Зовут меня Будников Алексей Николаевич. Мне тридцать один год, не женат и никогда не был, детей нет. По званию я младший лейтенант и вишу — висю — произвисаю непосредственно на нашей районной доске почета как лучший участковый уполномоченный полиции, которого мои подведомственные граждане на данной административно-территориальной единице обязаны знать в лицо. Поэтому в свободное от обходов и бумажной волокиты время, которого, увы, у меня практически не имеется в силу обстоятельств непреодолимой силы, а именно — трудовыебудней, я, как правило, сажусь в свой личный автомобиль «Нива» одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года выпуска и направляюсь в другой конец города, чтобы спокойно и без промедления прибыть в спортклуб «Мускул» по улице Шелковичная, дом тридцать пять, шестой этаж, с целью непосредственного въебывания железа по всем видам мускулов, как своих, так и потенциального партнера, и нахождения по данному адресу вплоть до окончания процедуры сброса напряжения и возможного продолжения знакомства в индивидуальном порядке.

Однако в данный момент я нахожусь не по адресу Шелковичная, тридцать пять в другом конце города, а стою напротив двери квартиры поднадзорного многоквартирного дома своего участка, а все потому, что Будников Алексей Николаевич — долбоеб. В этом доме проживает пять наркоманов, и совсем не тех, кого Глафира Апполоновна с первого этажа оными считает, и не каких-то безобидных любителей курить природу, а непосредственно употребляющих тяжелые средства́, далее — два лица, стоящие на учете в психоневрологическом диспансере, три детдомовца и один недавно освободившийся из мест лишения свободы жулик с судимостью. Об остальных я не знаю ничего, хотя делаю обход регулярно. И об этих двух, громко ебущихся за дверью, до этого момента тоже ничего не знал, кроме того, что мы все трое — манерный мальчик с ресепшена спортклуба, его, судя по фото, большой и крепкий сожитель и я — лица гомосексуальной ориентации. Поэтому, когда мальчик накануне подкатил ко мне с любопытным предложением, а сегодня уведомил меня по телефону в письменной форме о месте своего проживания, куда следовало прибыть с целью вступления в половую связь втроем, я испытал, так или иначе, двойное поджатие яиц — от предвкушения предстоящего контакта, уже месяц как не происходящего ни в какой форме, ни в штатском, и от страха быть разоблаченным. Свои по голове за такое совсем не погладят, в лучшем случае, сделают вид, что глубоко насрать — не первый я и не последний, в худшем придётся сменить вид деятельности, да и сарафанное радио однозначно поспособствует ухудшению репутации, с потом и кровью за столько лет выслуги заработанной. Пусть я людей могу успокаивать одним видом, но на каждого такого меня найдётся свой усбэшник. Поэтому, дабы не компрометировать себя, я решаю прибыть к месту встречи в форме сотрудника полиции согласно протоколу. И, видимо, не зря, поскольку на данный момент осуществляю уже пятую попытку входа в жилище, выдавливая кнопку звонка почти наизнанку, но недобросовестные граждане, препятствуя нашей договоренности, четко и ясно дают понять, что попытки входа сегодня так и останутся попытками входа. А моих полномочий недостаточно, чтобы войти без разрешения. Бешусь, конечно, а между тем брюки натянулись у ширинки пожестче табельного Макарова.

— Алексей Николаевич! А чой-та ты к Сашеньке трезвонишь? Нехай случилось чего? Они с братом у нас не наркоманы.

Дергаюсь от старческого голоса и, прикрывая причинное место папкой, которую зачем-то взял по рабочей привычке, киваю шаркающей по направлению в мою сторону Глафире Аполлоновне.

— Доброго времени суток. Опрос провожу.

— Меня лучше опроси! Опять кастрюли украли! Соседка сверху ко мне ночью в окно залезает, я как ни гляну в коридор — сидит, смотрит на меня, глазами хлопает. Говорю ей, уходи, а она нейдет! А утром кастрюлей и нету.

— Вы лекарства принимаете? Внук давно приезжал?

— Какой внук? Твой? — Глафира хлопает глазами и шевелит челюстью задумчиво.

— Нет, конечно. Ваш внук, Сереженька.

— Тю! Типун тебе на язык! Нету у меня внука, я не замужем даже, выпускной класс!

Бедная бабка давно состоит у меня на особом учете: то под окнами у неё северокорейцы тоннели копают, как оказалось, не зря выезжал в два часа ночи — наткнулся на кладмэна, то интеллигентный мужчина с соседнего подъезда рептилоидом оказывается — там уже глюки были необоснованны, проведя проверку по данному обращению, я установил, что гражданин является приезжим из Якутии и арендует жилплощадь у другой гражданки, с которой Глафира Апполоновна с одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года находится в отношениях взаимной неприязни.

Вынужденно сопровождаю бабку до ее квартиры — не понятно, чего она наверх вообще поперлась, да еще и без палки — опять, что ли, заблудилась? — и покидаю дом, следуя обратно к своему транспортному средству. Жаль бабку. Жаль внука ее Серёгу и себя тоже немного. Эти вон голубки там ебутся на радость соседям и мне — так и сижу в «Ниве», куря и смакуя свой несостоявшийся коитус. На плешку за мальчиком ехать неохота, да и с пиписькиным отделом там пересекаться — себе дороже. Тем более я предпочитаю в той или иной степени равного, крупного, как на фотографии, с помощью которой меня ввели в возбуждение относительно тройственного союза.

