстро проговорила сестра. — Руки у меня одной нет, так что…

— Начинай, пожалуйста, —  настойчиво попросила я и повернулась к ней. — Одной рукой. Как умеешь.

Она, видно, стала изумлена таким предложением. Ее зрачок беспокойно задергался, пытаясь найти выход из порочного темного полукруга, но, в конце концов, сдался, принял мой вызов, цепляясь только за меня, как бы спрашивая исподтишка: "А что ты тут вообще забыла? В моей душе?".

— Я давно не играла как-то…

— Ничего, — подхватила ее я сзади. — Я покажу. Расслабь плечи, руки, представь, что в кисти держишь яйцо, — показывала я паучка с пятью лапками, бегающего по нотам пиано. Она послушно повторяла, будто не знала зачем, механически как-то. — Вот так. Хорошо…

— Стало… легче, — с трудом согласилась она. — Спасибо. Мне и правда легче.

Лёгкими пируэтами своих гибких фаланг она принялась играть свою потерянную сегидилью. И так плавно, что один звук всегда лился продолжением второго как бесконечно текущая река. Но тут и правда чего-то не хватало. Может, моря?

Я подошла сбоку к ней и, вслушиваясь в такт, ловко нашла свое "до", что звенящий вой пронзил сестру до дрожи — сама игра ее стала неуверенной, нерасторопной. Но я продолжила не издеваться, но удивлять. Нота за нотой, начали сливаться с друг другом и самым необычным способом стали доносить до нас наши же чувства. Они перемешались — то, что хотела отдать сестра, то, что хотела подарить я. Головокружительный взмах рукой, и мы завершили, но начали снова. И с каждым разом получалось все лучше, а лицо сестры кривилось все больше.

— Нам не нужно слышать твою музыки, Йери. Эгоистично будет с моей стороны забирать у тебя такие теплые воспоминания о матери. Я хочу создать наши, о нас, — говорила я, вклиниваясь в каждый лад, в каждый изощрённый пируэт. — Тебе нравится?

Ну конечно ей нравилось. Как она глядела, как она вздыхала, как была напряжена… Влюблена словно, бесповоротно и нагло.

— Очень. Не могу соврать.

— Тебе и не нужно, — ответила я, второй рукой коснувшись ее протеза. На меня покосились. — Все в порядке?

— Да. Ничего страшного, что ты так держишь.

А как же ещё чувствовать такие моменты, если не вместе? Как не разделять их с близким тебе человеком, если он рядом? Совсем уже с ума сошли…

— Это была… самая странная игра в моей жизни, — немедля заключила она, только нажав как на последнюю в этот момент бемоль. Как трагично-то закончила… — Но и самая невероятная.

Стать частью кого-то и принять инородное — и правда волшебно. Когда синергируешь, когда чувствуешь «своего» человека и отдаешь свои эмоции ему на покровительство. Доверяешь ему. Я уж точно доверяла.

— Ну и славно, — вскочила я и прошлась пальцем по крышке своего дорогого инструмента. Кажется, я немного оставила грязный след… — Как-нибудь повторим?

— О, нет-нет-нет, — замотала головой она и отодвинулась. — Я всё-таки по музыке не так фанатею, как это делаешь ты.

Я разбежалась и всем своим телом-самолетиком, расправив руки, прыгнула лицом на мягкую кровать. Так приятно на ней теперь лежать. А я ведь давно продавила матрас. Почему же так хорошо?

— А по чему ты фанатеешь, Йери? Ты же вроде театральный окончила?

— Да, ты права, — задумалась она серьезно и от этого даже как-то трагично. Ее одинокий вид у светящегося слепящего окна ещё сильнее будоражил, — однако с такой внешностью, как говорили, только в пираты на детские праздники. На грим не нужно тратить деньги...

— И из-за этого ты не пошла дальше?

— Да.

— Нашла кого слушать.

Я быстро прикинула в уме, сложила два плюс два и спросила очевидный для меня вопрос:

— А ты не думала пойти в актёры озвучки?

— Вот ещё! — фыркнула она, как сплюнула, и быстро подошла ко мне уже совсем несерьёзной походкой.

— А что такого? Мультфильмы озвучивать, анимации, видеоигры, просто заниматься озвучкой... видео? — продолжала я давить своей логикой.

— Ерунда это всё.

— Ты подумай! — настойчиво, навязчиво и, наверное, назойливо воскликнула я и тыкнула в нее пальцем. — Ты хоть знаешь, какими данными обладаешь? Да с таким голосом тебя на роль феечки возьмут на раз два. Тебе только нужно немного потренироваться, узнать теорию, вспомнить уроки, ты понимаешь меня, да?

— Нет.

— Ну ты и вредина… — раздосадованная я упала на подушку, закрылась одеялом. Передо мной Йери появилась резво и любопытно заглянула в мой белый домик.

— Не вредина. Просто ты ничего путного не предлагаешь.

— Ну как это не предлагаю? Как не предлагаю-то?

Но вдруг наш спор прервал оглушительно-раздражающее дребезжание звонка. Это же приехала наша еда! Ну тут я вскочила, чуть не вылетев из своих же собачек-тапок и ринулась с кошельком в прихожую. Доставщик на меня так странно посмотрел, а потом заставил оставить автограф на бумажке. Не такая уж и большая плата за два «вкусненьких» пакетика. Так, что там у нас в чеке?

— Что это? Клёцки? — нахмурилась я и уже предвкушала наш "реально вкусненький" завтрак, когда со скоростью света распаковывала свою порцию, завернутую в разноцветную коробочку.

— Не совсем. Их называют ньокки, — исправила меня сестра, подойдя ко мне с важным видом.

— А разница какая?

Я с опаской посмотрела на овальные поджаристые кусочки на дне пакета, лежавшие в фольге, а потом зыркнула на сестру с обидой и надутостью.

— Я знаю, что ты не любишь клёцки, но как раз эти тебе понравятся. Тут немного другой вариант этого блюда. Давай же, попробуй.

