О том, что в стране то там, то здесь начали вспыхивать очаги восстания, я узнала совершенно случайно от старшеклассников, заскочивших ко мне за новыми тетрадями. Говорили об этом тихо, почти шёпотом, округляя в предвкушении блестящие глаза. Программу восстановили, вот только часть информации утеряна, что-то повреждено, и некоторые социальные вопросы, такие, как пенсия, служение в армии, списки в детские сады и школы, налоговые выплаты — всё приостановлено. В народе поползли противоречивые слухи, и повисло замершее напряжение.
— Постарайся никуда лишний раз не выходить, — предупредила миссис Чо.
— Почему?
Пожилая женщина явно что-то знала, но говорить не хотела.
— Для твоей же безопасности. Будь дома, вовремя закрывай магазин, не задерживайся, и не приходи к нам, я сама буду заглядывать.
И после этих слов мне стало действительно страшно. И хотя на улице было по-прежнему тихо, и никто не стрелял, машины жандармов всё чаще мелькали за окном, а на третий день после взлома Программы мы узнали, что улицы патрулируются в усиленном режиме.   

***

А потом пришли за мной.
— Ли Соя, четыре дня назад вы были на Программе брака. Пройдёмте в Департамент для уточнения кое-каких данных, — сказал мне один из трёх жандармов, возникших рано утром на моём пороге.
— Каких данных? — мой голос практически не дрогнул.
— Собирайтесь, у вас пять минут, — не вдаваясь в подробности, ответили мне.
— Мне надо предупредить соседку, что я уехала.
— Никого не надо предупреждать, — и мурашки побежали по рукам.
— За магазином присмотреть и...
— Закрывайте магазин.
Значило ли это, что сегодня я могу и не вернуться домой?
Мне повезло, что в тот момент, когда я садилась в машину, на улицу вышла миссис Чо.
— Соя! — старушка бросилась ко мне через дорогу.
— В сторону! — между нами тут же выросли жандармы.
— Это моя соседка! — выскочила я из автомобиля. — Я скажу ей, что всё в порядке, чтобы она не волновалась. Пожалуйста!
— У нас приказ — доставить вас...
— Я только попрощаюсь! — и что-то мелькнуло в их глазах. Мне нерешительно кивнули, и я кинулась к старушке.
— Не волнуйтесь, — зашептала, уткнувшись в пахнущую выпечкой морщинистую шею.
— Куда, Соя, зачем? — всхлипнула миссис Чо.
— Я не знаю, но... — и в голову пришла совершенно неожиданная мысль. — Минсок оставил вам номер своего телефона?
— Да.
— Позвоните ему, скажите, что меня забрали и... Произнесите ему «Бездна».
— Соя! — старушка отшатнулась, и столько испуга было в её глазах, что я подумала, а не знает ли она что-то о повстанцах.
— Ли Соя! — окликнул меня жандарм. — Пора ехать.
Я бросила взгляд (хотелось надеяться, что не последний) на добрую соседку и свой магазин, и села в машину. Со звучным щелчком меня тут же обвили за талию и грудь крест-накрест ремни.
— Подождите! — рванулась, но ремни держали крепко и больно. — Я думала, мы едем уточнить утерянные данные.
— Вы подозреваетесь в подрыве системы, измене, участии в революционном бунте, — каждое слово гулким камнем подало в сознание. — До выяснения обстоятельств вы взяты под стражу.
Всё внутри испуганно сжалось, и тело словно одеревенело, отчего даже шея не поворачивалась, и онемели руки и ноги. Всё. Конец. Именно так сказали моему отцу перед тем, как навсегда забрать его из дома.

За дорогу до департамента я успела вспомнить всю свою жизнь, которая оказалась так бедна событиями. Вот детский сад и няня-робот, первый класс и первая кровь, которую пустили мне девочки из класса А, когда я случайно перепутала туалет. Вот мама плачет, а папа пьёт. Вот книжки, что стали для меня воздухом, убежищем, так ненадёжно скрывающим меня от жестокой реальности. Вот тот самый вечер, когда я вижу маниакально блестящие глаза отца в последний раз... Юность связана с учёбой и осторожность. Я даже во сне чётко видела, в какие двери входить можно, а за какими ждёт унижение.

