Правильно люди говорят. Имея — не ценим, потерявши — плачем. Жить в бункере было интересно и спокойно, но только первое время. Дальше это превратилось в каторгу. В день сурка. Я просыпалась, ела, запиралась в своей комнате, убивала время всем, что попадалось под руку, ела, убивала и ложилась спать. Иногда к нам заходила какая-то девушка. Знакомая Барта. Они умоляли меня хранить молчание и ни в коем случае не рассказывать дикарю, что сюда приходит кто-то, кроме него. Идея мне не нравилась, но это был единственный способ получать извне новости и вещи, которые Ад покупать нам отказывался. 

— Почти три недели, — на грустном выдохе сказала я, пока мы ужинали в главном зале за большим круглым столом. — Он бы пришёл, если бы хотел, да? Раньше было такое?
— Нет, миледи. Я не так долго живу здесь. Раньше больше двух недель он не пропадал. Ну... Продовольствия нам хватает, химии тоже. Фактически, он не особо нам... нужен, — ответил Барт таким же грустным вздохом.

«Не нужен».

Ему тоже было грустно от этой мысли. Как оказалось, раньше у Барта тоже не было друзей. Это первый раз, когда ему хочется увидеть кого-то не из-за того, что он получит деньги. Со мной ему не так скучно, но многие темы для разговора для нас закрыты. Этим вечером мы сидели почти в мёртвом молчании. Даже когда тарелки опустели, мы как будто зависли, глядя  в пустоту сквозь обеденный стол. 

— Не держи на него зла. Наш белобрысый борец за справедливость из-за Джоша вляпался в такую грязь... — он задумчиво выпил вина из бокала.
— Из-за Джоша? Что ты знаешь?
Он посмотрел на меня так, словно пытаясь понять, стоит ли мне рассказывать что-либо. То ли алкоголь, то ли его желание развеять скуку разговором быстро развязали ему язык.

— Ты не слышала? Ад уже давным давно на крючке. Я не знаю, какую такую правду Джош о нём узнал, но он теперь вертит им как хочет. 
Я вспомнила, о чем речь. Сигарета, которую Хейз когда-то отдал Айдену. На ней был рисунок, увидев который, дикарь изменился в лице. Но что на ней было изображено, я до сих пор не знала.
— И... Что он делает для него?
— Подставляет кого нужно, вытаскивает из дерьма всяких ублюдков, берёт на себя вину за всё, что Джош вытворяет. А ты знаешь, как Джош умеет вытворять.
— Будь это правдой, он бы давно уже нас сдал ему.
Барт пожал плечами и выпил ещё немного вина.

— А что на счёт Ривза? Ад рассказывает тебе, как обстоят дела? 
Парень покачал головой. Кажется, лимит его красноречия был полностью исчерпан, так что единственное, что он собирался сейчас делать — курить самокрутку и читать его любимого Айзека Азимова.

Я достала телефон, снова включила видеозапись, которую уже изучила вдоль и поперёк. Каждое движение, каждый нерв на лице Джеймса Ривза были выучены мною лучше алфавита. Его лицо всё ещё вызывало у меня странные чувства. Я словно ощущала присутствие чего-то очень знакомого и даже... родного. Но в той же степени холодного и далёкого. Я точно где-то видела эти глаза.

— Наверное, в наше время сложно быть таким, как Ривз, — зачем-то я сказала это вслух, а Барт зачем-то это услышал. — Он ведь... Большая шишка, да? Из самого G-27. Как думаешь, такие, как он, имеют право выбирать? Вдруг он хотел семью? А вдруг она у него есть? Ведь наверняка, будь у него дети, пришлось бы их бросить ради какой-нибудь жертвы.
— Ну, Ривз и бросил.

Меня как током ударило. За столько времени я ни разу не удосужилась спросить у Барта, что ему известно. У Барта! Человека, у которого есть компроматы на всех и информация обо всём. Я постаралась сдержать своё удивление, но мой нервный голос меня выдал.
— У Джеймса есть ребёнок? — на это он промолчал и как-то шокировано посмотрел на меня. — Сколько? Где они?
Но парень только улыбнулся, забрал бутылку вина и, пожелав мне хорошего вечера, закрылся в своей комнате.

Нет ничего необычного в том, что время суток меняется. Но именно эта ночь настала как-то очень уж быстро. Я долго смотрела в потолок, снова и снова крутила в голове одни и те же мысли, будто два часа жевала один и тот же кусочек хлеба. Он потерял всякий вкус, но проглотить его не давало навязчивое чувство того, что он отравлен. 

Уснула я тоже быстро. Мне снились кошмары. Снилось, как я умерла и, наблюдая за всем со стороны, видела, как кто-то разрывает мою могилу и плюёт на крышку гроба. 

Я открыла глаза, когда кошмар решил добраться до меня и в реальности. По ногам прошёлся холод, мурашки покрыли всё тело без остатка, и дыхание перехватило. Я чувствовала... страх. Барт оставлял на ночь небольшой светильник в центральной комнате, так что единственным источником света был тусклый голубоватый луч, пробивающийся в мою комнату через дверную щель. 

Я попыталась снова закрыть глаза, отвернулась от двери и укуталась в одеяло. Луч из гостиной падал и на нарисованное окно на стене. Я смотрела на него... Пока мой ночной кошмар медленно прокрадывался ближе.

Дверь в мою комнату ни капли не скрипела. Я поняла, что она открылась только благодаря лучу света, который разлился почти на всю стену. Несколько секунд я думала, что всё ещё сплю. Надеялась, что у меня глюки. Но потом в комнате стало темнее. На фоне света появился мужской силуэт. Он остановился в дверном проёме тише, чем сама тишина. 

Я слышала всё, что происходило внутри меня. Слышала, с какой скоростью кровь течёт по венам, с какой силой оно разгоняет сердцебиение. Слышала крики умирающих нервных клеток и костей, дрожащих в неистовом страхе. Глаза уже не моргали. Я замерла, боясь пошевелиться. Я замерла, боясь дышать. Силуэт тоже не двигался. Я наблюдала за ним, он наблюдал за мной. Убьёт? Уйдёт? 

Мне ещё не приходилось рыдать от страха. И я до последнего надеялась, что и не придётся, но силуэт всё ещё был там. И как бы я ни жмурила глаза, он не исчезал. Это не кошмар.

Собрав остатки смелости, я перевернулась на другой бок, как бы сделав вид, что всё ещё сплю. Человек так и не издал ни звука. Я насчитала ровно сорок две секунды перед тем, как паника взяла верх. И открыла глаза.

ОН стоял так же неподвижно. Ему было плевать, увижу ли я его. Раньше мне казалось, что смерть придёт за мной с косой. Но смерть пришла с Джошем.

Он стоял в дверном проёме и молча смотрел на меня. Руки его были опущены — он даже не держал их в карманах. Голова наклонена чуть на бок, глаза стеклянные и даже не моргают. Я не слышу ни его дыхания, ни своего. Глаза... Эти глаза... Он просто стоял и смотрел. Стоял и смотрел! Ни слова, ни звука, ни единого движения. Его лицо в полной темноте, но я вижу, что на нём ни единой эмоции. Он словно мёртв. 