Она воткнула вилку в один из комочков и протянула ее к моим губам, так и желая засунуть мне в пасть этот кусок кулинарии. Я осторожно осмотрела его — выглядит не очень аппетитно, напоминает жеванную жвачку, да и на вкус совсем не сладкая. Вареное тесто — худший рецепт в мире!

Но раз сестра выбирала, то тогда отнекиваться уже поздно. В конце концов, не хочу расстраивать ее своим поведением, она этого точно не заслужила. Если будет невкусно, то просто съем все за один присест как горькое лекарство, задержав дыхание. Не только же пировать вкуснятиной? "Вкуснятиной"! Может, запрещать ей готовить не самая лучшая идея была, а?

— Ну же, открывай рот, — потребовала сестра, и я тут же неохотно сделала это.

— У-ум, — и штуковина у меня на языке. Раскусила, распробовала, прожевала — проглотила! А после и обнаружила для себя: неплохо, очень даже неплохо!

— Понравилось? — с надеждой придвинулась ко мне Йери.

— Да, на удивление, — призналась я.

— Замечательно, — хлопнула в ладоши она и принялась расставлять тарелки. — Тогда сейчас мы разделим твою нелюбимую «жвачку».

Она помнила это название? Очень странно с ее стороны держать в голове такие нелепые моменты. И очень приятно для меня.

Мы помыли руки, лица, да и прочее сделали, прежде чем сесть за стол. Я выбрала место рядом с сестрой, а вовсе не напротив. Не знаю почему, но хочется наблюдать за ее молитвой и глубокими словами... Хочется спросить у нее.

— А в чем смысл твоего чтения?

— А? — открыла глаз она, но не раскрыла свои ладони. — Зачем тебе знать?

— Интересно.

— Понять смысл молитвы можно только тогда, когда испробуешь это сама. Я не могу объяснить тебе словами.

— Тогда, возможно, мне стоит…  испробовать?

Сестра прищурилась подозрительно, но не со злобой, а так, играючи, но потом резко схватила меня за руку, что я аж вздрогнула.

— Чего ты добиваешься, безбожница? Хочешь ко мне подлизаться? — ехидно промычала она, словно возбуждённая монашка.

— Н-нет, с чего ты взяла, — отстранилась я, споткнувшись на слове, даже споткнувшись глазами на облепленном всякими рекламными магнитиками от доставщиков еды холодильнике. — Ну… может быть ты немного права. Да и в любом случае, это ведь поможет мне?

— Лилит, — протянула сестра по-доброму и сморщила лоб, подняв свои тонкие брови, — это не поможет тебе никогда, если ты идешь не сама, а по чьей-то воле.

— И всё же, я настаиваю...

Делать нечего, она подозвала меня к себе поближе резвым жестом и приказала внимательно слушать, да повторять. Мы сложили вместе пальцы и принялись читать заученный сестрой текст. Я повторяла эти странные слова, пыталась сосредоточиться, но с каждой нелепой фразой мои губы, как две дольки апельсина, становились сырыми, мягкими от облизываний, расплывались в сомнительной улыбке. Все, о чем я могла думать сейчас — еда. Что-нибудь сладкое... К моему счастью молитва быстро закончилась. Ух, ну наконец-то я могу, имею возможность вкусить!

— Приятного аппетита.

Да уж, ну и тупость. Не нужны мне эти молитвы. Я и без них могу себе в рот положить еду! Что и сделаю.

— И тебе, Лилит..

Пока мы принимали пищу, я то и дело поглядывала на нее, а она присматривалась куда-то и моргала часто. А когда наши взгляды — бабах, и как самолёты в небе сталкивались, то я отворачивалась от нее быстро, взирая на светлую погодку за граненым стеклом стакана воды у окна. Рано или поздно, а эта идиллия должна завершиться, и по ее окончанию я, потянувшись от сытного завтрака, встала.

— Куда это ты? А после еды не хочешь помолиться? Мы ещё не закончили!

Я нехотя промычала что-то непонятное для самой себя и принялась ждать мою ну уж очень неторопливую в еде сестру, именно в этом блюде. А когда свершилось мною желанное, когда слова вновь стали прочитаны, тогда я и усмехнулась. Вот уж ввязалась-то…

— Ну что, — сестра незатейливо потянулась и принялась смотреть на меня как прислуга, ожидающая приказа, — чем займёмся сегодня?

— Вот именно, что ничем, — пригрозила пальцем я. — Валяться дома хочу, на улицу нет желания выходить. Кстати, завтрак был и правда хороший, спасибо.

— Я знала, что тебе понравится, — сказала радостно она и отправилась в ванную, напоследок добавив. — Я пока… поделаю кое-какими личные дела, а ты реши, чем мы займёмся.

Вот уж задача, так задача оказалась! Головушка-то все ещё напрочь забита мыслями, размышлениями о тех не очень приятных событиях в моей жизни, да и живот зудел, меньше от мази той, но все равно оставлял неприятное и долгое ощущение острого перца во рту. Только не совсем в том перце, о котором принято думать.

Но вообще появилась неплохая идея совместить приятное с полезным. Я же так и не закончила с ней спор по поводу актеров, а значит, что пора бы ей показать, насколько это, на самом деле, сложная и важная профессия в искусстве. Вдохнуть жизнь в статичные цветные картинки, кадрами сменяющие друг друга — вещь не такая простая, как кажется! Пускай посмотрит парочку таких, убедится.

Так и решила. Сразу предложила Йери посмотреть какие-нибудь анимационные шедевры — и в объемной графике, и в плоской, и в аниме стилистике, и в западно-сказочной (про принцесс, я имею ввиду).

— Я с удовольствием посмотрю мультфильмы со своей младшенькой, — улыбалась она.

— После того, как покормила меня с вилочки, да? Смейся, сколько влезет, — пригрозила я своим детским кулачком. Да что ты будешь делать, а?

