Отец говорил: «Однажды они вернутся. Верь мне, Соя. Они придут, чтобы вновь вступить в схватку с этим несправедливым миром. И тогда они точно победят! Чёрт, как жаль, что я могу этого не увидеть... Но, может, тебе повезёт жить с ними в одно время! А если будет возможность помочь им... Соя! Отдай жизнь за них, потому что они делают это за нас. И помни, мы не зря переехали на окраину, в этот невзрачный дом. И книжный магазин на первом этаже — лишь прикрытие. Когда ты спросишь, не открывая двери, «кто там?» и услышишь те самые слова — впусти их в наш дом и свою жизнь, стань ангелом-хранителем хоть на мгновение, отдай им всё, даже если они попросят последний кусок хлеба. Ты меня поняла, Соя?».
Да что я могла понять в одиннадцать лет? Только то, что мой отец — мятежник и революционер, который всю жизнь мечтал переделать этот мир, а в итоге не смог уберечь даже свою семью. Она была не главным. Главной всегда оставалась идея мира во всём мире. А о том, что жена и ребёнок живут в постоянном страхе, он никогда не думал, ведь была высшая цель, ради которой стоило наплевать на близких. Даже в тот момент, когда жандармы забирали его и тихую заплаканную маму, он не говорил мне «Держись, любимая, всё будет хорошо! Я люблю тебя! Прости меня! Прости, что разрушил вашу жизнь!». Отец не давал наставлений, не объяснял, как жить дальше, нет. Он шептал, как безумный, о том, что всё повторится. Да, в этот раз они проиграли, но однажды удача будет на их стороне. После него придут другие, и если эти «другие» обратятся ко мне, я должна буду помочь. Во имя высшей цели, которую мне так тяжело было понять.
«Слова, ты запомнила слова, Соя? На какой пароль ты откроешь двери?».
Он пугал меня. Его глаза маниакально блестели. Он знал, что это конец. Он видел меня в последний раз, но его волновала не я.
«Папа, папочка...»
«Слова, Соя! Слова!» — он тряс меня за плечи, словно хотел всколыхнуть перепуганное чужими людьми, слезами и криками детское сознание.
«Бездна... На краю бездны», — вновь и вновь, всхлипывая, повторяла проклятые слова, погубившие мою семью.
«Запомни их, Соя, запомни...».
А потом его увели. Мама, казалось, не видела меня вовсе, уставившись безразличным взглядом в чёрную форму жандарма, который безжалостно сжимал тонкие локти. В один момент я осталась одна, и хоть бумага из департамента по национальной безопасности гласила, что мои родители находятся под следствием, я знала, что больше никогда не увижу их.

Шёл 355 год от Третьего переселения. Это время называли Великой Депрессией. Мне же было всего одиннадцать, и фактически я осталась сиротой.


10 лет спустя.
— Доброе утро, Соя, — дзынькнув дверным колокольчиком, в магазин вошла миссис Чо. — Ты обещала, что сегодня будут новые журналы по садоводству, — женщина в предвкушении потёрла ладони. — Я высадила петуньи невероятной красоты! Будешь идти мимо, обязательно загляни.
— Конечно, загляну, — улыбнулась ей в ответ. — И журналы как раз пришли!
Книжный магазинчик моих родителей особого дохода не приносил, денег хватало лишь на равное пополнение фонда и на мои житейские нужды. Никаких излишеств. У меня были постоянные клиенты, которые и не давали мне и моему магазинчику на окраине города умереть от голода и банкротства. В основном это были пожилые люди, как миссис Чо, и несколько школьников, живущих неподалёку, которых я снабжала канцелярией. В прошлом году умерла тётя Хелен, которая растила меня эти десять лет, и пожилая чета Чо взяла меня под свою опеку. Своих детей у них не было, и они бы с радостью забрали меня в свой дом, но я аккуратно отказалась, разрешая им подкармливать меня пирогами и поддерживать деньгами, покупая у меня журналы и книги по садоводству и кулинарии.