Убеждая себя, что это просто кошмар, я прикусила язык и сжала ладонь так, чтобы ногти впились в кожу. И убедилась, что не сплю.

Я насчитала десять секунд. Потом ещё десять. И ещё. Ничего. Если он хотел напугать меня до смерти, у него это успешно получалось. Я сгорала изнутри. Паника дошла до того, чо идея схватить что-то острое и проткнуть ему шею, лишь бы прекратить это, показалась не такой плохой. Лишь бы он не сделал этого раньше.

Джош... Мой мёртвый Джош... Ты только убей меня быстро. Чтобы без боли. Чтобы не видеть твои пустые стеклянные глаза. Мой мёртвый-мёртвый Джош... Ты только не поступай со мной как с Эл. Не держи моё хладное тело в неволе. Похорони в земле. Можно без почестей. Лишь бы не было больно. 

Я насчитала полторы минуты. Он так и не пошевелился. Так и не сказал ни слова. А потом просто повернулся и ушёл. Ушёл в сторону комнаты Барта...

«Если над тобой он будет извращаться, то Барта просто застрелит на месте,» — прогремели слова Ада в голове. Насчитав ещё шесть секунд для успокоения, я всё-таки поднялась с кровати. В моей комнате не было ничего, чем можно было бы защищаться. Только ваза, которую наркоторговец поставил как бы для декора. Её я и взяла.

Боец из меня никакой. Защитник — тем более. Я вышла в коридор босиком, чтобы не шуметь. От стресса голова раскалывалась. Я шла пошатываясь, картинка перед глазами кружилась и расплывалась, но ноги продолжали преданно нести меня к комнате Барта. 

Я остановилась в дверном проёме. Мозги совсем не соображали,  и я не понимала, что именно происходило перед моими глазами. Джош стоял у самой кровати блондина, глядя на него тем же стеклянным взглядом. Я не могла сообразить, сделал ли он то, что хотел, или только собирался. Я не могла даже разглядеть, дышит ли Барт. Кажется, уже нет...

Хейз перевёл на меня взгляд почти сразу после того, как я вошла. Голова закружилась ещё сильнее, ваза выпала из моих рук и, как назло, даже не разбилась. Я попыталась позвать Барта, надеясь, что он всё-таки ещё жив, но вместо крика меня хватило только на изнеможённый шёпот. Я без сил упала на колени, и мои глаза всё-таки закрылись.

От автора.

Не сказать, что это было раннее утро. В аудиториях уже начались первые занятие, но сонная ленивая тишина никак не хотела покидать коридоры. Светало поздно. Осень. Проходя мимо дверей, спрятанных в полумраке, он целенаправленно шёл вперёд. К самой крайней. Ниа называла это бункером. Большое помещение, из которого исходило несколько поменьше, было хорошо защищено от пуль, прослушек и даже бомб, но со словом «бункер» Ад был не согласен. Так называться имеет право только место, в котором безопасно. А он не уверен, насколько безопасно и правильно было оставлять там этих двоих.

Он переложил очередной мешок с провизией в левую руку, правой набрал цифровую комбинацию и приложил ладонь к биометрическому замку. Раздался глухой щелчок, металлические двери открылись и выпустили через себя ещё больший мрак. Подозрительная тишина разрезала уши. Он остановился у выхода. Тихо отложил продукты в сторону.
Прислушался.

Ничего.

Не успел он по привычке сказать специальный код, как из темноты показался силуэт.
Дикарь облегчённо вздохнул.

— Я звонил тебе два часа назад. Два! — взволнованно и даже слегка рассерженно сказал Барт. Его редко можно было увидеть в таком настроении. — Как-то не сильно ты торопился.
— Не истери. Что у вас уже случилось?
— Спроси у неё сам. Я не знаю, какая муха её укусила. Я в замешательстве.
Айден посмотрел за спину Барта, ожидая, что сейчас вслед за ним выйдет виновница торжества, но она не вышла.

Была бы у него возможность, он бы навещал их чаще. Была бы возможность — контролировал бы каждый их шаг и разговор, но чем больше он мысленно рвался сюда, тем сильнее корил себя за это глупое импульсивное желание. Это сентиментально. Глупо. Нерационально. Ведь изначально главной целью было спасти их от Джоша-психопата. Желать большего казалось ему эгоизмом. Желать просто увидеть их казалось ему чем-то зазорным. Неправильным. Нелогичным. Ломающим все его установки, которые он строил в себе столько лет.

— Она в своей комнате, — уходя в ванную, бросил Барт.

С каждым днём стены этого помещения как будто всё больше оживали, пропитывались чем-то лёгким, приторным, становились не такими холодными и жёсткими. На полках и столах появлялось всё больше вещей, в воздухе всё сильнее чувствовался женский запах и ненапряжённая энергетика. Ниа умела делать мир вокруг себя чуточку теплее. И Ад чётко ощутил, что за эти три недели, пока его не было, тепло здесь проникло в каждый уголок помещений.

Дверь в её комнату была приоткрыта. Из неё разливалось тёплое освещение яркого светильника. Она не слышала, как он пришёл. Услышала бы — побежала встречать. А может, уже и не ждала. Может, не вышла намеренно.

Ад подошёл к её комнате, обернулся убедиться, что Барт действительно уже далеко. Он поднёс кулак почти к самой двери, чтобы постучать, но что-то в нём переклинило. И он передумал.
Тихо открыл дверь без спроса. Сначала совсем немного. Потом почти нараспашку. И почувствовал, что здесь теплее всего.

Она так и не услышала его появления. Ниа сидела на кровати, перед ней лежал большой пакет с пустыми фантиками из-под конфет, и она мирно шуршала ими, выбирая самые красивые. Яркие и блестящие бережно откладывала в правую кучку, чуть бледнее — в левую. Но ни один не мяла и не выбрасывала. Для неё красивыми были все.

Он не позволил себе прерывать её ритуал. Так же тихо облокотился о дверной проём, скрестил руки на груди и молча продолжил наблюдать, оказав самому себе такую великую честь, как лёгкая улыбка.

Фантики были разноцветные, некоторые очень старые и потрёпанный. Скорее всего, она нашла некоторые прямо здесь, потому что у парочки обёртки были голубого цвета. Их она гордо приклеивала скотчем на стенку над своей кроватью, с особой осторожностью разравнивала пальцами и тут же бралась за следующий.

Он не упускал из внимания ни одно её движение. Наблюдал, как она растерянно ищет место для целлофанового пакетика, как заправляет волосы, как поправляет серёжки, здорово царапающие мочки её ушей, как чешет запястья и кусает внутреннюю сторону щёк. Такая спокойная. Такая миролюбивая и живая.

Даже комната её с каждым днём становилась чище. От скуки она несколько раз в день заново складывала вещи, вытирала пыль и сметала мусор с пола. В первую неделю она звонила раз в два дня. Потом в пять. Потом перестала. А в этот раз позвонил Барт. Он был спокоен, но на заднем плане Ад слышал паникующий голос Нии, которая пыталась отобрать у парня телефон. Сейчас и не скажешь, что она чем-то взволнована.