И впервые в своей жизни я уселась на свой как новенький диван к человеку, а не пустому месту. Плевать на кино, плевать на шутки, просто давай насладимся этим вместе! Пересмотрим все фильмы, сериалы низкосортные, комедии тупые… Ведь это так классно, так круто, оказывается — вместе. И нам даже слов не нужно, чтобы я начала дорожить этими моментами и откладывать их у себя в памяти. Достаточно и твоего заинтересованного лица, умного, вдумчивого, одноглазого, способного увидеть многое, рассказать о важном. Достаточно лечь рядом, на плечо твое положив свою голову. Это же, вроде как, тоже показатель близости? Я видела, как люди, небезразличные друг другу, делают такое в кино. Любить тоже надо уметь, оказывается.

— Не может быть, Дэвид, убийца это дворецкий! — закричали с экрана.

— Эти сюжеты словно один человек писал. Новая болезнь всех художников и композиторов, — угрюмо ворчала сестра, а потом, почувствовав мою тяжёлую голову, повернулась и спросила ласково. — Устала уже, да?

— Угу, — промычала я. — Уже два часа смотрим, хочется прилечь.

— Ну раз так, то можешь положить свою голову мне на ноги.

— А ты разрешаешь?

— Конечно, — кивнула сестра, а потом обеспокоенно покосилась. — Только твоя одежда... вернее, её отсутствие. У тебя уже грудь из под майки вываливается, а шорты невероятно короткие. И не стыдно тебе так ходить при мне?

— Ну извини, что я смущаю тебя…

— Смущаешь? Брось, — усмехнулась она и вдруг оттянула мою майку своим пальцем, заглянув под нее. — Было бы чем смущаться.

Я, взвизгнув, отдернулась от нее и, покраснев, закрылась руками.

— Чего я там не видела, — продолжала она, посмеиваясь.

— Да ты...— пискнула я, ещё больше краснея. — Да мне вообще плевать на тебя! Делай, что хочешь, глазом не моргну.

— Тогда ты будешь непротив, если я зайду в твою историю браузера?

Сестра дотянулась до моего смартфона и уже собиралась ткнуть в экран, как я вскочила совсем ненормально для себя. Но не могла же я снова наехать на нее? Не могла же? Снова причинить ей боль… Я обещала самой себе, что научусь контролировать свои эмоции, давала клятву. И вся уверенность у меня куда-то испарилась, палящий мою кожу стыд отдавал взамен холодным потом по всему телу. Я судорожно наблюдала, как она ищет иконку браузера, тыкает на нее своим длинным витиеватым пальцем. Вкладки открываются, но ее интересуют только три точки, а потом вкладка "история". Я зажмурилась и закрыла лицо руками. Мне так хотелось выхватить телефон, убежать куда подальше отсюда и пообещать себе никогда — никогда в своей жизни не забывать чистить историю хотя бы раз в неделю! Она ведь узнает, все узнает про меня? Это ведь, можно сказать, акт доверия между нами? Никаких тайн… Но почему тогда мне настолько некомфортно, что хочется надавать себе оплеух? Разве делиться своим внутренним это не есть что-то приятное?

Йери тут же появилась передо мной, заняв все поле зрения, аккуратно положила телефон в мою руку, а потом держала за плечи, не переставая хлопать ресницами передо мной — то пряча, то раскрывая чистоту своей темноты.

— Лилит, — говорила она. — Ты не должна давать смотреть мне то, чего тебе не хочется давать. Это нормально. У меня тоже есть личное, тайны всякие, которые я, вероятнее всего, заберу с собой в могилу. Тебе не стоит так сильно пытаться показать мне себя всю. Ты должна уважать себя. Ценить. Люди могут воспользоваться твоей открытостью, как это сделала сейчас я. Но они не станут останавливаться.

Она так неловко поглаживала меня за плечо и всматривались в детали моего лица, что я и не выдержала, отвернулась в сторону. Я почувствовала такое облегчение, что бессилие, принуждающее пасть ниц, схватило меня за печёнки. Хорошо, что рядом оказалась диван.

— Я… постараюсь.

— Вот и хорошо, — обрадовалась она и небрежно села рядом, придвинувшись. — Кстати, извини, что из-за одежды на тебя наехала. Просто… никак не могла подвести тебя к моему небольшому подарку.

— Подарку? — заинтересовалась я. — А можно глянуть?

— Спрашиваешь ещё...

Сестра подмигнула и через пару минут появилась передо мной с висящим на руке балахоном или чем-то таким — не разглядеть особо в сложенном варианте.

— Что это?

— Сарафан, — торжественно произнесла сестра и развернула передо мной его, а потом стояла в стороне, когда я напяливала на себя этот чудесный костюмчик для настоящей женщины. Он оказался не таким уж и скромным, как предполагала я — полуоткрытые плечи и декольте, раскрывающее натянутую кожей ключицу; позволяющий смотреть на мои колени подол и милый бант сзади — все это было цвета клетчатого олова, но несмотря на темноту, казалось мне ярким, на самом деле. Удивительная магия.

— Ну как тебе? — любопытно глянула Йери, подойдя ко мне, но не настолько, чтобы показаться в зеркале.

— Это... неплохо, — признала я тихо. — Правда, цвет я бы все же немного другой взяла...

— Я рада, что тебе понравилось. Мне немного сложновато выбирать такие подарки. Но тебе ведь нравится шопинг, так что пришлось постараться.

— А я-то видела, как ты его берешь, но не думала, что для меня, — вспоминала я, прищурившись на нее.

— Такие пропорции не по мне.

И правда. Хотя если и напялить на нее такое, то можно смело падать в обморок от горячих, выпирающих, рвущих ткань форм. Хоть в секс-шоп не ходи.

— Спасибо, — поблагодарила я, покрутившись ещё немного перед отражением, а потом подошла к Йери и обняла ее. — Это… отличный подарок, на самом деле. В таком мне не стыдно даже ходить на людях.

— Это определенно льстит моему чувству стиля, Лилит.