Внезапно автомобиль резко затормозил, отчего ремни больно впились в живот. Улицу перегородила огромная махина, которую редко встретишь в городе, потому что на таких перевозили добытую в окрестностях руду и прочие каменные «полезности». Из кабины вылез парень в рабочем комбинезоне и, матерясь, стал прохаживаться туда—сюда, изредка пиная колёса.
— Что случилось? — высунувшись из автомобиля, закричал жандарм-водитель.
— Да заглохла, зараза! — всплеснул руками горе-шофёр, и мне показалось, что я его где-то видела. — Я ж и заправил, и масло, и прочие примочки, — разорялся он, ероша отросшие белые волосы. — А она, мать её налево, встала посреди улицы!
Огромная фура так громко тарахтела, что им было почти не слышно друг друга.
— Вызови аварийку, — посоветовал второй жандарм, вылезая из машины.
— Вызвал, да мне бы её отогнать хоть чуть-чуть, чтобы дорогу освободить.
— Может в зажигании чего? — и третий жандарм, который сидел возле меня, тоже вышел помочь по-мужски.
Я осталась в машине одна.
И тут что-то ударило в стекло сбоку. Я обернулась и увидела в подворотне машущего мне Минсока. Он показывал какие-то знаки, всё махал сверху вниз руками и двигал губами, но я ничего не понимала.
Неожиданно распахнулась дверь со стороны водителя, и кто-то в капюшоне плюхнулся на сидение.
— Он показывает, чтобы ты сваливала под шумок, дубина, — проворчал новый водитель, молниеносно чиркая чипом по панели и заводя автомобиль. Из-за грохота той огромной махины жандармы не сразу услышали, как взвизгнули шины, и, крутанув вокруг своей оси, их собственная машина «сделала ноги». Я успела увидеть ошарашенные лица прежде, чем они остались далеко позади.
Вырулив на параллельную улицу и выровняв автомобиль, водитель с размаху шандарахнул кулаком по зеркалу заднего вида и прокомментировал повисшую на проводке панельку:
— Не люблю, когда меня снимают без предварительного уведомления и согласования с моим графиком. Приготовься, нам скоро выходить, — водительские пальцы запорхали над панелью управления.
— Ремни! Я не могу!
— Чёрт! — пытаясь уследить за бегущей на большой скорости улицей, он обернулся, протягивая маленький складной нож. Над тёмно-серой маской блеснули знакомые чёрные глаза.
— Это ты...
— Ещё имя моё произнеси в машине, напичканной камерами.
Дрожащими от волнения руками начала распиливать силиконовые ремни.
— Что ты делаешь?! Сцепление ковыряй! Резать ты до пенсии будешь! — прикрикнули на меня, и я нащупала прорезь, из которой выходил ремень, и ткнула туда лезвием. Чуть слышный треск — и один ремень ослаб, с остальными было проще.
— Готово!
— Двинься к правой двери. На счёт «восемь» выпрыгивай из машины, — я с ужасом уставилась на пролетающие мимо дома.
— Я убьюсь...
— Отставить бабские сопли! Нет времени. Один...
— Меня будут считать беглянкой.
— Два.
— А когда найдут, дадут мне пожизненное.
— Три.
— Нет, меня сразу усыпят без суда и следствия.
— Пф! Четыре.
— Но я ещё так молода...
Тяжёлый вздох и:
— Пять.
Я крепко вцепилась в ручку двери.
— Но перед смертью я хочу, чтобы ты знал.
— Шесть.
— Я тебя ненавижу.
— Семь.
— Ты будешь виноват с моей смерти! — сжалась перед прыжком.
— Восемь! — и автомобиль так резко затормозил, что я больно ударилась головой о переднее сидение и крышу. — Вылезай! — распахнулась моя дверь, и я почувствовала, как машина вновь набирает ход. — Давай! Быстрей!
Я практически выпрыгнула ему в руки, чувствуя пронзающую боль в щиколотке. Машина плавно набирала скорость, но парень не дал мне проводить авто взглядом, потянув куда-то в сторону. Он при этом держал меня за карман моей ветровки.
— А как же...
— Я установил автономный режим и программу ещё на семь остановок. В итоге она всё равно приедет в Департамент, это у них при сборке устанавливается. Ты можешь передвигаться быстрее?
Я усиленно закивала, пытаясь игнорировать острую боль в ноге. Мы вошли в какой-то подъезд, поднялись на лифте на предпоследний этаж, и мой сопровождающий впустил меня в абсолютно пустую квартиру. Она была связана тонким застеклённым балконом с домом напротив.
— А куда мы...
— Какая уже разница? Я официально объявляю тебя беглой преступницей, — едко добавил Чен.
Мне на это сказать было нечего.
Мы прошли насквозь ещё три дома, потом спустились на последний этаж, а затем и вовсе в подвал. Он тоже оказался сквозным, и вскоре я очутилась практически на другом конце города. Стараясь держать лицо и не хромать, я следовала за молчаливым парнем, который то и дело оглядывался. Ощущения в толпе были такими странными, меня так и тянуло сказать всем этим людям, что шли мне навстречу озабоченные и замученные, что я только что сбежала от жандармов. Свернув в какой-то переулок, мы вошли в старый панельный дом.
— Таких домов осталось совсем мало, — оглядываясь по сторонам, заметила я.
— Горжусь, что живу в музее, — поднимаясь по лестнице, хмыкнул Чен.
Я тут же стушевалась, побоявшись, что обидела его дом.
— Входи, — он распахнул передо мной двери.
И я оказалась в той самой тесной и заваленной вещами квартирке, которую видела на том видео.