Делать нечего, вечер претерпевает необратимые последствия испорченности средней степени тяжести. Вздыхая, набираю номер бабкиного внука.

— Серёга, приезжай. Твоя опять чудит. Сейчас по этажам гуляет вот. Ночью звонить начнёт, я как чую. Опять потом штраф выпишут на полторашку за ложный вызов.

— Алексей Николаевич, мой единственный надёжный товарищ, — басит трубка, — не слушай ты её, прошу тебя, игнорь нафиг. У неё сегодня лимоны фонят радиацией в «пятёрочке», а завтра президент обещает в гости заехать. Горбачев который.

— Так она верещать будет, мол, убивают её, мы не выехать не имеем права, в порядке очерёдности обязаны ответить на все заявки.

Серёга вздыхает, бубнит «ладно, сейчас буду» и кладёт трубку. Ни тебе спасибо, товарищ, за то, что оберегаешь покой своих граждан, ни до свидания. Через полчаса он действительно прибывает в обозначенное место, все ещё совпадающее с местом моего нахождения. Три сигареты, два мигания света в окнах лиц гомосексуальной ориентации и одно дефиле в нижнем белье и рейтузах от Глафиры Апполоновны — до выхода из подъезда, а оттуда в моем сопровождении обратно в квартиру, и вот Серёга жмёт мне руку.

— Здравия желаю, Будников. Ты разве сегодня при исполнении?

— Уже нет, тебя вот решил дождаться.

Серёга кивает благодарно, и на том спасибо. Даю краткое описание сложившейся ситуации, избегая деталей относительно запланированной и несостоявшейся встречи. Перед тем, как пойти успокаивать свою родственницу, он уточняет:

— Ты потом куда? На боковую? Может, по пиву?

— Только не в форменном обмундировании.

Серёга — тоже лейтёха, психолог из ПДН. Мы с ним пересекаемся по четвергам на стрельбище и иногда на физо отрабатываем приёмы борьбы, тоже вместе — схожи комплекцией.

— У меня олимпийка с собой и треники, стираные. Я на дачу бабкину собирался, ты меня на полпути развернул. Пока то сё, считай, уже просрал рыбалку.

Таким образом, через час после того, как Серёга уговаривает бабку произвести приём лекарственных средств и укладывает ее отдыхать, я оказываюсь ряженным в Серёгины треники с олимпийкой и почему-то у него на даче, по неосторожности имея место быть поддатым на уговоры. Серёга ставит охлаждать пиво до необходимой кондиции в холодильник, а я, пользуясь ситуацией, стараюсь убедить его направить бабку в спецучреждение.

— Я Глафиру Апполоновну каждую неделю стабильно вижу. Это раньше раз в месяц было, а теперь все чаще и чаще. Говорю тебе, хуже ей. Она иногда даже тебя от меня отличить не может. Ты пойми, Серёга, вот помрёт она, кто на вызов приедет? Я же.

Серёга вздыхает, разливая пивас по кружкам, а потом косится на меня с явным недоверием на физиономии:

— Ладно. Займусь вопросом. А вот лучше ты мне скажи, Будников, с какой целью сегодня прибыл к нашим голубкам? Бабка хоть меня уже и не узнает, но за Сашеньку своего любимого с верхнего этажа, сука, порвать готова.

— По вызову приехал, жалоба на них поступила, что шумят, — давая заведомо ложные показания и чувствуя, что немного потею, расстегиваю молнию олимпийки. Серёга производит визуальный осмотр моей волосатой груди и демонстративно скалится:

— Участковый по вызову ты у нас, значит? Хорош хабалить, по данному адресу сегодня ничего не поступало — раз. Не твоё дежурство — два.

По всей видимости, снова произвисать на доске почёта в скором времени мне предстоит ещё нескоро. Отпиваю пива и сознаюсь, уж лучше сам, чем Серёга через опросы этих двух агентиков местных узнает:

— Ну педик я.

Все равно побои мне не угрожают, я Серёгу на отработке приёмов всегда уделываю. Да и не буйный он, головой думать привык, так что телесных повреждений избежать можно, а вот рабочих процессуальных норм — увы. Найдут теперь, за что дисциплинарку влепить.

— Дай хоть до конца месяца, а потом напишу по собственному.

— Это ещё с хера ли?

— Ну как же: педик у нас в отделе.

Серёга долго изучает меня молча хмурым взглядом и вдруг придвигается ближе на гремучем железном табурете, кладёт тяжёлую ладонь мне на шею и еле слышно отвечает:

— Два педика, Лёха. На второго сам выйдешь или дать наводку?

Молча утыкаюсь лбом в его лоб. Странно обнимать Серёгу не в спарринге — по-новому как-то. Серёга тоже притихший, только производит поступательные движения ласкового характера, потираясь щекой с едва отросшей колкой щетиной о мою такую же щеку. Хорошо у его бабки на даче. Эх, Глафира Апполоновна со своей голубятней, вот за что, за что, а за это спасибо. И общественный порядок можно нарушать со спокойной совестью: участок большой, хватит на двух уполномоченных, соседи отсутствуют, а к личному досмотру друг друга мы с Серёгой непосредственно только что приступили.