В противовес своему отцу я никогда не влезала в конфликты и в школе была очень тихой и незаметной, не спорила, даже если была уверена в своей правоте. Был в моей жизни уже один мятежник, которому правда была важнее семьи. Мой статус не позволял учиться дальше. Образование в университете могли получить только дети из элитного класса А. Мой — В — должен был пополнить ряды рабочих. От должности уборщицы меня спас книжный магазин, оформленный тётей Хелен сразу после школы на моё имя. Здесь я могла совмещать приятное с полезным: и работать, и жить, и читать сколько влезет. Хотя глядя изредка сериалы про весёлую университетскую жизнь, мне становилось тошно. Впрочем, я быстро давила внутреннее несогласие — не я установила такой порядок, значит, и не мне его отрицать и ломать. Надо просто жить.
Уже лет семь в городе не было никаких беспорядков. Все группировки взяты в оборот, лидеры и участники пропали без вести, остальные затихли и научились жить в мире, где была чёткая грань между теми, кто говорил, что надо делать, и теми, кто молча был обязан эти команды выполнять. И я привыкла к такой жизни. Да что там, я и не знала другой жизни. Для моего класса были отдельные больницы и очереди в магазинах, транспорт, паспорта, права и обязанности. К классу элиты следовало иначе обращаться, их охранял департамент, а нас — мальчишки, выросшие из моего класса и прошедшие подготовку в жандармерии. Фактически мир был разделён на две половины и пересекался редко: у элиты свои правила и порядки, у нас — свои. Угнетало ли это меня? Я всегда помнила ошалелые глаза отца, когда его уводили, и — нет, меня не угнетало устройство мира, меня угнетала глупость взрослых людей, упорно враждующих между собой, хотя мир, как мне казалось, построить было так легко.
Книжный магазин не закрывался до ночи. Бывало мальчишки прибегали за новыми комиксами, чтобы читать под одеялом с фонариками, или миссис Чо наведывалась за новым любовным романом. Да и мне было уютно и тепло среди книг, а на втором этаже среди пустых комнат становилось нестерпимо одиноко. Всё напоминало о родителях. Особенно о маме, ведь отец так редко бывал дома, постоянно посещая какие-то тайные собрания. Связанное мамой яркое покрывало на диване, скатерть на старом телевизоре, мои детские фотографии в самодельных рамках — всё это тихонько плакало вместо меня, успевшей давно выплакаться и законопатить слёзные железы упрямым «хватит». Поэтому я до темна сидела в магазине, свернувшись в углу в кресле и уткнувшись в лёгкую выдуманную историю.

Седовласый мистер Чо, постукивая по полу своей деревянной тросточкой, любезно зашёл пожелать мне доброй ночи и принёс домашнее печенье. Часы показывали половину двенадцатого, когда я закрыла дверь и погасила свет, направившись к внутренней лестнице, ведущей на второй жилой этаж. Неожиданно где-то неподалёку взвизгнула автомобильная сигнализация, заставив меня вздрогнуть. Наш район всегда был довольно спокойным. Наверное, коты, подумалось мне. И тут же раздался противный сигнал жандармерии, и мимо магазина пронеслось несколько машин с мигалками. Я поёжилась от неприятного холодка и стала подниматься по лестнице.
Стук. Отчётливый стук в дверь магазина. Замерла на последней ступеньке и прислушалась. Стук повторился. Зачем стучать в закрытый магазин, если там темно и табличка висит «Закрыто»? Понадеялась, что человек осознает свою оплошность и уйдёт, но стук настойчиво повторился. Пришлось спускаться.
Судя по силуэтам, за стеклянной дверью стояла целая банда.
— Магазин закрыт, — громко сказала я, не открывая и стараясь не выдать накатившее волнение.
— Извините, но не могли бы вы нам помочь? — спросил меня с той стороны глубокий мужской голос.
— Не думаю, что могу...
И, как гром среди ясного неба:
— Пожалуйста, впустите нас! Мы на краю бездны...