В голове снова что-то щёлкнуло. «Сентиментально. Нерационально. Эгоистично». Он заставил себя оторваться от неё, от теплоты этой комнаты, от света настольного светильника и несвойственно для него ощущения спокойствия. Он постучал пальцем по дверной раме. Ниа вздрогнула.

Увидев его, она вдруг подорвалась с места, перемешав между собой все фантики, подскочила с кровати и словно в порыве эмоций сделала странный рывок в его сторону, будто желая броситься в объятия, но на полпути заставила себя сдержаться. Остановилась. Сделала шаг назад, спрятала руки за спину и как-то стыдливо опустила голову.
— Доброе утро, — слишком тихо даже для неё.

«А может, не так уж сентиментально... Может, всё-таки не так уж эгоистично».

Какая-то тоска заныла в груди от её жеста. В комнате стало холоднее и на мгновение ему показалось, что это по его вине. Лучше бы он подождал в зале. Лучше бы она не прерывалась и лучше бы ему вообще не появляться здесь, чтобы не остужать её жар, исходящий из самого сердца.

Она переминалась с ноги на ногу, царапала пальцы за спиной и даже не смотрела на него. Тем сильнее выла тоска. Тем сильнее в комнате тускнел свет. Тем сильнее он корил себя за свой холод. Надеясь, что это не станет его самой страшной ошибкой, он протянул руки, подзывая её к себе. Разрешая исполнить её желание.

Она подняла взгляд, и в глазах её читалось столько эмоций, что если бы их можно было выложить на бумаге, эту картину продали бы за самые большие деньги планеты. Удивление, счастье, печаль — чего только не было в этом взгляде. Она постояла на месте всего пару секунд, потом настороженно и аккуратно подошла ближе, словно боясь, что это окажется какой-то жестокой шуткой. До последнего удивлённо смотрела ему в глаза, и только когда его руки опустились на её плечи, смогла облегчённо вздохнуть.

Она крепко обхватила руками его талию, а он, почувствовав это, крепче обнял её в ответ. Для неё это было в новинку. Для него — тем более. Настолько близко подпустить к себе кого-то он считал самоубийством, а потому теснее прижимал её к себе, чтобы было не так больно, если она вдруг решит вонзить ему нож в спину.

Тепло в комнате превратилось в жар. Она всеми силами старалась запомнить этот момент во всех деталях, впитать в себя всё тепло, все эмоции. Его запах, его прикосновения, его дыхание — всего было так мало и так много одновременно. Она крепко зажмурилась, боясь что это сон, который закончится, как только она откроет глаза. И затаила дыхание, когда он провёл ладонью по её спине.

— Голубые фантики очень красивые, но лучше не развешивай их так. Барт может неправильно понять.
Она выдержала паузу, надеясь, что он скажет что-то ещё, чтобы ещё раз услышать вибрацию его голоса.
— Это он тоже может неправильно понять, — пробубнила она ему в грудь, надеясь, что это не заставит его отстраниться. Не заставило. Он лишь издал тихое «угу» в знак согласия и запустил пальцы в её волосы.

«Три недели...» — громом отозвалось в её голове. Он не приходил три недели. Сейчас он отпустит её и уйдёт ещё на столько же? Больше? Или наконец всё закончится и можно будет увидеть живой свет, а не ничтожные попытки лампы заменить солнце?

POV: Ниана.

Обычно моё сердце не умело себя сдерживать. Скакало как бешеное, пытаясь перескочить через невыносимую боль или невыносимую радость. Не в этот раз... О нет, в этот раз всё было иначе. Оно билось так тихо и так спокойно, что на мгновение мне показалось, что оно так же боится, как и я. Боится этой близости, его последствий, его мотивов. Боится, а потому старается не шуметь. В этот раз моё сердце на моей стороне. И я делаю глубокий вдох, глубокий выдох. И просто растворяюсь в моменте. Просто надеюсь, что он тоже скучал. Что делает это не для того, чтобы просто успокоить меня.

Мы стояли так долго. Дольше, чем знакомые, дольше, чем друзья и, наверное, даже почти так же долго, как любовники. Когда дверь в ванную открылась, и в главном зале послышались шаги, приближающиеся к комнате, я отстранилась первая. Потому что если бы это сделал он, я бы не пережила.

Я быстро сорвала со стены голубые фантики, спрятала их под матрасом и трепетно ждала, когда в проёме наконец появится Барт и поможет нам скрыть эту неловкость. Ад запустил руки в карманы и, наверное, тоже не зная, как теперь смотреть мне в глаза,  ждал блондина, высматривая его в главном зале. И только когда тот присоединился  к нам, дикарь начал:

— Барт говорит, тебе есть что мне рассказать.
Речь шла о прошлой ночи. О ночи, когда я чуть не умерла.
— Да. Джош. Он был здесь.
Парни выдержали паузу, словно ожидая продолжения. Как ни странно, ни у кого из них ни один нерв на лице не дрогнул.
— Ты сама его видела или просто услышала какой-то шум?
— Я видела его собственными глазами. Прямо на этом самом месте, — я указала на дверной проём. — Он просто... Я не знаю, как это описать. Он стоял и смотрел. Ничего не говорил, не делал, только наблюдал. Сначала за мной, потом за Бартом. Со мной что-то произошло. Я потеряла сознание. Наверное, от стресса.

Они переглянулись с тем же безразличием на лицах. Только Барт как-то странно повёл бровями, мол: «А я тебе говорил».

— Миледи, через нашу дверь даже толпа Небесных не смогла бы пройти. Мы с Адом проверяли все возможные и невозможные выходы по сто раз в неделю. Если бы дверь открылась без нашего ведома, Ад узнал бы это первым. У тебя же есть какая-то панель контроля, да? — спросил он у дикаря, заведомо зная ответ. «Да».
— Я вру по-вашему? Он был здесь! Это же Джош, ему всегда удаётся находить пути.
— Послушай, этого не может быть, — Барт держался изо всех сил, но даже он терял терпение, потому что утром я уже успела вынести ему мозг по этому поводу. — Отсюда нет других выходов. И какой ему было бы смысл уходить с пустыми руками?
— Он хотел нас напугать, — предположила я. — Показать, что он всё знает. Заставить бояться. Да что угодно!

Айден слушал всё это молча. Лишь слегка задумчиво нахмурившись, скрестил руки на груди и обратился к Барту. Тихо и спокойно:
— Вы вчера выпивали? Ты что-то подмешивал ей?
— Я в своём уме! — это я уже почти кричала. — Джош знает, где мы! 
Барт тяжело вздохнул, поставил руки по бокам и отвел взгляд куда-то в сторону, ясно давая понять, что он не на моей стороне и этот разговор его сильно утомляет. Потому мне пришлось искать поддержку в другом лице.
— Ад, — серьёзно обратилась к нему я сорванным от эмоций голосом. — Вы же верите мне?