Мы вернулись к просмотру, но лично я не для того, чтобы досмотреть, а чтобы поскорее лечь к Йери на колени, позволять ей глядить меня по голове, чувствовать каждый ее палец под моими ломкими волосами. Какой приятный массаж… Бесплатный…

— Как тебе?

— Приятно, — нежно промурчала я. — Очень приятно. Продолжай.

— Я имела ввиду фильм.

— А, фильм? — открыла глаза я и быстро проморгала, разгоняя сон. — Ну да, неплохой. А тебе как?

— Тут главный злодей притворяется другом для главного героя, частый прием сценаристов и писателей. Люди, к сожалению, тоже так делают и далеко не на бумаге, — напряглась сестра своими пальцами у моей шеи, а после успокоения добавила, надменно поведя своими выпуклыми бровями. — А фильм полная лажа. Неинтересно.

Окей, но если не первый, так второй. Нет? Ну третий. Как там говорилось-то? Что? И троицу тоже не любит? Да сколько можно-то! Я последний досматривать даже не буду! Все, чего я хотела — показать ей выразительные голоса актеров, но она на них и внимания не обратила! Вот же критик надутый!

— Тебе не угодишь, Йери! Ты прямо как в доме престарелых — всё ворчишь и ворчишь, — возмутилась я, выключая очередной, по словам Йери, «ширпотреб». — Тебе надо проветриться. Пойдем-ка, — и шепотом добавила. — Мне бы тоже не помешало…

Несмотря на играющее в чистом небе солнце, сестра заставила меня завернуться в шарф. Носом я воротила долго, но сдалась после ее непреклонного ни перед кем упрямства. Невозможно воевать с этой твердолобой!

— Да мы ненадолго же!

— Не спорь. Я для твоего же блага делаю.

Мы вышли и сели у крыльца, прямо у небольшого заборчика с видом на высоченные здания и вкропленые в них же магазинчики с тусклыми на свету вывесками. Опираясь на перила, я достала пачку и втянула своей едкий дым. Все как обычно. Йери же, в отличие от меня, пристально наблюдала за ходящими внизу человечками и парой одиноких собак, которые у нас не редкость почему-то. И смотрела она не сказать, что прям весело. Уныло, скучающе или просто не туда? Не на город вовсе. Как она любит.

— На, затянись-ка, — выдохнув, я протянула оставшуюся половинку сигареты сестре. — А то ты вся напряжённая какая-то. Расслабься немного.

— Приучаешь мне свои плохие привычки, значит... — вздохнула она.

— Ничего я не приучаю! Мне только надо, чтобы ты один разочек затянулась.

— Этого не будет.

— Не будь занудой, сестрица... — я состряпала как можно более невинное, но, скорее, грустное выражение лица и умоляюще смотрела.

— Нет.

— Йери, ну одну... За сестру свою. Я же много не прошу…

Она посмотрела на меня напряженно и вздохнула. Все-таки ты не такая уж и непобедимая.

— Только одну и всё, — согласилась она, вся нахмуренная, и вырвала у меня из рук дымящийся окурок.

Я ждала разного. Типичную реакцию, сопровождаемую кашлем, или хотя бы сдавленным голоском зазнавшейся принцессы, взрощенной на одних только сладостях. Одним глазком гляну, а вторую уже не дам! Я ведь не хочу навредить ей.

— Как ты куришь этот шлак? — скривилась Йери, но не от непривычки, а, скорее, вкуса, как будто ей вместо домашней еды подсунули хрючево из дешёвой забегаловки.

— Да не шлак это, вы чё, сговорились?! — сгустила брови я и обиженно покосилась. — И вообще, где твой кашель? Что-то ты непохожа на некуряющую девочку.

— То есть ты хотела увидеть как я давлюсь твоими дрянными сигаретами, негодница? — прищурилась она и тыкнула меня вбок.

— Нет, конечно, — выдавила я и отошла на шаг от нее, продолжая оправдываться. — Просто... даю тебе вспомнить, каково это было, в первый раз.

— Хоть у меня и один глаз, но я вижу твою ложь прекрасно.

— А я вижу, что ты та ещё куряга! Я всё-ё-ё знаю, — ехидно протянула я, почуяв ее неловкую улыбку.

Сестра посмотрела на меня нехотя и нагло потушила сигарету о железную перегородку, отдав её потом мне, этот смятый полуокурок!

— Эй, погоди! — догнала я её. — Кто так делает то?

— Тебе жалко какое-то дрянное курево? Если хочешь, я могу заплатить, — сказала она и протянула руку. — Или могу купить тебе кое-что более стоящее, чем это.

Я прямо воодушевилась от её ответа, завелась как пропеллер. Сигареты, которые любила сестра! Мне хотелось поскорее узнать какие они, чтобы потом, если что, в отместку покритиковать их, хе!

— По рукам, — довольная ответила я и пожала ее лапку.

Йери не соврала — через минут двадцать вернулась с пачкой, совершенно новой для меня. Я никогда таких не видела. Красивая такая, без всяких там предупреждений, страшных картинок рака, чистый, аккуратный дизайн... Я с любопытством разглядывала упаковку, медленно открывала, шурша пленкой, вдыхала её томный запах табака и картона.

— Спасибо. Вообще я думала, что ты будешь вопить о вреде курения.

— Нет. Я могу тебе ничего не навязывать, а просто сказать, что покупать смерть за деньги — величайшая человеческая глупость.

Это она меня сейчас дурой назвала?

— С одной стороны это смерть, и ты права, а с другой свобода. Человек захотел, человек закурил. Это ведь классно, — сказала я.

— Свобода? — громко усмехнулась сестра и презренно рассмеялась. — Она заключается в том, что ты можешь пресечь свои жалкие хотелки, а не возводить себе кумира из вредных привычек.

Я стояла позади неё и молчала. Она в этот момент выглядела немного зловеще и пугающе.

— Может, ты и права, — сказала я тихо.

— Лилит, давай не будем разводить пустые споры, которые ни к чему не приведут, — вздохнула она и плюхнулась устало на диван.