На секунду сердце сбилось, и перехватило дыхание. Нет, только не это. Только не эти слова... Мне хотелось жить и умереть, так и не услышав их никогда, но...
— Ты уверен, что эта дверь? — взволнованно зашептались с той стороны двери.
— Кажется... Не мог же я ошибиться.
— Может, дальше по улице есть ещё один книжный?
— Да он не дойдёт! И тряпка уже насквозь пропиталась кровью.
И медлить больше было нельзя. Щёлкнул замок, и я приоткрыла двери. Первыми вошли двое, поддерживая еле волокущего ноги третьего, затем, оглядываясь, в магазин проникли ещё пятеро. Маленькое помещение съёжилось до размеров кладовки. Парни? Мужчины? В тёмной комнате не понять. Я хотела включить свет, но меня тут же одёрнули:
— Не включайте!
— Чёрт! Жандармы! — выругался один из них, осторожно выглядывающий в щель между штор.
И точно, улица вновь осветилась фарами медленно прочёсывающих территорию жандармов.
— Спрятаться! Здесь есть, где спрятаться? — метнулся ко мне высоченный громила.
А куда можно спрятать столько амбалов?
— На второй этаж, идите на второй этаж! — и хотела метнуться первой, но перед дверями магазина неожиданно остановился автомобиль жандармов. — Ч-что делать?
— Потяните время, — спокойно сказал серьёзный коротко стриженный парень. — Все наверх! — шёпотом скомандовал он, и двое подхватили сидящего на полу парня.
И тут в дверь постучали. Незваные гости мгновенно взлетели по лестнице и затихли на втором этаже. Я дождалась третьего стука и только тогда, сделав пару громких шагов, спросила через дверь:
— Кто там?
— Это жандармерия, мисс. Не могли бы открыть нам двери?
— Что-то случилось?
Всё повторялось, как тогда, с отцом.
— Мы разыскиваем нарушителей порядка. Возможно, они проникли в ваш дом.
— У меня крохотный магазинчик на два окна и двухкомнатная квартира сверху. Думаете, я могла не заметить здесь чужого? — меня бил озноб. Я уже представляла, как меня забирают в тюрьму и тихонько стреляют в висок, добавляя в список без вести пропавших.
— Разрешите нам осмотреть дом, для вашей же безопасности, — настойчиво предложил жандарм.
Если заартачиться ещё, это покажется им странным, и они могут войти без разрешения, перевернув всё вверх дном.
— Надеюсь, это не займёт много времени, — и нарочно завозилась с замком. — Входите, — щёлкнув и ослепив их на секунду светом, впустила жандармов в магазин.
Мужчины осмотрелись, оценивая пустое заваленное книгами пространство.
— Вы не слышали ничего подозрительно? — обернулся ко мне один из них.
— У соседской машины сработала сигнализация. Это считается?
— Как долго она пищала?
— Недолго. Наверное, коты, — пожала плечами, пытаясь скрыть дрожь.
И тут мой взгляд упал на пол возле стола, на котором теперь красовалось несколько алых капель. Кровь отхлынула от лица. Если жандармы заметят, мне конец.
— А больше сегодня ничего особенного не слышала, в этом районе всегда жилось довольно спокойно, — потянула внимание на себя. — Да и жандармы исправно и регулярно патрулируют улицы. Мне стоит волноваться о нарушителях? Сколько их? — бочком, бочком двинулась в обратную от пятен сторону, чтобы ненароком не привести их взгляд туда.
— Семь-десять человек.
— Ого! Думаю, столько людей я бы уж точно заметила в своём доме, — жалкая попытка улыбнуться провалилась, разбившись о непроницаемость жандармов.
— Мы осмотрим второй этаж.
И здесь уже не было слова «можно».
— Говорю же вам, что... — но жандармы уже направились к лестнице.
— А нарушители какого возраста? — нарочно громко спросила, предупреждая тех, наверху, что мы уже совсем близко. — Шаловливые дети? Или кто-то посерьёзнее?