Он посмотрел на меня сочувственно. Кусал губы, иногда поглядывая на скептичного Барта и выдерживая долгую паузу перед ответом.
Он мне не верит.
— Ниа, он прав, мы прошерстили все углы. Он не мог быть здесь, это просто невозможно.

Надежда умирает последней... Может, и не врут, но теперь я точно знаю, что она не рада своему долголетию. Она сама хочет вскрыться. Я ведь не сумасшедшая. Я знаю, что видела. Я знаю, КОГО я видела. И если Джошу удалось обдурить двух сильнейших умов колледжа, то что ещё он сможет сделать? Страшнее было другое — даже дикарь мне не поверил. Со всем своим уровнем паранойи, со всей своей неприязнью к Джошу, со всем своим желанием защитить нас — оне не поверил мне. 

— Хорошо, давайте так... Если тебе так будет спокойнее, я ещё раз проверю, открывалась ли ночью дверь. И установлю ночные камеры на всей территории, — на этих словах он многозначительно посмотрел на Барта, будто заранее знал, что они ему не понравятся. И был прав.
— Делай, что хочешь, — блондин раздражённо развёл руками и вышел из комнаты.
Мы снова остались наедине, хотя теперь атмосфера была совсем иной. Я села на кровать, вздохнула. Он не верит мне. Он мне не верит.

Комната моя опустела, стала душной и тесной. Они оба разошлись по разным сторонам, оставив все мои страхи и беспомощность при мне. Что ж, мой милый мёртвый Джош... Похоже, ты ещё сложнее, чем я думала. Похоже, ты ещё опаснее, ещё хитрее. Ничего не делая, ты умудрился сделать мне больно и увидеть, что в действительности я всё так же одинока. Безоружна и слаба перед тобой.

Барт закрылся в своей комнате, включил свет ламп по всему бункеру — так он делал только при приходе Айдена. Пока никто из парней не видел, я стащила нож из кухни и положила себе под подушку. Если уж и ждать ЕГО снова, то хотя бы с маленьким шансом на спасение.

Прошло, наверное, чуть больше получаса. Изредка я слышала голоса из главного зала — парни обсуждали сначала новый список нужд, потом — случившуюся ситуацию, потом — рассказывали друг другу истории каких-то студентов, давно выпустившихся после двадцатипятилетия. Мне хотелось присоединиться, но то ли гордость, то ли обида заточили меня в моей же комнате. Дальше, судя по звукам, Барт заварил себе чай и в очередной раз закрылся в комнате. Куда делся Ад — я не знаю. Только это и подтолкнуло меня выйти из норы.

Я выглянула в зал. Обернулась по сторонам и увидела его у выхода. Он что-то делал с биометрическим замком, иногда поглядывая в мобильный и устало почёсывая затылок. Увидела да так и застыла в проёме. Так странно было снова видеть его так близко спустя три недели. Такой высокий, такой вечно задумчивый и серьёзный. Такой грустный и сонный... Наплевав на попытки создать свой собственный стиль, он снова надел чёрную ветровку поверх белой футболки и брюки с кучей карманов.

Я подошла как можно тише, чтобы не мешать. Было бы глупо, прождав его так долго, упускать возможность побыть рядом хотя бы пару часов. Я принесла два яблока, одно из которых протянула ему, на что он только коротко кивнул в знак благодарности. Хотелось спросить, чем таким важным он занимался три недели, как там Эбби и Миранда, как там дикари и все остальные. Но когда он сел на пол у двери, окружив себя деталями разобранной части замка, я молча села рядом. И наблюдала.

— Хочешь помочь? — спросил он через несколько минут тишины.
Я отрицательно покачала головой с улыбкой, и он продолжил работу, сдержав свою. Если помогу, он быстрее закончит. Быстрее закончит — быстрее уйдёт.

Мы не перекинулись даже парой слов. Оно и к лучшему. Я не знала, что сказать, что спросить. Лишь  тихо радовалась просто тому, что он всё ещё жив и помнит про нас. Про меня. Про Барта. Наверное, это был первый раз, когда я так долго смотрела на него без отрыва. Потом он поднялся, собрал инструменты и взялся за дверь в мою комнату — начал ставить обещанный замок. А я пошла следом.

9:12.
Самоё долгожданное время дня. Самое тёплое время суток, несмотря на то, что я сижу на холодном полу и прислоняюсь спиной к холодной стене. Но вряд ли это продлится долго — замок, который дикарь ставит на мою дверь, не требует шибко высоких навыков и мозгов. Он управится с ним минут за десять, а потом пожмёт Барту руку на прощание и уйдёт ещё на месяц.

— Останетесь у нас на ночь?
Ох, если бы только мой голос не сдал меня с потрохами... Если бы только мой тон не был столь жалок... Быть может, тогда бы его лицо не выдавало такое сильное непонимание и шок. Быть может, тогда бы он отреагировал иначе.

— Ниа, даже если Джош и был здесь, я сомневаюсь, что ему захочется навещать тебя каждый день. В этом нет необходимости. Я поставлю камеры и...
— Останьтесь не из-за Джоша, а... Просто так, — секундное неловкое молчание. — У нас есть третья комната. Там не такая мягкая кровать, но мы можем поменяться, если хотите.
Он чуть нахмурился, прогнав в своей голове скрытые от меня мысли. Его удивление сменилось напряжённостью.
— Если Барт обижает тебя и ты боишься оставаться с ним, скажи прямо. Я заберу тебя отсюда и придумаем что-то ещё.

Он, как всегда, впускал в свою голову любые варианты, кроме самых очевидных. Видимо, моё желание видеть его чуть дольше, чем пару часов, казалось ему слишком простым и диким. Он ни за что не поверит в то, что нужен кому-то не для выгоды.

— Нет. Нет, дело не в нём, я просто...
Я просто опустила глаза и не сказала больше ни слова. В этот момент я сильно напомнила себе Миранду. Кажется, скоро я тоже смогу претендовать на премию «самая жалкая попытка привлечь внимание дикаря».
— Посмотрим, — вдруг сказал он. И я сдержала улыбку.

Официально заявляю — это был один из лучших дней за последние пару месяцев. Не знаю, как для дикаря, за которым я целые сутки хвостиком ходила по всему бункеру, но лично я чувствовала себя замечательно. Барт из комнаты своей не выходил, так что не было особой неловкости, ревнивого молчания и перетягивания одеяла. Когда замки были установлены и проверены, а камеры установлены, дикарь нашёл новое занятие. Он достал ключи с верхней полки кухонного шкафа, куда я со своим ростом однозначно не дотянулась бы, и открыл дверь, располагающуюся в самой неприметной части бункера. Там оказалось что-то вроде склада. Дикарь сказал, это были вещи, которые использовали ещё до Нового времени. Ну либо запрещённые.

Барт говорил, что у дикаря есть место, куда он таскает всякие железяки для новых изобретений. Конечно же, в его комнате для них меня не было, так что таким местом стала именно эта комната. Сначала он искал что-то конкретное, потом решил немного прибраться в своих запасах. А потом заметил мой скучающий вид.