Я уселась рядом с ней и прижалась к ее телу. От таких разговоров мне и правда холодно и одиноко. Эти споры внутри семьи — самое отравляющее и гадкое вещество на свете. Мировоззрение, религия, политика, любая другая причина. Мы ссоримся из-за своих убеждений даже со своими близкими, но никто не задумывается о смысле. Этим всем ряженным клоунам в костюмах, халатах и майках с мускулами плевать на нас, что мы отстаиваем какую-то там никому ненужную правду ради ссор, обид, разладов в отношениях. Да кто они вообще такие, чтобы ради них мы начали кричать на друг друга?

— Прости, я немного погорячилась, — виновато произнесла Йери. — Меня это и правда взбесило.

Я чувствовала её руку у себя на волосах. Она игралась с ними, закручивала, гладила. Ей, видимо, это очень нравилось. Может, стоит предложить сестре записаться на курсы массажа? Ладно, это уж полный бред…

— А помнишь эти слова мамы: "И стало вам ссориться и спорить. Вы же сестры...

— …одного дома птенцы, одной крови люди"? — продолжила я ее слова, и мы удивленно переглянулись.

— Ты помнишь? — обрадовала Йери.

— Да, отчётливо. Столько раз она нам это говорила... Я только сейчас поняла, насколько это прекрасные слова.

— Не могу с тобо не согласиться, милая.

Странно, что я это помнила… Мама, на самом деле, мудрая женщина и любящая своих детей. Как жаль, что я это, кажется, начала понимать только сейчас. Я думала, что она мне враг — особенный. И точно также, как и сестра, она улыбалась в ответ на мое несносное и даже неуважительное поведение. Удивительно вообще, что…

— Ты очень похожа на маму, Лилит, — пригляделась сестра, рассматривая мое лицо и без всякой совести трогая его.

— Не смеши, — смутилась я, отбиваясь от ее рук. — И ничего не похожа!

— Внешне очень даже, если убрать краску с волос. Когда мы встретились, то я сначала не поверила, что это ты. В тебе так играли её черты, что я и подумала: "Это же она, такая же красивенькая, миниатюрная".

— Правда? — не поверила я.

— Клянусь, — серьезность появилась в ее бровях на мгновение. — Но внутренне ты всё та же Лилит, маленькая девочка со скверным характером! — признала потом она, трогательно вздохнув.

— Эй...

— Ну хорошо, уже средняя. До взрослой тебе нужно хотя бы начать стирать свои носки.

— Лучше тогда останусь маленькой, — буркнула я и перекрестила руки. — Ты меня будешь заменять во взрослых вещах.

— Ну уж нет. Пусть это делает твой муж, которому так повезёт с такой лентяйкой, как ты.

— Зачем муж, когда есть сестра? Ты стираешь, готовишь, заботишься. Большего мне и не надо.

Йери прямо-таки не сдержалась и умильнулась:

— Ты забыла про секс.

— Ну помимо уборки можешь ещё и ублажать меня тогда.

— Да ну тебя, развратница, — отдернулась сестра от меня, и я, не сопротивляясь, упала головой на подушки дивана, а потом сразу затащила свои ноги на нее в отместку. Она хоть и посмотрела недовольно, однако прикасаться не стала. Проглотила гордость свою. А может эта зверюга просто предполагает, что получит с пятки как следует, если хоть один ее ноготочек щекотнет меня?

А ведь так приятно с ней. Я и не заметила, как день в её компании пролетел, да и вечер уже подходил к концу. День, очаровательный от начала и до конца, практически каждую секунду. Я думала, что это назойливое чувство симпатии к ней всего-то дурман, что и не может быть между нами никаких хороших отношений после всего, что случилось тогда. Но после того, что случилось сейчас? Нет, не полюбить такую невозможно. Это пламя невидимое вокруг нее, такое волшебное, волнительное, завораживающее, лучше всякого пледа в самые холодные зимние вечера.

С каждым моментом здесь огонь во мне разгорался сильнее, а вместе с тем и боль, пока ещё не ушедшая, давила на грудь настойчивее. Что бы случилось со мной, не прими Йери мои чувства? Возненавидев меня вдруг? То же самое, что было бы с Мэлори. Ах, Мэлори… Я обязательно разберусь и с тобой. Столько во мне всего накопилось, ты не представляешь. Страшно будет, но все же лучше, чем стоять потом у твоей одинокой могилы и говорить непонятно с кем…

— О чем задумалась? — спросили меня вдруг.

Я чуть дёрнулась и, кажется, что-то обронила…

— Боже ты мой, — изумленно ахнула сестра и печально поглядела на пятнышко в ковре, оставленное впавшим из руки кусочком пиццы. — Ещё бы чуть-чуть, и твой костюм пришлось бы отстирывать.

Она заботливо вытрала мне, изумлённой дурынде, лицо салфеткой и подобрала лежащий на полу треугольный кусок теста.

— Извини, я такая растяпа, — виновато проговорила я и сжала руки.

— Не переживай ты так, — заботливо погладила меня она и подарила мне пару мгновений ее улыбки — лучшего успокоительного на свете. — Это же твой ковер. Вот за свой бы убила…

— Йери…

— Что? Нельзя и погрешить словами немного?

Тебе-то можно, а вот мне уже нет. Пока она смотрела на то, как я свирепо отбираю у нее тряпку и тру круглешок ржавчины с пола, мне захотелось спросить ее за делом:

— Так ты надумала насчёт актерства?

— Я же тебе говорила насчёт этого, — вздохнула она и хлопнула дверцей под раковиной. — Но я и правда могу похвалить твою настойчивость. Ты включала мне мультфильмы, показывала мне всякие разные ролики про крутых актеров популярных персонажей, и я это с небольшим интересом смотрела. Думаю, что ты заслужила шанс. При одном условии.

— Что ты имеешь ввиду? — приободрась я, подняв голову, и начала интенсивнее оттирать пятно.

— Ну, например... желание? — выдала она, и я сразу почуяла неладное. — Я пытаюсь стать актрисой, а ты выполняешь одну мою просьбу.