— Вас это не касается, мисс. Где здесь включается свет?
— Подождите, секундочку, он у меня немного сломан, — зашарила руками по стене в поисках выключателя, несколько раз специально проскальзывая по нему ладонями. — Вот, — и осветился небольшой коридорчик, из которого в одну сторону через арку шёл маленький зал, переходящий в кухню, а в другую — две запертые двери в мою и родительскую спальни.
Жандармы планомерно обошли зал, заглянули в нижние шкафчики на кухне, в которые разве что карлик мог поместиться, и вышли снова в коридор.
— Это комната моих покойных родителей, — тихо сказала, когда ладонь одного из жандармов легла на дверную ручку.
— Мы должны удостовериться, что вы в безопасности, — он смело толкнул дверь.
Комната оказалась пуста. Оставалась только моя спальня. Я чувствовала, как взмокла спина и встали тонкие волоски на руках, когда мы подошли к моей двери. Оттуда бил тонкий свет моего ночника, хотя я даже не успела дойти и включить его. Они там. И нас всех ждёт смерть.
— Это ваша спальня, мисс?
— Д-да.
— Не сочтите за грубость, — и дверь легко отворилась.

— Я тебя жду, а ты... Оу, жандармы? Я, конечно, люблю ролевые игры, но чтоб настолько натурально...
В моей постели, прикрываясь моим одеялом, лежал обнажённый по пояс незнакомец. Больше никого не было, и только приоткрытое окно подсказывало мне, куда делись остальные.
Жандармы смущённо потупили взгляды и отступили.
— А что, собственно, происходит? — по-деловому поинтересовался незнакомец, продолжая нагло возлегать на моей кровати.
— Произошло недоразумение. Мы приносим свои извинения за вторжение в вашу жизнь. Если вы заметите что-то подозрительное, каких-то незнакомых людей, незамедлительно обратитесь в жандармерию.
— Мы живём в цивилизованной спокойной стране, — отмахнулся тот самый незнакомец, о котором стоило бы заявить, — что тут может произойти? Ну, разве что на самом интересном месте меня прервут жандармы! Ей-богу, я эту историю буду всем знакомым рассказывать!
— Мы ещё раз извиняемся перед вами.
— Я знал, что моя жандармерия меня бережёт, но чтоб настолько! Вы уже проверяете, безопасный ли у нас секс? Ребята, безопасность — это, конечно, хорошо, но не до такой же степени!
— Надеемся, вы забудете этот казус, — совсем смутились стражи порядка и устремились вон из комнаты.
— Солнце моё, проводи людей и поскорей возвращайся, — донеслось вдогонку, и, кажется, это было сказано мне. — У меня появилась одна очень пикантная идея! Тебе понравится!
Я и так была красная, как помидор, меня бросало то в жар, то в холод, а тут он ещё добавляет!
Жандармы быстро распрощались и укатили, отключив мигалки. Я закрыла за ними дверь на все засовы, вытерла капли крови старой газетой, которую тут же выбросила в мусорку, и только потом поднялась на второй этаж.

Он всё ещё лежал на моей кровати. Черноволосый жилистый парень нагло смотрел на меня своими чёрными глазами, словно это я к нему в спальню проникла, а не наоборот.
— Они уехали, — сказала, остановившись на пороге.
— Я бы тоже хотел уйти, но... — он развёл руками и как-то болезненно улыбнулся. — Спирта не найдётся?
— Зачем?
— Конечно, выпить захотелось! — хохотнул он и поморщился. — Я тут постель твою испортил.
Мне подумалось, что он в обуви улёгся, но нет. Парень отбросил край одеяла, который уже пропитался, показывая мне кровавую рану на правом бедре.
— Они ушли, а меня за собой тянуть было опасно. Балласт, так сказать, вот меня и скинули прямо в твою постель. А тут очень удобно, надо признать, — он откинулся на подушки и закрыл глаза.
— Эй... эй, ты...
— Я немного полежу... чуть-чуть... и уйду, — пробормотал он, кажется, теряя сознание.