— Смотри, — сказал он, видимо, в попытке меня как-то развлечь. Он немного порылся в древних папках с бумагами и иностранными текстами и протянул мне маленькую зеленую карточку с картинками.
— А это бумажные деньги. Как наши Касты, только можно потрогать.
— Это же ужасно неудобно... Как люди могли пользоваться такими? А вдруг потеряются? Или намокнут? О, посмотрите, — я взяла в руки фигурку какого-то неизвестного мне розового животного, на спине которого виднелось прямоугольное отверстие. — Это... Корова?
Ад прищурился, взял у меня фигурку и покрутил в руках.
— У коровы должны быть рога. Возможно, собака.
— Розовая собака?
— Розовая страшная собака.
Он потряс её в воздухе. Внутри фигурки что-то звенело, напоминая ключи или железяки. В конце концов страшная собака нам обоим быстро надоела, и Айден поставил её на место.

— Голубая расчёска, солнцезащитные очки, синяя одежда... Это ведь всё запрещено.
— Поэтому оно и здесь.
Здесь пахло историей. Порванные карты, перьевые ручки, проводные телефоны, портсигар... Прошлое буквально умирало на этих полках, и как только мы открыли дверь, словно снова вдохнуло жизнь, надеясь, что мы вынесем его из этой тесной пропитанной чернильными слезами комнаты. Мне было грустно смотреть на всё это. Здесь были даже игрушки. Барт говорил, пару лет назад сюда действительно привозили детей. Но потом было решено, что более старшие ребята подают им дурной пример, и с тех пор детей до двенадцати лет отправляют сразу в G-27.

Барт любил математику. Поэтому когда мы нашли в горе памятников прошлого счёты, я подумала, что было бы неплохо ему тоже взглянуть на эту комнату. Но потом я посмотрела на дикаря, чьё внимание привлёк старый радиоприёмник. И вспомнила кое-что важное.

— Ад, можно сказать кое-что откровенное?
Он ответил как-то неразборчиво, но я приняла это за знак согласия.
— Я знаю, Вы не любите, когда нарушают личные границы. И Вы не многим позволяете обращаться к себе полным именем, но... Я подумала, вдруг мне уже можно войти в этот список и я могу называть Вас иначе. Как на счёт «Айден»? — я выдержала длинную паузу, зная, что он будет слушать дальше. Лицо его не пропустило ни одной эмоции, поэтому я продолжила. — Или может быть лучше... Айден Ривз?

Сердце пропустило удар. Перед этими словами я обернулась, чтобы убедиться, что Барт не слышит нас. Но после того, как произнесла, появилось чувство, что меня слышал весь мир. Дикарь на мгновение замер на месте. Он тяжело вздохнул, отложил радиоприёмник в сторону и поднял на меня тяжёлый взгляд.

— Перед тем, как вы начнёте мне угрожать, чтобы я молчала, я скажу ещё кое-что. Это чертовски жестоко с Вашей стороны. Вы не доверяете мне право находиться в Вашей комнате, пока не выверну карманы, зато доверили Барту такие серьёзные вещи. Барту! Я понимаю, он полезен и дорог Вам и всё такое, но... Почему он? Я сделала что-то не так? Почему Вы доверили это ему, а не мне? Это ведь я помогала искать Джеймса. Чёрт возьми, я помогала искать Вашего отца и Вы сочли ненужным сказать мне об этом. Если бы я знала, что это настолько важно, я бы старалась лучше. Но почему Барт?

Выслушав меня до самого конца, он скрестил руки на груди и заговорил совершенно спокойно, будто я не сказала ничего необычного.
— Перед тем, как я начну тебе угрожать... Я не говорил ничего Барту. Он сам догадался. Он работал с Джеймсом несколько лет назад и, скорее всего, что-то разнюхал.

Теперь было ясно, в кого Ад такой гений. Теперь было ясно, почему дикарь так хочет его найти. Теперь было ясно, почему до последнего оттягивает момент прочтения его дневника. Опасается, что найдёт там что-то личное. Что-то про него самого.

— Скажите честно. Вы хотите найти его потому, что он в курсе дел G-27 или потому, что он Ваша родня?
Он проигнорировал мой вопрос, вытолкал меня из комнаты, закрыв её обратно на ключ, и направился куда-то к центральной комнате.
— Почему он в G-27, а Вы нет? Он ведь был главарём до Вас. Почему он бросил ваш народ? Вы сказали, он знает, что мы его ищем. Почему не даёт найти себя? Это он для Вас оставил подсказку в дневнике и на видео? Он заранее знал, что Вы окажетесь в колледже? Или подстроил, чтобы Вы сюда попали?
— Ещё один вопрос, и я действительно начну тебе угрожать, Твистер.

От огромного потока неподтверждённой информации начала раскалываться голова. Чёртов Айден Ривз... Сын чёртового Джеймса Ривза. Выходит, когда Ада погрузили в иллюзию и пытались стереть ему память, это подстроил его отец. Выходит, он действительно знал всё заранее. Всё до мельчайших деталей. Семейка гениев... От таких мыслей в самом деле становится страшно.

Ад сказал, колледж меняется с каждым днём. Я заранее назвала день, когда мы выйдем из бункера, днём освобождения. Металлическая дверь откроется, и я снова выйду в мир, который совершенно не знаю, потому что к тому времени всё изменится. К тому дню мы выйдем из тени как новорождённые котята. С закрытыми глазами. Конечно, если выйдем. Конечно, если у Джоша нет на нас каких-то других планов.

Барт был более спокоен на этот счёт. У него всегда была в кармане подушка безопасности в виде его информаторов, подручников и головорезов. У Ада же не было ничего, только мозги и паранойя размером с айсберг. Наверное, только это и помогало ему там, на свободе.

— Oh mon Dieu¹, дружище, оторвись от своих формул. Ты всё-таки у меня в гостях.
Барт вышел только ближе к вечеру, когда Ад, починив все поломки и перепроверив все входящие-выходящие отверстия наружу, нашёл для себя более привычное занятие — записывание идей на бумагу и составление плана очередной новой гениальной разработки. Он бы мог делать это и в электронном виде, но почему-то всегда больше доверял перу.
— Я нашёл у вас на кухне три крысиные норы. Я когда-то в юности создал усилитель запахов для наших местных курильщиков в лагере, чтобы бросили. Я могу встроить такой же с запахом еды в ловушку и избавиться от них, — он тут же в порыве вдохновения начал записывать что-то на отобранных у меня листах А4 мелким еле разборчивым почерком. Уметь так быстро писать прописью пока что было лишь мечтой для меня.

Барт посмотрел на всё это с насмешкой, отлучился на минуту и вернулся с полным бокалом вина Шато Латур 2004 года. Выждав ещё минуту, пока Ад спишет по меньшей мере половину листа, он вылил почти весь бокал на стол, прямо дикарю под руку, и вся бумага тут же покраснела и размокла.