— Квакать под столом я не буду.

— Да я не об этом. Ты бы могла поделать мне стать актрисой озвучки, а я... скажем, пожелаю тебе стать певицей на сцене.

Я недоверчиво сгустила брови, выпытывая у нее ответ на очевидный вопрос:

— Зачем тебе помогать мне в том, что тебе не нравится?

— Потому что я знаю, что ты от меня не отстанешь, — пожала плечами сестра и села обратно на диван. — И что мне с тобой делать тогда? Вот я и хочу пойти с тобой на сделку.

— Профессия на профессию? — усмехнулась я. — Звучит справедливо, Йери. По рукам?

В её глазу появился блеск — Йери сразу же одобрительно кивнула и огромным энтузиазмом ответила:

— По рукам! — и добавила. — А будешь ты не певицей, а замечательной актрисой.

Хоть в ее выражении, как в огромном булыжнике золото, сверкала искренность, я совсем не ожидала такой подставы для себя.

— Актрисой? Тоже?

— Да. Но тебе придется стать ей ненадолго, в отличие от меня. Я даю тебе фору в этом. Сыграй для меня сценку.

О, я уже предчувствовала ее великие замыслы, коварные планы… К решениям этой хитрюги всегда стоит относиться скептически, потому что и не заметишь, как следы от острых ядовитых бешенством зубов появятся у тебя на бедре. А все уже! Надо было думать раньше!

— Если из меня, по твоему мнению, выходит актриса, то из тебя не входит критика, — съязвила я, разведя руками.

Сестра сначала уселась на пол, а затем легла, подложив под голову подушку. Её датчик в глазу изучал меня, ждал шедевра мирового масштаба на каком-то механическом уровне! И снова так неловко себя чувствую, когда не вижу живости в тебе... Немедленно очнись!

— Не надо так смотреть, — не вытерпела я. — Мне... неловко.

— Я знаю. В этом и есть весь интерес. Все мы когда-то стеснялись.

И все же не в этом дело. Хотя и, признаюсь, волнение перед своим первым и единственным зрителем я испытывала.

— Хорошо… А что мне играть-то?

— Ты будешь изображать кое-что интересное… Пьеса, написанная одним очень несносным учеником… — расстроенно говорила она, и в то же время гордо. — Все просто, правда. Тебе нужно показать свои эмоции. Ты должна представить, что я — твоя мать. Мертвая мать.

— Серьезно? — напряглась я по всему телу парализующими мурашками и как застывшими в ушах ее словами. — Такое играть?

— Играть, вот именно, помни об этом. Грустный финал, не правда ли?

— Да уж, ученик ваш точно не в себе был…

Похоже, что всё действительно серьезно. Мать… Что бы я делала, увидев перед собой неподвижно лежачую маму? Не знаю, по правде говоря. И мне стыдно перед сестрой за такое малодушие. Страшно за Йери, уподобившуюся мертвецу.

— Мне не нравится эта затея. Давай что-нибудь другое, а? — попросила я жалобно стиснув губы.

— Не нравится? Мы можем все отменить. И тогда мне не придется выполнять твое поручение, — развела руками сестра и тут же снова положила их себе на живот. Беспристрастно, жестоко... Она знала! По ее довольной морде, скрытой за маской наигранного равнодушия вижу! И как вообще моя сообразительность позволила мне увидеть такое!

— А может...

— Либо да, либо нет. Это мое последнее слово.

Сестра тут же притворилась мертвой. Не пошевелится даже — настоящая актриса. У меня вот так никогда не получалось. Даже мертвецов симулировать, и то уметь надо.

— Эм… мама? — позвала я своего нового члена семьи. Было жутко нелепо. — Ты чего тут лежишь?

Нет ответа от ее неподвижного тела.

— И… почему у тебя такой вид? Мам? — продолжала я, продолжала краснеть. Из груди как-будто что-то рвалось наружу, стучало по костяным прутьям-ребрам. — Ответь же мне…

Я слегка коснулась ее протеза. Холодный. Мертвецки холодный.

— Только не говори… Погоди! Ты же не умерла, нет? О, нет! — воскликнула я. — Только не это! Я… да что случилось вообще?! Как такое могло произойти?! Как ты могла так уйти внезапно?! Даже не попрощавшись… Что за жестокая судьба, мама?

Я трясла ее. Трясла за теплое плечо. Просто безумие какое-то! Я не могу воспринимать все это всерьез. Я думала, что это будет страшно, но тут дела гораздо более… несуразные.

"— Эм, а тут психиатрическая палата номер шесть?" — постучались бы я с низким таким тембром, и слегка скрипнули бы койки зазевавшихся пациентов. Вот уж потеха была б! Черт возьми, я реально занимаюсь какой-то ерундой с тобой, Йери! Прости, но скоро я начну неумолимо, неостановимо, незахлопнутьпастижимо хохотать!

— Мама… — тихо произнесла я, подобравшись поближе к телу, а потом, найдя на нем чистый белый кусочек кожи, как сдавлю два пальца, как ущипну ее!

— Проклятие! Что случилось?! — прошипела она и сразу открыла свой глаз, разъяренный искоркой, горящий яростью глаз...

— Мама? Так так жива? — со всей своей старательностью сыграла удивление я, стараясь сиять от счастья и, на самом деле, была действительно счастлива. Ведь как не радоваться живой Йери? — Жива, жива!

Я, вся вне себе от радости, схватила ее за голову так желанно и эгоистично, а потом прижала крепко к себе, к маленькой груди, продолжая кричать:

— Ты жива! Я так рада! Я настолько рада этому! Жива, жива! Ты жива…

— Лилит…

— Говорит! Ну точно жива! Точно жива, милая! Здоровая, невредимая…

Сестра моя умолкла также скоро, как и начала кривиться злобно на меня. Истошно выдохнула только и охватила мою спину, даже не пытаясь воткнуть сзади лезвие своих колких фраз.