Ривз (сын чёртового Джеймса Ривза) поднял на него пронзительный взгляд. Ох, если бы глазами можно было убить... Но в ответ Барт лишь допил вино, оставшееся в бокале.
— Ты находишься в моём доме, mon ami². А в моём доме запрещены любые действия, кроме отдыха, развлечений и, конечно же, любви, — он подмигнул мне, приподнял бокал, словно произнёс тост, и попытался отпить ещё вина, совсем забыв, что там пусто. — Так что оставь в покое моих хвостатых друзей и расслабься.

Барт бережно поставил на стол бутылку красного сухого и принес ещё два фужера.
— Любимое вино мадмуазель Элисон Леруа, — сказал он тихо с потухшей улыбкой на лице и разлил напиток на нас троих. — Надо сказать, она умела выбирать вино. 
— Надо сказать, она не умела выбирать компании, — добавила я и неуверенно взяла в руки бокал.
— Такова жизнь, душа моя. Никто не смел ей указывать. Да и она не позволяла.

Барт поставил свой бокал на стол, чтобы дать Айдену выбрать. Он знал, что тот заподозрит неладное и начнётся всматриваться в дно или проверять края посудины на наличие ядовитых разводов.

— Я не планировал сегодня пьянеть.
Барт чуть наклонился ко мне и заговорил полушёпотом, прекрасно понимая, что Ад его всё равно слышит.
— Я один раз пытался выпивать с ним, так он вырубился после второго бокала пива. Клянусь, вырубился как младенец.
— Рассказывай больше!
— Я таких трезвенников в жизни не видел, — дальше он обращался непосредственно к Аду. — Я у тебя был первый, получается. Ты же до этого и капли в рот не брал?

Айден скомкал промокшие от вина бумаги и бросил их в наркоторговка, испачкав его белоснежный костюм.
— Ты знала, что он крашеный? — в отместку Барту сказал мне Ад. — У него уже седина на половину башки. Серое вещество из мозга через корни выходит. Даже оно понимает, что это потерянный случай. А ещё он морщины тоником замазывает и пятки о чужие полотенца вытирает. Фетиш такой.
— А Ад.

Этот цирк не заканчивался до тех пор, пока в один из моментов битва перестала быть словесной и началась драка. Конечно, далеко не такая жестокая, какую я видела между дикарём и Джошем. Тут скорее было похоже на мальчишескую игру. Они то ли боролись, то ли толкались, то ли обнимались — сложно понять. В любом случае, на это без улыбки смотреть было невозможно. 

Самое печальное в прекрасных днях — их окончание. Было бы замечательно, если бы мы жили все вместе постоянно. Если бы мы вообще жили в нормальном колледже и нормальном мире. Вечером парни всё-таки выпили по бокальчику. Мне же запретил дикарь — забрал мой фужер, пока Барт не видит. А я потом в отместку забрала у него сигарету, которую он хотел скурить за компанию с наркоторговцем. Пока Барт не видит. Тот сильно удивился, когда узнал, что Ривз младший собирается остаться на ночь. Он бросил какую-то колкую шутку (что-то про наши с дикарём отношения), но больше донимать не стал. 

Я не спала часов до четырёх ночи. Потому, что не спалось. И ещё потому, что слышала в главном зале звуки перелистывания страниц и пишущей ручки. Айдену никогда не нравилось, если я говорила под руку или просто стояла над душой, как это было сегодня днём. Но если днём моё присутствие не сильно его обременяло, то ночью он хотел побыть один. 

Он много раз вздыхал, много раз ставил чайник. А когда долго не мог что-то сообразить — начинал отжиматься. То ли это алкоголь плохо влиял на его мозговую деятельность, то ли он просто очень устал, но не мог себе позволить пойти спать с чистой душой. А я молча лежала и слушала. Глупо, наверное, но раз он не разрешал сидеть рядом, мне хотелось быть рядом хотя бы мысленно. Чтобы этой ночью он всё-таки был не одинок.

Последняя кружка чая была заварена, последний лист был перевёрнут. Дикарь выключил самый яркий светильник ровно в 4:51. Наверное, его обеспокоила открытая дверь в мою комнату, так что он подошёл к моему порогу, чтобы закрыть её. А я поступила как жуткая эгоистка и рискнула отложить его сон хотя бы на десять минут.

Я позвала его по имени. Произнести заветное «Айден» мне не хватило смелости, так что я сказала коротко. Он на мгновение замер, почти закрыв дверь, и снова открыл почти нараспашку, впустив в мою комнату каплю тусклого света.

— Что с нами будет дальше?
Было жестоко задавать такие сложные вопросы в такой поздний час. Он не сразу сообразил, что мне ответить.
— С нами?
— Мы ведь не будем сидеть в бункере всю вечность. Джош никуда не денется, а жить взаперти становится всё сложнее.
— Давай не будем загадывать наперёд. Пока здесь безопасно, а значит, пока всё останется так, как есть.
— Вам ли не знать ценность свободы? Что может быть важнее?

Он вздохнул. Уверена, он и сам всё прекрасно понимал.
— Вы оба живы и ты под защитой. Сейчас это — самое важное. Барт позаботится о тебе.
— Мне не нужна его защита.
Айден коротко цокнул, наверное, сдержав желание перейти на более грубый тон голоса.
— Мы это обговаривали, Твистер. Одна ты не справишься, а он — гарант того, что...
— Вы меня не поняли. Мне не нужна ЕГО защита.

Молчание длилось так долго, что вышло за все рамки приличия. Из-за темноты мне не удалось увидеть, какая именно эмоция застыла на его лице. Ещё мгновение и он зашёл в мою комнату, чуть оставив за собой дверь лишь слегка приоткрытой, и жестом попросил меня подвинуться.

Сердце ускорило ритм, когда дикарь снял с себя чёрную ветровку, оставшись только в футболке. Без рукавов... Он впервые позволил мне увидеть его оголённые предплечья, изуродованные шрамами, один из которых (самый свежий) оставила я.

— Я пока не могу обещать тебе свободу. Но...
Сердце заколотилось ещё сильнее, когда он поставил вторую подушку повыше и лёг рядом. Не слишком близко, чтобы не создавать неловкостей, но и не слишком далеко, чтобы я могла видеть экран его мобильного. А ещё чувствовать его запах. А ещё слышать его дыхание. А ещё начать борьбу с не самыми приличными мыслями из моего арсенала.
— Подумал, что тебе хотелось бы это увидеть.

Он разблокировал свой мобильный и подарил мне ещё один повод для улыбки. На заставке его телефона стояло наше с ним общее фото. Когда мы играли в «правда или ложь», он проиграл мне желание. И выполнил его.

Дальше он сонно протёр глаза и зашёл в галерею, в альбом с видеозаписями. Последнее видео длилось шестнадцать минут. Подставив ногу, он положил руку с телефоном ближе ко мне и включил запись.