— Ты такая дурында, Лилит…

— Приму это за комплимент.

Ты тоже хороша! Угораздило же тебя придумать такое! И все ради того, чтобы отвязаться от меня? Как бы не так! Мы сестры, и даже непонятная ко мне вражда вновь обернулась крепкой дружбой. Мы просто созданы друг для друга.

— Приятно вот так тебя держать порой, — сказала я тихо, произнеся мысли вслух, негромко, но достаточно, чтобы Йери услышала и как скульптор выбила на своем лице улыбку, казавшуюся мне шедевром.

— Взаимно, — ответила сестра и предстала смягчившимся в тонких лекалах выражением передо мной. — Хорошая игра, кстати. Ты бы могла стать хорошей актрисой на большой сцене.

— Ну спасибо… — бормотала я в ответ.

— Это правда. Я ведь уже говорила, что талантливый человек талантлив во всем. Ты талантлива. Ты повод для гордости, радости у меня.

— Даже и не знаю, что ответить на твою такую милую лесть!

Такое ощущение лёгкости у меня было, сравнимое с тем, когда выбьешь все перья из подушки, выплачешься, успокоишься. Мы как облачка, лёгкие такие, ласковые, нежные, белоснежные пушинки.

— Будем считать, что ты справилась, Лилит. Но давай теперь поговорим о более приземлённых делах, — она отпустила меня полностью, встала, потянувшись во весь рост и произнесла незатейливло. — Есть хочу. Только хозяйка запрещает мне сегодня работать, а от заказной еды у меня уже живот бурчит...

— Да, меня тоже подташнивает от этого, — согласилась я с ней вяло, а после тоже встала и приняла важную позу, оттянув большой палец на себя. — Поэтому сегодня готовка на мне.

— Ой, это так любезно с твоей стороны, Лилит. А ты можешь учесть мои пожелания?

— Да ну, — я взялась за плечи и приняла невинное выражение, — загадаешь что-то тяжёлое, знаю я тебя, по лицу уже вижу. Давай это будет небольшой сюрприз лично от меня.

— Сюрприз? Я люблю сюрпризы, — произнесла загадочно она, но с такой шутливой ухмылочкой, — только не подгоревшие.

— После этого ужина у тебя будет другое мнение о моих кулинарных навыках, — грозно заявила я со всей серьёзностью, указав пальцем на неё, как бы принимая вызов, очередной вызов. Мне нравится с ней соревноваться все больше и больше, если в конце мы всегда приходим к счастливому финалу.

Я взялась за дело серьезно и ответственно. Для реализации моей идеи необходимо было сделать мое нелюбимое — почистить картошки. Ох, сколько же я мучалась, пока не купила для этого специальный нож!

— Йери! Ты что тут делаешь?

Сестра сидела на диване и держала аккуратно небольшую книжечку, с яркой обложкой, на которой были напечатаны какие-то глупые слова: "Февральский ветер утихнет". Она обратила на меня внимание, но не переставала внимательно водить глазом по тексту, читая строчку за строчкой, и так быстро, что я так и своими двумя не сумела бы.

— Что ты такое читаешь? — с заинтригованным выражением наклонила голову набок я и осторожно подошла, все яснее распознавая буковки.

— То, что ты мне подарила, — ответила она, застыв на месте.

Вспомнила. А ведь и впрямь глупо я тогда поступила, эгоистично! Теперь сестра сидит и страдает…

— И о чем оно? Нравится?

— Если честно, то какая-то наивная чушь… — призналась она, не вытерпев своего сурового вида. — Забавно, как две заблудшие души пытаются найти любовь, а находят зло, и наоборот — злясь, начинают любить.

— Книги скукотища… — устало сомкнула я глаза и тут же приободрилась. — Значит, что тебе не нравится?

— Эта литература из того разряда, где девяносто  всего искусства, будь то кино или музыка — откровенная дрянь. Вряд-ли бы я потратила на это время, будь у меня пара моих любимых, поистине гениальных томиков… Но на любой продукт найдется спрос. Любого уровня талант кому-то нужен. Некоторые максималисты этого не понимают и хотят больше, чем они достойны на самом деле.

— Фу, — скривилась я. — Я вообще считаю, что книги это что-то уже прошлое.

— Ну… ты будешь права, — улыбнулась сестра и прошелестела страницей. — Но прошлое, которое мне нравится.

— Так, — я скрестила свои руки и появилась перед ней уже хозяюшкой в фартуке, с грязными руками и строгими морщинами, — я ничего против твоего чтения не имею, но пойди-ка ты в другое место читай.

— Ну Лилит…

— Давай-давай, поживее. У меня тут полно работы, а ты наверняка отвлекать будешь, да ещё и подсматривать наверняка. Дуй.

Её, угрюмую любительницу "откровенной дряни", я оставила в своей комнате, по крайней мере, на час. Пускай посидит, а я на кухне буду кашеварить, правда, никакой каши и не будет, а жульен очень даже. Но более простой рецепт, нежели классический, и это вынужденная мера. Кокотницы нет (посеяла, оказывается, но это не остановило меня!), а сковорода отличная замена, как я вспомнила. Готовила я что-то подобное, когда еще экспериментировала со своими кулинарными способностями, когда во мне горел кулинарный энтузиазм... Но делать нечего — это самое необычное блюдо из моего ассортимента возможностей.

Помимо чистки картошки я сразу поставила курицу, приготовила банку грибочков — с этим проблем у меня не возникло. Правда, после всех этих ритуалов над едой я превратила свою уютную, убранную сестрой кухню в суровую и общажную, только таракашек, ползающих по столу, не хватало. Ну а чего тут удивляться — то на пол с доски упадет кусочек, то со сковороды при помешивании, то руки окажутся крюками. В раковине валялась всякого рода посуда, приборы, грязные шкурки от кожуры, пару кусочков от шампиньонов. Радовало одно — сковорода с вроде ничего таким содержимым. Пока что. Поэтому максимум концентрации, Лилит, я тебя знаю, как ты можешь испортить все в последний момент!