Наверное, он запомнил наш разговор в карцере. Я рассказывала о том, как часто шёл снег в наших краях. Мягко говоря — не часто и не густо. А то, что я видела на видео... Это не поддавалось никаким словам. Настоящий снегопад. Громадные белоснежные хлопья, падающие с неба как в медленном танце. Эта запись не через стекло — дикарь снимал всё с улицы, показывая сначала бесснежную пустыню за куполом, потом здание колледжа, с заваленными сугробами крышами. Белоснежное полотно ослепляло даже сквозь экран, и я не могла не улыбаться. Так хотелось словить в ладошки хоть одну снежинку, поймать языком хоть одну замерзшую капельку воды. Я слышала из динамика хруст снега под ногами парня. Я видела пар, который он, видимо, выдыхал, и грешила представлениями о том, что нахожусь рядом. О том, как закрываю глаза, и холодные пальчики зимы касаются моих красных щёк.

То ли Ад поднял камеру к небу, то ли лёг на снег вместе с телефоном — дальше снежинки падали прямо в объектив. На фоне серого неба они казались тёмными, но не менее прекрасными. И я мысленно лежала под снегопадом вместе с ним. И я в действительности лежала на одной кровати вместе с ним. Изо всех сил я старалась не смотреть на шрамы на его руках. Это было бы грубо по отношению к нему.

Видео дошло почти до одиннадцатой минуты. Мне показалось, что дыхание дикаря стало тяжелее, а его рука уже слабее держала телефон. И была права — ещё через минуту он почти выронил его. Я рискнула посмотреть в его глаза и увидела, что они были закрыты. Он засыпал.

Не сдержав улыбки, я снова опустила взгляд на экран и решила досмотреть до конца. Будить его тоже было бы жестоко. И я снова решила рискнуть — морально настроилась на долгую гневную лекцию, которую он начнёт читать мне утром, и дала ему спокойно поспать.
Видео закончилось, а потом и экран потух. Я аккуратно взяла его телефон с обратной стороны и замерла на несколько секунд, стараясь действовать как можно тише.

Новость, как и беда, не приходит одна. Этой ночью я узнала не только о том, что под куполом колледжа пошёл снег, но и о том, что бывает, когда одного телефона касаются два человека. Видимо, эта функция начинала работать только после определённого времени. Вышло так, что мы держали телефон вместе почти десять секунд. Сначала его экран стал ещё чернее, потом на нём появилась зелёная эмблема в виде взлетающей ракеты с надписью «ИБСЭ-g». Информационная база совмещаемых элементов G-27. Сначала весь экран покрылся текстовыми строками, моментально стирающимися и снова появляющимися снизу. Позже начал всплывать текст более крупным шрифтом с понятными буквами:

«Элемент 1 (ж)
Элемент 2 (м)
Совместимость плазмы: положительно.
Половая совместимость: 86,51%
Вероятность репродуктивных нарушений: 7,4%
Донорство: 

Ожидание......
Донорство: положительно.
Половая совместимость:
Запрос

Ожидание......
Половая совместимость: ЗАПРЕЩЕНО.
Причина:
Запрос

Ожидание.....
Причина: вероятность рождения следующего ребёнка голубоглазым равна 95/100.
Обработка информации.
Экстренная передача информации в главный отдел.
Ошибка.
Ошибка.
Ошибка.
Информация не доставлена».

Я забрала его телефон, и экран тут же отключился. Вероятность рождения ребёнка... Голубоглазым. Мне вдруг стало так страшно и противно от себя. Знакомое чувство. Но пора бы смириться, что этот мир никогда не будет благосклонен к таким, как я. Это тайна, которую по сей день знает только два человека на всей планете, один из которых насильно забыл. 

Я отложила его мобильный на тумбу, а сама поднялась с кровати и взяла со стула халат. В комнате, которая предназначалась Айдену, немного холоднее, чем здесь. И кровать твёрже...

Я посмотрела на него, и моё тупое сердце снова перешло на сторону зла. Оно билось так сильно, словно хотело толкнуть меня обратно и заставить остаться. Но ведь ничего не произойдёт, если... Нет! Произойдёт. Это же чёртов Айден Ривз. Признаться честно, одна только мысль о том, чтобы спать с ним на одной кровати, вызывала у меня море неописуемых и непонятных мне чувств. С другой стороны, это ведь моя комната. Это его вина, что он завалился сюда и уснул рядом.

Я села на край. Исключительно для того, чтобы лучше думалось, конечно же! И чтобы поближе посмотреть на него... Конечно же...

Я тяжело вздохнула, отбросила халат в сторону, натянула одеяло на нас обоих, легла рядом и отвернулась к нему спиной. В конце концов, он тоже человек. Уставший сонный человек, который защищал меня уже сотни раз. И который сегодня обнял меня в первый раз. И, дай Земля, сделает это во второй.

*****

Чуткого сна у счастливых людей не бывает. Ты либо спишь крепко, впитываешь в себя все прелести бессознательного полёта в облаках, либо ты Ниана Твайстер и каждый раз боишься открывать глаза перед приходом нового дня.

Одно из самых ужасных качеств бункера — здесь нельзя понять, какое сейчас время суток. Окон нет. Здесь всегда темнота. Но почему-то именно сегодня я кожей ощутила, что нужно срочно просыпаться.

Я резко открыла глаза, рывком приняла сидячее положение, включила слабый ночник и обернулась. Для меня было великой радостью проснуться первой и обнаружить, что я не оказалась волшебным образом прилипшей к дикарю, потому как имела обыкновение всегда спать в обнимку с чем-то. Или кем-то. До того, как одеяло стало моим лучшим другом по ночам, я всегда спала с Энди в обнимку. Так просто было необходимо для выживания. Так теплее. Чего уж говорить о том, что я питала к нему какие-то чувства, а он — нет. 

Шаги к моей (в  этот раз — нашей) комнате прозвучали страшнее будильника. Я даже не успела никак отреагировать, а Айден даже не успел проснуться, как Барт громко постучал в приоткрытую дверь и почти сразу ступил через порог.
— Мне безмерно стыдно вот так врываться в Вашу комнату, миледи, но я не был бы столь бесцеремонен, если бы не... — он многозначительно посмотрел на дикаря, который от его голоса тоже наконец вернулся в этот мир.

— Чёрт, Барт... — еле слышно прохрипел Ривз и поспешил встать.  
Его метод быстро просыпаться меня удивил. Он несколько раз дал себе хороших пощёчин и сильно надавил на переносицу.
— Это вообще не то, о чём ты... — он сделал паузу, попутно зашнуровывая кроссовки. — Да плевать вообще.
— Я смотрю, ты не выспался, — Барт с какой-то неприятной насмешкой в глазах посмотрел сначала на меня, а потом снова на него. — Я постараюсь быть максимально тактичным и сдержать окончание заготовленной мною шутки при себе, хотя её суть весьма и весьма меня огорчает.

Дикарь подхватил свою ветровку и хотел было как можно быстрее выйти из комнаты и из этой глупой ситуации, но Барт встал у него на пути.
— Я надеюсь, ты был... осторожен. Потому что ещё один маленький голодный ротик твоей маленькой наглой копии эти стены просто не выдержат.