— А пахнет неплохо, — услышала я вдруг сзади и вскочила. Я настолько увлеклась, что и забыла обо всем на свете! Ох уж эта самодовольная морда сестры, вытянутая рядом за мной!

— Ты чего это вышла? Ещё не готово вообще-то! — испуганно вздохнула я.

— Ни воплей, ни запаха странного нет, вот я и забеспокоилась, — пожала плечами она и, взяв ложку, попробовала немного. — У тебя уже готово.

— А точно? Мне кажется, что не настолько уж и мягко.

— Хочешь, чтобы всё превратилось в кашу? Не стоит долго держать на таком большом огне.

Она рукой чуть повернула круглый гладкий замызганный указатель на ручке плиты, приблизив его почти к нулю.

— Спасибо, но ты не должна мне помогать и вообще работать, — возмутилась я.

— Тс-с, — её рука оказалась близ моего лица и сделала какой-то предостерегающий знак, — ты же не хочешь, чтобы мы измучались потом с желудками? Я просто немного контролирую процесс, так-то ты все делаешь сама. И неплохо делаешь, признаю.

— Ух, не оправдывайся, — намеренно насупилась я от ее похвалы. Никогда не думала, что она когда-либо вообще похвалит меня за готовку!

Она что-то взяла с полки, какой-то маленький пакетик, а потом посыпала мое блюдо какой-то зелёной крошкой.

— Ты приправить отравой решила?

— Это базилик, — не обратила внимания на мои язвительные высказывания она. — Отлично подойдёт твоей пицце. Подержи ещё пару минут и выключай, а я пока приборы и тарелки достану, но сначала руки помою. Вернее, руку, — сказала она, подмигнув, и поспешила удалиться.

— Я не пиццу готовлю! — выпалила я, но, кажется, назойливая Йери была к этому равнодушна и уже далека. Черт бы тебя побрал...

Большая стрелка на часах указывала практически полностью на запад — слишком долго я возилась с готовкой как-то. Простой рецепт вроде, а забирает много времени даже у таких чайников, как я. И всё же, это того стоило — смотреть, как моя дорогая и ужасная одновременно сестра жуёт мой ужин без отвращения на лице. Прямо глаз не нарадуется.

— Ты всё смотришь на меня, да сама не ешь особо, — снова нарушила молчание она, положив свою вилку с дребезжанием на тарелку.

— Просто не ожидала, что так приятно, когда ты мою стряпню ешь, и радость у тебя, а не разочарование. Я смотрю, как ты с удовольствием уплетаешь мою, кхм, «не пиццу», большего мне и не надо. Это прекрасное чувство, прямо танцевать хочется, — воодушевленно, сжав пальцы в замочек,  говорила я и, поглядев на свою порцию, мигом запихнула в себя остатки.

А что, неплохая идея. После ужина я подошла к сестре и, выждав пару секунд ее томительного ожидания, подала ей свою руку.

— Не желаете ли пройти со мной, чтобы немного потанцевать? — грациозно размахивая руками спросила я. — Моя очередь вести.

Йери так и застыла.

— Хм, посмотрим, чему ты научилась, — ответила взаимностью она и, схватив меня крепко, встала рядом.

Мы кружились медленно и думали о своём, но мне казалось, что в то же время и об одном. Музыка уже не играла, как в тот раз, и от такой небывалой тишины можно было услышать её сердцебиение. Оно такое спокойное, умиротворенное, живое! Может поэтому мне так нравилась эта атмосфера уединения? Только мы и ещё раз мы, никаких навязчивых официантов или глупых ухажёров. Только наше молчание и короткие шажки в треть метра. Я так сильно думала об этом, так жила этим моментом, что не заметила, как наступила сестре на ногу...

— Ауч! — вскрикнула она, казалось, что от боли, но её голос, острая улыбка оказались таким милым, спасительным приемом, что я замерла от такого великолепия контрастов. Прямо как звёзды надежд сияют во тьме... — Аккуратнее, Лилит. Вообще-то сегодня вы кавалер, — подмигнула она мне.

— Да, простите, мадам... — тихо ответила я и приняла серьезный вид, серьезное положение.

— Ничего страшного. Вы и так были слишком любезны, угостив меня таким замечательным ужином.

Йери не была зла на меня. Как может злиться это хитрющее лицо, приправленное толикой нежности и доброты, непринужденной и мягкой? И неожиданно такой истошной, сдержанной.

— Ты что-то мне хочешь сказать? — прозвучало у моего уха.

— Нет, — ответила я, сжавшись от тепла. — А что, должна?

— Конечно нет. Я это так, из интереса... — пробормотала она и перестала танцевать, взглянув на весь беспорядок, что мы натворили. Я уже поняла, о чем подумала сестра и опередила ее, подбежав к горе посуды. Она, вздохнув, позволила мне заняться делом и уселась за стол, принялась хлебать остывший чай из своей кружки.

— Спасибо за ужин, Лилит. Получилось действительно вкусно. Как бы меня скоро не перегнала в моих делах. Хотя в мытье посуды уж точно...

— Не переживай, у меня нет энтузиазма готовить каждый день, — усмехнулась я и положила тарелку на полку, встряхнув капли в раковину. — Просто сегодня особый день.

— Особый, значит... В некотором роде да.

И ведь не поспоришь. За эти семь дней случилось что-то приятное, хорошее. Я совершенно случайно решила познакомиться с сестрой, и это оказалось не такой уж и скверной затеей! Наверное, даже интригующей. Я не жалею. Это отлично. Я счастлива. Это великолепно. Йери, ты даже не представляешь, что сделала для меня. О таком я могла только мечтать... О таком счастье. Ты единственная, кто пожалел такой мусор, как я.

Вскоре я начала закрывать глаза. Моя любимая кошка Йери спала рядом — снова я её попросила об этом нелепом деле. Почувствовала пару пальцев у своей ладони, которые слегка касались меня, а дальше был только следущий день. Что же он нам принесет?