На этих словах Барт напрочь разбил мои надежды на то, что эта ночь прошла без внеплановых прикосновений. Парень показательно убрал с белоснежной футболки Айдена длинный тёмный волос, явно принадлежащий мне. И явно оказавшийся там не воздушно-капельным путём.
— Но всё, конечно же, было не так, как я подумал, — ухмыльнулся Барт, и дикарь, грубо оттолкнув его в сторону, вышел из комнаты.
Оказавшись со мной наедине, блондин как-то саркастично пожелал мне доброго утра и ушёл следом за дикарем, закрыв за собой дверь.

Меня в какой-то степени обрадовало, что Ад забыл свой телефон. Без него он не уйдёт, а значит, у меня будет возможность успеть... Извиниться? Стоило всё-таки разбудить его или уйти в другую комнату. Но кто ж знал, что Барту резко понадобится разговор с дикарём в такую рань. На часах едва ли стукнуло восемь.

Я наспех переоделась, накинула халат, положив в карман его телефон, и пошла к умывальнику. Парни, по всей видимости, всё ещё разговаривали, так что я только слышала обрывки фраз и нотки их интонаций. К счастью, они не ссорились. Да по большей части они вообще никогда не ссорились. Айден мог как-то грубо обратиться к нему, иногда прикрикнуть за незначительные проступки, но что-бы ругаться... Иногда кажется, что они считают себя выше этого.

Удивительно, как много всего может произойти всего за один день. Казалось бы, я несколько недель умирала здесь в скуке и забвении, делая одни и те же дела, повторяя одни и те же слова для одного и того же человека. А тут всего день, и уже словно перевёрнута целая жизнь.

Зубная паста на щётке меняет вкус, я сплёвываю, набираю в рот новый глоток воды, набираю в голову новый поток мыслей. А ведь всего пара часов, и всё вернётся в прежнюю колею. Всё то же самое, как по расписанию. Однажды я проснусь и обнаружу, что умею на ощупь находить все шероховатости на стенах. Просто потому, что от скуки выучу все их расположения.

Сплевываю, умываюсь, утыкаюсь лицом в полотенце. А когда снова смотрю в зеркало, еле сдерживаю в себе желание вздрогнуть от неожиданности.
— Кажется, у тебя есть что-то, что принадлежит мне.

Да. Есть кое-что.

— Мне жаль. Неловкая вышла ситуация. Кажется, Барт это так не оставит. Я позже попытаюсь ему всё объяснить.
Оборачиваюсь, чтобы смотреть на него напрямую, а не через стекло.
— Это так значимо для тебя? — голос его, на удивление, спокойный и серьёзный. — Ниа, мы взрослые люди. Даже если бы он не ошибался, это просто не его дело. Всем плевать, кто с кем спит.
— Мне не плевать. Дело не в каких-то местных сплетнях, а в моей чести. И в Вашей, на минуточку, тоже.
Он повёл бровями, как бы безмолвно соглашаясь со мной.

— Я так понимаю, следующий Ваш визит будет в честь нашей с Бартом смерти от старости?
— Или в честь ареста за самые глупые шутки на Диком Западе.
Я улыбнулась, но если честно, мне было совершенно не смешно.

Я неохотно подошла ближе. Всё с той же неохотой достала из кармана его телефон, понимая, что самолично приближаю время его ухода. Протянула ему. Посмотрела в глаза. И умерла, наверное, в десятый раз за эти два дня.

У всех, наверное, был момент, когда взгляд застывает на чём-то конкретном. И неясно, то ли это что-то настолько прекрасно, то ли настолько уродливо, что ты буквально не можешь оторваться. И ладно, если бы такой сдвиг был только у тебя. Но это «что-то» тоже застывает и смотри на тебя в ответ. И то ли вселенная вокруг начинает трескаться и искриться, то ли вселенная внутри тебя забыла о том, что она не должна так громко рыдать слезами из комет.

Он всегда был дикарём. Всегда был свободным, всегда был жестоким и своенравным. А ещё он всегда был так красив, всегда был крепок духом и характером, всегда умел заставлять чувствовать себя если не особенным, то хотя бы по настоящему важным кусочком человечества. И быть может, он всегда смотрел на меня вот так. Быть может, его взгляд сейчас ничем не отличается от его взгляда вчера и три недели назад. Быть может, я выдумала его хорошие качества, выдумала свои мысли, свои чувства, свои дрожащие коленки и сердце, так упорно стремящееся покинуть измученную истерзанную грудь.

Быть может, моё желание вернуться в прошлое буквально на два часа и проснуться в тот момент, когда волос с моей головы падал на его футболку, слишком наивно. Быть может, я круглая дура с дурацкой дырявой душой. И быть может, стоило бы держаться от людей подальше, чтобы их не засосало, но... Раз там дыра, а не осколки, почему же больно так?

Я не знаю, что мною двигало. Я не знаю, откуда взялись силы на этот шаг, откуда взялась смелость и наглость. Чёртов Айден Ривз. Сын чёртового Джеймса Ривза.

Чёртов дикарь.

Я притянулась так близко, как это только возможно, собрала в груди все чувства, что только остались в живых, аккуратно, но крепко схватилась за край его футболки и потянулась к его губам.

Я всегда была слабой. Меня душили, били, подвешивали, толкали, поливали грязью и ненавидели. Я вставала с грязного пола, грязных пыльных дорог, луж и грязных языков. Я всегда старалась решать всё мирно, перетерпеть, чтобы потом стало лучше. Я всегда старалась сделать всем хорошо, сделать мир чуточку добрее. Хотя бы на капельку. Но в один день я убила. Убила ради человека, который много раз убивал ради меня. Сломалась ради человека, который много раз меня ломал. Он не специально. Я знаю, что он не хотел. Он хороший, я знаю наверняка.

Если честно, было уже всё равно. Единственное, что именно в этот момент я знала точно — мне хорошо. Просто стоять рядом с ним, просто слышать его голос, его дыхание. Просто чувствовать это странное необъяснимое желание прикоснуться к нему. Просто знать, что он жив, просто смотреть ему в глаза. 

Просто... Смотреть... как он убирает от себя мои руки и отстраняется.

Ох, если бы глазами можно было убить... Я бы умерла на месте. Под слоем пыли, которым покрыто твоё сердце, ведь ты им не пользуешься. Под слоем песка, под грудой камней, под морем слёз и крови. 

Он посмотрел на меня так, будто я сошла с ума. С таким непониманием и отчуждением в глазах, что охота вскрыться. И ты абсолютно прав, Айден. Мальчик с ледяным сердцем, которое так никому и не удалось отогреть. Абсолютно прав. Я окончательно сбрендила.

— Простите... — проронила я и выбежала из ванной, случайно задев его плечом.

Закрывшись в своей комнате, я лишь хотела не задохнуться. Дышать тяжело. Что-то грудь сдавило до треска рёбер. Что-то по щекам покатилось горячей дорожкой. Что-то громко зазвенело в груди. 

А через минуту вслед за моим замком раздался щелчок замка входной двери. Он ушёл, не прощаясь.

______________________________

Oh mon Dieu¹ — Ох, Боже мой.
Mon ami² — Мой друг.

Арт авторский